Островский А.М. Социально-философские основания гуманизации человеко-компьютерного взаимодействия (Опыт междисциплинарного исследования)

Подождите немного. Документ загружается.

390

последствий. По крайней мере доказать такое следствие крайне

сложно. Тем не менее, любое убийство чрезвычайно деструктивно

для психики человека.

Поскольку проводником в мир виртуального для интерак-

ции ЧКВ выступает компьютер, который можно запрограммиро-

вать как угодно — как на созидательные, так и на разрушитель-

ные задачи, обостряется опасность манипулятивного воздейст-

вия на человека. Однако глубина травматизма может быть еще

глубже. Научные фантасты прогнозируют, что в пределе разви-

тия компьютер окажется способным «вобрать» сознание челове-

ка, перекодировав и дегуманизиров его сущность.

Виртуализация «подмяла» под себя человека. Например,

Ю. Рогоза свою встречу с виртуальным характеризует так:

«…передо мной на столе тускло мерцало окно в пластмассовый

мир, где живут такие же пластмассово-ненастоящие люди, у ко-

торых вместо имени — ник, вместо живой розы — символ №23,

вместо желания жить — желание нажать на клавишу»

. Тоталь-

ная редукция человека пришла на смену модели Дж. Оруэлла,

описывающей несостоявшееся тотальное господство элиты тех-

нократов. Оруэлловская идеализация сменилась более прозаич-

Рогоза Ю. Жизни@нет // Женский журнал. 2001. март. С.75

391

ным осознанием «всемогущества» техники, подчинившей себе ду-

ховность (а точнее — бездуховность) человека. Техника поработи-

ла субъекта без какой-либо надежды на освобождение от уз фе-

тиша, практицизма и прагматизма.

В качестве своеобразной протестной реакции на тотальное

засилье «искусственных форм существования», актуализируется

феномен развиртуализации, когда встреча блоггеров, «френдов»

в «реальной» жизни является дополнением к виртуальному обще-

нию, его естественным следствием, а может быть и причиной. В

таком развороте событийности можно увидеть гуманистический

подвиг субъекта, а также «объективную» направленность элек-

тронных коммуникаций на человеческое взаимодействие. С дру-

гой стороны, увеличивается, например, степень социальной

опасности анонимных знакомств, имеющих свое не всегда без-

обидное продолжение. Это обусловлено активизацией марги-

нальных «элементов», преследующих социально-деструктивные

цели (например, педофилов).

Однако социальный эффект не должен, на наш взгляд, за-

слонять фактор антропологической катастрофы. В данном кон-

тексте ее можно связать с медийными инструментами, любому из

которых можно приписать одно из самых интересных открове-

392

ний Иоанна Богослова, который указал на особые условия нового

апокалипсиса, когда удастся «…вложить дух в образ зверя, чтобы

образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был вся-

кий, кто не будет поклоняться образу зверя…» и далее: «…всем,

малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, поло-

жено будет начертание…и что никому нельзя будет ни покупать,

ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание» (Открове-

ние, глава 13, стихи 15–17). Последнее, например, по ассоциации

нетрудно связать с цифровой подписью.

Виртуальный характер происходящего преследует человека

в самых разнообразных формах. При этом сложность продуци-

руемых феноменов обусловливает становление различных клас-

сификаций виртуальных эффектов. Например, С. Жижек на ос-

нове триады Лакана — воображаемое, символическое и реальное,

классифицирует виртуальность, разделяя ее на: воображаемую

виртуальность, символическую виртуальность и реальную вирту-

альность.

Причем сама триада как фрактал получает смысловое

отражение в каждом из своих компонент. Своеобразным базисом

классификации у него выступает продуктивная суперпозиция

Жижек С. Реальность виртуального. URL:

http://www.realityofthevirtual.com/

393

видимого и воображаемого, интегральный эффект которой нель-

зя игнорировать.

Воображаемая виртуальность есть продукт представления

субъектом другого субъекта, явления или процесса, результат

субъектной оценки интеракции между ними. По существу, в акте

ЧКВ перед каждой из сторон предстает воображаемый образ

партнера в той или иной степени соприкасающейся или совсем

несоприкасающейся с реальностью. Сила воображения, имеющая

виртуальный характер и обращенная к реальности, превращает

последнюю в гиперреальность. Эта характеристика обусловлива-

ется преувеличенной степенью выразительности, реалистично-

сти, художественности. Здесь следует отметить, что воображае-

мое представляет собой неэлиминируемый аспект активности

сознания, дополняющий и расширяющий реальный контекст.

Наше представление, по всей видимости, не является отражени-

ем свойств внешнего объекта, а есть результат приписывания

определенных качеств этому объекту сознанием. Завоевывая но-

вые рубежи, воображаемое получает преимущества перед реаль-

ным.

Символическая виртуальность связана с перманентным

процессом эмиссии знаков. Следует согласиться с тем, что «чело-

394

век никогда не сталкивается с физической реальностью непо-

средственно, ―лицом к лицу‖; между ним и этой реальностью все-

гда находится … мир символов и знаков»

. Это мир обусловлива-

ется многослойным пересечением текстов

На социальном уровне символическая виртуальность струк-

турирует при помощи символов, актуализирующих новые смыс-

лы, иное качество реальности. Генезис этого феномена начал

проявляться еще в условиях первобытнообщинного строя и полу-

чил свое закрепление в рамках архетипов коллективного и мас-

сового бессознательного. Манипулирование общественным мне-

нием может, например, апеллировать к пробуждению этих архе-

типов. Их универсальное значение подчеркивается тем, что

столкновение человека с реальным всегда опосредовано знаками,

которым приписываются смыслы. Однако эту символическую

прослойку нельзя вычленить в качестве самостоятельного суб-

страта без потери качества представления.

Примерами подобной символической виртуальности могут,

согласно Жижеку, выступать вера, не нуждающаяся в обоснова-

нии истинности своего предмета, и авторитет. Сохраняя себя как

Бородавкин С.В. Гуманизм в культуре и культура в гуманизме // Вопросы

философии. 2004. №5. С. 165

Там же.

395

виртуальные эффекты, они определяют вполне конкретные со-

циальные отношения. Можно утверждать, что означающее вы-

страивает свой порядок жизни виртуального. Оно оттесняет

субъект и «самостоятельно» транслирует текст, который подхва-

тывается другим означаемым. Причем, приближая символ к ма-

терии самой реальности, означаемое саморазрушается, дискре-

дитируя себя. Потеря веры, например, на уровне архетипа диф-

ференцирует социум, превращает его в биомассу (Ф.И. Гиренок)

— аморфное существование человеческих единиц, состояние ко-

торых отягощается по мере распада идеалов, ценностей, арте-

фактов, релевантных вере.

То есть конструктивное существование означаемого воз-

можно только на уровне символа. Символическая виртуальность

имеет надличностный характер и детерминируется алгоритмами

социально-культурной жизни. Символ начинает доминировать

над бытием, и в конечном итоге замещает его, попутно анниги-

лируя сам прототип.

Реальная виртуальность, в нашем понимании, определяет

условия, когда порожденное, в результате становления, «захва-

тывает» наличное, перерабатывает и замещает его специфиче-

ским эрзацем — сенсорно и ментально «истинным», достоверным,

«сверхреальным». Порожденное выступает эквивалентом подлин-

396

ности для субъекта. Продуцируется миф, основу которого состав-

ляет сфабрикованный суррогат. Этот суррогат, трансгрессируя,

вытесняет ускользающую фактичность. Примером подобной про-

дукции выступают средства массовой информации, конструи-

рующие социальную реальность и позиционирующие абсолютное

исключение какой-либо альтернативной реальности и, таким об-

разом, превращающие ее в сверхреальность.

Отождествление реального и виртуального миров, а также

существенная переоценка конструктивности последнего достига-

ет напряженности в многопользовательских играх (MUD), удовле-

творяющих инфантильные ожидания пользователей. Игроки по-

являются здесь в образах виртуальных персонажей, «прокачка»

которых подчиняет игровую цель, связность сюжета, квазисоци-

альное взаимодействие игроков. Виртуальный мир становится

более реальным, чем собственно реальный мир.

Крайняя степень виртуализации реального заключается в

диктате формата восприятия, а также в окончательном, необра-

тимом разрушении дихотомии и стирании границ между вирту-

альным, реальным, что завершается переходом этого события в

рамки нормы. Вместе с этим отождествляются восприятие и ре-

альность. Реальность превращается в спектакль, а люди — в ак-

теров (У. Шекспир), которые играют самих себя и «для себя» в ус-

397

ловиях отсутствия зрителей как таковых. Без подобной игры,

креативного безумия, ставшего насущной необходимостью, велик

риск «задохнуться в скорлупе своей субъективности»

Есть мнение, что реальность всегда виртуальна, поскольку

существует «для нас» в своих бесчисленных отражениях, мимик-

риях. В этом смысле онтологизация виртуального условна и ведет

к абсурду при любой попытке ее сведения к нефеноменологиче-

скому уровню представления. Н.А. Носов указывает на принци-

пиальную полионтологичность виртуального

, множественность и

интерактивность его по отношению к иным институциональным

формам.

Открытые границы дают возможность свободно коммуни-

цировать, достраивать образы, обретать смыслы, уточнять и со-

гласовывать позиции. При этом снимаются пределы моделирова-

ния желаний в производстве реальности. Вложенность уровней

виртуального может приближаться к бесконечности, что позволя-

ет описывать сверхсложные сценарии.

Рассматривается также виртуальное, совсем лишенное сво-

его бытия или как недовоплощенное существование, «недород»

Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М.: Акад. проект, 2008. С.20

Носов Н.А. Манифест виртуалистики. М.: Путь, 2001. 17 с.

Хоружий С.С. Род или недород. Заметки к онтологии виртуальности // Во-

просы философии. 1997. № 6. С. 66

398

Отталкиваясь от небытия без собственных источников экзистен-

ции, но сохраняющего при этом внутреннюю определенность и

сюжетность, можно указать на ее возможность, актуальность, ко-

торая стремится к пограничному состоянию и апеллированию к

«ничто».

Наряду с тем как цифра «ноль», символизирующая «ничто» и

выступающая в диалектическом единстве с другими знаками,

обеспечивает смысловую целостность и возможность конструи-

рования, виртуальность играет схожую роль по отношению к ре-

альному.

Виртуализация перерастает формат компьютерной модели,

она трансгрессирует, становится общечеловеческим и одновре-

менно социально-детерминированным феноменом. При этом

виртуализация начинает «потворствовать» культурному террору,

поскольку захватывает и дегуманизирует сущностные основы

бытия человека.

На основании изложенного в параграфе мы приходим к

выводам:

1) Компьютер «ставит точку» в стирании границ между ре-

альностью и виртуальностью и обусловливает необратимое изме-

нение мира, вследствие переопределения связей между челове-

ком, техникой, социумом и культурой. В новой системе коорди-

399

нат выстраиваются качественно новые социально-когнитивные

структуры ЧКВ.

2) В процессе конструирования мира, виртуальное дискре-

дитирует реальное, делает его нежизнеспособным. «Подлинная»

виртуальность становится гиперреальной — сверхчувственной.

На фоне тотальной дегуманизации картина жизненного мира

субъекта фиксирует разрушение смысло-жизненных, ценностных

ориентиров.

3) Несмотря на инновационный характер ЧКВ, картина

компьютерного мира субъекта оказалась сильно дефрагментиро-

ванной. Под натиском информационного общества социальные

отношения редуцируются к электронным форматам, превра-

щающим экзистенцию субъекта в мозаику.

4) Компьютеры побуждают человека к ложной самоиден-

тификации. Информационные технологии необратимо меняют

отношения и духовные, социальные установки и ориентиры

субъекта. В этих условиях актуально обращение к самочувствию,

нюансам человеческой сущности, путям усиления духа с целью

его спасения.