Кузовков Ю.В. Мировая история коррупции
Подождите немного. Документ загружается.
361
Зверства кавалеров. Гравюра из памфлета 1644 г.
Кавалерами во время Гражданской войны 1640-х гг. называли представителей «партии Двора»
(сторонников короля Карла I)
И тогда, пишет английский историк Д.Андердаун, было решено набрать новую
добровольческую армию – из «благочестивых» людей, которые «вели честную жизнь и не
врали» ([280] p.190). Все эти люди при их приеме в армию произносили присягу в
честности, верности парламенту и готовности к бескомпромиссной борьбе с
«поджигателями, злоумышленниками и пособниками сил зла». В дальнейшем (по крайней
мере, в 1643-1649 гг.) эта партия так и называлась - честная (honest party), историк
приводит этому целый ряд свидетельств ([280] pp.190, 188).
Разумеется, далеко не вся армия, воевавшая за парламент, состояла из членов
«честной партии», немало было и просто сочувствовавших или нейтральных. Но их
лояльность вызывала подозрения, они нередко перебегали на сторону врагов – поэтому
особенно не доверяли командирам, не принадлежавшим к «честной партии». Основу этой
партии, указывает Д.Андердаун, составляли средний и низший слой помещиков
(джентри), торговцы, ремесленники и другие представители среднего класса ([280] pp.191-
192). Из средних и даже низших слоев общества вышли и многие офицеры,
принадлежавшие этой партии. Например, полковник Прайд ранее был извозчиком,
полковник Хьюсон – сапожником, полковник Фокс - мастером-котельщиком ([19] 13,
с.80). В период Гражданской войны «честная партия» пользовалась огромной поддержкой
населения – так, большинство членов парламента, избранных в ходе всеобщих выборов в
графствах и округах в 1645-1646 гг., принадлежало к этой партии. Эта же партия
выступала за организацию суда над Карлом I и активно боролась с попытками
контрреволюции со стороны роялистов ([280] pp.193-194, 202). Таким образом, мы видим,
что сторонники пуританской идеологии, идеологии честности и очищения общества от
коррупции, сыграли ключевую роль как в инициировании революции 1641 г., так и в
доведении ее до логического конца, включая вооруженную борьбу против роялистов,
свержение и казнь Карла I.
362
Казнь Карла I. Гравюра XVII в.
Возникает вопрос – пожалуй, один из самых интересных в английской истории –
почему эта «честная партия», партия пуритан, пользовавшаяся такой поддержкой
населения и свергнувшая режим Стюартов, не смогла удержать власть в своих руках и
осуществить те прогрессивные преобразования, которых, очевидно, ожидали от них
простые англичане, отдававшие свои обручальные кольца на нужды парламента в 1642 г.?
Так, например, английский историк Л.Стоун, анализируя результаты первого этапа
Английской революции (1641-1660 гг.), приходит к выводу, что они были в целом
негативными, что в течение этого периода не было осуществлено почти никаких
позитивных экономических или социальных реформ, а к его концу республиканское
правительство полностью обанкротилось и дискредитировало себя, что сделало
реставрацию Стюартов неизбежной ([303] pp.60, 46, 53).
Есть несколько причин, объясняющих провал первого этапа революции, и на все из
них в разное время указывали историки. В качестве одной из главных следует отметить
отсутствие у пуританской партии сколько-либо четкой и продуманной программы
реформ, особенно в экономической области и в области борьбы с коррупцией. Впрочем,
отсутствием цельной программы грешили почти все революционеры – и до, и после
Английской революции. Как говорил Ленин во время событий Русской революции 1917 г.,
главное ввязаться в драку, а там видно будет. По мнению Д.Тревельяна, у Кромвеля и его
соратников вообще не было никакой программы, кроме Библии – единственного, чем они
пытались руководствоваться. «Основной движущей силой всей революции», пишет
историк, был «бедняк, ищущий спасения со слезами на глазах, не имеющий никакого
“путеводителя”, кроме Библии в руках» ([111] с.254). Конечно, наивно было полагать, что
достаточно выделить группу «честных людей» (среди которых уже с самого начала могло
затесаться немало нечестных), дать им в руки власть и Библию – и свершится чудо, мир
преобразится.
Отсутствие четкой программы реформ хорошо видно по принятым законам,
которые поражают своей бессистемностью. С одной стороны, были отдельные
прогрессивные законы в области прав личности – например, отмена пыток в
судопроизводстве. С другой стороны, в 1650 г. был принят беспрецедентно суровый,
драконовский закон об исправлении нравов, по которому ряд не очень серьезных
правонарушений, таких как инцест, прелюбодеяние, а также повторное уличение в
содержании борделя карались смертной казнью (!), а проституция и мелкие нарушения
нравов карались тюрьмой, клеймением и наказанием плетьми ([280] pp.257-258, 277).
Такая же бессистемность была в политической области. С одной стороны, монархия была
363
упразднена, и все полагали, включая Кромвеля, что теперь парламент будет принимать
законы и управлять страной. С другой стороны, Кромвель (почему-то) считал, что
парламент должен обязательно утвердить указы, принятые им самим, а когда парламент
отказался это сделать, то это стало одной из причин его разгона Кромвелем ([29] 2, с.189-
190).
Кромвель разгоняет Долгий парламент 20 апреля 1653 г. Гравюра XVII в.
В экономической области единственным по-настоящему прогрессивным законом
(по общему мнению историков и экономистов) был Навигационный акт 1651 г. Но он
касался лишь одной отрасли экономики – морского транспорта, в других отраслях не было
почти никаких реформ. В итоге, пишет Л.Стоун, «первая Революция не сделала почти
ничего положительного для поощрения предпринимательства и почти ничего для
стимулирования более капиталистического и рыночно ориентированного подхода в
сельском хозяйстве, промышленности и торговле» ([303] p.46).
Второй причиной поражения революции стал раскол в рядах победившей партии.
Кромвель и «честная партия», как уже было сказано, в основном выражали интересы
среднего класса. Но в Гражданской войне 1642-1646 гг. активное участие приняли и
«низы», также выдвигавшие свои требования, которые носили более радикальный
характер. Как указывает К.Хилл, в 1645 г. повсеместно на юге и западе Англии началось
массовое восстание беднейших слоев населения и против короля, и против парламента; и
многие опасались, что они организуют третью партию, помимо двух существующих. Он
даже сравнивает ситуацию в Англии 1645-1649 гг. с Россией накануне октября 1917 года
([213] pp.20, 51). Действительно, она в какой-то мере напоминает то безвластие, которое
сложилось в тот момент в России, когда все политические силы: и «верхи», и средние
классы, и «низы», - по очереди пытались захватить власть и встать у руля управления
страной. Эта борьба за власть в Англии привела к так называемой Второй гражданской
войне (1647-1649), которая шла уже не только между «Двором» и «Нацией», но также
между умеренными революционерами, интересы которых представлял Кромвель и
парламентское большинство, и радикальными революционерами, на сторону которых
перешла часть армии
1
.
1
В трактовке марксистских историков Кромвель представлял интересы «буржуазии», которая боролась
одновременно и против «феодалов», и против «пролетариата». Но как было показано выше, так называемые
«феодалы», поддерживавшие короля, в действительности были крупными торговыми и финансовыми
капиталистами (олигархами), купившими себе титулы лордов и большие земельные угодья. А среди
соратников Кромвеля было немало выходцев из «пролетариата», такие как полковники Прайд, Хьюсон и
Фокс. Поэтому такая трактовка неверна – она просто не соответствует фактам.
364
Кромвель в сражении при Данбаре в 1650 г. Картина А.Гоу
Л.Стоун считает, что Оливер Кромвель и его ближайшие соратники испугалась
размаха революции и радикальных требований, усиливавшихся со стороны «низов», и
предпочли в такой ситуации вообще бездействовать, не проводить никаких реформ ([303]
pp.56-61). При этом инициативы проведения реформ, шедшие снизу, они подавляли. Так
произошло, например, с инициативой армии и партии левеллеров, выдвинувших свою
программу реформ в 1647 г., которая была сознательно подавлена Кромвелем и его
соратниками ([213] pp.54-55).
Конечно, среди левых были ультрарадикальные течения анархистского и лево-
коммунистического толка. Так, некоторые агитаторы утверждали, что никакие законы
больше не действуют, а действует только закон силы и власть анархии; другие предлагали
отнять все имущество у богатых и поделить его между бедными. Вместе с тем, наиболее
активное левое течение, пользовавшееся наибольшей поддержкой народа – так
называемые левеллеры или конституционные левеллеры - вовсе не были
ультрарадикальными элементами, а, наоборот, стремились к наиболее последовательной и
полной демократии в социальной сфере и в экономике. Они призывали к ликвидации
Палаты лордов и монархии, введению всеобщего избирательного права, устранению
монополий, несправедливых ограничений для мелкого предпринимательства и коренного
изменения системы налогообложения: вместо более высоких налогов для бедных они
предлагали ввести, наоборот, более высокие налоги для богатых ([280] pp.151-152; [213]
pp.98-99; [19] 13, с.107). Многие идеи левеллеров были в последующем осуществлены, но
уже на последней стадии Английской революции. А в период республики они были
отвергнуты Кромвелем и его сторонниками, что, по-видимому, способствовало утрате к
ним доверия со стороны населения в 1650-е годы и поражению революции в 1660 году.
Следует также иметь в виду, что 1640-е годы были самыми тяжелыми для народа,
на что указывает К.Хилл ([213] p.87). Обнищание населения и голодоморы в этот период
достигли максимума. Это вовсе не удивительно – революции всегда происходили в
периоды обострения кризиса коррупции, и то, что пик кризиса в этот раз опять совпал с
революцией – совершенно естественно. В этих условиях удовлетворение некоторых
требований бедных, в том числе раздел между ними части королевских земель и земель,
конфискованных у лордов, могло бы помочь ослаблению экономического и социального
кризиса. Однако Кромвель и его соратники оказались очень принципиальными
сторонниками принципа неприкосновенности частной собственности, когда речь шла о
бедных, но не слишком принципиальными, когда шла речь о них самих.
365
Оливер Кромвель (миниатюра С.Купера). Справа: Томас Ферфакс
Дело в том, что коррупция проникла и в ряды победившей «честной партии» - и
это можно считать еще одной причиной поражения революции. Так, многих членов
«революционного парламента» представители армии обвиняли в казнокрадстве. Да и сам
Кромвель их неоднократно обвинял в присвоении имущества, в использовании власти в
своих личных интересах, а также в нежелании работать на благо общества, вместо того
чтобы плести интриги или заниматься накоплением имущества. Как пишет Д.Грин, один
из лидеров «революционного парламента» Гэселриг «действительно пользовался властью
в своих интересах» ([29] 2, с.177-178). Вместе с тем, как указывают российские историки,
сам Кромвель и его ближайший соратник Ферфакс также подавали в этом дурной пример
– в ходе революции они заполучили в собственность имения, приносившие
соответственно 7000 и 5000 фунтов годового дохода ([19] 13, с.145).
Кроме того, весь процесс конфискации и последующей продажи земель лордов и
других роялистов сопровождался невиданной спекуляцией. Так, было доказано
историками, что основную часть конфискованных земель выкупили по дешевке их
прежние владельцы через подставных лиц ([303] pp.55-56) – надо полагать, за взятки. А
другую часть скупали по дешевке лидеры и офицеры победившей «честной партии». Так,
майор Уайлдман за несколько лет скупил 50 владений, расположенных в 20 графствах
Англии ([19] 13, с.145). Таким образом, конфискация земельной собственности у
олигархии не только не способствовала преодолению кризиса коррупции (так как
основная ее часть осталась в прежних руках), но и вела к усилению спекуляции и
коррупции, связанной с процессом перераспределения земли.
В целом можно сделать вывод, что неудача первого этапа Английской революции
явилась следствием, во-первых, отсутствия четкой программы и концепции реформ, во-
вторых, раскола победившей партии и нежеланием ее лидеров учитывать интересы
беднейших слоев населения, и в-третьих, коррупции в рядах победившей партии.
Установление власти парламента выявило и еще одну проблему – выяснилось, что
осуществить какие-либо серьезные реформы в условиях ведущей роли парламента было
невозможно. Парламент раскололся на разные фракции, которые придерживались по
многим вопросам противоположных взглядов, часть его членов занималась в основном
деятельностью в своих личных интересах, а не в интересах общества. Поэтому
осуществить программу реформ по выходу из кризиса коррупции (даже если бы такая
четкая программа была в наличии) парламент все равно бы не смог – не случайно
Кромвель несколько раз разгонял парламент и по существу правил бóльшую часть
времени единолично. С учетом вышеизложенного, совсем не удивительно, что в 1660 г.
английский народ чуть ли не с ликованием приветствовал короля Карла II – власть
366
парламента ему не дала практически ничего или дала слишком мало по сравнению с его
ожиданиями.
Джон Мильтон. Иллюстрация У.Блэйка к поэме Мильтона «Потерянный рай».
Будучи одним из духовных лидеров революции и пуританского движения, Мильтон глубоко
переживал неудачу первого этапа Английской революции.
12.5. Реставрация Стюартов (1660-1688 гг.) и «революция вигов»
С возвращением Стюартов в Англию опять вернулись коррупция и распутство
королевского двора и антинациональная политика короля. Как пишет К.Хилл, реставрация
Стюартов носила явно выраженный антидемократический характер ([212] p.110). Была
восстановлена Палата лордов и все привилегии лордов, о которых уже успели забыть.
Опять начались преследования за религиозные взгляды и политическое инакомыслие.
Если в период 1650-1660 гг. за нарушение супружеской верности могли казнить (и такие
случаи были), то в эпоху Реставрации, как пишет Д.Грин, «жизнь светских людей
проходила между легкомыслием и распутством… Лорд Рочестер был модным поэтом, но
заглавия некоторых его произведений таковы, что теперь ни одно перо не может их
повторить… Лучшим типом эпохи явился герцог Бекингем, а самым характерным
событием в жизни герцога была дуэль, на которой он увенчал обольщение леди Шрусбери
умерщвлением ее мужа, в то время как графиня в костюме пажа держала перед ним его
лошадь и лицезрела убийство» ([29] 2, с.219). Сам Карл II в распутстве не уступал никому
из своих подданных. По словам историка, чувственным удовольствиям «он предавался с
таким циничным бесстыдством, которое вызывало отвращение даже у его бесстыжих
придворных. Одна любовница следовала за другой, а раздача титулов и имений
познакомила мир с позором ряда порочных женщин. Побочные дети короля были введены
в ряды английской знати» ([29] 2, с. 255).
367
Король Карл II (1649-1685 гг.), портрет Лили.
Распутство и разврат в Англии в ту эпоху уже не ограничивались правящей
верхушкой, а начали широко распространяться среди населения. Театры превратились в
места сбора проституток, где они открыто предлагали свои услуги, да и многие актрисы
подрабатывали тем же самым. В тюрьмах не только разрешалось пользоваться услугами
проституток, но и за определенную плату тюремщики разрешали заключенным-мужчинам
перебираться на ночь в женскую камеру ([112] с.344, 356-357).
Как отмечает английский историк М.Уоллер, чрезвычайно распространились в ту
эпоху грабеж и насилие, разбойники и пираты стали главными героями простых англичан.
Известно, что целые толпы англичан, отправившихся за легкими деньгами, составляли в
ту эпоху основное население «пиратских республик» Ямайки и других островов
Карибского моря. Именно падение нравов среди населения, указывает историк, вызвало
появление после Славной революции 1688 г. Общества исправления нравов, решительно
взявшегося за перевоспитание английского общества ([112] с.365-367, 336-338).
С таким же цинизмом, с которым Карл II предавался чувственным удовольствиям,
он осуществлял и свою внешнюю политику. Поскольку любая крупная растрата денег из
казны могла вызвать скандал в парламенте и атаку со стороны оппозиции, то он нашел
другой источник финансирования своих потребностей – французского короля Людовика
XIV. Разумеется, последний финансировал Карла II не задаром, а в обмен на соглашение,
по которому английский король должен был проводить политику, выгодную
французскому королю. По договору Англия фактически обязалась содействовать
захватническим планам Людовика XIV в Европе и отказаться от всякого протекционизма
в торговле с Францией ([19] 13, с.167). Здесь мы видим редкий пример того, как один
суверенный монарх находился на содержании у другого суверенного монарха и
фактически плясал под его дудку в ущерб интересам своей страны. Хотя Карл II скрывал
от парламента свой договор с Людовиком XIV и получаемое от него финансирование, но
слухи об этом распространялись, и англичане все больше начинали подозревать своего
короля в предательстве их национальных интересов. Наконец, в 1678 г. в распоряжении
парламента оказались документы, подтверждающие факт продажности Карла II или, как
пишет Д.Грин, «факт зависимости Англии от чужеземной державы» ([29] 2, с.279-285).
Разразился скандал, закончившийся очередным роспуском парламента королем.
На этом фоне произошла новая консолидация прогрессивных сил, обеспокоенных
ростом коррупции в обществе и предательством короля. Лидером этого объединения уже
не были пуритане. После фиаско, которое они потерпели на первом этапе революции
(1641-1660 гг.), и после гонений и казней их лидеров в эпоху реставрации Стюартов они
перестали заниматься большой политикой и, как пишет К.Хилл, превратились в группу
368
провинциальных пацифистских сект ([212] p.110). Но пуританство как идея не умерло, эта
идея была подхвачена вигами, которых, как уже говорилось, историки считают
союзниками и «сыновьями» пуритан ([111] с.276-277). Политическое рождение партии
вигов произошло во время выборов в парламент 1679 г., которые, как пишет Д.Грин,
«проходили при сильном национальном оживлении» ([29] 2, с.286), и которые принесли
партии вигов абсолютное большинство в парламенте, несмотря на то, что часть населения
была лишена избирательного права. Здесь мы видим опять пример, как осознание
населением опасности, связанной с коррупцией и предательством в высшем эшелоне
власти, подобно тому, что было в 1641-1643 гг., способствовало консолидации общества.
Осознание опасности и появление врага, пусть даже в лице собственного короля,
подкупленного иностранными государствами, лучше всего отвечает этой задаче.
Собственно говоря, именно с этого момента и начались основные реформы в
социальной и экономической сфере, которые принято называть «революцией вигов». Уже
в 1679 г., когда виги получили контроль над парламентом, они провели два
революционных закона в области демократии и свободы личности. Это, во-первых,
введение всеобщего избирательного права, которого ранее были лишены малоимущие
граждане, и, во-вторых, введение Habeas Corpus Act – закона, по которому любого
человека могли арестовать лишь по решению суда и который, конечно, мог резко
сократить полицейский произвол в Англии ([212] pp.112, 114). Тогда же в Англии были
начаты меры по введению протекционизма – как указывает Ч.Уилсон, в 1670-е годы
Англия впервые ввела высокие импортные пошлины на зерно и экспортные премии,
стимулировавшие собственное производство и экспорт зерна ([314] pp.147-148).
Конечно, в последующем реформы сильно осложнялись политикой Карла II и
Якова II, которые начали все чаще прибегать к роспуску парламента, иногда уже через
месяц после его созыва. Но после Славной революции и начала правления Вильгельма III
(1689-1702 гг.), когда виги опять получили большинство в парламенте, реформы были
продолжены. Главной областью этих реформ стала экономическая область, а главным их
направлением – борьба с коррупцией и с факторами, вызывающими кризисы коррупции.
12.6. Экономическая концепция победившей революции
Одним из основных требований, выдвигавшихся левеллерами и другими
революционными партиями в ходе первого этапа революции (1641-1660 гг.) было
устранение монополий и обеспечение свободы предпринимательства. И это было одной из
первых мер, осуществленных вигами после Славной революции 1688 г. Были уничтожены
не только монопольные права отдельных частных компаний, но и крупные
государственные монополии, причем некоторые из них (в горнодобывающей
промышленности) возникли еще при Тюдорах в XVI в. ([212] p.139). Осуществление этих
мер вызвало появление в последующие годы тысяч новых независимых предприятий
([212] p.179) – то есть привело к экономической демократии, расцвету малого и среднего
бизнеса.
Разумеется, успех не мог сопутствовать всем предприятиям, не обошлось и без
финансовых махинаций со стороны нечистоплотных бизнесменов. Как указывает
Ч.Уилсон, из 93 акционерных компаний, возникших в 1690-1695 гг. (которые привлекали
капитал у широкой публики), 2/3 к 1698 г. перестали существовать; зато оставшиеся
компании за 10 лет удвоили свой капитал ([314] p.183).
Но такая свобода предпринимательства внутри страны были дополнены не менее
решительной политикой по ограничению либерализма во внешней торговле. И эта
политика проводилась вполне сознательно – она сложилась под влиянием работ целого
ряда английских писателей-экономистов (позднее названных меркантилистами): Томаса
Мана, Фрэнсиса Брюстера, Джошуа Чайлда, Самуэля Хартлиба, Райса Буша, Питера
Чамберлена, Уильяма Гоффе и других ([314] p.232; [150] p.515). Они, в частности, писали,
369
что следствием свободы торговли является деградация страны и ее населения, и
настойчиво призывали к введению системы высоких таможенных тарифов или прямых
запретов на импорт промышленных изделий и экспорт некоторых видов сырья ([310]
p.76). Некоторые из них приняли непосредственное участие в выработке новой
протекционистской (так называемой меркантилистской) политики, начавшейся после 1688
г.
Особенностью этой политики, пишет Ч.Уилсон, было то, что в ее разработке
участвовали не отдельные купцы или промышленники, как об этом потом писал Адам
Смит, критиковавший протекционизм, а широкий круг людей. И сама эта политика,
отмечает историк, состояла не столько в удовлетворении пожеланий купцов и
промышленников, сколько в желании решить общие проблемы страны: повысить
занятость населения, устранить дефициты продовольствия и т.д. Без протекционизма,
пишет Ч.Уилсон, английская промышленность просто не смогла бы развиваться,
поскольку в тот момент Голландия располагала лучшими технологиями и более
квалифицированными кадрами по сравнению с Англией и могла легко задавить
английскую промышленность. Без протекционизма, указывает историк, был бы
невозможен и произошедший в дальнейшем подъем английского сельского хозяйства
([314] pp.165-166, 184).
Король Вильгельм III Оранский (1689-1702 гг.). Источник: [17]
Нет никаких сомнений в том, что целенаправленная протекционистская политика
началась именно в 1689 г., после прихода к власти Вильгельма III и партии вигов. До
этого были отдельные разрозненные действия: введение Навигационного акта 1651 г.,
означавшего начало протекционизма в области морского транспорта (преимущество
национальных судов по сравнению с иностранными), и введение повышенных импортных
пошлин и экспортных премий на зерно в 1670-е годы. Но в целом, пишет английский
историк Р.Дэвис, в конце реставрации Стюартов протекционизм как политика в Англии в
принципе отсутствовал. Почти весь импорт и экспорт облагался всего лишь 5%-й
пошлиной, за исключением отдельных товаров. Однако цель этого обложения высокими
пошлинами импорта отдельных товаров состояла, как правило, не в защите
промышленности и сельского хозяйства, а в увеличении доходов казны. В частности,
огромные пошлины, составлявшие более 50% от внутренней розничной цены, взимались
при импорте вина и бренди, которые совсем не производились в самой Англии ([171]
p.308). Таким образом, это были в чистом виде налоги на потребителей, не дававшие
ничего производителям.
Все это резко изменилось, начиная уже с 1690 г., когда были введены специальные
импортные пошлины в размере 20% на длинный список товаров, охватывавший примерно
2/3 всего английского импорта. В дальнейшем уровень пошлин постепенно повышался, и
370
в середине XVIII в. составлял по разным видам импорта от 20-25% до 40-50%. Кроме
этого, был введен запрет на импорт некоторых изделий, конкурировавших с
развивавшейся английской промышленностью. Была также введена система экспортных
премий, выплачивавшихся правительством в зависимости от цен, сложившихся на
внутреннем и внешнем рынках, при экспорте зерна и некоторых промышленных товаров
([171] pp.309-314). То есть впервые была разработана и применена система
государственной поддержки не только производства, но и экспорта. Причем, основной
принцип этой системы протекционизма заключался в том, что стимулировалось
производство и экспорт готовых промышленных изделий и продовольствия, а экспорт
сырья и полуфабрикатов, наоборот, облагался пошлинами или запрещался, чтобы
стимулировать их собственную переработку внутри страны. Все это, разумеется,
способствовало как росту английской промышленности и сельского хозяйства, так и росту
занятости, и решению тех социальных проблем (бедность, безработица), которые привели
к гражданской войне и революции в период 1641-1688 гг.
Иногда полагают, что аналогичные системы протекционизма были введены в то
время в большинстве стран Западной Европы. На самом деле это не так. По мнению
авторитетных экономических историков, лишь несколько европейских государств в
указанный период проводили всеобъемлющую протекционистскую политику, то есть
политику, полностью защищающую внутренний рынок от внешней конкуренции, и к этим
странам относились Англия и большинство государств Германии и Скандинавии. В
частности, в германских государствах после окончания Тридцатилетней войны в 1648 г.
были установлены такие высокие ввозные и вывозные пошлины, что, как пишет
Ч.Уилсон, цена на зерно и вино при их перевозке из Маннхайма до границы с Голландией
утраивалась – таким образом, пошлины в сумме достигали 200% от первоначальной цены
товара. Такая таможенная система в германских государствах сохранялась вплоть до
начала или середины XIX в. ([150] p.554)
Как видим, ситуация в Англии и Германии в целом была схожей – в том плане, что
внутренний рынок был защищен от внешнего полностью, а не выборочно по отдельным
товарам, как, например, во Франции. Это также является общепризнанным фактом. Как
отмечает И.Валлерстайн, отличие английского протекционизма от французского состояло
в том, что система таможенного регулирования в Англии защищала импортными
пошлинами не только производства, уже работавшие на экспорт, но и любые
импортозамещающие производства, а также сельское хозяйство ([310] pp.264, 267).
Последнее также очень важно, поскольку в сельском хозяйстве в то время было занято до
80-90% всего населения, и следовательно, эта политика задевала интересы не узкого слоя
рабочих экспортных или наиболее передовых производств, как это было во Франции, а
интересы подавляющего большинства населения. Кроме того, в промышленности она
была ориентирована на создание новых производств и рабочих мест, а не только на
защиту уже существующих, как во Франции. Такая целостная протекционистская система
существовала в Великобритании с конца XVII в. вплоть до начала или середины XIX в.
Что касается других стран (Италия, Испания), то они в рассматриваемую эпоху
вообще не прибегали к протекционистским мерам или прибегали эпизодически и на
короткий период. Как отмечает Ч.Уилсон, Италия и Испания в какой-то момент пытались
копировать французскую модель, которая сама страдала ограниченностью. Но даже по
сравнению с французской моделью, пишет историк, политика этих стран не отличалась
никакой последовательностью или цельностью ([150] pp.548-551).
Все это, по-видимому, не является случайным. Страны, которые смогли
противостоять силам внутренней и международной коррупции (Англия, Германия,
Скандинавия), смогли выработать и экономическую концепцию, препятствующую
развитию коррупции, которая как было показано выше, включает два основных элемента