Ершова Г.Г. Древняя Америка: полёт во времени и пространстве. Мезоамерика
Подождите немного. Документ загружается.
надрезали себе крайнюю плоть, оставляя ее как и уши. В других случаях они делали бесчестное и пе-
чальное жертвоприношение. Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе
несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку. Сделав это, они продевали сквозь отверстия
возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их связанными и нанизанными.
Затем они смазывали кровью всех этих членов демона».
Другим способом жертвоприношений известен, например, «Колодец жертв» в Чичен-Ице, куда
сбрасывался связанный посланник, и, если богам было угодно, они возвращали его в течение трех
дней. История сохранила лишь один случай такого «возвращения». Некий Хунак Кеель, сброшенный в
воду и чудом (или же в результате заговора) спасшийся, стал править Майяпаном от имени богов,
претендуя на гегемонию уже во всем Юкатане. Отправляли к богам юношей-и девушек, по
преимуществу девственных — за этим следили специально. Жрецы считали важным сохранение
чистоты «души-крови», к тому же необходимо было исключить всякое постороннее влияние. У Ланды
даже имеется специальный по этому поводу комментарий: «Кроме праздников, на которых приносили
в жертву животных, также из-за какого-либо несчастья или опасности жрец или чиланы приказывали
им принести в жертву людей... Некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень
услаждали до дня их [жертвоприношения] и очень оберегали, чтобы они не убежали или не
осквернились каким-либо плотским грехом. Между тем их водили из селения в селение с танцами, они
помогали жрецам, чиланам и другим должностным лицам».
Помимо кидания в колодец, практиковалось также вырывание сердца еще «живым». Этот способ также
описан Диего де Ландой: «Они делали во дворе храма большой курган из камней и клали человека или
собаку, которых должны были принести в жертву, на что-либо более высокое... Связанную жертву,
брошенную с высоты на камни, схватывали служители и с большой
Им. 86, Священный «Колодец жертв» в Чичен-Ице 318
быстротой вырывали сердце, несли к новому идолу и подносили ему между двумя блюдами.
Подносили дары из пищи. В этот праздник старухи селения, избранные для этого, танцевали,
одетые в особые одеяния. Они говорили, что спускался ангел и принимал это жертвоприношение».
В некоторых случаях уже мертвое тело сбрасывали с лестницы пирамиды, чтобы оно скатилось по
ступеням вниз. Специальные служители подбирали его и сдирали всю кожу целиком, кроме
кистей рук и ступней. Эти части тела забирал жрец, поскольку они не могли находиться в
послетрапезном захоронении. После чего жрец, раздевшийся догола, надевал на себя эту кожу и
участвовал в коллективных торжествах.
Головы, в случае если принесенный в жертву был членом общины, тоже забирались жрецами.
Надо заметить, что отрезание головы относилось к самым архаическим способам принесения
жертвы, о чем свидетельствуют самые ранние мезоамериканские монументальные изображения.
Отчасти это связано с тем, что знак, передающий глаз и на языке майя читавшийся ич, обозначал
еще и понятия «голова», «душа», «плод», которые становились как бы тождественными. Если же в
жертву приносились пленники, то с их головами поступали иначе. Например, их могли
высушивать, вынимая особым способом кости черепа, затем, уже маленькими, головы
подвешивались к поясу победителя. От пленников оставляли челюсти и берцовые кости. У майя
берцовые кости даже покрывались победными надписями. Так, например, текст около фигурного
изображения воина на гравированной берцовой кости, относящейся к 600-900 годам и
обнаруженной в одном из захоронений на острове Хайна, восхваляет военачальника, взявшего
пленника.
Другой способ отправления посланника относился к разряду кровопусканий и более всего
напоминал ритуал распятия Христа. Уходящего к богу (мужчину или женщину) привязывали к
столбу и начинали наносить раны копьем или стрелами, чтобы извлечь кровь. Кровь должна была
«дымясь» вытекать из тела — это считалось высвобождением души. Если же кровь сворачивалась,
то душа оказывалась взаперти. Для того чтобы облегчить страдания жертвы, использовалось
наркотическое питье и даже гипноз. Да и весь обряд, сопровождавшийся специальными
песнопениями и ритмическими танцами, производил на всех участников завораживающее
(фасцинирующее) воздействие. Отправлявшийся к богам считался не страдальцем, а
достойнейшим героем, отказавшимся от личного ради общественного.
При появлении миссионеров именно этот обряд индейцы восприняли как распятие и продолжали,
несмотря на запреты, тайно практиковать его, прячась в пещерах. В середине XVI века распятие
индейцами майя младенца в пещере неподалеку от Мани (на Юкатане) послужило поводом для
проведения расследования инквизицией и затем организации знаменитого аутодафе.
Под давлением католической церкви обряд постепенно преобразовался в некий ритуальный
спектакль, получивший название «танец с початками», где меткие лучники стреляли уже не в
человека, а в подбрасываемый початок маиса. Вот как об этом повествует достаточно поздняя
легенда гватемальских индейцев.
«Очень-очень давно, когда киче и какчикели еще были друзьями, отец Уциля во время охоты спас
жизнь Порону. И тот теперь явился якобы вернуть свой долг и сообщить, что Великий Ахав
Кукумац даровал ему свободу. При этом поставил условие: юноша должен принять участие в
танце початка — священном ритуале в честь бога огня Тохиля, назначенном на ближайший
праздник.
Этот ритуал существовал у киче еще в незапамятные времена. Состоял он в следующем: Ахав, как
это полагалось, бросал в воздух лучший початок из прошлого урожая. И он не должен был упасть,
пока не потеряет последнего зерна. Для этого тринадцать заранее избранных лучших лучников
должны были пускать в него свои стрелы. Число тринадцать соответствовало тринадцати богам
небесных сфер.
Уциль, узнав о том, что ему предстояло делать в танце, дал свое согласие. И тут же был
освобожден. Но, как свидетельствует легенда, в тот же день оказался в ином плену — плену чар
девушки Сакар, которую полюбил в тот самый миг, как увидел в темнице.
Народ киче всегда почитал бога Тохиля и потому с таким нетерпением ожидал приближения
праздника танца початка. В центре площади селения был установлен алтарь с каменной фигурой
бога. В предназначенном для правителя месте находился Кукумац. С ним была его свита,
украшением которой стало присутствие прекрасной Сакар. За несколько минут до начала церемо-
нии один за другим вышли избранные стрелки. Последним следовал Уциль, который, как и все
остальные, сделал круг по площади, подошел к трону Куку-маца, поклонился. Сделав это,
положил лук и колчан у статуи Тохиля и направился на свое место. И тогда он бросил пламенный
взгляд на Сакар. Все были так заняты праздником, что никто этого не заметил — кроме некого
Чохинеля, безнадежно влюбленного в прекрасную девушку и потому заметившего также и ее
ответный взор.
Двенадцать стрелков киче и тринадцатый Уциль встали на предназначенные им места — Ахав
Порой бросил в воздух початок. Потом полетели двенадцать стрел, заставившие плясать в воздухе
початок. Уциль же стоял, не выпустив ни одной стрелы! Негодование прокатилось по рядам
зрителей, но они не крикнули ни одного возмущенного слова, поскольку боялись отвлечь внима-
ние остальных лучников и испортить праздник. Когда же початок без единого зернышка упал на
землю, все начали возмущаться. Народ громогласно требовал смерти Уциля.
ГЛАВА 14. СОБАКИ, ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ, ИГРА В МЯЧ И ПРОЧИЕ РАЗВЛЕЧЕН
Двое лучников схватили юношу и привели к буквально ослепленному от ярости Кукумацу.
— Несчастный чужеземец, ты осмелился оскорбить наших богов и наш народ! Такое оскорбление
не может быть прощено. Я прикажу немедленно убить тебя, чтобы успокоить гнев Тохиля. Уйди с
моих глаз!
Когда же правитель умолк, заговорил Уциль:
— Уйми свой гнев и выслушай чужеземца, которого ты назвал нечестивым! Не принимая участия
в танце, я не хотел оскорбить ни вас, ни ваш народ, ни ваших богов, которые также и мои боги.
Напротив, мною руководило желание высказать вам всю мою признательность, сделав в одиночку
то, что выполнили двенадцать ваших лучников! Даруй мне милость воздать эти почести Тохилю, а
если я не смогу сделать этого, то заплачу своей жизнью!
— Если таковы твои намерения, неблагоразумный чужеземец, то я согласен оказать тебе эту
милость. Но горе тебе и твоему народу, если не сумеешь выполнить обещанного.
Все, как прежде, встали на свои места. Единственное, о чем попросил Уциль, — побыстрее
подавать ему стрелы. Ахав приказал тем же двенадцати лучникам помогать Уцилю и бросил
початок в воздух.
Только два или три зерна оставались в початке, плясавшем под стрелами какчикеля. Но тут
ревнивый Чохинель, вместо того чтобы подать последнюю стрелу, уронил ее на землю. Ослепнув
от гнева, прекрасный юноша подобрал стрелу и выстрелил прямо в коварного соперника.
Сраженный, тот упал к подножью алтаря.
Взбешенный правитель и народ потребовали казни Уциля, который все же оскорбил богов, внеся в
праздник сумятицу и неразбериху. Этим и воспользовался он, чтобы взобраться на помост, где
находилась Сакар, схватить ее и навсегда покинуть земли Кумар-кааха — священного города
киче...»
Игра в мяч и вопросы жизни и смер
Продолжая тему древних мезоамериканских развлечений, нельзя не поговорить о знаменитой
«игре в мяч».
Наиболее детальные подробности этой древней индейской игры содержатся в знаменитом эпосе
народа майя-киче «Пополь Вух». Как известно, хроника «Пополь-Вух» представляет собой
комбинированную версию разновременных мифов, отражающих достаточно позднюю и
претерпевшую много изменений религиозно-историческую модель мира гватемальских индейцев
киче. Помимо исторических событий, последовательность которых в изложении носит весьма
условный характер, этот памятник содержит важные сведения о системе родства и характере
родоплеменных связей между киче и их
предками. Тема родства является одной из ключевых в повествовании, поскольку книга,
собственно, и была записана с целью доказательства индейцами своих исторических и
наследственных родовых прав на занимаемые ими земли, с которых в колониальный период самих
киче начали активно вытеснять.
Сюжет игры в мяч является как бы ключевым в борьбе героев-близнецов против владык
преисподней и восходит, по всей видимости, к чрезвычайно древним племенным соревнованиям-
соперничествам, когда один род (фратрия) выяснял отношения с другим, определяя право на
главенство. Отголоски подобных реликтов социальных отношений в той или иной форме
сохраняются практически у всех народов — достаточно вспомнить кулачные драки «деревня на
деревню» у русских. Кстати, в современной городской культуре, где напрочь утрачены какие бы
то ни было родовые связи, именно эта архаическая подсознательная схема условных этно-
территориальных объединений действует при формировании групп болельщиков спортивных
команд.
Близнецы отправляются в Шибальбу — преисподнюю, спускаясь из реального мира вниз по
лестнице в ущелье. После всяческих козней владыки преисподней предлагают героям сыграть в
мяч. Те соглашаются, но начинаются препирательства по поводу того, чьим мячом следует играть.
Забив в кольца по голу каждый своим мячом, команды игру прекратили. Владыки Шибальбы
устроили еще целую серию испытаний для близнецов, и в результате одному из них Летучей
Мышью была отрезана голова, которая тут же была выставлена над полем для игры в мяч. Второй
близнец при помощи животных-союзников подменил ее на черепаху, возродив тем самым брата.
Таким образом, тоже с помощью жульничества, близнецы победили владык Шибальбы.
Если исключить массу драматических мифологических деталей, создающих антураж вокруг игры
в мяч, то у нас останется лишь одно отчетливое событие — реинкарнация, включающая смерть,
испытания и возрождение человека.
Наиболее ранним свидетельством существования игры в мяч в Мезоаме-рике являются
керамические фигурки из погребений Опеньо XV века до н.э. Примечательно, что композиция
воспроизводит группу из пяти мужских и трех женских персонажей. Мужчины являются
игроками, на них нет одежды — только соответствующие уборы и протекторы, в руках — нечто
вроде лапты. Длинные поджарые тела раскрашены в красный цвет. Изящные женщины возлежат
неподалеку, как бы наблюдая за игрой.
Или. 88. Стела из Апарисио была обнаружена в непосредственной близости от
поля для игры в мяч. Вместо отсеченной, по всей видимости, головы сидящего
человека изображены семь сплетенных змей, символизирующих струи крови
Богатую пищу для размышлений предоставляет анализ археологических памятников — стадионов для
игры в мяч, встречающихся по всей территории Мезоамерики. Стадионы органично вписываются в
городскую структуру, занимая в ней отнюдь не случайное место. Как упоминалось в главе об ольмеках,
уже планировка Ла-Венты включала в себя место для стадиона, символизировавшее переход из живого
пространства в мертвое и уходившее на север.
Даже на периферии мезоамериканской цивилизации (например, на западе Мексики, в штате Найярит,
— Теучитлан, Саусильо, Кальдера-де-Лобос) в классический период создавались ритуальные центры,
которые воспроизводили архаическую схему представлений о мире. Это круговые сооружения на плат-
форме с пирамидой в центре. По границам основного круга располагались небольшие, также округлые,
платформы. Их могло быть восемь или четыре, что указывает на фратриально-родовую структуру
общества. Но самое любопытное, что на север от центра уходит дорога, завершающаяся площадкой для
игры в мяч и выглядящая как продолжение пути в холодную страну предков. С южной, «живой»,
стороны располагались жилища знати.
Естественно, что совершенно особое место стадион для игры в мяч занимал в крупных городах. Сцены
из матчей майя даже изображали в росписях на керамических сосудах. Любопытно, что в этих случаях
одним из главных «опознавательных» элементов пейзажа выступают ступени, которые обычно интер-
претируются как элементы пирамид или платформ. Если же рассмотреть устройство обычной
площадки для игры в мяч, то в первую очередь обращает на себя внимание помещение ее между
скошенными боковыми стенами или же в некотором понижении рельефа относительно окружающих
построек, так что поле оказывается как бы в окружении ступеней. Эти архитектурные элементы
являлись не чем иным, как неким монументальным «знаком» с семантической нагрузкой «пещера,
прародина, ущелье», которых, как известно, в древней прародине было семь.
Поэтому отнюдь не случайно, что в Тахине (штат Веракрус) было найдено семь полей для игры в мяч,
что должно соответствовать «семи оставленным ущельям», где проживали прапредки. На боковых
стенах главного поля сохранились великолепные изображения, иллюстрирующие сцены отправления
посланника путем отрезания головы — этот способ жертвоприношения считался, как уже
упоминалось, одним из наиболее архаических. Да и сам каучуковый мяч, весом около 4 кг и размером с
человеческую голову, символизировал голову.
Не менее любопытен и рельеф на стеле из Апарисио (также штат Веракрус) позднеклассического
периода. Изображение сидящего на невысокой двойной подставке в виде пещеры игрока в мяч как бы
дополнено элементом, напоминающим брызги, что может означать лишь ритуальное
жертвоприношение —
32
отправление посланника к богам-прапредкам. В правой руке странного персонажа — предмет, который
археологи связывают с игрой в мяч. Но самое удивительное, что вместо головы у него появляются семь
сплетенных змеиных голов! А это вновь указывает на мифологическую прародину.
В крупных городах часто встречается несколько стадионов. Размеры их могут быть разными — от
маленьких до очень больших. Но каждый раз эта часть акропольного ансамбля является
архитектурным воплощением «нижнего» мира, или «мира мертвых», по отношению к пространству
живых. Если площадь с пирамидами находится на приподнятой платформе и устремлена вверх, то
антимир стадиона уходит на нижние уровни рельефа, как бы проваливаясь вниз. Особенно хорошо это
видно, например, в Копане (Гондурас). В этом городе было сооружено несколько площадок для игры в
мяч. При этом выделяется главная, в северной части, которая заканчивается незамкнутой площадкой
прямоугольной формы. Ориентировка комплекса — юг-север. Площадка ограничена с западной и
восточной сторон трехчастными наклонными стенами. В центре и по краям вдоль продольной оси
расположены три маркера, которые вместе с поперечными делят поле на четыре части. Архитектура
копанского стадиона явно воспроизводит представления майя о преисподней: спуск по лестнице вниз,
девять уровней преисподней, стадион в виде ущелья, ориентация на север. В иконографии майя
изображение стадиона всегда сопровождается лестницей. Как известно, «холодной лестницей» в
«формуле возрождения» именуется спуск в преисподнюю, кроме того, о холодном нижнем
пространстве идет речь и в «Пополь-Вух». Примечательно изображение мяча и на маркерах стадиона
Копана, где мяч между игроками изображается как бы «связанным» или «замотанным», что передавало
у майя понятия «умерший» или «призрак».
Таким образом, стадионы демонстрируют свое противостояние миру живых двояко: с одной стороны,
их уровень намеренно занижен относительно вертикальной схемы города, а с другой — он всегда
ориентирован на север или на запад относительно зоны жизненной активности, маркируя вход в
пространство мертвых. Именно поэтому изображение сцены игры в мяч встречается даже в росписи
пещеры Нах-Тунич.
Рассказ обо всех мезоамериканских городах со стадионами занял бы слишком много времени, поэтому
остановимся на одном из самых богатых этими сооружениями городов — Чичен-Ице. Как уже
упоминалось, Чичен-Ица со своим знаменитым колодцем считался исключительно важным
церемониальным центром майя и тольтеков, поскольку как бы являлся воплощением «северной
прародины» и девственной воды мироздания. Особое сакральное значение этого центра, связанное с
астрономическими знаниями, не было утрачено даже с усилением центральномексиканского
культурного присутствия, отражавшего в
Идя. 91. «Большая площадка для игры в мяч» в Чичен-Ице. Трудно предположить, как
проходила игра на этом стадионе. Но зато каждый может проверить удивительный
акустический эффект этого сооружения: слово, произнесенное даже шепотом, слышно
у противоположной стены, если слушающий находится на одной линии с говорящим