Бердников Г.П. (глав.ред). История всемирной литературы в 9 томах, Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

ВВЕДЕНИЕ

141

что и племя инь. Чжоусцы говорили на том же

языке, что и иньцы, пользовались тем же пись-

мом. Отталкивание в этом случае выражалось

в переходе к племени чжоу руководящей роли

в этом районе, во всем же прочем тут наблюда-

лась прежде всего преемственность. Однако для

истории литературы эпоха Чжоу имеет перво-

степенное значение: с нее, собственно, и начи-

нается история китайской литературы, так как

то, что, возможно, было создано еще в царстве

Инь, во-первых, крайне незначительно по коли-

честву, во-вторых, дошло до нас в виде, при-

данном ему чжоусцами.

Иная картина наблюдалась в Средневосточ-

ной зоне — в ее индийской части: вместо куль-

туры Хараппы в бассейнах рек Инда и Ганга

возникла новая культура, и создали ее другие

племена — индо-арии. Прежний мир перешел в

новый только в составе мифов и легенд, отра-

жавших мировосприятие этих новых племен.

В иранской части этой зоны новое состояло в

том, что персы стали и политически, и куль-

турно доминировать в этой части мира и не

только уничтожили или оттеснили прочие ста-

рые народы, но и как бы заново начали свою

собственную культурную историю: строго гово-

ря, их литература с этого времени и начинает-

ся. Другая картина наблюдалась в Палестине:

возвратившиеся туда евреи продолжали свою

прежнюю историю; продолжали ее и в области

литературы.

Совсем по-иному произошел переход к ново-

му Древнему миру в балканской и островной

части Евро-афро-азиатской зоны: здесь на аре-

ну истории вышел новый народ — греки-дорий-

цы, разрушившие культуру древних ахейских

греков. Но этот ахейский мир по-своему все-та-

ки вошел в жизнь нового народа: все историче-

ские события, которыми ознаменовалась смена

«главных действующих лиц», вошли в состав

мифов, легенд, исторических преданий, опреде-

ливших миропредставление новых хозяев этой

части мира. И в этом сложном комплексе роди-

лась и греческая литература.

Каковы же основные вехи развития литера-

тур в этом Древнем мире?

Наиболее известна нам литература греческая.

В ее истории обычно различают три большие

эпохи: раннюю — архаическую, среднюю —

классическую, позднюю — эллинистическую.

Первая — время сложения гомеровского эпоса,

а также древней лирической поэзии. Вторая

эпоха — время Эсхила, Софокла, Еврипида,

Аристофана, Геродота, Фукидида, Ксенофонта,

Горгия, Лисия, Исократа, Демосфена, Сократа,

Платона, Аристотеля. Третья — время новоат-

тической комедии, александрийской поэзии, эл-

линистической прозы. Такое различение нахо-

дит Поддержку и в общей- истории греческого

мира. Ранняя эпоха — период древних царств

гомеровской Греции (IX—VI вв. до н. э.); сред-

няя — период полисов, городов-государств вре-

мени их расцвета (VI—III вв. до н. э.); позд-

няя — период больших эллинистических монар-

хий (III—I вв. до н. э.) и в дальнейшем — объ-

единившей их Римской империи (I в. до н. э.—

V в. н. э.).

Сходная картина наблюдается в истории

древней китайской литературы. В ней также

легко различаются три большие эпохи: ран-

няя — время сложения первых произведений,

вошедших в историю под своими позднейшими

наименованиями: «Шуцзин» («Книга Исто-

рии»), «Шицзин» («Книга Песен») и «Ицзин»

(«Книга Перемен»); средняя — время создания

памятников, ставших в дальнейшем «классиче-

скими»: «Луньюй», «Мэн-цзы», «Даодэцзип»,

«Ле-цзы», «Чжуан-цзы», «Чуньцю», «Сунь-

цзы», «У-цзы», «Гуань-цзы», «Хань Фэй-цзы»,

«Чуцы»; поздняя — время ханьской литерату-

ры, разнообразной и многоликой. И такое раз-

личение также находит себе поддержку в общей

истории страны. Ранняя эпоха — период Чжоу-

ского царства до его распада на отдельные го-

сударства — лего (XII—VIII вв. до н. э.); сред-

няя — период существования этих отдельных

государств, их наибольшей силы и расцвета об-

щественной жизни и культуры (VIII—III вв.

до н. э.); поздняя — период большой, объеди-

нившей весь Китай Ханьской империи (III в.

до н. э.— III в. н. э.) — этого восточного анало-

га Римской империи на Западе.

Независимость общеисторического и литера-

турно-исторического процесса в этих двух весь-

ма удаленных друг от друга и, видимо, несвя-

занных зонах Древнего мира заставляет думать,

что подобные черты сходства, скорее всего, не

случайны, что они вытекают из самого сущест-

ва исторического процесса на этом этапе исто-

рии человечества.

Так, в истории древнееврейской литературы

также можно выделить три большие эпохи: пер-

вая — со времени завоевания Палестины и об-

разования на ее территории первых межпле-

менных объединений по «вавилонское плене-

ние» (XII—VI вв. до н. э.); вторая — со време-

ни восстановления Иудейского государства по

завоевание Палестины Александром Македон-

ским (VI—III вв. до н. э.); третья — со времени

включения Иудеи в эллинистический мир до

гибели Иудейского государства (III в. до н. э.—

I в. н. э.). К первой эпохе относят книги Су-

дей, Иисуса Навина, некоторых пророков, в том

числе первого Исаии, а также книгу Бытия. Ко

второй — книги Самуила, Царств, некоторых

пророков, в их числе Иеремии и Иезекииля,

142

КЛАССИЧЕСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕГО МИРА

книги Руфи, Юдифи, Эсфири, Товита и Дани-

ила. К третьей эпохе относится вся так назы-

ваемая еврейская эллинистическая литература

и литература ветхозаветных апокрифов. При

этом следует отметить, что подавляющая часть

еврейской эллинистической литературы создана

не на еврейском или арамейском языках, а на

греческом и принадлежит эта литература уже

не одним древним евреям, а и грекам, точнее,

всему эллинистическому миру.

Это обстоятельство заставляет по-новому при-

смотреться и к истории греческой литературы:

в ней также ее третья эпоха занимает особое

место. В сущности, греческая литература в это

время перестает быть собственно греческой, а

превращается в международную литературу

всей Присредиземноморской зоны Древнего ми-

ра. Столица этой зоны уже далеко не одни Афи-

ны. Их несколько — Александрия, Пергам, Ан-

тиохия, Родос, Афины, причем на первый план

выходит именно африканская, бывшая египет-

ская, Александрия да еще малоазийская Антио-

хия. Иначе говоря, в этой части Старого Света

формируется своя зональная литература, общая

для всех народов этой зоны.

При сопоставлении с трехчастной схемой

движения древней литературы более явственно

вырисовываются некоторые особенности исто-

рии древней литературы в Индии. Хотя в пол-

ной мере этапы ее развития трехчастной схеме

не соответствуют, все же можно отметить, что

в процессе канонизации текстов вед, а также

«Махабхараты» и «Рамаяны», впитавших в се-

бя материал, унаследованный от старого Древ-

него мира, происходит незаметный переход от

архаики к классике, а буддийская литература

конца I тыс. до н. э.— начала I тыс. н. э., шаг-

нув далеко за пределы собственно Индии, яви-

лась своего рода аналогом грекоязычной лите-

ратуры эллинистической и римской эпох. И сно-

ва иначе развертывается история литературы в

Иране: в сущности, она сводится к постепенно-

му созданию того комплекса литературных про-

изведений, который вошел в историю под име-

нем Авесты. Начальные части этого комплек-

са — Гаты — являются, подобно индийским

гимнам Ригведы, первым памятником древней

иранской литературы. Особенность литератур-

ного процесса в Иране, несомненно, стоит в свя-

зи с тем обстоятельством, что Персия, в начале

истории нового Древнего мира вошедшая в ор-

биту Евро-афро-азиатской зоны, стала после за-

воеваний Александра Македонского все более

отделяться от прочих частей эллинистического

мира.

Как было указано выше, обе крайние эпохи

истории Древнего мира, начальная и конечная,

являются переходными: первая — от старого

Древнего мира к новому, вторая — от нового

Древнего мира к средневековому. Для характе-

ристики, так сказать, типа литературы Древне-

го мира, ее состава, системы наибольшее зна-

чение имеет средняя эпоха, поскольку именно

на этом этапе первое классовое общество про-

ходит наиболее цельную полосу своей истори-

ческой жизни. Для последующей же истории

мировой литературы особенно важна, конечно,

третья эпоха, так как она подводит к новой ве-

ликой литературе, созданной и старыми, и но-

выми народами на следующем большом этапе

истории человечества — феодальном.

Эта третья эпоха ознаменовалась полной пе-

рестройкой у народов Древнего мира всего ми-

ропредставления, переосмыслением всего исто-

рического процесса в целом, всеобщей пере-

оценкой ценностей. На пороге Средневековья

человечество делает огромный шаг вперед, и

притом во всех областях своей жизни — эконо-

мической, социальной, политической, культур-

ной, в частности и в литературной.

ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. АРХАИЧЕСКИЙ ЭТАП

Древностью в отношении к истории Китая мы

называем время с середины II тыс. до н. э. по

III в. н. э. В нем мы различаем три большие

эпохи: эпоху племенных союзов — Шан-Инь-

ского (XVIII—XII вв. до н. э.) и Чжоуского

(XII—VIII вв. до н. э.), эпоху городов-госу-

дарств (лего — VIII—III вв. до н. э.) и эпоху

Империи (III в. до н. э.— III в. н. э.).

Археологические данные свидетельствуют,

что культура на территории Китая, во всяком

случае в районе среднего течения Хуанхэ, ста-

ла возникать еще до сложения Шанского пле-

менного союза, т. е. в III тыс. до н. э.; по месту

находок ее называют культурой Яншао; но дру-

гих материалов, кроме археологических, от это-

го времени у нас нет. От времени же Шанского

союза, вторую половину которого обычно на-

зывают Иньским, до нас дошли письменные па-

мятники, первые в истории китайской культуры

вообще

—

это буцы, «гадательные словеса»,

надписи, вырезанные на костях животных, пан-

цирях черепах и бамбуковых планках. Надписи

эти относятся ко второй половине II тыс. до

н. э., к последнему этапу истории Иньского

союза и начальному Чжоуского. Они дают важ-

ный материал для суждения о различных сто-

ронах жизни того времени, свидетельствуют о

раннем появлении письменности (а это означа-

ет—достаточно развитой культуры), о языке

того времени, но к литературе отношения не

имеют. К началу литературы можно отнести

эдикты и указы древних правителей (среди них

такие, которые по характеру и стилю могут счи-

таться первыми образцами риторической про-

зы), гадательные формулы, поговорки, приме-

ты, заклинания (в них есть образцы афористи-

ческой прозы), наконец, песни, оды и гимны.

Все они относятся к XII—VII вв. до н. э.

Переведем эти даты на язык истории; XII век

до н. э., особенно его середина,— период боль-

шого исторического значения: по традиционно-

му обозначению это время ослабления, а затем

падения царства Инь и появления на его месте

царства Чжоу; в свете современных научных

представлений — время распада одного, более

раннего племенного союза — Иньского — и об-

разования другого, более позднего — Чжоуско-

го. Возможность письменной фиксации словес-

ных произведений уже конца Иньской эпохи

предполагается на основании упомянутых «га-

дательных словес», в большой части относя-

щихся ко времени Иньского царства; существо-

вание письменности в дальнейшем удостоверя-

ется сохранившимися надписями на бронзовых

сосудах, относящихся ко времени Чжоуского

царства. Произведения древней словесности в

общем — памятники Чжоуского царства.

Что же оно такое, это Чжоуское царство?

Отделить исторически реальное в этих памят-

никах от созданного исторической фантазией

нелегко. Эпоха Чжоуского царства еще в Древ-

ности стала «золотым веком» китайской исто-

рии. Мысль о «золотом веке» появляется тогда,

когда народ, вышедший на арену исторической

жизни, уже полностью испытывает ее трудно-

сти и тяготы и начинает мечтать о лучшей жиз-

ни. Желание думать о такой жизни как о чем-

то вполне возможном побуждает воображаемую

картину ее относить не к будущему, т. е. к тому,

чего еще не было и что только может быть, а к

прошлому, т. е. к тому, что уже безусловно бы-

ло и, следовательно, вполне может быть и

опять. С представлением о «золотом веке» мы

встречаемся во времена Конфуция, т. е. в VI—

V вв. до н. э., причем большую роль в укрепле-

нии этого представления сыграл он сам. Созда-

вая свою картину наилучшего общественного

строя и стремясь придать ей максимальную

убедительность, он ссылается на то, что такой

строй уже был когда-то. Главное место в этом

«когда-то» занимало Чжоуское царство.

На такой почве сложились произведения, ри-

сующие это царство. Главное из них — «Чжоу

ли» («Законы Чжоу»), т. е. описание установ-

лений и порядков этого царства. В этом памят-

нике причудливо смешано историческое и вы-

мышленное; а то, что в нем в какой-то мере от-

ражает реально-историческое, либо прямо пред-

ставлено в категориях позднейшего обществен-

ного строя, либо осознано в свете этих катего-

144

КЛАССИЧЕСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕГО МИРА

рий. Поскольку же последние сформировались

в условиях государства в точном историческом

содержании этого явления, постольку и царство

Чжоу стало государством, да еще высокооргани-

зованным.

Историческая наука позволяет проникнуть

через этот покров вымысла и переосмысления.

За ним мы видим картину племенного союза на

его поздней стадии — стадии перерастания его

в государство.

Союз этот слагался из большого числа пле-

менных групп. В повествованиях о царстве

Чжоу можно найти указания, что в начале

Чжоу (в конце XII в. до н. э.) их было более

тысячи, в конце же (в первой половине VIII в.

до н. э.) их было несколько более ста. Из этих

цифр можно заключить, что история царства

Чжоу характеризуется процессом постепенного

уменьшения числа племенных групп либо

вследствие слияния нескольких соседних, либо

в результате включения более слабых в состав

более сильных.

Территория, занятая племенной группой, на-

зывалась «земля» (ди); центром ее было «селе-

ние» (и). Объединение нескольких групп назы-

валось го — словом, впоследствии получившим

значение «государство». В составе такого мест-

ного объединения главы отдельных групп были

«держателями земли» или «держателями селе-

ния», главы же го именовались хоу — словом,

впоследствии получившим значение «князь».

Князь был главой объединения нескольких пле-

менных групп, его селение, несомненно самое

крупное по размерам, было общим цептром все-

го объединения — городом. Такой город-центр

также назывался го, что подчеркивало единство

в те времена двух категорий: города и государ-

ства.

Все эти местные объединения, «княжества»,

в совокупности составляли царство Чжоу, т. е.

считали главу рода Чжоу своими общим вож-

дем, который рассматривался как ван — царь,

вожди же местных племенных объединений

были чжухоу — князьями этого царства. Отно-

шение князей к царям сводилось, надо пола-

гать, к участию в Совете и общих предприяти-

ях, главным образом военных, а также к обя-

занности подношений, даров.

В чжоуское же время оформилось и первое

классовое деление общества. Оно связано с по-

явлением рабов. В источниках упоминается по

крайней мере о четырех категориях подневоль-

ных. Все они составляли класс несвободных, ко-

торому протр!востоял класс свободных. К клас-

су свободных принадлежали земледельцы, ре-

месленники, весь простой народ (шужэнь);

к этой же массе примыкали служилые люди

(ши), составлявшие верхний слой свободного

населения, О различном положении простого

народа и служилых людей можно судить по од-

ному из более поздних, но все же сохраняю-

щих отзвуки древности памятников — «Лиц-

зи» («Записи правил», или «Книга обрядов»);

говоря о законах (ли), т. е. правилах общест-

венной жизни и поведения человека, действую-

щих в упорядоченном, культурном обществе,

этот памятник указывает, что такие законы не

относятся к «низам» — простому народу (ся

шужэнь); говоря же о наказаниях, отмечает,

что такие наказания не относятся к «вер-

хам»— «большим мужам» (шан дафу). Таким

образом, и в среде свободных, т. е. в составе са-

мого племени, существовали свои слои, что сви-

детельствует о делении общества на привилеги-

рованных — управляющих — и лишенных та-

ких привилегий — управляемых. Добавим, что

территория Чжоуского царства занимала сред-

нюю часть бассейна Хуанхэ, главным образом

те земли, которые в позднейшее время вошли в

состав провинций Шэньси и Хэнань.

Приблизительно к середине XII в. до н. э. от-

носятся древнейшие памятники китайской сло-

весности, наиболее ранними из которых счита-

ются гао — обращения, эдикты.

Понять текст этих древних документов нелег-

ко, настолько далек их язык от тех норм древ-

него китайского языка, которые представлены

в более поздних произведениях той же Древно-

сти. Многие из последующих исследователей

древней письменности даже сомневались в воз-

можности вообще понять их во всей полноте, а

к числу таких исследователей принадлежали и

Хань Юй, один из ученейших людей Китая

VIII в. н. э., и Чжу Си, бывший не только вы-

дающимся философом, но и замечательным фи-

лологом XII в. Все же основное содержание

этих эдиктов ясно: это речи, обращения прави-

телей к народу. Необходимость в таких обра-

щениях возникала в связи с особой важностью

сложившейся тогда ситуации, как, например,

произошло с эдиктом Пань-гэна, вероятно са-

мым древним из этого вида произведений.

Пань-гэн — шанский царь, т. е. вождь шан-

ского племени,— задумал переход всего племе-

ни из занимаемого им района, из страны Гао, в

другой — в страну Инь. Ко времени Пань-гэна

навыки оседлого существования были уже на-

столько прочны, что к замыслу вождя относи-

лись очень враждебно. Преодолеть это враж-

дебное отношение и должно было обращение

Пань-гэна, в котором необходимость перехода

мотивировалась бедствиями, причиняемыми

разливами реки. По-видимому, обращение до-

стигло своей цели: переход в страну Инь про-

изошел, и Шанское царство с того времени пре-

вратилось в Иньское,

ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

15")

[ругой, не менее важной причиной было вы-

но обращение, названное «Великим обраще-

>м» («Да гао»). Оно относится уже ко вре-

[и Чжоуского царства. Основатель этого цар-

а У-ван, ниспровергший царство Инь, все же

авил основной район этого царства сыну

зрщвленного последнего иньского царя, при-

вив к нему троих опекунов из своей семьи,

нако после смерти У-вана вспыхнуло восста-

з, и Чэп-ван, молодой чжоуский царь, вынуж-

[ был предпринять поход против мятежни-

В призыве к такому походу и в объясне-

I обстоятельств, его вынудивших, и состоит

тщение Чэн-вана, начинающееся торжест-

шыми словами: «Обращаюсь ко всем—к вам,

щыкам страны, к вам, вершащие дела», т. е.

шязьям, правителям отдельных частей стра-

, и к слугам-министрам.

К более позднему времени относятся другие

шедшие до нас произведения этой поры древ-

сти. О более позднем их происхождении сви-

гельствуют их содержание, форма, язык и

1ль. Это уже не эдикты — речи, обращения к

роду, а как бы декларации, манифесты, сво-

) рода указы. Наиболее прославленный из

х— «Хун фань» («Великий закон об управ-

нии»), как впоследствии истолковал это на-

ание Конфуций. Этот документ отнесен ко

емени У-вана, т. е. к самому началу Чжоу-

:ого царства. В нем есть краткая вступитель-

ш часть, возможно, более позднего происхож-

!ния, призванная объяснить появление самой

жларации.

«Прошло тринадцать лет [со времени вступ-

зния У-вана на престол царства Чжоу]. И вот

ришел ван к Цзи-цзы [мудрому сановнику по-

зднего иньского царя, не пожелавшему пе-

зйти на службу к У-вану] и сказал: „Цзи-цзы!

[ебо незаметно для нас руководит людьми, по-

огает им устраивать свою жизнь. А я вот не

паю, в чем же состоят правила управления?'

(алее следует ответ сановника, т. е. изложение

ого, что тогда считали основными положения-

ги при управлении государством. Небо и пре-

одало правителям эти основы. Дело отнесено

;о времени Юя —- одного из трех, как тогда ве-

ши, царей-мудрецав (шэн ван) глубокой древ-

юсти. Люди сильно

страдали от разливов реки,

I вот один герой, по» имени Гунь, вознамерился

юроться с разливами при помощи запруд. Это

)ыло его ошибкой. Юн нарушал естественный

юрядок вещей: река должна течь, это свойство

;амой природы воды. Поэтому «Владыка», как

:казал Цзи-цзы, т. е„, видимо, «Владыка Неба»,

разгневался и не преподал этому неразумному

«Великий закон об управлении», поскольку тот

явно не был способен его понять. Гунь был на-

казан смертью. Его сыну Юю Небо и препода-

10 История всемирной;литературы, т. 1

Сосуд в виде птицы

Бронза. Период Иньского царства

(XVIII—XII вв. до н. э.). Пекин. Музей Гугуд

ло «Великий закон об управлении». На этом

«вступление» заканчивается.

Изложение самого закона строится по опре-

деленной схеме. Сначала статьи просто называ-

ются; затем объясняется, что следует разуметь

под этими наименованиями; наконец, дается

подробное разъяснение их. Так, в первых двух

статьях документа характеризуются «пять сти-

хий» и «пять дел». Первая стихия — вода; вто-

рая — огонь; третья — дерево; четвертая — ме-

талл; пятая — земля. Первое дело — как дер-

жать себя. Второе — как говорить. Третье —

как видеть. Четвертое — как слышать. Цятое —

как думать.

Поскольку причиной преподания закона по-

служило непонимание того, что у природы есть

свои законы, с которыми люди должны считать-

ся, постольку дальнейшее объяснение «пяти

стихий», т. е. пяти элементов материальной

природы, сведено к разъяснению природы каж-

дой из этих стихий.

«Вода — влага, она стремится вниз. Огонь-—

пламя, он стремится вверх. Дерево — прямизна

и кривизна. Металл — податливость и изменяе-

мость [т. е. подверженность обработке]. Земля—

146

КЛАССИЧЕСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕГО МИРА

злаки [т. е. способность производить хлебные

злаки] и ограды [т. е. способность служить мате-

риалом для возведения огрид, стен и т. п.]. При

объяснении «пяти дел» сообщается: «Пристой-

ность [поведения] создает дисциплину. Соответ-

ствие [в речи] создает порядок. Ясность [виде-

ния] создает прозорливость. Отчетливость [об-

думывания] создает мудрость».

К числу прославленных древних произведе-

ний принадлелчат «Два уложения» и «Три пла-

на» («Сань люэ»). Под такими наименования-

ми известны декларации, манифесты на тему о

мудром правителе, об управлении государством,

об обязанностях человека, о добродетели и по-

роке. Произведения эти, несомненно, более

позднего происхождения, чем описанные выше.

Это видно и из их языка, и из содержания, но

отнесены они к Древности более далекой, чем

время Чжоу и даже Инь: героями их являются

Яо, Шунь и Юй — цари-мудрецы мифических

времен.

Наука отрицает какую бы то ни было степень

историчности этих царей-мудрецов; они порож-

дение исторической легенды. Однако легенды

эти возникли еще в древности. Для Конфуция,

человека VI—V вв. до н. э., Яо, Шунь и Юй бы-

ли столь же реальны, как Вэнь-ван, У-ван —

основатели Чжоуского царства, как Чжоу-гун—

особо почитаемый Конфуцием строитель этого

царства. Легенда создала для этих царей-мудре-

цов даже особое царство, назвав его Ся. Но ле-

генда стала создаваться, видимо, задолго до

Конфуция и, насколько можно судить, к VIII в.

до н. э., т. е. к концу Чжоуского царства, в сво-

их существенных частях уже сложилась пол-

ностью.

К такому заключению нас приводят факты,

что в «Луныое», памятнике, в котором зафик-

сированы слова и дела Кун-цзы (Конфуция),

не раз упоминается некое произведение древно-

сти, именуемое «Шу» («Писание»), а в одном

месте оно даже цитируется.

«Луныой» сложился в середине V в. до н. э.,

но Конфуций жил раньше — во второй полови-

не VI — первой четверти V в.; поэтому можно

полагать, что и в его время, т. е. в VI в., было

известно древнее произведение, которое сначала

под названием «Шан-шу» («Писание о Древно-

сти»), а затем — «Шуцзин» дошло до нас. Но

исследователи нашли цитату из него еще и в

другом, более раннем памятнике, относящемся

к VIII в. до н. э. Это и позволяет думать, что

уже к

тому времени древние произведения —

эдикты, декларации, указы — были сведены в

некий свод, именуемый в дальнейшем «Шу» —

«Писание».

Своим появлением «Шуцзин» обязан, надо ду-

мать, писцам, т. е. грамотеям, обслуживавшим

аппарат управления в Чжоуском царстве, и

вместе с тем его историографам. Видимо, от них

попали в текст эдиктов и деклараций некото-

рые объяснительные элементы, стилистическая

инородность которых очень чувствуется.

В дошедшем до нас «Шуцзине» есть части,

несомненно относящиеся к гораздо более позд-

нему, отнюдь не чжоускому времени. Не сле-

дует забывать, что известная нам редакция

«Шуцзина» относится ко II в. до н. э. Однако

поскольку Яо, Шунь и Юй еще задолго до Кон-

фуция уже прочно утвердились в исторической

легенде, постольку и отнесенные к ним «уложе-

ния» и «планы» принадлежат к рассматривае-

мому — первому — периоду Древности.

«Шуцзин» обычно фигурирует как историче-

ский памятник, его название принято переда-

вать как «Книга Истории». Но если материал

«Шуцзина» и может что-либо дать историку, то

в той же степени и в том же смысле, в каком

может дать материал историку Эллады древняя

«Илиада». «Шуцзин», как и «Илиада», принад-

лежит прежде всего литературе.

Прозу «Шуцзина» можно охарактеризовать

как риторическую. Изложение строится при-

емами плавной, размеренной речи. Эта разме-

ренность строится на чередовании равномерных

строк, как правило, из четырех мор. Возможная

монотонность преодолевается введением кое-

где строк из другого числа мор—трех или двух.

Если подставить на место каждой моры китай-

ского текста русский одноударный комплекс,

начало «Яо дянь» («Уложения Яо») читается

так:

То было когда-то, очень давно.

Яо-Властитель. Он звался «Доблести луч».

Сдержан, светел, просвещен и глубок —

всегда и во всем.

Воистину скромен. Умел уступать.

Свет от него — повсюду кругом...

Мир и покой он племени дал.

И жило племя ясно, светло.

В согласии были страны вокруг.

Когда же там возникал беспорядок,

Улаживал все.

В тексте широко представлен прием сополо-

жений и противоположений образов, понятий,

изречений. Изложение распадается на отдель-

ные отрезки — своего рода строфы. Таким об-

разом, перед нами — проза, но проза поэтиче-

ская, т. е. данная приемами словесного искус-

ства.

Конфуций, как сообщает «Луньюй», говорил

не только о «Шу», «Писании»; еще чаще он

упоминал «Ши». И то, что он при этом имел в

виду, также относится к ранним памятникам

древнего словесного искусства, в некоторых

ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

147

частях восходящих к тому же времени, что и

наиболее ранние произведения риторической

прозы — к XII в. до н. э. И так же, как и в ри-

торической прозе, к этой более древней части

добавлялись и более поздние. Исследователи

считают, что произведения, получившие назва-

ние ши и объединенные в поэтическом своде

«Шицзин», создавались с XII по VII столетие

до

н. э.

Слово ши мы передаем русским «стихотворе-

ние», хотя эти стихотворения тогда не чита-

лись, а пелись. Но уже в древности различали

само пение и слова, которые пелись.

В «Шуньдянь» («Уложении Шуня»), одном

из памятников, включенных в «Шуцзин», гово-

рится: «ши — слово о мыслях, гэ — пение слов».

Иначе, ши — не песня как таковая, а слова

песни.

Эти слова строятся рядами — строками с

определенным числом лексических единиц в

каждой. Поскольку кал^дая лексическая едини-

ца в китайском языке составляет слог, постоль-

ку строка есть сочетание некоторого числа рав-

номерных величин — стоп. Наиболее часто

встречающийся размер — строка в 4 стопы:

Гуань гуань цзюй цзю

цзай хэ чжи чжоу

яо тяо шу той

цзюнь-цзы хао цю.

Созвучные согласованные окончания конеч-

ных слогов образуют рифму. Эти конечные риф-

мы могут располагаться в различном порядке:

а —

—

в — а, как это представлено, например,

в приведенном четверостишии (где рифмую-

щиеся слоги в древности произносились одина-

ково

—

«у»), а также в порядке а — а — в — в,

а—в

—

а — в и др. В русском переводе, вос-

производящем расположение рифм в приведен-

ном четверостишии, оно звучит так:

Утки, я слышу, кричат на реке предо мной.

Селезепь с уткой слетелись на остров речной...

Тихая, скромная, милая девушка ты,

Будешь супругу ты доброй, согласной женой.

(Здесь и далее цитаты из «Шицзина»

даны в переводе А. Штукина)

Как видно уже 'из приведенного примера,

строки в «Шицзине» слагаются в строфы. Раз-

меры строф различны: наиболее часто встреча-

ются строфы из 2, 4, 6 и 8 стихов; однако пре-

обладают строфы из 4 стихов.

Благозвучие стихотворения может достигать-

ся и соположением слов с одинаково звучащи-

ми начальными согласными (например, линь —

лань); или одинаково звучащими конечными

вокальными комплексами (например, тао —

тяо). Своеобразный эвфонический эффект соз-

дают повторы слов и целых строк. О повторах

обоих видов можно судить хотя бы по такому

стихотворению:

Персик прекрасен и нежен весной —

Ярко сверкают, сверкают цветы.

Девушка, в дом ты вступаешь женой —

Дом убираешь и горницу ты.

Персик прекрасен и нежен весной —

Будут плоды в изобилье на нем.

Девушка, в дом ты вступаешь женой,

Горницу ты убираешь и дом.

Повторы могут даже составлять эвфониче-

скую и ритмическую основу всего стихотворе-

ния:

Рву да рву подорожник —

Все срываю его.

Рву да рву подорожник —

Собираю его.

Рву да рву подорожник —

Рву все время его.

Рву да рву подорожник —

Чищу семя его.

Свои особенности имеет и риторическая сто-

рона стихов «Шицзина». Одной из очень рас-

пространенных риторических фигур является

зачин. Роль его может быть различной: в одних

случаях он служит как бы образным введением

в последующую часть, излагающую тему всего

целого; в других он служит общепоэтическим

вступлением.

Зачин первого вида встречается, например, в

следующем стихотворении:

Вот одинокая груша растет.

Влево она от пути.

Милый ко мне, одинокой, домой

Все собирался прийти.

Сердцем моим так люблю я его!

Чем напою, накормлю я его?

Вот одинокая груша растет

Там, где пути поворот.

Милый ко мне, одинокой, домой

Звать на гулянье придет.

Сердцем моим так люблю я его!

Чем напою, накормлю я его?

Зачин второго вида мы находим в другом сти-

хотворении:

Лист пожелтелый, лист пожелтелый

Ветер песет в дуновенье своем.

Песню, родной мой, начни,— я хотела

Песню продолжить, мы вместе споем.

Лист пожелтелый, лист пожелтелый

Ветер кружит и уносит с собой...

Песню продолжи, родной,— я хотела

Песню окончить с тобой.

10*

148

КЛАССИЧЕСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕГО МИРА

К риторическим фигурам можно отнести и

построение всего стихотворения на одном об-

разе:

Синяя муха жужжит и жужжит,

Села она на плетень.

Знай, о любезнейший наш государь,—

Лжет клеветник, что ни день.

Синяя муха жужжит и жужжит,

Вот на колючках она.

Всякий предел клеветник потерял

—>

В розни и смуте страна.

Синяя муха жужжит и жужжит

Там, где орех у плетня.

Всякий предел клеветник потерял —

Ссорит он вас и меня.

К числу обычных приемов принадлежат,

разумеется, всякого рода сравнения. Хороший

пример их своеобразия дает стихотворение, в

котором воспевается молодая жена:

Пальцы — как стебли травы, что бела и нежна...

Кожа — как жир затвердевший, белеет она!

Шея —как червь-древоед белоснежный, длинна.

Зубы твои — это в тыкве рядком семена.

Лоб — от цикады, от бабочки брови... Княжна!

О как улыбки твои хороши и тонки,

Резко сверкают в глазах твоих нежных зрачки.

О чем же пели в те далекие времена?

Темы песен чрезвычайно разнообразны. Од-

ной из самых распространенных является, ко-

нечно, любовь.

Сорняк рву я

В поселке Мэй.

О ком тоскую?

О Цзян моей!

Жди меня в тутах!

В Шангун жди меня!

Над Ци проводи меня!

Жито рву я

В поселке Мэй,

О ком тоскую?

Об И моей!

Жди меня в тутах!

и т. д.

Репу рву я

В поселке Мэй.

О ком тоскую?

Об Юн моей!

Жди меня в тутах!

и т. д.

Как бы ответом девушки звучит песня, из ко-

торой мы приведем первую строфу:

Чжуна просила я слово мне дать

Не приходить к нам в деревню опять.

Веток на ивах моих не ломать.

Как я посмею его полюбить?

Страшно прогневать отца мне и мать!

Чжуна могла б я любить и теперь,

Только суровых родительских слов

Девушке нужно бояться, поверь!

Особое место занимают свадебные песни:

Когда топорище ты рубишь себе —

Ты рубишь его топором.

И если жену избираешь себе —

Без свах не возьмешь ее в дом.

Когда топорище рублю топором,

То мерка близка, говорят.

Увидел я девушку эту — и вот

Сосуды поставлены в ряд!

Примечательны многие песни, говорящие о

горе жены, забытой или оставленной мужем ра-

ди новой жены. Есть даже поэма, посвященная

этой теме.

Особый цикл составляют песни, посвященные

трудовой жизни народа. Приведем две строфы

из одной такой песни:

Много нам сеять на поле — большое оно.

Мы приготовили все — отобрали зерно.

Все приготовили мы, за работу пора;

Каждая наша соха, как и надо, остра.

С южных полей начинаем мы землю пахать,

Всяких хлебов мы довольно посеять должны.

Княжеский правнук доволен, что всходы пышны,

Прямо они поднялись, высоки и сильны.

Вот уж и колос встает, наливает зерно,

Вот и окрепло и стало добротным оно.

Травы и плевелы время выпалывать нам

И уничтожить грызущих ростки червяков,

Корни, коленца и листья грызущих жуков,

Чтоб не вредили в полях восходящим хлебам.

Предок полей, собери их, не медля ни дня,

Духом могучий, их ввергни в пучину огня!

Разумеется, часто встречаются песни, отно-

сящиеся к войне. Многие из них выражают жа-

лобы земледельца, оторванного от своего тру-

да; мужа, вынужденного оставить жену, семью;

матери, оставшейся одной; жены, полной неот-

ступной думы о муже в далеком походе:

О ратей отец!

Мы — когти и зубы царям!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет дома, нет крова нам.

О ратей отец!

Мы когти царя на войне!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?

Нет ныне приюта мне.

О ратей отец!

Не счесть тебя умным никак!

Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь —

И сир материнский очаг?

ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

15")

Много песен сложено на темы, которые с пол-

ным основанием можно назвать гражданскими.

Среди них особое место занимают песни о сму-

те в стране. Они называют и тех, кто повинен

в смутах, в бедствиях народа. Это прежде всего

правители и их советники:

Далекое небо простерло внизу на земле

Одну «тишь немилость, и гнев его грозный жесток!

Советы царю, зарождаясь в неправде и зле,—

Когда остановят они свой губительный ток?

Благие советы бывают — не следуют им,

Напротив,— дают исполпенье советам дурным.

Услышу я эти дурные советы царю —

И вот я великой печалью и скорбью томим!

Особую ненависть народ питает к клеветни-

кам. Вот две строфы из песни, бичующей кле-

ветников:

Причудливо вьется прекрасный узор —

Ракушками тканная выйдет парча.

Смотрю я на вас, мастера клеветы!

Давно превзошли вы искусство ткача.

Созвездие Сита на юге блестит,

Язык растянув, непомерно для глаз.

Смотрю я на вас, мастера клеветы,

Кто главный теперь на совете у вас?

Из приведенных материалов видно, что в

древних ши мы находим лирическую поэзию —

любовную, бытовую, обрядовую, гражданскую.

Наряду с песенной лирикой в древних ши

многое принадлежит эпосу. Мы можем даже

найти несколько видов эпического творчества.

Так, например, отчетливо выделяются поэмы на

исторические скшеты. В нескольких таких по-

эмах запечатлена история племени чжоу, осо-

бенно ее начальный период.

К историческим поэмам следует отнести пес-

пи, рассказывающие о походах, особенно про-

тив «варваров», т. е. иноплеменников. Несколь-

ко поэм рисуют походы на предков будущих

гуннов.

К эпическому творчеству принадлежат и раз-

личные славословия, поэтические панегирики

древним правителям. Особо превозносятся в

них оба устроителя Чжоуского царства: Вэнь-

ван («Царь просвещенный»), при котором на-

чалась борьба с царством Инь, и его сын У-ван

(«Царь воинственный»), ставший первым пра-

вителем нового царства.

Однако далеко не все такие стихи являются

прославлением древних правителей. Собственно

говоря, прославляются только те, кто был при-

знан народом. И совершенно иное отношение

к правителям, пе заслужившим, как сказано в

обращении к У-вану, «веру в царя у народа».

Яркое изображение такого правителя дано, на-

пример, в поэме «Поучение правителю»:

Если же ныне блуждает правитель иной,

Сам поднимает он смуту в правленье страной,

Доблести духа в себе ниспровергнул давно

И погрузился бездумно в одно лишь вино.

Ты хоть утехам безмерно предаться готов,

Разве не вспомнишь и ты о наследье отцов?

Не устремишься ль душою ты к древним царям,

Правилам светлым ужель не последуешь сам?

Настоящей инвективой звучат стихи к царю

Ю-вану. Вот начало их:

Я взор подъемлю к небесам,

Но нет в них сожаленья к нам.

Давно уже покоя нет,

И непосильно бремя бед!

Где родины моей оплот?

Мы страждем, гибнет наш народ:

Как червь, его грызете вы,

Мученьям нет конца, увы!

Законов сеть и день, и ночь

Ждет жертв — и нечем им помочь!

Вообще говоря, обращения к правителям явно

распадаются на два вида, причем почти одина-

ково представленных: на славословия и на обли-

чения. Таким образом, те мотивы творчества,

которые мы при обзоре лирики обозначили как

гражданские, столь же ярко представлены и в

эпосе.

Наконец, можно найти и эпические песни, к

которым подошло бы наше определение «балла-

да». Одной из таких баллад является замеча-

тельная песня «Седьмая луна» («Ци юэ»),

описывающая трудовой год. В ней — все: и сме-

на времен года, и картины природы, и жизнь

людей в каждое время года, и их труд:

В дни первой луны пахнёт холодок,

В луну вторую мороз жесток,

Без теплой одежды из шерсти овцы

Кто год бы закончить мог?

За сохи беремся мы в третьей луне,

В четвертую в поле пора выходить —

А детям теперь и каждой жене

Нам пищу на южные пашни носить.

Такова древняя лирическая и эпическая поэ-

зия Китая. Как отмечалось, она вся была соеди-

нена с музыкой — вокальной и инструменталь-

ной. Эта музыка до нас не дошла, так что мы не

знаем, как все эти песни пелись и как их напе-

вы отражались на ритмике самих песен. Одна-

ко слова этих лирических или эпических песен

до нас дошли, и их собственную музыку мы зна-

ем: это их эвфоническая, ритмическая и мет-

рическая стороны. Соединение этих трех эле-

ментов делает музыкой и стихотворение — му-

зыкой человеческой речи.

150

КЛАССИЧЕСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ ДРЕВНЕГО МИРА

В заключение можно сказать, что 305 песен,

образовавших впоследствии особую «Книгу Пе-

сен» («Шицзин»), принадлежат к поэтическим

памятникам мирового значения.

Риторической прозой, лирической и эпиче-

ской поэзией не ограничивается наследие сло-

весного искусства китайской Древности. Есть

еще одна его часть — афористическая проза.

Раскроем снова «Луньюй» — тот самый, в ко-

тором, как было сказано, содержатся упомина-

ния о «Шу» («Писании») и о «Ши» («Сти-

хах»). В этом произведении в уста Конфуция

вложены и такие слова: «Если бы мне добави-

ли годов жизни, я еще лет пятьдесят изучал бы

„И", и, возможно, у меня уже ие было бы боль-

ших ошибок» («Луныой», VII, 17).

Что же такое эти «И» («Перемены»), или

иначе «Ицзин» («Книга Перемен»)?

Уже в «Шу» встречаются упоминания о га-

даниях. По в древности гадали не только на

панцирях черепах и стеблях тысячелистника,

тогда гадали на «триграммах» — так обычно пе-

редают на европейских языках древнее китай-

ское слово гуа.

Гуа — чертеж, состоящий из трех продоль-

ных линий — «черт», как мы передаем китай-

ское слово сяо (название этих линий). Черты

эти двух видов: цельная и прерванная, т. е. раз-

деленная посредине. Каждая триграмма состо-

ит из разной комбинации тех или иных черт.

Есть триграммы, состоящие из одних цельных

черт, есть — из одних прерванных; есть три-

грамма, в которой верхняя и нижняя черты

цельные, средняя — разделенная; есть и обрат-

ная и т. д. Всего из таких комбинаций получи-

лось восемь триграмм. Это и есть ба гуа, «во-

семь гуа» — основа особой системы гадания.

Своеобразие этой системы в том, что она

строится на понятии противоположностей:

цельная черта — символ положительного нача-

ла — Ян, разделенная — отрицательного —

Инь. Такими словами древние китайцы обозна-

чали эти противоположности, исходя из перво-

начального значения Ян и Инь: сторона горы,

освещенная солнцем, и теневая сторона. А за

первоначальным образом света и тьмы потянул-

ся уже целый ряд противопоставлений: небо и

земля, тепло и холод, мужчина и женщина и

т. д. В результате триграммы стали символами

перемен — процесса бытия, воспринимаемого

как действие противоположных сил.

«Восемь триграмм» породили «шестьдесят че-

тыре гексаграммы», т. е. чертежи из шести

черт — двух триграмм.

Однако одними чертежами дело не ограничи-

лось: к ним были добавлены слова. «Восемь

триграмм» стали символами неба, земли, грома,

воды, ветра, горы, огня, водоема. К каждой гек-

саграмме же оказались прикреплены целые сло-

весные формулы. Например, ко второй гекса-

грамме в «И»: «Княжичу есть куда выступить.

Продвинется он — заблудится. Последует

—

найдет господина. Благоприятно: на юго-западе

найти друзей, на северо-востоке — потерять

друзей. Пребудет в стойкости — будет счастье».

(Здесь и далее цитаты из «Ицзина» даны в пе-

реводе 10. Щуцкого.)

К шестой: «Обладателю кривды — препятст-

вие. С трепетом блюди середину — счастье.

Крайность — несчастье. Благоприятен переход

через великую реку».

К двадцать четвертой: «Выйдешь, войдешь—

не будет вреда. Друзья придут — хулы не бу-

дет. Вернешься обратно на свой путь. Через

семь дней — возврат. Благоприятно иметь куда

выступать».

Понять такие формулы нелегко. Существует

литература, старая и новая, дающая им различ-

ные толкования. Несомненно, однако, одно: пе-

ред нами приметы, гадательные формулы, за-

клинания, поговорки, изречения народной муд-

рости и т. д., т. е. разные виды афоризмов.

Афоризм как род словесного творчества дол-

жен что-то сформулировать, что-то внушить,

преподать. Подобного рода практическое назна-

чение обусловило и особые формы выражения.

Хань Юй, ученый VIII в. н. э., назвавший язык

древних эдиктов маловразумительным, об афо-

ризмах «Ицзина» говорил иначе: «Они необыч-

ны и точны». Вряд ли можно более лаконично

и в то же время в сущности исчерпывающе

охарактеризовать языковую сторону афоризма.

Точность, т. е. неизбыточность языковых

средств,— обязательное требование для афориз-

ма, поскольку он должен прямо, непосредствен-

но, сразу воздействовать на разум и чувство.

Точность же эта, требующая притом макси-

мальной выразительности, достигается обраще-

нием к образу или даже символу. Обращение

к символу и составляет, по-видимому, то, что

Хань Юй назвал «необычностью».

К этим двум сторонам афоризма следует до-

бавить третью—речевую организованность. Она

может выражаться по-разному: мерностью —

построением всего целого на определенном рит-

ме; параллелизмом — лексическим или синтак-

сическим.

К какому времени относятся афоризмы при

триграммах и гексаграммах, сказать трудно, но

безусловно, что к ранней поре китайской Древ-

ности; скорее всего, к той же эпохе Чжоуского

царства. Во всяком случае, об этих «И» («Пе-

ременах») мы знаем, как о «Чл*оу И», т. е.

« Ч ж о у ских П е реме н ах».

Древняя афористическая проза ие исчерпы-

вается поговорками, приметами, гадательными