Первомайский В.Б. Невменяемость

Подождите немного. Документ загружается.

Противоречивые данные не анализируются в 66,13%, анализируются в 1,61%,

отсутствуют в 32,26% случаев.

За исследовательской частью следует заключительная, в которой в

достаточно стандартной форме излагаются выводы с краткой мотивировкой

общего характера без детального анализа и обобщения результатов

исследования объектов экспертизы. То есть принят инверсионный порядок,

когда не выводы вытекают из анализа фактов, а напротив, после выводов

приводятся отдельные факты, их подтверждающие. Такое обоснование

выводов выглядит как весьма схематичное в 89,11% случаев и имеет более

полный характер лишь в 10,28% случаев, в 0,6% обоснование выводов

отсутствует.

В группе больных шизофренией эти цифры выглядят следующим образом:

полное обоснование выводов — 5,39% (первичная СПЭ) и 23,08% (повторная

СПЭ); схематичное — соответственно 93,63% и 76,92%; обоснование

отсутствует — 0,98% (первичная СПЭ).

3.4. Выводы

В соответствии с теорией аргументации, вывод в акте экспертизы является

тезисом доказательства. Поскольку тезисом именуется суждение, истинность

которого нужно доказать, то очевидно, что вывод должен быть доказан.

В исследованном материале выводы или ответы на вопросы следствия и суда

в 41,93% случаев даются по тексту заключительной части в произвольном

порядке и в 27,62% — в порядке заданных вопросов. В 27,62% наблюдений в

выводах нет ответов на все поставленные перед экспертом вопросы без

объяснения причины. Это обстоятельство достоверно чаще встречается в

группе больных шизофренией, проходивших СПЭ впервые (первичная СПЭ

— 26,96%; повторная СПЭ — 3,85%).

Диагноз

Из признаков медицинского критерия, предусмотренных статьѐй 12 УК

Украины, наиболее употребляемым в выводах является понятие

«хроническое душевное заболевание». У больных шизофренией оно

используется в 87,39% случаев. В целом по группе мужчин понятия ст. 12 УК

Украины в выводах используются в 58,35%, по группе женщин — 52,11%.

Практически не используются понятия «слабоумие» и «иное болезненное

состояние», из чего можно сделать вывод, что они не несут юридической

нагрузки.

Полный или развѐрнутый диагноз, включающий наименование

нозологической единицы, синдром, стадию болезни и пр. устанавливается в

38,71% случаев. В 22,58% случаев диагноз на СПЭ устанавливается впервые,

в 41,93% подтверждается ранее установленный диагноз и в 18,14% диагноз

изменяется в части обозначения нозологической формы заболевания. С точки

зрения возможности оценки акта экспертизы важно то, что в случаях

изменения диагноза не даѐтся развѐрнутая мотивировка такого решения.

В исследованной группе больных при первичной СПЭ достоверно чаще, чем

при повторной СПЭ подтверждается диагноз шизофрении, установленный

ранее. При повторной СПЭ, напротив, диагноз, установленный ранее,

достоверно чаще меняется в части нозологии.

Экспертный вывод относительно способности лица отдавать себе отчѐт в

своих действиях и руководить ими в 96,98% случаев соответствует диагнозу,

связывается с ним напрямую и никаким образом не обосновывается. Иными

словами, в исследованном материале отсутствуют какие-либо критерии,

кроме клинических, которыми бы обосновывалось отсутствие у

подэкспертного указанной способности.

При изложении экспертного вывода используются категорические

формулировки: «…во время совершения правонарушения

(инкриминируемого деяния) мог (не мог) отдавать себе отчѐт…», «…в

отношении содеянного (инкриминируемого деяния) следует считать

(является) вменяемым (невменяемым)». В изученном материале не

обнаружено ни одного случая признания подэкспертного невменяемым

только по причине неспособности отдавать себе отчѐт в своих действиях или

только по неспособности руководить ими, что предполагается союзом «или»,

соединяющим эти части психологического критерия в ст. 12 УК Украины.

Принудительные меры медицинского характера

Действующее законодательство (ст. 13 УК) предусматривает применение

принудительных мер медицинского характера к лицам, «которые совершили

общественно опасные деяния в состоянии невменяемости или совершили

такие деяния в состоянии вменяемости, но заболели до вынесения приговора

или во время отбывания наказания душевным заболеванием, которое лишает

их возможности осознавать свои действия или руководить ими». Суть такой

принудительной меры медицинского характера, которая не является

наказанием, состоит в помещении больного в психиатрическую больницу с

ограничительным режимом различной степени строгости. Не останавливаясь

на недостатках этой законодательной нормы, укажу лишь, что в

компетенцию суда входит признание необходимости назначить

принудительную меру медицинского характера и выбор еѐ вида в

зависимости от душевного заболевания, характера и степени общественной

опасности совершѐнного деяния. Эти критерии отражены и в ст.ст. 416, 420

УПК.

Ст. 416 УПК. Основания к применению принудительных мер

медицинского характера

Применение принудительных мер медицинского характера, установленных

статьѐй 13 Уголовного кодекса УССР, к лицам, совершившим общественно

опасные деяния в состоянии невменяемости или заболевшим после

совершения преступления душевной болезнью, лишающей их возможности

отдавать себе отчѐт в своих действиях или руководить ими, производится по

определению суда.

Принудительные меры медицинского характера применяются лишь к лицам,

являющимся общественно опасными.

Ст. 420 УПК. Вопросы, разрешаемые судом по делам о применении

принудительных мер медицинского характера

Заслушав мнение прокурора и защитника, суд удаляется в совещательную

комнату для вынесения определения, где разрешает следующие вопросы:

1) имело ли место общественно опасное деяние, по поводу которого

возбуждено дело;

2) совершено ли это деяние лицом, в отношении которого рассматривается

дело;

3) совершило ли данное лицо указанное деяние в состоянии невменяемости

или заболело после совершения преступления душевной болезнью,

исключающей применение наказания;

4) следует ли применить к этому лицу меры медицинского характера и если

следует, то какие именно.

Обычно перед экспертами, с несущественными вариациями, ставится вопрос:

«нуждается ли обвиняемый (подсудимый) в применении принудительных

мер медицинского характера и каких именно». Поскольку во всех изученных

случаях подэкспертные признаны невменяемыми, в 99,19% случаев

экспертная комиссия рекомендовала применение принудительной меры

медицинского характера. Однако лишь в 4,43% случаев дано достаточно

полное обоснование такой рекомендации. В 94,76% случаев обоснование

либо отсутствует, либо дано формально. Так, например, отсутствует

обоснование рекомендации о применении принудительной меры

медицинского характера, предусмотренной ст. 13 УК, лицам, совершившим

общественно опасное деяние в состоянии острого алкогольного психоза

(1,61%). На момент проведения экспертизы эти лица не обнаруживали

признаков психоза и поэтому медицинских оснований для применения к ним

ст. 13 УК не было. Выбор вида принудительной меры медицинского

характера обоснован в 65,12% случаев с использованием различных

критериев.

Ни в одном наблюдении экспертами в акте экспертизы не обсуждался вопрос

об общественной опасности больного с точки зрения объѐма и содержания

этого понятия. Хотя именно этот признак является совокупным показателем

опасности заболевания и деяния, предусмотренным ст. 13 УК в качестве

основного критерия назначения принудительной меры медицинского

характера. Опасность больного фигурирует в качестве такого критерия

только в 2,42% случаев. Чаще используется факт наличия психического

заболевания (16,73%) без обсуждения его опасности.

Характерно, что в тексте акта экспертизы отсутствует критерий опасности

инкриминируемого деяния, хотя фактически он учитывается при выборе вида

принудительной меры медицинского характера. В 1/3 случаев используется

несколько критериев: повторность ООД, привлечение ранее к уголовной

ответственности, опасное поведение в период госпитализаций в

психиатрический стационар. В 23,60% случаев выбор меры не

обосновывается. При шизофрении ссылка на психическое заболевание как

критерий принудительной меры медицинского характера при повторной СПЭ

(38,46%) используется достоверно чаще, чем при первичной СПЭ (14,22%).

Типичной является категорическая форма изложения мнения эксперта о

рекомендуемой медицинской мере: «…подэкспертный нуждается в

применении принудительной меры медицинского характера в виде

помещения в психиатрическую больницу специального (общего) типа» или

чаще «…подэкспертному рекомендуется принудительное лечение в

психиатрической больнице…». Из этих примеров видно, что эксперт излагает

свои экспертные выводы с патерналистских позиций, не различая

медицинский и юридический критерии общественной опасности больного.

Вместе с тем, в первом случае по отношению к подэкспертному нарушаются

принципы деонтологии. Во втором — по отношении к суду нарушается

принцип независимости судей, поскольку мнение эксперта высказывается в

императивной форме. Можно полагать, что такая форма выражения мнения

эксперта вступает в противоречие со ст. 18 УПК.

Ст. 18 УПК. Независимость судей и подчинение их только закону

При осуществлении правосудия по уголовным делам судьи и народные

заседатели независимы и подчиняются только закону. Судьи и народные

заседатели разрешают уголовные дела на основе закона, в соответствии с

социалистическим правосознанием, в условиях, исключающих постороннее

воздействие на судей.

Исходя из этого, любое императивное обращение к суду, при отсутствии

реальной возможности объективно оценить заключение эксперта, может

быть расценено как постороннее влияние.

Во всех изученных случаях при обосновании экспертных выводов

отсутствуют ссылки на непроцессуальные источники информации

(Р. С. Белкин, 1988) как то: справочные издания, научная и методическая

литература, методические рекомендации, инструкции, указания,

диагностические стандарты.

Резюме

Обобщение данных, полученных при опросе судей и изучении практики

назначения и проведения судебно-психиатрической экспертизы, позволяет

выявить ряд типичных недостатков. Расширительный подход к применению

психиатрических знаний в уголовном процессе, в сочетании с отсутствием

права обвиняемого на отказ от психиатрической экспертизы, нарушает

принцип презумпции психического здоровья и превращает все судебно-

психиатрические экспертизы в принудительные.

Проведѐнное исследование показывает, что чаще всего необходимость

назначения экспертизы возникает не из полученных следствием или судом

материалов, содержащих конкретные сведения психиатрического характера о

подследственном (подсудимом), а по информации, порождающей сомнения в

его психическом здоровье, источник которой неизвестен. Указанные

материалы в значительной части случаев в полном объѐме не

предоставляются.

Мотивировка назначения СПЭ либо отсутствует, либо носит формальный

характер. Назначение СПЭ мотивируется не возникновением у суда и

следствия сомнений во вменяемости лица, как это предусматривает ч. 3 ст. 76

УПК Украины, а иными причинами, не предусмотренными законом, включая

тяжесть содеянного. Экспертиза назначается не для определения

психического состояния подозреваемого или обвиняемого, а для решения

вопроса о вменяемости (невменяемости), что в принципе выходит за пределы

компетенции психиатра-эксперта. В вопросах к эксперту о факте содеянного

данным лицом преступления говорится как о доказанном. Перед экспертами

ставится вопрос о необходимости применения принудительной меры

медицинского характера, но не запрашивается мнение об общественной

опасности подэкспертного, являющейся обязательной предпосылкой

назначения такой меры.

Проведение экспертизы поручается учреждению, в котором экспертным

является лишь одно из подразделений либо непосредственно этому

подразделению, а не персонально эксперту. Это ограничивает его

независимость, как одну из предпосылок объективности заключения и

способствует превращению всех судебно-психиатрических экспертиз в

комиссионные, что не предусмотрено действующим законодательством и не

вызывается объективной необходимостью. Возникающая при этом коллизия

разрешается не в пользу закона.

Недостаточная разработанность методологических и методических аспектов

судебно-психиатрического исследования влечѐт ряд существенных

недостатков, как в проведении экспертного исследования, так и в

оформления результатов судебно-психиатрической экспертизы. Настоящее

исследование выявляет следующие основные недостатки содержательного

характера:

фрагментарное описание психического состояния на момент экспертизы;

использование квалифицирующих понятий в исследовательской части акта;

отсутствие системности в исследовании и описании психического состояния

подэкспертного;

отсутствие описания психического состояния на период деяния;

отсутствие в акте экспертизы мотивировочной части;

неполный диагноз и его несоответствие диагностическому стандарту;

отсутствие мотивировки изменения диагноза;

решение о невменяемости в отношении содеянного;

императивность рекомендаций суду о необходимости применения

принудительных мер медицинского характера.

Указанные дефекты судебно-психиатрической практики увеличивают

влияние субъективного фактора в диагностике, чем снижают доказательность

заключения эксперта и затрудняют оценку акта экспертизы следствием и

судом. Очевидно, что отнесение к компетенции психиатра-эксперта

определения вменяемости–невменяемости и необходимой принудительной

меры медицинского характера при отсутствии методики оценки судебно-

психиатрического заключения превращает его в «судью в белом халате»,

который решает эти вопросы de facto, оставляя для суда лишь возможность

принять такое же решение de jure (В. Б. Первомайский, В. Р. Илейко,

А. И. Цубера, 1994).

Все перечисленные факторы составляют единую систему, которая вступает в

известное противоречие с современными научными разработками в этой

области, проведѐнным как юристами, так и психиатрами (Ю. М. Антонян,

С. В. Бородин, 1987; Б. А. Протченко, 1987; Ю. С. Богомягков, 1989;

В. Б. Первомайский, 1991; Н. Г. Шумский, 1997). Ключевыми,

системообразующими в ней являются понятия «вменяемость–

невменяемость» и «компетенция психиатра-эксперта при их определении».

Глава 7

ОСНОВНЫЕ ПРИЗНАКИ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ ПАРАДИГМЫ

НЕВМЕНЯЕМОСТИ

«Парадигма — совокупность

теоретических и

методологических

предпосылок,

определяющих конкретное

научное исследование,

которая воплощается в

научной практике на данном

этапе»

Философский словарь. —

М., 1987. — С. 354.

Доставшаяся Украине в наследство от СССР система государственной

судебно-психиатрической экспертизы уже доказала свои ограниченные

возможности хотя бы тем, что не смогла противостоять использованию

психиатрии в политических целях. И нет никаких оснований полагать, что

она, оставаясь в прежнем виде, будет работать эффективнее в условиях

новых социально-экономических и политических реалий. В этом контексте

судебно-психиатрическая экспертиза включает три больших тесно

взаимосвязанных составляющих. Это законодательная база экспертизы,

научное обеспечение и экспертная практика. К сожалению, на сегодня

приходится констатировать, что они не только не согласованы между собой,

но и каждая из них содержит в себе существенные недостатки и

противоречия.

Слабость законодательной базы проявляется в несовершенстве норм закона,

регулирующих вопросы применения специальных психиатрических знаний в

уголовном процессе, несоответствии используемых законодателем

формулировок научным требованиям, предъявляемым к определениям, их

отставанием от научных разработок.

Так, очевидно, что поскольку государство принимает на себя обязательства

гарантировать права человека и одновременно осуществляет эти гарантии в

виде определѐнных норм законодательства, существенным является

совпадение декларации таких гарантий с реальным смыслом

соответствующих правовых норм. Такое совпадение может быть достигнуто,

в том числе, и при условии подчинения права чѐтким научно обоснованным

принципам. В уголовном праве таким общеизвестным принципом является

принцип презумпции невиновности. Однако его становится недостаточно

тогда, когда речь идѐт о лицах с болезненными расстройствами психической

деятельности. В этих случаях законодатель должен руководствоваться

принципом презумпции психического здоровья, который предполагает

признание за лицом способности осознавать свои действия и руководить ими

до тех пор, пока обратное не доказано убедительно и в порядке,

предусмотренном законом.

В настоящее время имеется достаточно оснований утверждать, что именно

игнорирование этого принципа и правом, и психиатрией привело к

использованию психиатрии политикой. Соответствующим образом

формировалась и судебно-психиатрическая практика, которая была

ориентирована на принципы, заложенные в законодательстве. Для

иллюстрации этого положения можно обратиться к 20-м годам. В уголовном

праве вместо принципа презумпции использовался принцип

целесообразности. Этот же принцип применялся и в судебно-

психиатрической экспертизе при определении вменяемости–невменяемости.

В соответствии с ним, например, в период 1923–1925 гг. очень часто

признавались невменяемыми лица с психопатиями, т. е. с аномалиями

характера, нередко способствующими возникновению конфликта с законом,

но не исключающими способности осознавать свои действия и руководить

ими (Г. В. Морозов, Д. Р. Лунц, Н. И. Фелинская, 1976).

Сейчас эта практика отсутствует, но есть угроза признания невменяемыми

лиц с так называемыми парафилиями, т. е. с искажѐнной половой

направленностью и склонностью к удовлетворению полового влечения в

формах, запрещѐнных законом (Б. В. Шостакович, А. А. Ткаченко, 1992).

Отчасти способствует этому законодатель, продолжая сохранять

устаревшую, не соответствующую современным знаниям норму закона,

предполагающую признание лица невменяемым только по признаку

неспособности руководить своими действиями при полном их осознавании.

Да, так думали 100 лет назад. Может, так привычнее считать и сейчас? Но это

лазейка, которая может быть использована как для нарушения прав человека,

так и в ущерб интересам общества.

Расширительный подход к толкованию содержащихся в законе норм (и их

несовершенство) относительно оснований назначения судебно-

психиатрической экспертизы приводит к тому, что часто экспертиза

назначается из-за сомнений во вменяемости лица, не подтверждѐнных

признаками психического расстройства у него. При этом закон не

предусматривает за обвиняемым права отказаться от прохождения

психиатрической экспертизы. Например, такие сомнения нередко

обосновываются только фактом совершения обвиняемым убийства. На кого

же в таком случае рассчитан УК, на душевнобольных или на преступников?

И не поэтому ли свыше 40% лиц, направленных на судебно-психиатрическую

экспертизу, признаются психически здоровыми? А это не менее 8–9 тыс.

человек ежегодно.

Ст. 197 УПК предусматривает право обвиняемого заявить отвод эксперту и

просить о назначении эксперта из числа указанных им лиц, но такие случаи в

экспертной практике не встречаются. Возможно, это право обвиняемого

нейтрализуется в части случаев ч. 3 этой статьи, согласно которой

постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы не

объявляется обвиняемому в тех случаях, когда его психическое состояние

делает это невозможным. Поскольку законодатель не уточняет, по каким

критериям и кем это определяется, то вероятнее всего такие решения носят

произвольный характер и могут не иметь под собой достаточных оснований.

Таким образом, обвиняемый, узнавая о назначении ему судебно-

психиатрической экспертизы при начале еѐ производства, лишается прав,

предусмотренных ст. 197 УПК.

В соответствии с действующим законодательством в отношении

невменяемых лиц применяется практика направления следствием дела в суд

«для решения вопроса о назначении принудительной меры медицинского

характера», поскольку вопрос о невменяемости считается уже решѐнным

экспертизой. Если следовать такой логике, то дело лица, признанного

вменяемым, должно направляться в суд не для установления виновности, а

для определения меры наказания. Я не говорю даже о том, что не все

заключения о невменяемости находят подтверждение в суде и не все лица,

признанные невменяемыми, нуждаются в применении принудительных мер

медицинского характера. Но и это ещѐ не всѐ. Обратимся к УПК.

Ст. 419 УПК. Порядок судебного рассмотрения дел о применении

принудительных мер медицинского характера

3. Участие лица, в отношении которого рассматривается дело, не обязательно

и может иметь место лишь в том случае, если этому не препятствует характер

его заболевания.

4. В судебном заседании допрашиваются свидетели и проверяются

доказательства, доказывающие или опровергающие совершение данным

лицом общественно опасного деяния, а также проверяются другие

обстоятельства, имеющие существенное значение для разрешения вопроса о