Кислов Б.А., Туев В.А., Ткачева М.П. Философия

Подождите немного. Документ загружается.

– 101 –

Особенно явно идеологизированность закона единства и борьбы

противоположностей обнаруживала себя при определении основ-

ных, главных социальных противоречий. Ведь, фигурально выра-

жаясь, «на лбу» у объективного противоречия не написано, какое

оно — главное или не главное, основное или не основное. Так, на-

пример, главным противоречием социализма называлось противо-

речие между возможностями производства и постоянно растущими

потребностями советского человека.

Если же подойти к определению главного, основного противоре-

чия реального, т. е. существовавшего в нашей стране, социализма с по-

зиций строгой диалектики, то картина вырисовывается совершенно

другая. Конечно, противоречие между производством и потребностя-

ми человека было, есть и будет практически в любом обществе, начи-

ная с зарождения человечества. Следовательно, оно существовало и в

условиях социализма. Можно пойти и дальше: предположим, что при

социализме (строе, гуманистическом по своим исходным моментам)

ликвидированы классовые антагонизмы, противоречие между трудом

и капиталом, частная собственность уступила место общественной

собственности. При таких условиях единственной заботой общества

будет всемерное и полное удовлетворение постоянно растущих по-

требностей человека на основе роста общественного производства,

и обозначенное противоречие действительно окажется движущей

силой социалистического общества, его основным противоречием.

И если все сказанное верно, то социализм ускоренно развивается

и способен достаточно быстро демонстрировать свои преимущества

перед всеми иными общественными устройствами. На практике, как

уже отмечалось, этого не произошло: идеальная (идеологическая) мо-

дель социализма не совпала с реальностью, а обозначенное противо-

речие не было противоречием социализма.

Даже рассуждая в рамках марксистской парадигмы диалектики,

можно прийти к совершенно иным выводам. Рискнем предположить,

что основным противоречием реально существовавшего социализ-

ма было противоречие, выражавшееся в форме отчуждения чело-

века от собственности, власти, управления, социальных программ,

официально насаждаемой идеологии. Если принять предложенное,

то вполне объяснимыми оказываются безуспешные попытки «догнать

и перегнать» страны капитализма, низкая производительность труда,

– 102 –

процессы стагнации во всех сферах жизни и — как закономерный фи-

нал — саморазрушение реального социализма.

При обсуждении путей развития нашего общества часто возни-

кает вопрос: а что, в результате экономических реформ стало лучше,

общество действительно вышло из кризиса? Ответим совершенно

определенно: лучше не стало, а по многим параметрам оказалось

даже хуже. Что же, однако, из этого следует? То ли, что необходимо

вернуться в общество развитого социализма с его основным — ре-

альным или идеологически постулируемым — противоречием? Или

возможны другие варианты?

Но вернемся к проблемам диалектики. Особенностью диалекти-

ки является то, что она — чрезвычайно тонко организованная систе-

ма, беззащитная перед грубой экспансией идеологии. Пример тому

— приключения (точнее, злоключения) закона отрицания отрицания.

Напомним, например, что, полемизируя с народниками, В. И. Ленин

специально разъяснял в работе «Что такое «друзья народа» и как они

воюют против социал-демократов?», что марксова идея гибели капи-

тализма вытекает из анализа экономических процессов и тенденций

в современном ему обществе, но не из закона отрицания отрицания,

как утверждали, в частности, Е. Дюринг и Н. К. Михайловский. Мож-

но соглашаться или не соглашаться с предположением Маркса о ско-

рой гибели капитализма («Призрак бродит по Европе, призрак комму-

низма…»), однако бесспорно одно: и сам закон отрицания отрицания,

и категории, его выражающие, использовались К. Марксом и В. И.

Лениным в качестве методологических средств анализа экономиче-

ской и иной реальности, но не утверждались в качестве непререкае-

мых правил, по которым развертывается история.

Далее И. В. Сталин исключил этот закон из арсенала диалектики.

В 1960-е годы закон восстанавливается в своих правах, однако далеко

не в первородном виде. Мы не имеем в виду те курьезные случаи,

когда с помощью закона отрицания отрицания обосновывалась необ-

ходимость создания совнархозов, разъединения обкомов и райкомов

КПСС и т. д. Исподволь рождалась новая версия этого закона, после-

довательно проводилась его идеологическая интерпретация. Анали-

зируя процесс исторического развития общества, марксистские диа-

лектики нового поколения доказывали, что исходная ступень развития

общества (так называемый первобытный коммунизм) основывалась

на общей собственности на средства производства, в ней отсутство-

– 103 –

вали разделение общества на классы, а значит, и классовые антаго-

низмы, и эксплуатация, и т. д. Однако с совершенствованием про-

изводительных сил первобытный способ организации производства

и общества начал сдерживать общественное развитие, превратился

в его тормоз. Так происходит первое отрицание, возникает классовое

общество, общество частной собственности, дающее простор разви-

тию производительных сил. Однако и оно подлежит отрицанию, по-

скольку это общество социальной несправедливости, экономической

и духовной эксплуатации трудящихся. Такое общество с необходимо-

стью отрицается (отрицание отрицания) следующей ступенью исто-

рического развития — коммунистической, на которой синтезируются

достоинства первой и второй ступеней и начинается подлинная исто-

рия человечества.

Мы понимаем, что это изложение закона грешит схематизмом.

Но при такой интерпретации истории в общественное сознание вне-

дряется мысль, что наступление коммунизма детерминируется дей-

ствием всеобщих законов, в том числе и всеобщего закона отрицания

отрицания.

Впрочем, можно доказать и нечто совершенно противоположное.

Предположим, что настоящая история человечества начинается не с

этапа первобытного общества (ибо это его доцивилизационное разви-

тие), а с этапа классового общества (с его развитыми, установивши-

мися экономическими и социальными структурами). Но тогда расклад

уже другой: классовое общество (исходная ступень) — социализм

(отрицание) — постсоциалистическое, капиталистическое классовое

общество (отрицание отрицания). Такая получается диалектика!

Подведем итоги. Главный из них заключается в том, что диа-

лектика должна развиваться и существовать не по логике и прави-

лам идеологии, а по логике и правилам науки. Но ведь в самом на-

чале мы утверждали, что идеологические моменты принципиально

не устранимы из социальных наук, в том числе и из диалектики. Ре-

шение этой проблемы нам видится так: диалектика как «чистая наука»

— это, в сущности, «идеальный тип» (термин известного немецкого

философа М. Вебера), т. е. такое явление, которое либо чрезвычайно

редко встречается в действительности, либо вообще есть мысленная

конструкция, необходимая для познания реальности (нечто вроде

идеализированного объекта). В своем практическом функционирова-

нии диалектика всегда будет «нагружена» классовыми, групповыми

– 104 –

интересами. Но, учитывая сказанное, мы должны поменять приори-

теты: диалектика как наука первична по отношению к диалектике как

идеологии. Положения диалектики должны вытекать из ее собствен-

ных, внутренних требований, принципов, установок, а не из запросов

социальной сферы. Например, основное противоречие конкретного

социального образования должно выводиться из анализа объекта, а не

привноситься с помощью идеологических императивов (что, кстати,

происходит еще до научного анализа объекта). Конечно, впоследствии

любое положение диалектики может получить идеологическую ин-

терпретацию, идеологическую коррекцию. Это неизбежно и не всег-

да ведет к негативным результатам. Тем не менее, методологическим

ориентиром для формирования и развития диалектики должен быть,

по нашему мнению, предложенный «идеальный тип» диалектики.

Конкретизацией сформулированного правила является отказ диа-

лектики от поисков «единственно верного решения», как правило,

инспирируемого официальной идеологией. Наличие различных ре-

шений, точек зрения, конкурирующих позиций — признак истинной

науки. Диалектика, далее, должна не на словах, а на деле превратиться

в открытую систему, свободно включающую в себя новые наработки

в области теории. Конечно, единство и борьба противоположностей

— это «суть, ядро диалектики», но философы только выиграют, если

наряду с названным законом будут использовать при исследовании

самодвижения, саморазвития реальности идеи синергетики, самоор-

ганизации, системного подхода.

И, наконец, еще одно замечание по поводу марксистской диалек-

тики. Как к ней относиться? Думаем, как к факту истории философии.

Очевидно, многое из того, что наработано марксистской диалектикой,

войдет и в формирующуюся сейчас в нашем обществе философию.

На наш взгляд, перспективны марксистские идеи о диалектике теории

и практики, критерии истинности знаний, взаимной опосредованно-

сти ступеней познания, диалектике процесса отражения и т. д. Но все

это не более чем предположения, ибо проблема значительно сложнее,

чем может показаться.

В самом деле, в обществе происходят трудные философские «му-

тации», формируется новый образ философии. Что будет востребо-

вано из марксистской диалектики философией будущего — об этом

пока можно только гадать. Более того, мы не можем предсказать даже

то, какой непосредственно вид, какую форму обретет диалектика в ла-

– 105 –

гере тех социальных сил, которые по-прежнему считают диалектиче-

ский и исторический материализм теоретической основой практиче-

ской деятельности. Возможен ли возврат к каноническому марксизму,

канонической марксистской диалектике с учетом новых социальных

и интеллектуальных реалий? Тем более, если мы на самом деле хотим

сделать из диалектики инструмент познания действительности, а не

политико-идеологическую доктрину.

Учитывая тенденции становления новой философии, можно было

бы попытаться определить «образ диалектики» и ее место в структуре

этой науки более обстоятельно и конкретно. Однако такая попытка

будет явно преждевременной, поскольку серьезных теоретических

оснований для ее реализации пока нет.

Литература

Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976.1.

Коплстон Ф. История философии. Древняя Греция и Древний 2.

Рим. М, 2003.

Сартр Ж.- П. Проблемы метода. М., 1994.3.

Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 4.

– 2-е изд. Т. 20.

– 106 –

ГЛАВА V. РАЦИОНАЛИЗМ, ИРРАЦИОНАЛИЗМ

И ИНТУИТИВИЗМ

1. Исторические формы рационализма

Давно сказано, что сон разума порождает чудовищ. А что, если

чудовищ порождает и сам бодрствующий разум? Парадокс состоит

в том, что пропасть между сознательными целями людей и резуль-

татами их деятельности все более расширяется. Люди часто говорят

о безграничных возможностях познания, открывающихся перед нау-

кой. Это породило в общественном сознании характерный наукоцен-

тризм, выражающийся в признании за наукой монополии на истину;

даже сам термин «научность» стал синонимом «истинности». Да,

наука сегодня на высоте: химические технологии, микроэлектрони-

ка, строительная индустрия, аудиовизуальные системы, компьютеры

фантастически усовершенствовали наш быт, увеличили комфорт, по-

зволили создать прекрасные офисы, сделали возможным получение

информации из любой точки земного шара. Но вместе с тем ухудшили

экологию, разделили и духовно опустошили людей, развили до угро-

жающих размеров смертоносные виды вооружений, не дав никаких

положительных целей жизни человека. Перспективы дальнейшего

прогресса прикладной науки поставили под угрозу существование

самого человечества. Поэтому все чаще понятие научно-технического

прогресса в настоящее время воспринимается и трактуется как иллю-

зия, а достижения цивилизации ставятся под сомнение. Мы подошли

к таким рубежам, когда начинаем добывать опасные знания. Вот поче-

му всегда (а в последнее время особенно) проблема рациональности

и ее критериев обсуждается достаточно оживленно.

Бесспорные успехи рационального сознания, прежде всего про-

явившиеся в развитии науки, научной рациональности, становлении

и развитии научно-технической цивилизации, привели к распростра-

нению сциентизма, для которого вера в науку в значительной мере за-

менила веру в бога. Наука в секуляризированном, т. е. светском миро-

воззрении в значительной мере стала играть роль религии, способной

дать окончательный и безусловный ответ на все коренные проблемы

устройства мира и человеческого бытия. Вместе с тем, отчетливо вы-

явившиеся в наше время деструктивные антигуманные последствия

техногенной цивилизации порождают и активное противодействие

– 107 –

сциентистскому культу научной рациональности, когда на нее возла-

гают значительную долю ответственности за пороки и грехи этой ци-

вилизации. При этом протест против сциентистской абсолютизации

роли и возможностей науки перерастает нередко в резкий негативизм

по отношению к ней и является специфически современной формой

критики не только рационализма (выступающего в этом контексте

в форме сциентизма), но и рациональности как таковой.

Соглашаясь с возражениями против неумеренных притязаний

агрессивного сциентизма, понимая несостоятельность абсолютизации

господствующей в нашей цивилизации формы научной рациональ-

ности, восходящей к галилеевско-ньютонианскому естествознанию

Нового времени, в то же время нельзя недооценивать или, тем более,

опровергать значимость рациональности как таковой, как необходи-

мой ценности нашей культуры. Но при этом сама рациональность (в

том числе научная рациональность) должна быть понята достаточно

широко, ее характеристика должна быть освобождена от ограничен-

ности и деструкций.

Необходимо заметить, что рациональность существует не толь-

ко в науке, но и в политике, праве, морали, религии, мифологии, ис-

кусстве. Что же такое рациональность? Прежде чем ответить на этот

вопрос, вспомним, что познание мира начинается с чувственного по-

знания. Это такая форма познания, которая позволяет получать ин-

формацию об объектах при помощи органов чувств. Оно играет боль-

шую роль в получении знаний о мире: во-первых, это единственный

канал связи с внешним миром, и потеря хоть одного из органов чувств

затрудняет процесс познания. Во-вторых, человек, лишенный орга-

нов чувств, не способен ни к познанию, ни к мышлению. Чувственное

познание регулирует предметную деятельность, дает минимум перво-

начальной информации.

Но чувственное познание ограничено: в нем человек «привязан»

к конкретной ситуации, его недостаточно, чтобы преобразовывать

природу, осуществлять предметную деятельность. Оно дает еди-

ничный образ предмета, недостаточный для всестороннего позна-

ния предметов, причин и связей, существующих в мире. Возникает

необходимость познания внутренней сущности вещей, т. е. общего.

Познание общего возможно благодаря формированию особого рода

представлений, фиксирующих общие признаки вещей, не имеющие

чувственного характера. Например, «дом», «дерево», «человек» —

– 108 –

это общие признаки вещей. Это не предметы, а понятия. Способность

их создавать — это способность к рациональному мышлению. По-

нятие «рациональное» фиксирует как раз общие, существенные свой-

ства, отношения предметов, явлений. Благодаря этому суммируются

важные знания о способах действия с данными группами предметов.

Возможно, такая способность в обыденной жизни и не столь важна.

Обычно выделяют два уровня рационального. Это рассудок, спо-

собный давать правила мышления, и разум, который является источ-

ником понятий (не заимствованных из чувственного познания) и ста-

вит перед познающим новые задачи.

Рациональность — это умопостигаемость объективно всеобщего,

с какой бы областью знания мы ни сталкивались. Постижение общего

— всегда открытие творческой активности (будь то понятие, мораль-

ная норма, юридический закон и т. д.). Рационализм — система взгля-

дов, суждений об окружающем, которая основывается на выводах

и логических заключениях разума. Это определенный подход к ре-

шению вопроса о происхождении и возможной достоверности зна-

ний. Разумеется, рационализма в чистом виде не существует. Делая

тот или иной вывод, человек никогда не может полностью исключить

влияние эмоций, интуитивных прозрений, собственного догматиче-

ского мышления и т. д. Даже в математике последняя фраза — «что

и требовалось доказать» — порой оказывается неоднозначной и мо-

жет быть оспорена.

Тем не менее, мы всегда можем отличить рациональный образ

мышления, рациональные суждения от суждений иррациональных,

основанных, например, на откровениях, религиозных догматах и т. д.

Безусловно, прежде всего, рациональность проявляется в науке. Она

предполагает наличие концептуального аппарата, моделирование ре-

альности в системе понятийных конструкций, надстраивающихся над

обыденными представлениями о мире. Обеспечивая проникновение

человеческой мысли в слои реальности, недоступные неспециализи-

рованному сознанию, рациональное сознание в то же время создает

особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир», как его

называют в философской литературе.

Истоки рационализма можно обнаружить уже в древности. Ан-

тичное мышление, по существу, является рациональным. В то же вре-

мя, рационализм как одно из устойчивых направлений в философии

возник как реакция на кризис средневековой схоластической логи-

– 109 –

ки, которая не могла объяснить, каким образом из единичного опы-

та возникают строго всеобщие истины. Оставалось искать другой,

внеопытный источник познания (разум). Сам термин «рационализм»

весьма емкий и может быть использован для описания того или иного

миропонимания.

Классический рационализм — тип рационального мышления, ко-

торый сформировался после эпохи Возрождения и утвердился в XVII–

XVIII вв. В рамках классического рационализма не только утвердился

научный метод, но и возникло целостное миропонимание — некая

целостная картина мироздания и процессов, происходящих в нем.

В ее основе — механистическое представление о Вселенной, воз-

никшее после научной революции Коперника—Галилея—Ньютона.

Вселенная представлялась как механизм, запущенный кем-то и вечно

действующий по определенным, раз и навсегда данным законам. Ка-

залось, что если сегодня люди в мире чего-то не понимают, то завтра

обязательно поймут. Так постепенно формировалась вера в неограни-

ченные возможности знания, основывающаяся на фактических успе-

хах науки. Это был оптимизм молодого рационализма.

В общественном сознании происходили (и происходят) суще-

ственные сдвиги в системе ценностей, в духовном мироощущении,

что находило свое отражение в проблематике и стиле философии. Так,

провозвестником опытного естествознания и научного метода высту-

пил английский философ Ф. Бэкон. Ему удалось дать образ новой нау-

ки, отправляясь от твердо принятых и последовательно продуманных

представлений о значении знания в обществе и человеческой жизни.

Он упрекает мыслителей прошлого за то, что в их трудах не слышен

голос самой природы, созданной Творцом. Методы и приемы науки

должны отвечать подлинным ее целям — обеспечению благополучия

и достоинства человека, что явится свидетельством выхода человече-

ства на дорогу истины после долгого и бесплодного плутания в поис-

ках мудрости. Обладание истиной обнаруживает себя именно в росте

практического могущества человека.

Возможности человеческого разумения и науки совпадают, поэ-

тому так важно ответить на вопрос: какой должна быть наука, чтобы

исчерпать эти возможности? Ф. Бэкон пишет: «Человек, слуга и ис-

толкователь Природы, ровно столько совершает и понимает, сколь-

ко он охватывает в порядке Природы; свыше этого он не знает и не

может ничего». По его мнению, есть только две возможные дороги

– 110 –

поисков и обнаружения истины: одна от чувства и частных случаев

переносит сразу к аксиомам самого общего характера и затем дает

дорогу суждениям на основании этих принципов, уже закрепленных

в их незыблемости, чтобы вывести на их основании промежуточные

аксиомы. Это наиболее распространенный путь. Другая — от чувства

и частного приводит к аксиомам, постепенно и непрерывно поднима-

ясь по ступеням лестницы обобщения до тех пор, пока не подведет

к аксиомам самого общего характера; это самая верная дорога, хотя

она еще не пройдена людьми.. Второй путь представляет собою мето-

дически продуманную и усовершенствованную индукцию. Дополнив

индукцию целым рядом приемов, Ф. Бэкон стремится превратить ее в

искусство вопрошания природы, ведущее познание к верному успеху.

Основывая свою философию на понятии опыта, истолковывая чув-

ственность как единственный источник всех наших знаний, Ф. Бэкон

тем самым заложил основы эмпиризма — одной из ведущих фило-

софских традиций новоевропейской философии.

Вместе с тем, родоначальник эмпиризма ни в коей мере не был

склонен недооценивать значение разума. Сила разума как раз и про-

являет себя в способности такой организации наблюдения и экспе-

римента, которая позволяет услышать голос самой природы и истол-

ковать сказанное ею правильным образом. Поэтому свою позицию

Бэкон иллюстрирует сравнением деятельности пчел, собирающих не-

ктар со многих цветков и перерабатывающих его в мед, с деятельно-

стью паука, ткущего паутину из самого себя (односторонний рациона-

лизм), и муравьев, собирающих в одну кучу самые разные предметы

(односторонний эмпиризм). Ценность разума — в его умении извле-

кать из опыта заключенную в нем истину. Разум как таковой не со-

держит в себе истин бытия и, будучи отрешен от опыта, неспособен

их открывать.

Основы альтернативной эмпиризму рационалистической тради-

ции были заложены французским философом Р. Декартом. Отправ-

ной точкой философствования Р. Декарта становится общая для них

с Ф. Бэконом проблема достоверности знания. Но в отличие от Бэко-

на, который выдвигал на первый план практическую основательность

знания и подчеркивал значение предметной истинности знания, Р. Де-

карт ищет признаки достоверности познания в сфере самого знания,

его внутренних характеристик. Отклоняя, подобно Ф. Бэкону, авто-

ритет как основание истины, Р. Декарт стремится к разгадке тайны