И все.
Собственность нового класса, как и его характер, сформировалась не сразу, длительный процесс сопровождался
непрерывными трансформациями. Вначале и сама нация, вернее часть ее, ощущала потребность (во имя
промышленного переустройства) полностью отдать экономический потенциал в руки политической партии.
Такую концентрацию, до конца возможную только с изменением отношений собственности, партия - "авангард
пролетариата" и "наиболее сознательная сила социализма" - всячески поощряла. Изменение действительно
последовало, вылившись сначала в национализацию крупных, а затем и мелких предприятий. Устранение частной
собственности было условием, предваряющим индустриализацию и возникновение нового класса. Но без особой
для себя роли - управления обществом и распоряжения собственностью - коммунисты не смогли бы превратиться
в новый класс и стабилизироваться в этом качестве. Постепенно материальные богатства становятся формально
национальными, а в действительности - через право владения, пользования и распоряжения - собственностью
отдельного слоя в партии и объединившейся вокруг него бюрократии.
Факт относительно медленного течения этого процесса рыхлил почву дальнейшему укоренению иллюзий, что в
коммунизме речь идет о собственности не некоего нового класса, а общества, целиком нации.
Поняв, используя власть, что значит собственность для укрепления ее могущества и сколь много радостей она с
собой приносит, партбюрократия уже не в силах остановиться и не "наложить лапу" на мелкотоварное
производство. Более того, проявляя природную свою тоталитарность и склонность к монополизму, враждуя с
любой формой собственности, которой он не управляет и не распоряжается, новый класс сознательно стремится
либо уничтожить эти формы, либо завладеть ими.
Накануне коллективизации Сталин восклицал, что, мол, вопрос стоит "кто - кого", хотя разобщенное политически
и экономически крестьянство для советской власти серьезной опасности не представляло. Но новый класс, пока
рядом существовали и другие собственники, чувствовать себя уверенно никак не мог: а вдруг саботаж в
сельскохозяйственном и сырьевом производстве! Это и было непосредственной причиной расправы с
крестьянством. Но была и еще причина - классовая: при нестабильной ситуации крестьяне могли пошатнуть
позиции нового класса. Новый класс был вынужден с помощью колхозов и МТС экономически и
административно подчинить себе крестьянство. Того же требовал стихийный рост рядов нового класса в самой
деревне, где бюрократы множились с неимоверной скоростью.
Хотя отчуждение собственности от иных классов, особенно от мелких хозяев, часто вело к падению производства
и хаосу в экономике, новый класс это мало заботило. Как и каждому собственнику, о чем свидетельствует
история, ему было важно захватить собственность и укрепить свои позиции. Пусть нация в проигрыше: новому
классу его новая собственность давала выгоды. Коллективизация деревенских частных хозяйств, как известно,
себя не оправдавшая, была необходима для утверждения нового класса в его могуществе и в его собственности.
Хотя достоверные данные об этом отсутствуют, но сказать, что урожайность полей в СССР, если сравнивать с
царской Россией, увеличилась, нельзя. Во всяком случае, известно, что урожайность низкая, а югославские
экономисты подсчитали (естественно, в период конфликта с СССР), что даже на плодородных землях Украины
сбор зерна не превышает 10 центнеров с гектара. Количество голов крупного и мелкого рогатого скота, а также
птицы, по данным многих наблюдателей, в том числе и Уотсона, за период коллективизации снизилось более чем
на 50 процентов и до сих пор не может достичь уровня отсталой царской России.
Но если эти потери можно подсчитать, то потери людские - те миллионы крестьян, брошенных в трудовые лагеря,
- неисчислимы. Коллективизация прокатилась страшной истребительной войной, сошедшей бы за
умопомешательство, не будь она столь выгодна новому классу, не обеспечь она этому классу господство.
Частную собственность уничтожали или же обращали в "коллективную" (в собственность нового класса) всеми
мыслимыми способами: национализацией, принудительным кооперированием, высокими налогами,
неравноправностью на рынке. Неважно, использовал ли бывший хозяин наемную рабочую силу, не имеет
значения, способствовало или нет отчуждение собственности решению экономических проблем, - новому классу
все едино.
Появление нового класса и его собственности, естественно, не могло не отразиться на изменении психологии и
образа жизни тех, кто к нему принадлежал, - в зависимости от положения на иерархической лестнице, конечно.
Захвачено было все: дачи, лучшие квартиры, мебель и т. п. Высшая бюрократия, элита нового класса, жила в
особых районах, отдыхала на особых закрытых курортах. Партийный секретарь и шеф тайной полиции сделались
повсеместно не только высшей властью, но и людьми, которым принадлежали лучшие квартиры, машины и
прочее. Вслед за ними по служебному ранжиру выстраивались остальные. Госбюджетные средства, "подарки",
строительство и переоборудование якобы для нужд государства и целей представительства - все это вечные,
неиссякаемые источники благ, предназначенных политбюрократии.
Лишь в случаях, когда новый класс был не в состоянии "обслуживать" присвоенную собственность или она
становилась для него слишком дорогостоящей и политически опасной, делались уступки другим слоям, то есть
другим формам собственности. В этом, например, был смысл отказа от коллективизации в Югославии:
крестьянство сопротивлялось коллективизации, а постоянный спад производства представлял собой скрытую
опасность для режима. Между тем новый класс никогда и нигде не заявлял о готовности отречься от этой
собственности вообще и не воспользоваться ею при случае, то есть не провести-таки коллективизацию. Да и не
может он отречься, не был бы он иначе тем, что есть, - тоталитарным и монополистическим по своей сущности.
Никакая бюрократия не смогла бы с такой неумолимостью преследовать свои цели. Только хозяева, которые при
новых формах собственности прокладывают путь новым формам производства, в состоянии демонстрировать
такое упорство и такую последовательность.