Гамов Дж. Моя мировая линия: Неформальная автобиография
Подождите немного. Документ загружается.
или
пятьдесят
бегут
вперед;
а
мы
все
же
воротимся
к
ужину:..
Всю
ту
неделю
я
жил
в
прекрасной
стране.
Большую
часть
дня
СТОяла
темная
ночь,
с
H~OM,
усыпанным
яркими
звездами,
и с
цветовой
гаммой
полярного
сияния.
И,
как
обещал
старый
Бьеркнес,
каждый
день
мы
вовремя
добира
лись
до
назначенного
пункта
и
с
удовольствием
уплетали
вкусные
бутерброды.
Мы
ночевали
в
домах
крестьян,
кото
рые
принимали
участие
в
исследованиях
по
земному
магне
тизму
н
работали
с
разного
рода
магнетометрами.
Когда
я
возвратился
в
Копенгаген,
мое колено
уже
поч
ти
совсем
зажило,
но,
как
ни
странно,
оно
беспокоило
ме
ня
больше,
когда
я
гулял
по
городским
улицам,
чем
когда
передвигался
по
заснеженным
холмам.
Но
время
делало
свое
дело,
и
хотя
я
никогда
больше
не
рисковал
становиться
на
лыжи,
я
очень
доволен, что тогда
не
лег
в
больницу
в
Ос
ло.
В
самом
деле,
если
бы
в
последующие
годы
кто-
нибудь
спросил
меня,
какое
колено
было
повреждено,
я,
вероятно,
не
мог
бы
вспомнить,
было
ли
это
левое
или
правое.
Но
несколько
дней
назад
я
проснулся
утром
с
острой
болью
в
правом
колене.
Я
задрал
пижамную
штанину
и
обна
ружил
голубовато-
красную
опухоль
над
коленной
чашечкой.
Мое
колено,
по-
видимому,
испугалось,
что
я
мог
бы
забыть
упомянуть
о
нем
в
своей
автобиографии
(как
я,
вероятно,
и
поступил
бы),
и
таким
образом
напомнило
о
себе.
Когда
я
позвонил
своему
доктору,
чтобы
договориться
о
приеме,
он
спросил
меня,
как
и
когда
произошел
тот
слу
чай.
«Я
упал,
катаясь
на
лыжах
вблизи
Осло
примерно
38
лет
тому
назад»,
-
ответил
я.
И
когда
позже
я
пришел
к
нему
на
прием,
он
с
удовлет
Ворением
отметил,
что
мое
беспокойство
не
психогенное,
а
ВПОлне
реальное,
точнее,
остеопатическое.
Шприцем
он вы
Тянул
около
12
см
З
жидкости
из
той
опухоли,
и
мне
теперь
Гораздо
лучше.
79
4.
ПОСJlЕДНЕЕ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
В
РОССИЮ
Мое
возвращение
в
россию
весной
1931
г.
не
было
похо
же
на
тот
хлебосольный
прием
30,
который
был
мне
оказан
при
моем
первом
приезде
домой
двумя
годами
раньше.
В
предыдущую
зиму,
будучи
в
Копенгагене,
я
получил
пригла
шение
от
Гульельмо
Маркони
присутствовать
на
Первом
меж
дународном
конгрессе
по
атомному
ядру
(Рим,
октябрь
1931
г.)
и
представить
большую
статью
по
ядерной
струк
туре.
Поэтому
я
решил
вместо
возвращения
в
Ленинград
весиой
провести
лето
в
поездке
вокруг
Европы
на
моем
БСА
и
закончить
ее
в
Риме
к
моменту
начала
конгресса.
Однако
для
этого
нужно
было
продлить
паспорт,
и
с
этой
целью
я
отправился
в
Советское
посольство.
Посол
очень
мило
поговорил
со
мной,
обещал
написать
в
Москву
и
устроить
это
дело.
Несколько
недель
спустя
я
узнал,
что
посол
снова
хочет
поговорить
со
мной.
Когда
я
пришел
к
нему,
он
сказал,
что
только
что
получил
ответ
из
Москвы
на
свой
запрос
и
что
они,
«вполне
естествен
ио:.,
хотят
видеть
меня
в
Наркомпросе
после столь
долгого
пребывания
за
границей,
прежде
чем
позволить
мне
снова
уехать.
«,Я
советую
Вам,
-
сказал
он,
-
отправиться
в
СССР
прямо
теперь,
показаться
в
Москве,
провести лето
на
Черном
море
или
где-
нибудь
еще,
а
тем
временем
будет
го
тов
Ваш
новый
паспорт
для
Римского
конгресса».
,я
очень
расстрОИJ1СЯ,
так
как
уже
предвкушал
приятную
поездку
на
мотоцикле
через
европейские
страны,
прежде
чем
вернуться
в
Ленинград
после
конгресса,
-
через
Стам
бул
и
Одессу,
где
я
мог
бы
навестить
отца.
Но
ничего
нельзя
было
поделать,
и
через
несколько
дней
прямым
рей
сом
я
прилетел
из
Копенгагена
в
Москву.
Прибыв
в
Москву,
я
остановился
в
доме
ученых
(некото
рая
разновидность
профессионального
клуба
с
комнатами,
кафетерием,
библиотекой
и
т.
п.,
организованная
КСУ
-
КО
миссией
содействия
ученым)
и
разделил
комнату
с
детским
поэтом
К.
Чуковским,
творчеством
которого
я
всегда
ис
кренне
восхищался
31.
Когда
я
пошел
в
Наркомпрос,
чтобы
80
по
казать
приглашение
Маркони
и
организэвать
поездку
в
Италию,
я
сразу
почувствовал,
что
атмосфера
была
совсем
иной,
чем
два
rojoil
назад.
В
самом
деле,
когда
я
навес
тил
друзей
из
Московского
университета,
они
уставились
на
меня
в
недоумении,
спрашивая,
с
какой
это
стати
я
вдруг
приехал
обратно.
«А почему
бы
и
нет?:.
-
спрашивал
я
в
ответ.
Тогда
мне
рассказали,
что
за
время
моего
от
сутствия
произошли
большие
изменения
в
отношении
Советс
кого
правительства
к
науке
и
ученым.
Если
раньше
в
годы
послереволюционной
реконструкции
правительс'l'ВО
стреми
лось восстановить
связи
с
наукой
«за
границей:.
и
горди
лось
теми
русскими
учеными,
которых
приглашали
на
науч
ные
форумы
в
Западную
Европу
и
Америку,
то
теперь
рус
ская
наука
стала
одним
из
орудий
борьбы
с
капиталисти
ческим
миром.
Так
же
как
Гитлер
делил
науку
и
искусства
на
европейские
и
арийские,
Сталин
создавал
точку
зрения
о
капиталистической
и
пролетарской
науках.
Для
русских
ученых
стало
преступлением
«брататься:.
с
учеными
из
ка
питалистических
стран,
и
тем
русским
ученым, которые
вы
езжали
за
границу,
предлагалось
разузнавать
«секреты:.
капиталистической
науки, не
раскрывая
«секретов:.
проле
тарскоЙ.
Много
внимания
уделялось
отстаиванию
русскими
учеными
правнльной
маркснстской
«идеологии:.,
так
же
как
русскими
писателями,
поэтами,
композиторами
и
художни
ками.
Наука
была
подчинена
официальной
государственной
философии
диалектического
материализма,
использовавшего
ся
Марксом,
Энгельсом
и
Лениным
в
их
писаниях
по
социо
логическим
проблемам.
Любое
отклонение
от
правильной
(по
определению)
диалектико-
материалистической
идеологии
трактовалось
как
угроза
рабочему
классу
и
сурово
пресле
Довалось.
За
очень
немногими
исключениями,
философы
не
очень-
то
Знали
науку
и
не
понимали
ее,
что
вполне
естественно,
потому
что
наука
лежит
вне
границ
типично
философских
Дисциплин,
таких
как
этика,
эстетика
и
гносеология.
Но
в
то
время
как
в
свободных
странах
философы
вполне
без-
81
обидны,
в
диктаторских
странах
они
представляют
собой
большую
опасность
для
развития
науки.
В
России
государ
ственных
философов
готовят
в
Коммунистической
академии
в
Москве
и
направляют
во
все
учебные
и
исследоватеЛЬСКие
институты,
чтобы
уберечь
профессоров
и
исследователей
от
идеалистических,
капиталистических
ересей.
Государствен
ные
философы
обычно
до
некоторой
степени
знакомы
с
пред
метом
исследовательского
учреждения,
за
которым
им
пору
чеио
надзирать,
будучи
ранее
или
школьными
учителями,
или
прослушав
в
академии
односеместровый
курс по
данной
дисциплине.
Но
они
получают
власть
над
научными
директо
рами
учреждений
и
могут
наложить
вето
на
любой
исследо
вательский
проект
или
публикацию,
которые
отклоняются
от
«правильной
идеологии».
Яркий
при
мер
философского
дикта
торства
в
русской
науке
-
запрещение
теории
относитель
ности
Эйнштейна
на
том
основании,
что
она
отрицает
миро
вой
эфир,
«существование
которого
прямо
следует
из
фило
софии
диалектического
материализма».
Интересно
отметить,
что
существование
«мирового
эфира»
подвергалось
сомнению
задолго
до
Эйнштейна
Энгельсом,
который
в
одном
из
своих
писем
писал:
«...
мировой
эфир,
если
он
существует».
Расскажу
историю
о
волнении,
которое
возникло
в
1925
Г.,
когда
я
защищал
точку
зрения
Эйнштейна,
согласно
ко
торой
«мировой
эфир»
(по
крайней
мере,
в
том
смысле,
как
он
понимался
в
классической
физике)
не
существует.
Од
нажды,
когда
Дау
и
я
обсуждали
свои
проблемы
в
библиоте
ке
Боргмана,
вошел
Аббатик
Бронштейн,
который
приволок
недавно
изданный
том
Советской
энциклопедии.
Этот
том
содержал
слово
«эфир
(световой)>>
с
длинной
статьей,
на
писанной
неким
Гессеном.
Мы
все
знали
Гессена
очень
хо
рошо;
он
был
«красным
директором»
Физического
института
в
Московском
универснтете
и
его
работа
состояла
в
том,
чтобы
следить,
как
бы
«научный
директор»
(хорошо
извест
ный
физик
J1.Мандельштам)
и
его
персонал
не
отклонились
в
идеологическое
болото
от
прямого
пути
диалектического
материализма.
Бывший
школьный
учитель,
товарищ
Гессен,
82
конечно,
знал
немного
физику,
но
главным
образом
интере
совался
фотографией
и
делал
хорошие
портреты
симпатичных
студенток.
Статья
начиналась
с
введения
Христианом
Гюй
генсом
в
1690
г.
представления
о
световом
эфире
как
но
сителе
световых
волн,
описания
трудностей,
которые
воз
никли
как результат
неудачной
попытки
А.А.Михельсона
в
1887
г.
определить
движение
Земли
относительно
эфира,
и
отказа
Эйнштейна
от
такой
универсальной
среды
как
основы
для
его
теории
относительности.
Но,
Согласно
товарищу
Гессену,
предложение
Эйнштейна
было
неприемлемым
с
точки
зрения
диалектического
материализма.
Мировой
эфир
должен
существовать
и
должен
обладать
свойствами
всех,
других
обычных
материальных
веществ.
И
главная
задача
советских
физиков
состоит
име~но
в
том,
чтобы
доказать
существова
ние
материального
светового
эфира
и
найти
его
истинные
механические
свойства.
Идеалистические
идеи,
на
которых
Эйнштейн
основывал
свою
теорию
относительности,
противо
речили
основным
принuипам
марксизма
и,
следовательно,
такая
теория
должна
быть
отброшена.
И
Т.Д.,
и т.д
....
Мы
хорошо
посмеялись
над
наивной
глупостью
Гессена
и
решили
послать
ему
шутливое
телеписьмо
32.
Я
воспроизвожу
его
здесь
по
памяти,
но
в
хорошем
приближении.
Рисунок,
первоначально
сделанный
Ирой,
изображал
кота
(и
товарищ
Гессен
был
очень
похож
на
него)
на
вершине
мусорной
кучи
из
пустых
банок
от
различных
«флюидов:.,
однажды
введен
ных
и
затем
отброшенных
в
истории
физики.
Русский
текст
(приводится
в
обратном
переводе
с
английского.
-
Ю.
Л.)
был
следующим:
«Будучи
вдохновленными
Вашей
статьей
о
световом
эфи
ре,
мы
с
энтузиазмом
рвемся
вперед,
чтобы
доказать
его
материальное
существование.
Старый
Альберт
-
идеалисти
ческий
идиот!
Под
Вашим
руководством
найдем
тепловой,
флогистонный
и
электрический
флюиды!
Г.Гамов
л.Ландау
Ц.
Генаuвали
с.
Грилокишников
А.
БронштеЙн:.
33
83
Мы
собирались
только
вывести
из себя
Гессена,
но
его
реакция
превзошла
все
наши
ожидания.
ОН
отослал
наше
те
леписьмо
в
Коммунистическую
академию
в
Москве
и
обвинил
нас
в
открытом
мятеже
против
принципов
диалектического
материализма
и
марксистской
идеологии.
В
результате
по
приказам-
из
Москвы
был
организован
разбор
наших
персо
нальных
дел
на
совместном
собрании
Рентгеновского
(А.
Иоффе)
и
Политехнического
институтов,
с
которыми
Ака
демия
была
связана.
Нас
должны
были
осудить
как
саботаж
ников
советской
науки.
Дау,
Аббатик
и
два
завершивших
обучение
студента,
которые
подписали
телеписьмо,
должны
были
явиться,
так
как
все
они
проводили
исследования
в
Рентгеновском
институте
и
преподавали
в
Политехническом.
Меня
не
вызвали,
так как
официально
я
работал
в
Физико
математическом
институте
Академии
наук
и
преподавал
в
университете,
который
не
имел
связей
ни
с
Рентгеновским,
ни
с
Политехническим
институтами.
По-
видимому,
счита
лось,
что
меня
должны
были
осудить
в
Академии
наук
и
университете
на
специальном
собрании,
которое,
однако,
никогда
не
состоялось.
После
собрання,
продолжавшегося
несколько
часов,
Дау
и
Аббатик
пришли
в
мою
комнату
и
рассказали,
что
там
бы
ло.
Они
были
признаны
виновными
в
контрреволюционной
деятельности
решением
рабочих
из
механической
мастерской
института.
Два
окончивших
обучение
студента,
которые
подписали
телеграмму,
потеряли
свои
стипендии
и
должны
были
покинуть
город.
Дау
и
Аббатик
были
отстранены
от
преподавательской
работы
в
Политехническом
институте
(для
предотвращения
их
пагубного
влияния
на
умы
студен
тов
ядовитыми
идеями), но
были
оставлены
на
своих
иссле
довательских
местах
в
Рентгеновском
институте.
Со
мной
ничего
не
случилось,
так
как
я
не
был
связан
с
этими
уч
реждениями.
Но
были
предложения
наказать
нас
через
«ми
нус
пять»
(запрещение
на
проживание
в
пяти
самых
крупных
городах
СССР),
что
также
никогда
не
было
осуществлено.
После
«оттепели»,
которая
последовала
за
смертью
Стали-
84
lla,
Коммунистическая
академия
издала
воззвание,
в
кото
ром
была
признана
ценность
теории
Эйнштейна
(но,
пред
почтительно,
с
мировым
эфиром)
в
знак
признания
заслуг
академика
Абрама
Иоффе,
директора
Рентгеновского
инсти
тута,
«в
научно-
техническом
развитии
Советского
Союза:..
Другим
декретом
КОММУНИСТJlческой
академии
матричная
механика
Гейзенберга
объявлялась
антиматериалистической,
и
физикам-
теоретикам
приказывалось
использовать
исключи
тельно
волновую
механику
Шрёдингера.
(Обратное
мнение
недавно
было
выражено
знаменитым
британским
физиком
П.А.
М.Дираком,
который
считает,
что
Гейзенберг
прав,
а
Wрёдингер
не
прав.)
В
этой
связи
я
имел
неприятный
опыт,
оставаясь
в
Ленинграде
с
1931
по
1933
гг.
Меня
попросили
прочитать
популярную
лекцию
в
Доме
ученых
для
смешанной
аудитории
о
современной
квантовой
теории.
Когда
я
начал
объяснение
соотношений
неопределенности
Гейзенберга,
диалектико-
материалистический
философ,
при
крепленный
к
этому
учреждению,
прервал
мою
лекцию
и
распустил
аудито
рию,
а
на
следующей
неделе
я
получил
строгое
указание
от
своето
университета
никогда впредь
не
говорить
(по
край
ней
мере
публично)
о
соотношениях
неопределенности.
Дав
ление
было
временно
ослаблено
статьей
в
«Правде»,
напи
санной
правительственным
чиновником
высокого
ранга,
ко
торый,
по-
видимому,
был
более
коммунистом-
практиком,
чем
фнлософствующим
диалектическим
материал
истом.
Статья
бы
ла
озаглавлена
примерно
так:
«Следует
ли
использовать
философию
диалектического
материализма
в
учебнике
по
ловле
раков
в
реках
и
озерах
Советского
Союза?».
Но
в
то
время
как
в
физических
науках
вмешательствО
правительственных
философов
было
главным
образом
досад
ной
помехой,
настоящая
трагедия
произошла
в
биологичес
Кнх
науках,
особенно
в
области
генетики.
Здесь
появился
самозванный
гений
товарищ
Трофим
Лысенко,
который
про-
вОзгласил,
что
теория
веРшенно
неправильна,
хромосомной
наследственности
со
и
вернулся
к
доменделевской
точке
Зрения,
что
все
изменения
в
живых
организмах
обусловлены
85
средой
и
что
все
такие
изменения
продолжаются
в
воспро
изводительных
процессах.
Идеи
Лысенко
понравились
Совет
скому
правительству
того
периода,
вероятно,
главным
015-'
разом
из-
за
отказа
от
любых
«наследственных
сокровищ:.
из
предреволюционных
лет.
Все
человеческие
существа
рожда
ются
равными
по
своим
способностям,
говорит
эта
теория,
при
условии,
что
они
помещаются
в
благоприятную
среду.
«Каждая
кухарка
может
руководить
государством!:.
-
лозунг
того
времени.
В
то
время
как
существование
илн
несуществование
светопереносящего
эфира
и
ценность
или
неценность
кван
товомеханических
соотношений
неопределенности
имею\
очень
малое
влиянне
на
развнтие
физнческих
наук
и
техни
ки,
неправильные
взгляды
на
процесс
наследственности
не
пременно
должны
были
катастрофически
повлиять
на
аграр
ное
развитие
любой
страны.
И
именно
это
случилось
в
Со
ветской
России,
когда
взгляды
Лысенко
были
приняты
за
основу
правительственной
аграрной
политики.
«Научное»
разногласие
обернулось
кровавой
ЧИСткой,
и
русских
гене
тиков
увольняли
с
работы,
сажали
в
тюрьмы
и
(вероятно)
казнили.
Ведущий
русский
генетик
Николай
Ивановиt}
Вави
лов
таинственно
исчез
1940
г.,
и
никто
в
то
время
не
знал,
что
с
ним
случнлось.
Развнтне
сельского
хозяйства
и
земледелия
во
всей
стране
было
теперь
основано
на
не
правильных
«теориях
окружающей
среды»
Лысенко,
который
стал,
так
сказать,
диктатором
в
сельском
хозяйстве.
Только
после
1955
г.
Советское
правительство
признало
свои
ошибки
и
только
с
середины
60-
х
годов
русская
гене
тика
стала
оживать.
Здесь
мне
хочется
привести
кусочек
из
введения
к
«Избранным
трудам
Н.
И.
Вавилова»
(2
тома,
902
страницы,
опубликовано
в
1967
г.
Издательством
АН
СССР
в
Ленинграде).
Начиная
с
1932
г.
Н. И.
Вавилов
сталкивался
со
все
бо
лее
возрастающими
трудностями
в
руководстве
ВИР
34
и
про
ведении
своих
идей.
После
того,
как
он
был
смещен
с
пос
та
директора
[этого
учреждения],
все его
планы
и
отчетЫ,
86
посылавшиеся
в
Президиум
ВАСХНИЛ
35,
возвращались
с
отри-
цательными
ответами,
президентов
(Лысенко?)
сохранились
в
архивах.
подписанными
одним
из
вице-
и
ученым
секретарем.
Эти
ответы
В
отношении
Н.
И.
Вавилова
предпо-
лагалось,
что
он
принимает
новые
псевдонаучные
теорети
ческне
взгляды
(в
генетике).
Уменьшались
ассигнования
на
проведение
им
научных
исследований.
Трагический
конец
Николая
Ивановича
был
неизбежен.
6
августа
1940
г.
Н.
И.
Вавилов
был
арестован
в
Черновцах
на
Украине
(во
время
сбора
сельскохозяйственных
образцов).
Через
два
с
половиной
года,
26
января
1943
г.,
он
умер
(в
тюрьме
от
голода).
Только
13
лет
спустя,
в
августе
1955
г.,
Николай
Иванович
Вавилов
~ыл
посмертно
реабили
тирован.
Наконец,
только
в
последние
годы
появилаСЬ
обширная
научная
и
биографическая
литература
о
Вавилове.
Быстрая,
бурная
река
доброй
воли,
восхищения
и
преклонения
слома
ли
стену,
преднамеренно
воздвигнутую
безответственными
людьми
злой
воли,
которые
направляли
своих
сторонников
в
порочном
фанатизме
и
воинствующем
невежестве.
Как
часто
говорил
Николай
Иванович:
«Из
всех
болезней
самая
опас
ная
-
невежество:..
Говоря
о
теории
Лысенко
об
изменениях
в
живых
орга
низмах
под
действием
окружающей
среды,
которая
есть,
по
существу,
идея,
впервые
сформулированная
в
девятнадцатом
Столетии
французским
натуралистом
Ламарком,
я
вспомнил
о
моем
первом
посещении
Колорадского
университета,
которое
Произошло
примерно
в
1951
г.
В
то
время
я
жил
в
Лос
Аламосе,
Нью-
Мехико,
принимая
участие
в
создании
термо
Ядерного
оружия
(водородной
бомбы),
и
мой
старый
друг
Тэд
Пак,
председатель
биофизического
отдела
в
Медицинс
КОЙ
школе
университета,
попросил меня
приехать
и
провес
ти
беседу
о том,
что
может
заинтересованный
физик
думать
О
биологических
проблемах.
Я
выступил
в
большой
аудито
Рии
Медицинского
центра
в
Денвере,
причем
места
были
за
ПОЛнены
мужчинами
и
женщинами
в
белых
лабораторных
хала-
87
тах.
После
обсуждения
старых
и
теперь
уж~
отвергнутых
взглядов
Бора,
согласно
которым
должны
существовать
не
явные
связи
между
детальным
знанием
внутренней
структуры
клетки
и
самой
жизнью,
и
(теперь
процветающих)
идей
Шрё
дингера
о
необходимости
введения
«отрицательной
энтро
пии»
для
продления
жизни,
я
сказал
перед
аудиторией:
«В
заключение
я
хотел
бы
сказать
несколько
слов
о
современ
ном
конфликте
в
генетике.
В
то
время
как
западноевропей
ские
страны
и
Соединенные
Штаты
продолжают
придерживать
ся
старой
менделевской
теории
о
хромосомной
наследствец
ности,
новые
революционцые
идеи
выдвигаются
знаменитым
советским
агрономом
Товарищем
Лысенко.
Согласно этим
но
вым
и
мощным
идеям,
старые
идеи,
утверждающие,
что
толь
ко
изменения,
вызванные
мутациями
в
хромосомах,
переда
ются
по
наследству,
совершенно
неправильны.
Товарищ
Лы
сенко
утверждает,
что
все
изменения
в
жнj3ых
организмах
вызваны
окружающей
средой
и
передаются
последующим
поко
лениям».
В
этот
момент
своей
речи
я
посмотрел
на
аудиторию
и
ужаснулся.
Все
смотрели
на
меня
с
отвращением
(а
некото
рые
-
с
жалостью),
и,
честцо
говоря,
я
испугался
стать
через
несколько
секунд
мишецью
для
летящих
помидоров
и
тухлых
яиц.
Поэтому
я
продолжал:
«Коцечцо,
правильцо,
что
во
многих
случаях
сьш,
только
что
рожденный
миссис
Дое,
похож
на
ее
мужа
Джона
в
согласии
с
идеями
Мецделя.
Но,
с
другой
стороны,
тоже
часто
случается,
что
ребецок
выглядит
точцо
так
же,
как
Сэм
Петерс,
молочник,
где
мы
ясно
видим
случай
влияния
окружающей
среды
Товарища
Лы
сецко».
Я
не
смог
закоцчить
последнего
предложения
из-
за
раз
давшихся
аплодисментов
части
аудитории.
Конечно,
правительственное
влияние
на
интеллектуаль
ную
жизнь
страны
сильно
чувствовалось
и
чувствуется
до
сих пор
в
СССР
-
в
литературе
и
других
искусствах.
До
статочно
упомянуть
случай
Пастернака
и
его
романа
«Док
тор
Живаго:..
Интересно
отметить,
однако,
что
«интереc:t
88