Михайлов Н., Кузьменко Н. Легены Хортицы: литературно-художественное издание

Подождите немного. Документ загружается.

Хохлацкий серп и

дураки

авно это было. А, может, и не было вовсе. Нет, все таки,

было. Приближалась осень. Звал в дорогу Чумацкий

шлях, пшеница созрела в полях.

Шли как-то Бог и святой Петр. Гуляли по облакам. Пере-

прыгивали через моря и зашли в наши края.

Видят — человек в поле. Согнулся в три погибели, усердствует —

аж на рубахе потные пятна, а что делает — непонятно. Спустились

Бог и Петр пониже, подошли к мужику поближе. Присмотрелись,

приценились и со смеху покатились. Мужик хлеб убирал. Но — как?

Это целый скандал. Брал мужик в руку колосок, да шилом каждое

зернышко выковыривал.

— Эй, мужик! — спрашивают Бог и Петр. — И большой ли доход

от твоих забот? Много ли урожая вот так собираешь?

— Да где там, — отвечает мужик. — До зимних вьюг гну спину, а

убрать успеваю едва ль десятину.

Переглянулись Бог с Петром — жаль мужика — и одарили его сер-

пом. Попробовал мужик орудовать серпом. Сначала — не смело. А

потом пошло дело. И в две недели управился со своим наделом.

Так в краю нашем серп появился. Попал Божий подарок мужику в

услужение. Но у этой истории есть продолжение.

Были на нашей земле времена неспокойные. Много всякой нечи-

сти шлялось окрест. Сжигали села, крали невест. Непокорных му-

жиков мечами рубили. Баб да ребятишек в полон уводили. Край

наш богатый, народ работящий. Вот на него всякие разбойники и

зарились. Накачаются брагой, налетят ватагой — и давай честных

людей обижать да грабить.

Но кое-кому лакомый кусок вставал в горле поперек.

Как-то из дальних стран пришел отряд басурман. Вооружен-

ные до зубов пистолями и пиками, оглашали окрестности ди-

кими криками. Вышли в поле, увидели сноп пшеницы и реши-

ли порезвиться.

Крестьянин, что сноп вязал, узрев басурман, испугался и в лес убе-

жал. А серп в сноп воткнул.

И вот чужеземные рыцари надумали хлеб побить-пожечь. Не для

собственной славы, а ради забавы. Стали в сноп из пистолей па-

лить, стали саблями жито рубить.

Один басурман ударил в сноп, и тут же получил серпом в лоб. От-

скочил серп — и второму на шею. Тот дернул за серп — хотел от не-

го избавиться, а избавился от головы.

Опешили басурманы. Стоят, как каменные истуканы. Как такое

случилось, что крестьянский серп погубил их двоих товарищей? И

решили, очнувшись едва, что не обошлось тут без колдовства. Дума-

ли — как им быть? И надумали серп утопить.

•г.

Сели в лодку и выехали на середину Днепра.

— Ну, — сказал главный рыцарь. — Пора.

К одному концу веревки привязали серп, к другому — камень пу-

дов на пять.

— Надо, — говорит главный рыцарь, — камень первым кидать. Он

серп за собой и утащит.

Не мудреная затея, кабы не дурак затеял. Раскачали басурманы ка-

мень и бросили его в воду. А сами налегли на весла — и ходу. Да

только серп за край лодки зацепился, в борт своими зубьями вон-

зился. Камень вниз потянул, да лодку с рыцарями и перевернул.

Уж барахтались они в воде, на помощь звали, хохлацкий серп

проклинали. Пытались к берегу плыть, друг за друга хватались, да

где там — на дно пошли, только бульбы остались.

Погубили их глупость да самохвальство.

Божий подарок — умелым рукам, лихо и напасть — дуракам.

Богатыри

ткуда берутся богатыри? Да — из вечерней зари. Из шум-

ного леса да степи широкой. Из вольного ветра да речки

глубокой. Придет ниоткуда, уйдет в никуда. Так раньше

водилось, так будет всегда.

Увидеть богатыря — редкий случай. Не любят они силушкой хва-

стать перед людьми. А люди на свете разные, заносчивые и проказ-

ные. Иной обидеть норовит, другой обиды не простит.

Жил у вдовы сын. Тихий малый. Да боком ему выходили детские

забавы. То от сверстника тумаков получит, то старшина ему уши на-

крутит. Терпел издевки и от дворовой девки. И однажды не вытер-

пел. Схватил обидчика за плечи, да так, что чуть не покалечил. Под-

нял над собой одной рукой. Повесил на гвоздь под самый потолок,

а сам — за порог. Только его и видели. Пошел богатырь по свету

вольной жизни искать.

А еще рассказывают запорожские старожилы про Хому по про-

8© звищу Две Жилы. Двужильный Хома работал с рассвета до темна. В

своем хозяйстве устали не знал, да еще и соседям помогал. Добрый

хлопец, у людей — в цене. Любили его на селе. Только мельник —

скаред и плут — все над Хомой подтрунивал:

— Что, Хома, — говаривал мельник. — В святые вылезти хочешь?

Да из тебя святой — как с жабы удой. А за труды расплата вон на

спине заплата.

Хома на Мельниковы насмешки не отвечал. Лишь головой кивал —

да, мол, за труды свои с людей награды не требую. За куском не го-

нюсь, на совесть их полагаюсь. Даст кто-нибудь хлеба кусок, да са-

ла шматок — не побрезгую. А иной раз и за спасибо отработаю. До-

брое слово стоит дороже, а за копейку торговаться негоже — на ду-

шу грех, и людям смех.

Только мельнику этого не понять. Мельник за копейку скандалит-

ся, а за пятак на ремне удавится.

Приехал раз Хома к мельнику зерно молоть. А тот не пускает —

ворота запер, собака лает. И кричит ему из высокого окна:

— Эй, Хома! А чье зерно привез? Лошади, гляжу, чужие. И чужой

воз. Опять какую-нибудь вдову ублажить пытаешься? В святые угод-

ники набиваешься?

Осерчал Хома не на шутку: «Что за человек, этот мельник? Отчего

языком всякую ересь мелет?».

Мешки с воза снял и по одному в верхнее окно закидал. В пылу

чуть мельника не пришиб. А после этого сгинул. Ушел из села, куда

еле заметная тропка вела. Тесно стало богатырю среди людей.

Лишь раз видеть довелось богатыря при деле. Случилось это на

страстной неделе. Пронеслась по днепровским кучугурам страш-

ная буря. Разнесла песок по округе, много бед натворила — скот

погубила, хаты повалила. Только-только стихло кругом, как ударил

гром. Да оказалось, что не гром то, а стук копыт. Вслед за бурей

всадник промчался, огромный как гора. Где конь его копытом сту-

пил — колодец остался.

Старые запорожцы говорят, что и буря та была — не буря, а са-

танинская дуля — змей поганый. Заползла гадина на нашу зем-

лю беды чинить, людей изводить. Да не тут-то было. У ракито-

вого куста накрутил ему богатырь хвоста. И погнал с родной

земли на край света...

Так раньше было, старые люди сказывали, следы богатырского ко-

ня внукам показывали. Да и нынче запорожская земля силою не ос-

кудела, нашлось бы только богатырю дело.

Известно точно — и днем и ночью стоят богатыри в пригранич-

ных лесах, стерегут родную землю от всякой нечисти.

Осторожно - клад!

сть на Хортице дуб. Под дубом — сруб. В срубе — ко-

лода. На колоде — два гроба. В одном гробу — пусто,

в другом — густо: горшок золотишка, с отделкой ма-

нишка, парчовый халат, чугунный ухват, две пистоли,

татарский клинок, кадушка соли да серебра мешок. Чей клад —

не скажу, где дуб — укажу: от пасущихся коров на юг сто шагов,

затем — десять шагов на запад, а далее — иди на запах. Как въе-

дешь носом в дупло — знать, тебе повезло...

Одна лесная сойка рассказывала, что кладов на острове столько —

искать не переискать, копать не перекопать. К примеру, можно за-

грузить золотом две... нет — три галеры, перевезти через море и под

базарный гул закупить весь Стамбул. То-то было бы удивление для

стамбульского населения!..

Но клады — хитрая штука, не каждому даются в руки. Заговоры и

заклятия держат их за семью печатями. И не всякому сулит богатст-

во попытка к ним подобраться.

Рассказывали старые люди, да дьяк с попом, как в урочище Канев-

ском прямо посередине балки была безымянная могила. И случа-

лись там чудные вещи. Бывало только спустится вечер, ляжет тень

на плетень, станет свечка на стол, из могилы выскочит козел. Про-

блеет, тряся бородой, и снова в могиле спрячется.

Как-то один работник пас в той балке волов. Отпустил скотину,

вынул трубку да присел на могилу. Тут и выскочил козел — седая бо-

рода. Глянул работник — в могиле дыра. А там — не гроб с мертве-

цом, а сундук с серебром.

Испугался пастух, бросил волов — и домой во весь дух.

А дома рассказал о находке хозяину.

Хозяин работнику водки налил, да и спать уложил. «Дело, что его

холопу клад показался, — подумал хозяин. — Да как бы он с деньга-

ми обращался?» И решил, что ему деньги нужнее.

Стояла ночь еще, а пан собрался в урочище. Пришел к могиле, от-

копал сундук охнул довольный: «Грошей багато!». Отсыпал три жме-

ни в шапку, а остальные перепрятал.

Да не пошли они ему впрок — через неделю пан занемог. Год

болел, а через год околел. На чужой клад позарился, оттого и

преставился.

А еще дело было. Жил на Кушугуме бедный мужик, из хозяйства

только безрогая коза: да старая кобыла. Хата-мазанка в землю врос-

ла, долгов — нет числа. Маялся мужик — трудно жить. И ладно бы —

один, да дочку малую надо одеть-накормить.

Раз на Пасху поехали они калачи святить. Только отъехали от сло-

бодки, поравнялись с древней могилою, смотрят — над холмиком

занимается огонь, а из огня выскакивает красный конь. Дочка испу-