Кирюшина Ю.Ф., Тишкина А.А. (ред.) Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири: Сборник научных трудов

Подождите немного. Документ загружается.

341

Д.В. Папин

Алтайский государственный университет, Барнаул

ПРОБЛЕМА СЛОЖЕНИЯ АРХ ЕОЛОГИЧЕСКИХ КУЛЬТУР

В ПЕРЕХОДНОЕ ВРЕМЯ ОТ ЭПОХИ БРОНЗЫ

К РАННЕМУ ЖЕЛЕЗНОМУ ВЕКУ НА ВЕРХНЕЙ ОБИ

В (IX)VIII вв. до н.э. в лесостепной зоне Западной Сибири,

складываются культуры переходного времени от эпохи бронзы к

эпохе железа: гамаюнская, красноозерская, завьяловская, поздне-

ирменская, молчановская, большереченская. В этих комплексах

обнаружены вещи раннескифского облика, прежде всего бронзовые

наконечники стрел и детали конского снаряжения. Наибольшее их

количество найдено в ареале распространения большереченской

культуры в лесостепном Алтайском Приобье (Шамшин А.Б., 1989).

Несмотря на наличие здесь таких важных элементов скифской

триады, как типы оружия и конской упряжи, вряд ли эти культуры

можно отнести к раннескифскому кругу. Во-первых, не известны

происходящие из археологических комплексов предметы искусства

в раннескифском зверином стиле, во-вторых в погребальном обря-

де не выделяется роль лошади, как, например, в это же время в со-

предельном Горном Алтае (Кирюшин Ю.Ф., Тишкин А.А., 1997), в-

третьих, керамические комплексы являются продолжением мест-

ной орнаментальной традиции эпохи поздней бронзы (Папин Д.В.,

Шамшин А.Б., 1998). Таким образом, позднебронзовая культурная

традиция в трансформированном виде существует в лесостепном

Алтайском Приобье вплоть до VI в. до н.э., когда этот регион окон-

чательно вовлекается в круг скифских культур.

Как уже отмечалось выше, для южной части Верхнего При-

обья (Лесостепной Алтай) известно 19 поселений этого периода,

относимых нами к большереченской культуре переходного време-

ни (Папин Д.В., Шамшин А.Б., 1998). На основе анализа орнамен-

тальных традиций поселенческих керамических комплексов этой

культуры для данного региона выделяются памятники с ярко вы-

раженной ирменской (геометризм – ряды ромбов, треугольников):

Крестьянское-IX, МГК-1/3 и корчажкинской доминантой (зональ-

ность – ряды сеточки, елочки) (Мыльниково, Усть-Чумышская

Пристань, Бобровка, Долгая Грива, Аллак). Переходная традиция в

орнаментальной схеме поселений Ближние Елбаны-I, Елбанка и

Работа подготовлена при поддержке РГНФ (проект №03-01-00475а).

342

Елунинское культовое место синтезирована в окончательной фор-

ме. Именно в этой группе проявляется инокультурное влияние: се-

верная традиция крестовой фигурно-штампованной керамики и

западная, связанная с «валиковцами». В целом процесс изменения

орнаментальной схемы большереченской культуры можно охарак-

теризовать как синтез традиций ирменской и корчажкинской куль-

тур ПБ (Крестьянское-IX, МГК 1/3 – Мыльниково, Аллак) и начало

формирования декора РЖВ (Ближние Елбаны-I). Его сущностью

является преобладание зональной схемы построения орнамента,

снижение числа строк на сосуд (орнаментация верхней трети сосу-

да), переход от слабопрофилированных к господству баночных

форм сосудов, оформление среза венчика наружу.

Это подтверждается данными, полученными на основе фау-

нистического анализа остеологических комплексов поселений. В

хозяйственно-культурном типе большереченской культуры пере-

ходного времени, по сравнению с предшествующим типом ирмен-

ской культуры, возрастает доля охоты, а по сравнению с корчаж-

кинским – скотоводство. Происходит нивелировка двух типов хо-

зяйствования: многоотраслевого корчажкинского и скотоводческо-

го ирменского (Папин Д.В., Шамшин А.Б., 2000).

Погребальный обряд населения переходного времени прежде

всего известен по материалам наиболее изученных грунтовых мо-

гильников Ближние Елбаны-VII, XII, XIV и Бобровского, кроме это-

го, небольшие серии происходят с других памятников (Тур С.С.,

Фролов Я.В., 2001; Кунгуров А.Л., Папин Д.В., 2001). Основными

его признаками являются: трупоположение головой на юго-восток,

юго-запад, наличие следов огня в могиле и отсутствие инвентаря. Из

предметов в могилу чаще всего помещались сосуды, в большинстве

случаев это небольшие полусферические чаши (Грязнов М.П., 1956;

Шамшин А.Б., Фролов Я.В., Медникова Э.М., 1996; Кунгуров А.Л.,

Папин Д.В., 2001).

Как было сказано выше, в основе большереченской керами-

ческой традиции лежат две культуры поздней бронзы, что под-

тверждается и материалами Бобровского могильника, в котором

выделяются две «модели» погребального обряда – ирменская и ан-

дроноидная-корчажкинская (Тур С.С., Фролов Я.В., 2001). Сложнее

дело обстоит дело с инокультурным влиянием, хотя в могильниках

присутствует крестово-штампованная керамика, но по антрополо-

гическим данным этот компонент не прослеживается (Тур С.С.,

2001). Особое место занимает группа мужских погребений Бобров-

343

ского могильника с северо-западной ориентацией и краниологиче-

скими параметрами, характерными для «ранних скифов» степной

зоны Алтая (Тур С.С., 2001). Несмотря на то, что в могилах отсут-

ствует керамика, орнаментированная валиком, по всей видимости,

эту группу логичнее связать с влиянием «валиковцев», так как за-

падные территории от Верхней Оби являются очагом распростра-

нения этой традиции.

Если обратится к картографированию большереченских по-

селений, то они в основном расположены на высоких речных тер-

расах, останцах и зачастую имеют фортификационные сооружения.

По всей видимости подобное расположение памятников можно

объяснить повышенной военной активностью в регионе в переход-

ное время, и обращены они против раннескифского населения

степного Алтая, что в свою очередь связано с движением населения

в степных районах Северной Азии.

Кроме большереченской культурной традиции, мы можем го-

ворить о существовании не ранее чем с VII в. до н.э. еще двух свое-

образных традиций. Первая связана с группой памятников типа

Бийск-Скотобойня, и в основном это поселения, локализующиеся в

основном в южной части Алтайского Приобья – более подробно этот

вопрос рассматривался в работах М.Т. Абдулганеева (1992, 1993).

Вторая представлена погребальным комплексом МГК-I, характери-

зующимся как ранний этап раннего железного века, причем эта тради-

ция является пришлой для Верхней Оби (Кунгуров А.Л., 1999, с. 97).

Таким образом, можно подвести итог, что, несмотря на про-

никновение отдельных раннескифских элементов, на территории

южной части Верхнего Приобья продолжает существовать позд-

небронзовая линия развития вплоть до VI в. до н.э., когда местные

племена окончательно были втянуты в орбиту скифского мира.

Л.И. Погодин, А.В. Полеводов

Дирекция национального археологического

и природного парка «Батаково»

К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА

ОТ БРОНЗЫ К ЖЕЛЕЗУ И НАЧАЛО ЖЕЛЕЗНОГО

ВЕКА В ЛЕСОСТЕПНОМ ПРИИРТЫШЬЕ

Еще в конце 1980-х гг. многие исследователи поддержали

предложение М.Ф. Косарева (1981) о существовании особого пере-

ходного периода, с комплексом только ему присущих черт (Пого-

344

дин Л.И., 1987; Могильников В.А., 1989; Шамшин А.Б., 1989). Тем

не менее выделение переходного периода на практике зачастую

сопряжено с определенными трудностями, так как многие памят-

ники или группы памятников этого времени демонстрируют устой-

чивую связь с комплексами эпохи поздней бронзы, да и сама «пе-

реходность» на разных территориях проявляется с различной сте-

пенью отчетливости. В одних случаях она выражается в формиро-

вании ярких и своеобразных «культур переходного времени» (мол-

чановской, красноозерской, завьяловской), в других – процесс про-

текает менее выразительно, будучи обусловлен внутренними тен-

денциями трансформации позднебронзовых культур (памятники

позднеирменского этапа). Иногда оба варианта имеют место на од-

ной территории, что позволяет исследователям говорить о различ-

ных «линиях развития».

Именно такая ситуация характеризовала переходное время от

бронзы к железному веку в Среднем Прииртышье. С появлением

здесь в канун эпохи раннего железа оригинальной красноозерской

культуры, местные культуры эпохи поздней бронзы не прекратили

существования. Более того, отмечены факты сосуществования и

взаимодействия носителей красноозерской культуры с населением

поздних этапов сузгунского и среднеиртышского (розановского)

варианта ирменской культуры (Труфанов А.Я., 1983; Генинг В.Ф.,

Стефанов В.И., 1993.; Глушков И.Г., Полеводов А.В., Труфанов А.Я.,

2001). Следуя логике, позднесузгунские, а также смешанные позд-

ние ирменско-сузгунские памятники Среднего Прииртышья также

должны быть отнесены к переходному периоду.

Неопределенность в хронологии позднебронзового и переход-

ного периодов обусловила и неопределенность датировки начально-

го этапа раннего железного века в лесостепном Прииртышье, и соот-

ветственно нижней даты саргатской культуры. Традиционно ее от-

носят к V в. до н.э., основываясь на датировке наиболее ранних (из

опубликованных) погребальных памятников, где саргатская культу-

ра предстает в уже сложившемся виде (Могильников В.А., 1992,

с. 291–292; Корякова Л.Н., 1993, с. 23, 36). Между тем открытие в

Барабе и Прииртышье поселенческих памятников переходного вре-

мени, содержащих одновременно и «раннесаргатскую» керамику

(Туруновка-4; Новотроицкое-1), позволило ещe в 1980-х гг. поста-

вить вопрос об удревнении нижней даты саргатской культуры до

VII–VI вв. до н.э. (Молодин В.И., Колонцов С.В., 1984; Труфанов

А.Я., 1986; Полосьмак Н.В., 1987). В настоящее время список позд-

345

небронзовых поселений с керамикой раннежелезного облика попол-

нился (Глушков И.Г., Полеводов А.В., Труфанов А.Я., 2001) и факт

сложения саргатской керамической традиции в недрах позднеброн-

зовых культур признается практически всеми исследователями.

Таким образом, с момента появления «раннесаргатской» ке-

рамики (VII в. до н.э.) и наиболее ранними опубликованными сар-

гатскими памятниками (V в. до н.э.) возникает хронологический раз-

рыв, продолжительностью более века. Этот интервал, заполненный в

Тоболо-Ишимье балтовской культурой, в южнотаежном Приирты-

шье – журавлевским этапом богочановской культуры, в лесостепном

Прииртышье, по логике, должен быть занят либо теми же культура-

ми поздней бронзы – переходного времени (поздней ирменской (ро-

зановской), позднесузгунской; красноозерской), либо новой, само-

бытной переходной «предсаргатской» культурой, сформировавшей-

ся на основе позднебронзовых.

Однако ни позднебронзовая, ни красноозерская культуры в

Прииртышье не выходят за рубеж VII–VI вв до н.э. Материалы

красноозерской культуры надежно «привязывают» ее к VIII–VII вв.

до н.э. (Абрамова М.Б., Стефанов В.И., 1985; Труфанов А.Я., 1990).

Сложнее обстоят дела с абсолютной датировкой памятников позд-

них этапов сузгунской и среднеиртышского варианта ирменской

культур, представленных главным образом поселениями. Уточнить их

хронологические рамки позволяет ряд изученных в последнее время

погребальных комплексов эпохи поздней бронзы. Один из них – хо-

рошо известный специалистам могильник Калачевка-II, исследовав-

шийся В.А. Могильниковым и А.Я. Труфановым. Материалы

А.Я. Труфанова (1991) не позволяют сомневаться в принадлежности

позднему этапу среднеиртышского варианта ирменской культуры.

В кургане, исследованном В.А. Могильниковым (1968а), в

центральной могиле был обнаружен сузгунский сосуд и ирменский

бронзовый однолезвийный нож с монетовидным навершием, а в од-

ной из боковых могил – бронзовый двухлопастной раннескифский

наконечник стрелы. Автор раскопок допускал наличие «небольшого

хронологического разрыва между погребениями, в целом относя

курган к «эпохе перехода от бронзы к железу». Возможное отсутст-

вие хронологического разрыва между погребениями этого кургана, о

чем писал А.Я. Труфанов (1991, с. 77), подтверждают материалы

позднебронзовых комплексов некрополя Боровянка-XVII (раскопки

Л.И. Погодина). Здесь исследованы так называемые погребально-

346

поминальные сооружения, представляющие собой подквадратные

площадки 6–7х8–9 м, окруженные четырехугольными рвами с пере-

мычками (Полеводов А.В., Погодин Л.И., 2002). Следы насыпей и

погребений не зафиксированы (уничтожены распашкой?), однако во

рвах обнаружены жертвенные комплексы, состоящие из развалов

сосудов, черепов и костей животных, а на площади самих сооруже-

ний, в слое обнаружено большое количество бронзовых изделий.

Керамика представлена сосудами ирменской и сузгунской культур, а

также трансформированной, смешанной ирменско-сузгунской посу-

дой. Датировку боровянских сооружений – конец VIII–VII вв до н.э.

определяет комплекс бронзовых изделий – пластинчатый нож без

выделенной рукояти, круглая бляшка-зеркало с гнутой петлей на

обороте, бронзовые вотивные кинжалы с перекрестиями в виде при-

остренных шипов, опущенных вниз, бронзовый нож с выделенной

рукоятью и монетовидным навершием, а также серия двухлопаст-

ных, втульчатых наконечников раннескифских образцов. В то же

время ни в одном из позднебронзовых памятников не встречены

трехлопастные втульчатые наконечники стрел, которые в степной

зоне распространяются уже в конце VII в. до н.э.

Таким образом, эти смешанные ирменско-сузгунские памят-

ники, датируемые VIII–VII или VIII – самым началом VI вв. до н.э.,

синхронные красноозерским комплексам, в которых также «сосу-

ществуют ирменско-карасукские и раннескифские бронзолитейные

традиции» (Абрамова М.Б., Стефанов В.И., 1985), формируют так

называемый предсаргатский этап.

Начиная с VI в. до н.э. в лесостепном Прииртышье распро-

страняется железный инвентарь, и появляются «раннесаргатские»

погребальные комплексы, надежно датируемые VI и началом V вв.

до н.э. К последним относятся курганные могильники Стрижево-I,

Боровянка-IX (раскопки Л.И. Погодина) и Окунево-I (Могильни-

ков В.А., 1968а, б). Их датировка определяется бронзовыми предме-

тами: крупные зеркала с петелькой на обороте, с вертикальным бор-

тиком и без, а также с боковой ручкой (с петелькой), ножами с коль-

цевым навершием, колесовидным амулетом, втульчатыми трехлопа-

стными наконечниками стрел. Вместе с этими вещами встречены

железные изделия – двусоставные кольчатые удила и ножи с выде-

ленной рукоятью. Погребальный обряд своеобразен и заметно отли-

чается от «классического» саргатского. Большинство захоронений

совершены в неглубоких материковых ямах, реже на материке, ори-

ентация неустойчива, преобладает западная с тенденцией к смеще-

347

нию на север. Наряду с положением вытянуто фиксируются с подог-

нутыми ногами и скорченные. Встречаются ярусные и коллективные

погребения. Характерны ритуалы, связанные с огнем, в том числе

трупосожжение. Немногочисленные сосуды размещались вне могил.

Анализируя «раннесаргатский» погребальный обряд в диа-

хронии, нетрудно заметить параллели с погребальной практикой

позднебронзовых культур Прииртышья, в том числе сузгунской (По-

леводов А.В., Труфанов А.Я., 1997; Погодин Л.И., Полеводов А.В.,

Плешков Е.А., 1997; Полеводов А.В., 2003). Среди них – широкое

применение огня в ритуале, погребения выше материка, коллектив-

ные и ярусные захоронения, отсутствие посуды в захоронениях и ряд

других. С другой стороны, очевидно оформление и собственно сар-

гатских погребальных традиций – северо-западная ориентация,

снабжение умерших мясной пищей в сопровождении ножа и т.д.

Аналогичные тенденции прослеживаются и в керамике.

Часть сосудов из раннесаргатских памятников вполне соответству-

ет саргатским стереотипам, в то время как другие демонстрируют

сходство, с одной стороны, с посудой «раннежелезного» облика

лесостепных позднебронзовых памятников (Калугино-I), с другой

стороны, с керамикой журавлевского типа начала раннего железно-

го века лесного Прииртышья, характеризующейся наличием пере-

житочных позднебронзовых традиций (Данченко Е.М., 1996).

Этот момент представляется существенным, поскольку сви-

детельствует о синхронности и в целом сходном характере процес-

сов формирования лесных и лесостепных культур начала раннего

железного века, обусловленных, скорее всего, общей генетической

базой, представленной сузгунскими, красноозерскими, ирменско-

сузгунскими комплексами. В этой связи еще более гипотетичным

представляется участие, по крайней мере, на этом этапе формиро-

вания саргатской культуры неких «степных» компонентов. С другой

стороны, своеобразный переходный облик погребальных памятни-

ков начала раннего железного века в лесостепном Прииртышье вряд

ли свидетельствует о принадлежности их какой-либо самостоятель-

ной «переходной» культуре, а, скорее, отражает постепенную эво-

люционную трансформацию местных позднебронзовых традиций в

культурный комплекс раннего железного века, как это наблюдается

и в лесном Прииртышье. Однако в силу различного баланса пере-

численных компонентов и разной хозяйственной направленности в

лесном и лесостепном Прииртышье уже в начале раннего железного

века формируются две самостоятельные культуры.

348

М.В. Титова

Новосибирский государственный краеведческий музей

ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КЕРАМИКИ

ЭПОХИ БРОНЗЫ РЯДА АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ

ПАМЯТНИКОВ ТОМСКОГО ПРИОБЬЯ

И НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ

Для анализа нами были отобраны 12 групп керамики (по 9–

10 образцов) эпохи бронзы с девяти памятников: андроновская и

еловская группы с Еловского-II могильника (ЕК-II), еловская и ир-

менская – с Еловского поселения (ЕП), еловская и ирменская – с

поселения Крохалевка-7А (Кр-7А) и по одной группе андроноид-

ной керамики эпохи поздней бронзы с поселений Десятовское

(ДП), Черное Озеро-1 (ЧО-1), Ордынское-12 (Ор-12), Танай-4 (Т-4)

и могильников Еловский-I (ЕК-I), Крохалевка-13 (Кр-13). Техноло-

гический анализ проводился В.А. Борисовым. Благодарим В.И. Ма-

тющенко за предоставленные материалы.

В ходе проведенного исследования получены следующие ре-

зультаты. Для изготовления керамики всех групп использовалось

схожее глинистое сырье – естественно запесоченные (естественная

примесь песка с окатанными зернами кварц-кварцита) средне- и

хорошо ожелезненные суглинки эолового и аллювиального проис-

хождения, дополненные гидрослюдами. В тесте большинства сосу-

дов всех групп, кроме керамики с Т-4, встречается незначительное

количество слюды в виде отдельных мелких чешуек. В некоторых

образцах керамики ЕП, обеих групп ЕК-II, ДП и Кр-13 присутст-

вуют следы органики (травы, навоза).

Практически в большинстве образцов в качестве искусствен-

ных примесей присутствуют грубообломочный крупнозернистый

песок и аналогичная дресва, происходящие из кварцитовых аллю-

виальных отложений, только во всех фрагментах с Т-4 единствен-

ной искусственной примесью является красноцветный грубообло-

мочный шамот. Таким образом, в целом песок и дресва доминиру-

ют в роли наполнителей. Песчано-дресвяная традиция является ос-

новной, которую в ряде случаев в той или иной мере дополняют

элементы шамотной традиции.

Для всех групп посуды характерно сочетание окислительной

и восстановительной среды обжига, в последнем случае с частым

незначительным окислением поверхностей сосудов, в результате

такого режима обжига внешняя поверхность большинства сосудов

349

приобрела красно-коричневые оттенки. Чаще всего, преобладал дли-

тельный (свыше 40 мин) низкотемпературный обжиг (450–700

С).

Только для еловской группы ЕК-II и образцов с Ор-12 в целом ха-

рактерен короткий (менее 40 мин) низкотемпературный обжиг

(400–600

С), что наряду с другими факторами привело к невысо-

кому качеству керамики. Керамика с Т-4 обжигалась в течение 60–

70 мин при более высоких температурах (650–750

С), оптималь-

ный режим обжига для глинистого сырья, отличающегося высоки-

ми гончарными свойствами, способствовал высоким технологиче-

ским качествам посуды.

Средние показатели физико-механических свойств керамики

всех исследованных групп варьируют в следующих пределах:

плотность – (1,69–1,81 г/см куб.), пористость – (18,2–26,3%), водо-

насыщение – (10,4–14,5%), твердость – (71,7–98,6 НВ) и большин-

ство образцов керамики характеризуются как плотные, обладаю-

щие средней или низкой пористостью, средней или низкой степе-

нью водонасыщения, мягкие или приближающиеся к твердым (по

методу Бринелля).

По составу керамических масс группы керамики можно раз-

делить на два типа:

Тип 1. Это относительно «чистые» технологические тради-

ции. Подтип 1. Песчано-дресвяная традиция. К этому подтипу

относятся андроновская и еловская группы ЕК-II, группа с ЧО-1,

образцы керамики которых содержат в качестве искусственной

примеси только (или преимущественно) грубообломочный крупно-

зернистый (0,5–1 мм) кварцевый песок (концентрация в образце от

1 до 32% от объема) и аналогичную дресву (от 2 до 30%). Просле-

живается преемственность в технологии изготовления посуды обе-

их групп ЕК-II и сходство по физико-механическим параметрам

(только еловская керамика – 75,8 НВ, относительно более твердая,

чем андроновская – 71,7 НВ). В технологии керамического произ-

водства на ЧО-1 практически абсолютное преобладание песчано-

дресвяной традиции (количество всей псаммитовой примеси со-

ставляет от 2,2 до 41%, дресвы – от 2 до 20%, черный шамот с хо-

рошо окатанными зернами встречен в трех случаях и в очень малых

количествах – 1–3%) и устоявшаяся технология обжига сосудов

(500–700

С более 40 мин, волнообразные типы графиков твердости

стенок всех сосудов группы демонстрирует равномерную и полную

прокаленность стенок), возможно, свидетельствуют об однокомпо-

нентном составе населения данного памятника.

350

Подтип 2. Шамотная традиция. Этот подтип представлен

группой керамики с Т-4 (подъемный материал на памятнике). Со-

держащиеся во всех образцах песок всех размерных рангов и дрес-

ва представляют собой естественную примесь, искусственной до-

бавкой является исключительно красноцветный грубообломочный

шамот размером 1–3 мм (предварительно просеянный). Причем

количество шамота в образцах невелико – всего от 1–3 до 8–10%.

Учитывая, что в данном керамическом производстве использова-

лось достаточно отощенное пластичное глинистое сырье, практи-

чески не требующее непластического материала, а режим обжига

по своим параметрам приближался к высокотемпературному, то

умышленное внесение небольшого количества шамота было обу-

словлено увеличением термостойкости сосудов. Иначе введение

шамота в керамическое тесто в столь малых количествах техноло-

гически неоправданно и, возможно, является лишь пережитком

традиции, когда шамот являлся основной примесью.

Тип 2. Это смешанные технологические традиции. В этот

тип вошли группы керамики, в которых прослеживается сочетание

песчано-дресвяной и шамотной традиций, и имеются образцы с

различным соотношением искусственных примесей: грубообло-

мочного крупнозернистого песка, дресвы и шамота. Этот тип под-

разделяется на два подтипа по характеру шамота.

Подтип 1. Для данного подтипа характерно превалирование

дресвяных добавок и наличие черного шамота с сильно окатанны-

ми зернами в сочетании с красноцветным грубообломочным шамо-

том (причем встречаемость последнего в образцах значительно

меньше). Это свидетельствует о том, что основным компонентом

населения, оставившим эти керамические комплексы, изначально

являлись носители местной приобской песчано-дресвяной тради-

ции, которые в большей или меньшей степени испытывали влияние

носителей таежной шамотной традиции (с окатанными зернами)

(Глушков И.Г., 1996, с. 94). Сюда относятся еловские группы с ЕП и

Кр-7А, керамика с ДП, Ор-12, Кр-13, ЕК-I. Причем наибольшее

морфологическое и декоративное сходство, а также близость техно-

логических показателей обнаружили еловские группы поселенче-

ской керамики с Кр-7А, ЕП и ДП (плотность – 1,81; 1,78; 1,74 г/см

куб., соответственно; пористость – 23,2; 26,3; 23,1%; степень водона-

сыщения – 12,9; 14,5; 13,2%, твердость – 96; 98,6; 95,1 НВ). Глиняная

посуда этих групп отличается высокими технологическими качест-