
ДРЕВНЕИНДИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 
243 
ва, дабы не нарушить данного им слова, буду-
чи главой рода Куру, волею судьбы должен ос-
таваться с кауравами. Он безбоязненно и от-
кровенно дает им советы, которые всегда согла-
суются со справедливостью. Но когда война, не-
I смотря на его усилия, все же разражается, он, 
уверенный в победе пандавов, в правоте их 
дела, тем не менее становится во главе войска 
кауравов и храбро и честно исполняет свой 
долг, хотя знает, что это сулит ему скорую ги-
бель. Право на наставления, которые он дает 
героям «Махабхараты» на ложе смерти, он за-
служил всей своей жизнью. Эти наставления 
как бы сублимируют в теоретической форме 
практическое поведение героев эпоса. И так 
всегда в «Махабхарате»: эпическое повествова-
ние и дидактические интерлюдии, дополняя 
друг друга, трактуют один и тот же комплекс 
идей, проясняют то, что индийские ученые 
обычно именуют «уроком Махабхараты». 
Теории, рассматривающие «Махабхарату» 
как неорганичную компиляцию разнородных 
текстов, игнорируют это внутреннее единство 
дидактического и эпического слоев в эпосе. Ме-
жду тем в этом единстве, по сути дела, и состо-
ит худолчественный смысл «Махабхараты». 
И пожалуй, лучшей его иллюстрацией мончет 
служить, казалось бы, один из самых отвлечен-
ных и философичных разделов поэмы — «Бха-
гавадгита», или «Божественная песнь» (VI, 
23—40). «Бхагавадгита» — не только замеча-
тельный и по художественной силе, и по глу-
бине мысли текст «Махабхараты», не только 
священная книга индуизма, чрезвычайно по-
пулярная и почитаемая в Индии, это своего рода 
духовное ядро эпоса, вобравшее в себя его ос-
новные идейные мотивы и принципы. 
Перед самым началом битвы на поле Куру 
колесница Арджуны, возничим которого был 
Кришна, останавливается около неприятель-
ского войска, Арджуна видит своих «дедов, от-
цов, наставников, дядьев, товарищей, братьев, 
сыновей, внуков, тестей и друзей», сошедшихся 
на смертельный бой, и в ужасе перед брато-
убийственной битвой роняет оружие и говорит: 
«Не буду сражаться». И тогда Кришна, как 
верховное существо и как духовный наставник 
Арджуны, разъясняет ему смысл высшего мо-
рального закона, вечной дхармы. Сначала Кри-
шна говорит об ограниченности человеческого 
восприятия, связанного узами бытия, и напо-
минает, что тела преходящи, что, подобно тому 
как сбрасывают обветшавшие одежды, душа 
снова и снова меняет свою оболочку. Познав-
ший это не екорбит ни о живых, ни об усоп-
ших и, равнодушный к иллюзорным страданию 
и радости, стремится лишь исполнить завещан-
ный ему от рождения долг. Арджуна — кшат-
рий, его долг — сражаться, и исполнять этот 
долг ему надлежит, руководствуясь не заботой, 
пусть даже самой возвышенной, о плодах дела, 
но лишь ради выполнения долга как такового. 
Кришна пе ограничивается, однако, только та-
ким практическим рассуждением. Он показы-
вает, что именно это понимание долга совпада-
ет с единственно имеющим цену в мире стрем-
лением к освобождению души, к ее слиянию с 
абсолютом. Освобождение возможно лишь на 
пути отрешенности, отрешенности от жизнен-
ных привязанностей, от треволнений бытия, от 
чувств и объектов чувств. Но подобная отре-
шенность может быть достигнута ие бездейст-
вием (не действовать человек не может), а бес-
корыстным действием, безразличием к след-
ствиям, «плодам» действия, равно и дурным, и 
хорошим. Такое действие невозможно в рамках 
узких, индивидуальных представлений о мора-
ли, а лишь в свете более общей, абстрактной, 
сверхличной концепции долга. Свое учение Кри-
шна интерпретирует в различных аспектах, со-
циологическом, психологическом и метафизиче-
ском, и, закончив наставление, говорит Ард-
жуне: 
Я возвестил тебе знание, составляющее тайну тайн. 
Обдумай его до конца и поступай, как хочешь. 
(VI, 40, 63) 
Герой должен знать высший смысл жизни, 
но он волен поступать, как хочет. Свобода воли 
лежит в основе этического учения эпоса, в осно-
ве пафоса героической активности, его прони-
зывающего. На поле Куру, на поле дхармы, 
как говорит сам эпос, сплелись сотни и тысячи 
судеб героев, свободно избранных ими самими, 
но грандиозная битва меряет эти судьбы мер-
кой сверхличной судьбы, меркой высшей спра-
ведливости. 
«Махабхарата», как мы уже говорили, скла-
дывалась на протяжении многих веков. Конеч-
но, та художественная концепция, с которой 
мы теперь имеем дело, вряд ли была присуща 
эпосу изначально. На первых порах, по-види-
мому, это была обычная воинская сага, воспе-
вающая памятную для Индии войну и возник-
шая в воинской среде, гордившейся подвигами 
отцов. По мере роста «Махабхараты» в рамках 
устной традиции в нее включались иные герои-
ческие сказания, народные легенды и мифы, 
каждый раз композиционно подчиняясь веду-
щей теме, ведущему сюжету. Наконец, вероят-
но, тогда, когда на религиозном горизонте Ин-
дии появились новые учения, и в первую оче-
редь вишнуизм, древний эпос подвергся новым 
изменениям. Изменения эти, однако, были про-
ведены с большим искусством и в согласии с 
предшествующей традицией. Создатели конеч-
16