в такой же степени частью английской Библии, как и сам Новый Завет… Естественно, что
религиозный мир взялся за оружие, чтобы защитить положения незапамятной древности и
свой престиж. Естественно, что более молодое поколение людей науки бросилось
защищать своего почитаемого вождя и отстаивать свое право приходить к таким
заключениям, к каким приводят их научные исследования, не считаясь с космогонией и
хронологией Книги Бытия и с древними традициями церкви. Борьба бушевала в течение
60-х, 70-х и 80-х годов. Она затронула всю веру в сверхъестественное, охватывая и все
содержание Нового Завета. Интеллигенция под давлением этого конфликта становилась
все более антиклерикальной, антирелигиозной и материалистической» (80).
Действительно, как мы уже имели повод видеть, Дарвин предложил фактически
альтернативу библейскому объяснению происхождения более высоких форм жизни и
самого разума, обосновав и подтвердив фактами законы естественного отбора в борьбе
организмов за существование, так похожие на законы рыночного отбора успешных
товаров и фирм. Он показал, как низшее «естественно» производит из себя более высокое,
то есть делает это на основе простых механических законов естественного отбора. И, все
же, его доказательства показывали лишь возможность эволюции «снизу», но не смогли
опровергнуть другой возможности – эволюции, управляемой «сверху» и спор, вопреки
утверждению Тревельяна, не был спором «передовой» интеллигенции и защитников
«незапамятной древности». Это был спор прежде всего двух групп интеллигенции,
ведущийся до сих пор и постепенно приводящий к необходимости признать
существование двух форм эволюции, как «снизу», так и «сверху».
Здесь следует отметить два важных обстоятельства. Первое – еще Аристотель считал
необходимым признать существование двух видов эволюции разума: восходящего от
материи и имеющего своей вершиной «рассудок», и нисходящего от Бога и имеющего
своим низшим уровнем «разум». Высшая форма человеческого разума (сам «разум») не
могла, по его учению, быть объяснена «восхождением», «естественным» или «чудесным».
Мы об этом уже говорили, когда рассматривали учение Э. Кассирера. Второе – следует
помнить и то, что сам Дарвин в конце жизни отказался от основ своего учения, своей
гипотезы, и это было не моральной уступкой, а интеллектуальной сдачей позиций, причем
не внешней, вынужденной, а внутренней, исходящей из собственных глубоких
религиозных и метафизических убеждений Дарвина.
То, что в 1745-1785 гг. было рождено в форме идей и настроения новой эпохи, в
1780-1815 гг. отлилось в зримые формы философских, этических, мировоззренческих,
миросозерцательных и жизнечувственных систем, ставших во главу угла мышления
интеллектуальных элит и следствием явилась практика яростной борьбы с тем, что было
определено как «старая культура», «старый режим».
В 1815-1845 гг. эти живые интеллектуальные, психологические силы и этот опыт
борьбы, память о борьбе, интенсивно перестраивали все здание культуры, изменяя язык,
политические и правовые системы, экономические и социальные отношения, в целом
семантику культурного пространства, уже не только элитных слоев общества, но и
средних и даже низших его слоев. Идеи Просвещения распространялись не только вглубь
культуры и социальной иерархии, но и вширь, за пределы национальных границ и
национальных культур. Но сами системы идей, вступив в компромисс с мощной базой
культуры, получив в ней свое место, быстро разложилась на противостоящие друг другу
течения мысли и парадигматика гегелевского универсального учения предстала перед
глазами поколения сороковых-пятидесятых годов как совершенно недостаточная, а для
поколений шестидесятых-семидесятых годов, более того, искусственная и даже странная,
лишь как конвенция самых разных интеллектуальных сил, на какое-то время допустивших
между собой внешнее единство.
В 1845-1875 гг. уже не столько новые идеи определяли динамику культурного
развития, сколько реакция на них, порожденная во всей толще культуры, вынужденной
претерпеть существенную перестройку, а по сути декомпозицию и собирающуюся теперь