было в мае того же года. Он начал очень успешно, взял Мангейм, разбив австрийцев, но здесь у него
закружилась голова. Первый из генералов, он командовал всем во сточным фронтом, под его
начальством были объединены Северная, Самбр-Маасская и Рейнская армии. Пишегрю стал мечтать о
том, чтобы еще больше укрепить свою роль в государстве. Он не думал о диктатуре. Его мечтою было
восстановление на престол Бурбонов, призвание Людовика XVIII, при котором он надеялся сыграть
роль первого министра и вообще, вершителя судеб государства. Связи его
- 158 -
с роялистами становились все более и более прочными. У него уже созревали планы. Он заранее
выговорил себе вознаграждение: маршальский жезл, губернаторство Эльзаса, замок Шамбор, дом в
Париже, миллион единовременно, ренту в 200.000. Все было вычислено хозяйственно и аккуратно. Этот
крестьянский сын умел считать. За это он предал родину и отдал тысячи солдатских жизней. Он
умышленно разделил всю армию так, что она была разбита в тот момент, когда должна была победить
врага. Но переворот не удался. Слухи о готовящемся покушении на реставрацию, заставили
Директорию насторожиться. Пишегрю заметил, что к нему начитают относиться недоверчиво. Он
решил поставить на карту все и подал в отставку, рассчитывая, что Директория, которая в нем
нуждалась, не посмеет с ним расстаться. Но отставка была принята. Пишегрю был в ярости. Лишенный
командования армией, он тем самым терял свою ценность для роялистов. Миллион и маршальский жезл
разлетелись, как сладкая мечта. Он приехал в Париж - не в собственный дом — и бешенно отдался
политике в качестве члена Совета Пятисот. Роялисты, замышлявшие свергнуть Директорию, имели его
в виду для командования теми войскам и, которые перейдут на их сторону. Это был тот самый заговор,
который был отпарирован Баррасом и его друзьями с помощью генерала Ожеро. Пишегрю был
арестован и отправлен в Кайенну, на жертву «сухой гильотине». Оттуда он бежал в 1798 году, явился в
Лондон, а из Лондона отправился в Швейцарию, где поступил на службу в щтаб русского генерала
Корсакова, имевшего задачею окружить и уничтожить в Швейцарии отряд генерала Массены. Но
Массена сам уничтожил отряд Корсакова, и Пишегрю должен был искать дела. Он долго скитался. В
1803 году он вернулся в Париж вместе с Жоржем Кадудалем, чтобы принять участие в заговоре против
консула. Он был выдан, арестован, брошен в
— 159 —
тюрьму и через некоторое время найден там повесившимся.
Положение Директории по отношению к генералам, склонным к политической игре, было очень
затруднительно, потому что, делая генерала поверенным своих планов, превращая его в сообщника,
Директория не только освобождала его от обязанностей подчиняться, но и ставила себя самое в полную
неизвестность относительно того, какую в конце концов, политическую позицию займет генерал.
Измены и повороты тут были возможны на каждом шагу, Ибо среди генералов, любящих политику, не
было и не могло быть людей, лишенных честолюбия, а планы честолюбивого человека всегда темны.
Вот почему, вступая в те или иные связи с генералами, Директория всегда немного боялась удара в
спину. На счастье руководителей этой опасной игры те из генералов, которые первыми были намечены
на роль политических исполнителей предначертаний Директории, сами не понимали тех колоссальных
выгод, которые создавало им их положение. Быть может, начинал понимать эти выгоды один только
Жубер. Вполне их понял и соответственным образом установил линию своего поведения лишь
Бонапарт.
Положение Директории все время было очень трудное. Заговоры и восстания зрели на каждом шагу.
После того, как Директория с помощью Пишегрю справилась с бунтом, вспыхнувшем в жерминале
1795 года, ей пришлось иметь дело с таким же бунтом, но только руководимым якобинцами, в
прериале, через шесть недель после первого. Директория ни на минуту не задумалась, чтобы обратиться
к армии. Это было, в сущности говоря, первым опытом в этом отношении. Как раз неподалеку от