и сам принимал живое участие во всех военных действиях, в подготовке войны так же, как и в бою. При
Флерюссе в тот момент, когда дрогнули французские войска и неприятель, казалось, стал переходить в
наступление, чтобы смять французскую армию окончательно, солдаты почувствовали сами, что
поражение будет национальным бедствием. И единодушный крик внезапно раздался из всех рядов:
«Сегодня мы не отступаем!» Эта мысль словно сковала всю армию стальной цепью. Смятение
прекратилось, безпорядок кончился. Клебер на левом фланге, начинавший изнемогать под напором
врага, оправился и был готов к новому удару, Mapсо собрал остатки своего разбежавшегося было
отряда, а Лефевр со свежей дивизией из резервов пошел в атаку, опрокидывая все.
Флерюсс является своего рода эпическим завершением всего того, что было раньше. Вся та
торопливая, лихорадочная, проходившая толчками, то замиравшая, то оживлявшаяся работа по
созданию, армии привела к своему естественному результату. Эту работу творил сам народ, в лице
своих представителей в Национальном Собрании и в органах, им уполномоченные. Мы видели, какое
требовалось грандиозное напряжение для того, чтобы довести ее до благополучного конца. Мы видели,
сколько было неверных шагов, ошибок, гримас в этой титанической национальной работе. И все-таки,
словно какой-то гений победы руководил всем тем, что делалось страною и народом в этот первый
период революционных войн. Через все ошибки, неровности и зигзаги, одна мысль, одна воля
проходила насквозь. Это была воля к спасению родины и революции. Это была воля к установлению
новой жизни на основах свободы, равенства
— 216 —
и братства, великих принципов 1789 года. Чтобы национальная цель была достигнута, необходимо было
работать сразу в очень многих направлениях. Нужно было подталкивать инертных, нужно было
искоренять изменников, нужно было вливать в души сознание отечества, нужно было организовывать
технически средства победы. И хотя далеко не все пошло гладко с самого начала, цель, в конце-концов,
была достигнута. Революционная армия сделалась лучшей, самой совершенной носительницей
национальной миссии Франции в этот период. Революционная армия вобрала в себя все, что было в
стране здорового и способного на подъем. Вальми, Ваттоньи и Флерюсс были главными моментами,
когда штыками революционной армии, движимой народною волею к спасению страны и революции,
национальные задачи были блистательно разрешены.
Спрашивается — что же заставляло сражаться французских граждан после того, как опасность была
побеждена? Что заставляло их итти с боем, пробиваясь через неприятельские страны и сокрушая по
пути неприятельские армии, чуть не через всю Европу, забираться в Египет и Сирию, углубляться в
ущелья Испанских гор и в снега России? Этим новым мотивом был сложившийся в армии кастовый
дух. После того, как национальные задачи был разрешены, война поставила свои собственные задачи и
заставила революционные армии подчиниться внутренней логике войны. Сознание солдат начинает
развиваться. Они понимали, что отразить нашествие, угрожающее границам, только половина дела, что
для спасения революционных завоеваний нужно, чтобы враги согласились признать эти завоевания, т.-
е. нужен мир. И они сражаются, чтобы завоевать мир. Это одно сознание. Но есть и другое, которого не
существовало в первый период революционны войн. Теперь солдаты идут за вождем. Они с ним
свыклись. Они ему верят. Им под его
— 217 —
командой хорошо. И они идут за ним, куда он прикажет. Создается огромный кадр людей, оторванных
от обстановки мирного времени, отвыкших от мерного труда, свыкшихся с жизнью в лагере и с
атмосферою бранного поля. Эта вера в вождя — мы знаем — способна творить такие же чудеса, как и
любовь к родине. Так появилась военная диктатура. Ее можно было избежать только одним способом:
политикою мира и активной проповедью разоружения в европейском масштабе. Но то и другое
исключалось исторической обстановкой.