Титаренко М.Л., Кобзев А.И., Лукьянов А.Е. Духовная культура Китая: энциклопедия в 5 томах. Том 5: Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование

Подождите немного. Документ загружается.

(сюэ [3] юэ [3] фэн [1] хуа [3]). Очевидно, что и оно может быть считано

Эротология

с аверса «весенней монеты» по алгоритму справа налево, сверху вниз.

Кроме того, допустимо S-образное, как в знаменитом символе Великого

предела, движение сверху налево, затем направо и вниз, которое соот-

ветствует как одному из способов чтения легенды на первых монетах

с четырьмя иероглифами, выпущенных Ван Маном (45 до н.э. — 23 н.э.)

в начале I в., так и считыванию гуа [2] (триграмм и гексаграмм, число которых — 8 и 64 — крат-

но 4) в круговом расположении Фу-си, характерном для китайских амулетов. При таком подхо-

де образуется вполне осмысленная и адекватная своему носителю цепочка иероглифов «ветер

—

луна — снег — цветы» (фэн [1] юэ [3] сюэ [3] хуа [3]). Ее первая пара означает любовные отно-

шения и проституцию, а вторая — хлопья снега, также ассоциировавшиеся с эротикой (чунь сэ).

Сочетание «ветер — луна» образовало начальную половину и другой аналогичной формулы

фэн юэ чан синь, означающей «любовные отношения постоянны и новы» и использовавшейся

в начале VIII в. в качестве печати на руке всякой женщины, удостоившейся соития с импера-

тором.

Для уточнения порядка чтения иероглифов четырехчленной эротической формулы уместно

обратиться к ее исходному смыслу, связанному с символизацией четырех сезонов. Согласно

стандартным представлениям, принятым в китайской культуре, цветы — это образ весны,

ветер — лета, луна — осени, снег — зимы. Стоит также добавить, что середина весны (12-й или

15-й день 2-го месяца по лунному календарю) в Китае отмечалась Праздником цветов. Анало-

гичным образом середина осени (15-й или 16-й день 8-го лунного месяца) отмечалась Празд-

ником середины осени (Чжун-цю), основу которого составляет лунарная символика (Инь-ян ли;

см.

т. 2). Параллелизм обеих дат отражен в устойчивом выражении «цветочное утро, лунный

вечер» (хуа чжао юэ си), обозначающем эти два праздника. Отсюда также видна символическая

взаимосвязь луны и осени. Что же касается еще одной, не столь явной, как первые две, ассо-

циации: ветер

—

лето, то о ней свидетельствует, например, такое всемирно известное китайское

обозначение геомантии, как фэн шуй, буквально означающее оппозицию «ветер — вода», кото-

рая,

в свою очередь, коррелятивна оппозициям «юг

—

север» и «лето — зима». Также во всемир-

но известном собрании древнейшей китайской поэзии «Каноне стихов» («Ши цзин»; см. т. 1,3)

термин нань («юг»), входящий в названия двух первых разделов 1-й части (I, I и I, II), синони-

мичен термину фэн [1] («ветер»), входящему в названия остальных разделов 1-й части (I, III—I,

XV) и ее самой в целом. Подобная приоритетная коннотация «ветра» с «югом», а следовательно,

с «летом», по-видимому, основана на том, что с древнейших времен (II тыс. до н.э.) в Китае

иероглиф фэн [1] использовался для обозначения четырех стран света, среди которых главным

направлением считался юг (ср. с термином «ориентир», отражающим приоритетность востока),

куда должны быть обращены лик императора и стрелка компаса.

С учетом указанных идентификаций получается, что символы четырех времен года (и соответ-

ствующих им стран света) занимают в легенде «весенней монеты» следующие позиции: вверху

лето (юг), внизу весна (восток), слева осень (запад), справа зима (север). Данная диспозиция

противоречит стандартному расположению пространственно-временных обозначений на

традиционных китайских хронотопограммах, где вверху положено быть лету (югу), внизу —

зиме (северу), слева — весне (востоку), а справа — осени (западу). Чтобы разобраться в этой

проблемной ситуации, следует продвинуться дальше в рассмотрении коррелятивных рядов,

кроющихся за разбираемыми символами. Наиболее общей нумерологической моделью такого

рода пространственных четырехчастных построений в традиционном Китае служила система

пяти элементов (у син), которая при соотнесении с четырьмя сезонами зиждилась на следую-

щих соответствиях: лето — огонь, зима — вода, осень — металл, весна — дерево, что в при-

ложении к разбираемой ситуации помещает огонь

—

вверху, воду — справа, металл — слева, де-

рево

—

внизу.

В китайской нумерологии известна такая конфигурация

четырех элементов вокруг пятого (находящейся в центре

Дерево

почвы), которая присутствует во входящем в «Дао цзан»

трактате юаньского (1279—1367) Чэнь Чжи-сюя «Шан-

ян-цзы цзинь дань да яо ту» («Изображения, [выявляю-

щие] основную суть [алхимического учения о] золоте

киновари Учителя Шан-яна»), где она названа «Изо-

бражением противодвижения Великого предела» (Тай д

цзи ни ту) (см. схему).

Науки В

этом «Изображении» элементы

не

только размещены относительно

друг друга,

как их

корреляты

легенде «весенней монеты»,

но и

соеди-

0 жизни

нены такой

же

точно связью, трансформирующей

их в

линейную

и человеке

последовательность, что явно представлено соединительными линиями,

обусловливающими порядок считывания: огонь

—

дерево

—

вода

—

[почва]

—

металл. Данный порядок, равно

как и его

аналог: ветер —

цветы — снег — луна,

перекодировке

на

символы времен года образует последовательность,

обратную естественной: лето — весна — зима — осень.

Эта

противоположность природе, под-

черкнутая

схеме Чэнь Чжи-сюя термином «противодвижение» (ни), очевидно,

является клю-

чом

объяснению загадочной аномалии легенды,

ибо

знаменует собой главную установку

китайской сексуальной алхимии

— на

омоложение,

т.е.

поворот течения времени вспять

или

«воровской трюк

пружиной [естества]».

Примечания

Указанные

два (из

восьми) чудесных меридиана (энергетических канала) человеческого тела

отвечают прежде всего

за

мочеполовую систему

и оба

начинаются

акупунктурной точке хуй-инь

(ЙШ

«средоточие [силы] инб»),

эротологических трактатах называемой пин-и

МЫ и

находящейся

в промежности. Первый

из них

связан

со

всеми иньскими меридианами

регулирует детородную

функцию, второй

—

со

всеми 12 основными меридианами

регулирует энергетику организма.

Меридианы солнечного (янского) света

—

ручной меридиан ян-мин толстой кишки

ножной

меридиан ян-мин желудка, оба оканчиваются

на

лице.

Три пары янских меридианов

—

тай-ян (великий

ян,

солнце), ян-мин (солнечный (янский) свет)

и шао-ян (малый ян), т.е. ручной меридиан тай-ян тонкой кишки

ножной меридиан тай-ян мочевого

пузыря, ручной меридиан ян-мин толстой кишки

ножной меридиан ян-мин желудка, ручной мери-

диан шао-ян «трех обогревателей»

ножной меридиан шао-ян желчного пузыря;

все

шесть окан-

чиваются

на

лице.

Ср.

реакцией бесплодной женщины, описанной Ли Юем

повести «Двуполое чадо»: «Только когда

ей стукнуло две семерки,

то

бишь сорок девять, она поняла, что

ее

небесное число подходит

пределу

и никакой надежды родить дитя

нее уже больше

не

осталось» (пер. Д.Н. Воскресенского).

Согласно традиционной китайской медицине, яички

почки составляют единый паренхиматозный

орган

—

внутренность-цзан

[2]

(см. след. примеч.), обозначаясь единым иероглифом шэнб [4\

соот-

носясь

одни

из

пяти элементов

(у

син)

—

водой.

«Пять внутренностей»

(у

изан)

—

плотные паренхиматозные органы

—

сердце, легкие, печень, селе-

зенка

почки; «шесть полостей»

(лю

фу) — полые внутренние органы — желчный пузырь, желудок,

тонкая кишка, толстая кишка, мочевой пузырь, «три обогревателя».

Эротология

медицина

Подобное универсальное сращение смыслов обнаруживает древнейшее представление

меди-

цине как тотальной технике

технологии преобразующего воздействия

на

физические

духов-

ные,

естественные

сверхъестественные отправления человеческого организма. Данное пони-

мание сферы деятельности врача коренным образом отличается

от ее

материалистического

сужения

на

Западе

новое время

до

чистой «физики» (ср. англ. «physician»). Представитель тра-

диционной китайской медицины

при

всем желании

не мог бы

превратиться

такого «физика»,

поскольку главным предметом его забот всегда оставалась пневма-ци

[/],

которая считалась суб-

станциальной основой

не

только тела,

но и

души,

следовательно,

ее

преобразователь достоин

квалификации «инженера человеческих душ». Пожалуй, важнейшим центром соединения

фи-

зических

психических, телесных

духовных, материальных

идеальных функций человека

является

его

эротическое начало, главным символом которого недаром выступает сердце

—

центральный орган человеческого тела,

точки зрения китайских теоретиков,

не

только руко-

водящий всеми остальными органами,

но и

концентрирующий

себе психическую энергию.

При таком взгляде

на

вещи контроль

за

всей многомерной сферой эроса,

от

примитивного поло-

вого акта

до

сложнейшего любовного переживания, становится прерогативой врача, что, одна-

ко,

диаметрально противоположно тенденции античной медицины

на

Западе начиная

первых

веков н.э. уподоблять сексуальную деятельность болезни, проявляющейся

конвульсиях

эпи-

лептоидных припадках.

Интересным следствием данного подхода стало отмечаемое специалистами отсутствие

тра-

диционном Китае (вплоть

до

начала

XX в.)

терминологизированного

(в

стандартном западном

464

смысле) понятия «врач». Широта предмета соответствующей деятель-

Эротология

ности делала весьма обширным круг вовлеченных

в нее

лиц. Среди

них

были патентованные медики

конфуцианские ученые-врачи, даосские

маги, отшельники

буддийские монахи, народные целители

знахари-

шаманы.

Впрочем, всех

их

объединяла общая установка традиционной китайской

медицины

на

широкое использование фармацевтических средств. Сверхидеей китайской

антропологии было продление жизни,

что

вылилось

многовековые поиски эликсира бес-

смертия, философского камня, которые,

свою очередь, привели

пионерскому синтезу меди-

цины

алхимии (фактически ятрохимии).

рамках этого магистрального макробиотического

направления развивалась

область фармакологии, связанная

половыми функциями человека,

которую

мы

предложили называть эротофармакологией

(А.И.

Кобзев, 1998). Начальный этап

развития этой дисциплины,

дальнейшем весьма далеко продвинувшейся

и,

по-видимому,

до

сих пор лидирующей

мире, отражен

обнаруженном

Мавандуе

1973

г.

трактате IV—III

вв.

до

н.э.,

который современными исследователями

был

озаглавлен «Десять вопросов»

(«Ши

вэнь»),

связи

тем

что

его текст состоит

из

десяти диалогов между мифическими

или

истори-

ческими персонажами. Приводим второй

из них.

«Желтый император спросил

[знатока пестования жизни] Да-чэна: „Отчего

людьми случается

такая напасть,

что их

лица грубеют, чернеют

зеленеют? Как добиться того, чтобы кожа

людей

была нежной, белоснежной

блестящей?" Да-чэн ответил: „Если

Вы,

Государь, желаете быть

белоснежным,

как

чистый шелк, обратите свой взор

на

способ питания гусеницы-землемера,

соответствующий [силам]

инь

[

и ян

[1\.

Поедая зеленое,

она

зеленеет, поедая желтое

—

желтеет.

Так и Вы, Государь, окрашиваетесь

тот или иной

из

пяти цветов

зависимости от того, что едите.

Вы,

Государь, должны постоянно вкушать

инь

[

. Этому прекрасно способствует употребление

плодов платикладуса восточного. Питье живительной влаги четвероногих животных

может

отвратить старость, вернуть крепость

[сделать кожу] нежной, гладкой

блестящей. Желая

многократных соитий

[носителями начала]

инь

[1], следует употреблять

[в

пищу] летающую

дичь,

весенние воробьиные яйца, возбуждать себя поющими петухами.

поющих петухов

имеются семенники, употребление которых поистине способно возродить нефритовый стручок

(юй

цзя, т.е.

пенис. —

А.К.).

Высоко вздымаясь,

уд

становится способным

соитию

проник-

новению

нефритовую нору

(юй доу,

т.е. влагалище

или

весь женский половой орган. —

А.К.).

Преисполнившись силой, можно пускать

ее в ход и

поддерживать воробьиными яйцами. Если

же

уд не

способен

соитию,

его

укрепляют пшеницей (пшеничной кашей

или

солодовым

сахаром.

—

А.К.).

Употребление этого поистине способно поднять мертвого". Таков путь

Да-

чэна, подымающий мертвых

помощью поедания птичьего семени».

С самых первых шагов древнекитайской эротологии, сделанных

ею во 2-й

половине

I тыс.

до н.э.,

ней возобладала макробиотическая тенденция, определившая интерес

соответствую-

щим фармацевтическим средствам.

выдающихся результатах, достигнутых

на

этом пути,

можно судить хотя

бы по

следующему поразительному примеру: уже

в XI в.

китайские врачи

ис-

пользовали

своей практике половые гормоны, полученные

из

мочи,

что в

общетеоретическом

плане было основано

на

тезисе второго после Лао-цзы патриарха даосизма

—

Чжуан-цзы

о присутствии дао даже

кале

моче («Чжуан-цзы», гл. 22). Ныне же

об

этом более чем наглядно

свидетельствует необычайное количе-

ство препаратов

лекарств

и их ком-

- « .

' - - -

понентов эротофармакологической

на-

^Ш^Ял

ГЭ

.^^мМввНв^м-£1-1вви11^В-

правленности, предлагаемых

совре- <

^^ШИ^ШШ///^Я^^В^ЯЛШ^^Ш^ШЛ

менных китайских аптеках.

Об

исто-

^Шш^^^^Ш^^Ш^ШГ^^^В^^Я^Ш^Й

рических истоках всего этого богатства

•ю^Е^Р^Р^Р^ННмД^Р^ЕН^Р^Р^Н^РЛ

позволяет составить общее представ-

^ИИ^ИРТ^^^ЩИИИР^^|^^Р^Н^Р^Р/

ление один

из

основополагающих

для

китайской эротологии трактатов эпохи

Тан «Су-нюй фан» («Рецепты Чистой

девы»,

рус. пер.: А.И.

Кобзев,

1998/

2002).

•

Начало перевода «Рецептов Чистой девы»

(«Су-нюй фан»; А.И. Кобзев, 2002)

Науки

о жизни

и человеке

Запретная литература и массовая субкультура

В эпоху Сун (960—1279) с формированием тотально моралистического

неоконфуцианства (см. т. 1), идеологически господствовавшего в Китае

до начала XX в., эротологические трактаты стали исчезать, лишившись

официального признания.

При династии Мин (1368—1644) они даже не были включены в официальную библиографию,

хотя именно в конце этой эпохи возникли самые известные образцы китайской эротической

прозы, в частности тогда был создан один из шедевров мировой литературы, овеянный наиболь-

шей скандальной славой первый в Китае авторский роман «Цветы сливы в золотой вазе», или

«Цзинь, Пин, Мэй» («Цзинь пин мэй», XVI в.). Описанные в нем и других подобных произ-

ведениях, в частности в столь же эпатажном романе Ли Юя (см. т. 3) «Подстилка из плоти» («Жоу

пу туань», рус. пер.: Д.Н. Воскресенский, 2000), весьма откровенные и «технологически» изощ-

ренные сцены могут считаться косвенным свидетельством подспудного циркулирования и не-

легальной популярности в то время древних эротологических трактатов. Например, в

-й главе

«Цзинь пин мэй» описание соития главного героя с женой заканчивается фразой, отражающей

одну из рассмотренных выше фундаментальных концепций китайской сексуальной алхимии,

постулирующей сосредоточение сексуальной энергии в нижнем «киноварном поле» (дань тянъ):

«Когда изверглось семя, Симэнь ощутил в ее лоне струю горячей пневмы, которая проникла

в его киноварное поле, что родило в сердце неописуемую радость».

Однако, в отличие от научно-рационалистического подхода трактатов, в китайской эротической

прозе XVI—XVII вв. преобладал религиозно-моралистический взгляд на предмет, предполагав-

ший осуждение необузданной похоти после пристального рассмотрения всех ее проявлений,

включая в обозрение самое наглядное — изобразительное искусство. В указанных романах

содержатся свидетельства широкого хождения в то время эротических и порнографических

рисунков, составлявших целые серии до нескольких дюжин и использовавшихся в любовных

играх. Так, в гл. 13 «Цзинь пин мэй» поэтически описывается такого рода свиток с 12 картин-

ками, попавший к главному герою романа из императорского дворца и использовавшийся им

для возбуждения своих жен:

Работы мастеров придворных:

чехол атласный, пестроцветный;

Вот стержень из слоновой кости,

парчовый шнур, весьма приметный;

Отменной белизны бумага,

по ней искусное тисненье,

Иллюстрации к роману «Цзинь пин мэй» (слева направо): одна из старейших, демонстрирующая

нумерологическую двоичность женского начала в эротическом преломлении; из серии «Цин гун

чжэнь бао би мэй хуа» («Двести прекрасных картин из драгоценностей Цинского дворца»),

приписываемой Гу Цзянь-луну (1606—1687?); фрагмент гравюры из незавершенной серии

(1934-1942) Цао Хань-мэя (1902-1975)

466

Зеленая кайма вдоль свитка

и золотое обрамленье.

Эротология

Две дюжины игривых сценок...

и в каждой молодая пара

Нашла пленительную позу

в пылу любовного угара.

Волшебницу Горы шаманов

красой затмили чаровницы;

Мужчины все под стать Сун Юю...

Как тут страстям не распалиться! (пер. Г.Б. Ярославцева)

Более подробно, прозой и даже с указанием имени художника, описан аналогичный альбом из

36 рисунков в гл. 36 «Жоу пу туань», где главный герой использует его аналогичным образом.

О существовании эротического искусства до эпохи Мин сохранились лишь скудные косвенные

свидетельства. В основном натуралистические изображения человеческого тела и сексуальных

сцен носили функциональный характер, служили визуальным пособием в медицинской и сек-

сологической литературе. В лечебной практике также использовались вырезанные из кости фи-

гурки обнаженных женщин. Другим полюсом этого культурного пласта было буддийское эроти-

ческое искусство, в предельно откровенных и весьма разнообразных формах (танки — буддий-

ские иконки, настенная живопись, ритуальные, в основном бронзовые, фигуры) представляв-

шее совокупления божественных пар.

При династии Мин изготовление изобразительной продукции эротической направленности при-

обрело самостоятельный характер и индустриальный масштаб, чему во многом способствовало

развитие производства соответствующих гравюр.

Последний период истории традиционного Китая прошел под властью инородной, маньчжур-

ской династии Цин (1644—1911), и в это же время началось активное проникновение в страну

западных веяний, поэтому внутреннее, имманентное развитие культуры стало по-разному

деформироваться, сопровождаясь борьбой противоположных тенденций. С одной стороны,

бурно расцвела эротическая литература и связанная с нею область изобразительного искусства

(прежде всего иллюстративная графика), нередко с большим изяществом переходя в порногра-

фию (см., напр.: Би Сяо-шэн. Син хуа тянь [Цветы абрикоса], рус. пер.: К.И. и К.Б. Голыгины,

1992);

с другой стороны, усилился морализаторский пуризм догматизированного неоконфуци-

анства, и в борьбе за чистоту нравов даже стали вводиться новые карательные санкции, в част-

ности впервые в китайский уголовный кодекс были включены законы против мужеложства.

Конец этой противоречивой эпохи ознаменовался замечательным достижением в истории ки-

тайской эротологии. Остатки древнекитайской эротологической литературы, как будто канув-

шей в лету, на самом деле сохранились в рукописном сборнике японского придворного врача

-к

а.

Титул, контртитул и содержание первой книги «Шуан мэй цзин ань цун шу»

(«Свод книг под сенью двух слив», 1914) Е Дэ-хуя

Науки

китайского происхождения Тамба Ясуёри

«И сим по»

(по-китайски

«И синь фан» — «Сердцевинные методы медицины», 984). Около девяти

О ЖИЗНИ

столетии просуществовавший

рукописи, этот труд впервые

был

издан

человеке в

Японии

1854 г. врачом Таки Гэнкин

(ум. в

1857), обслуживавшим

гарем сегуна.

На

основе данного издания выдающийся китайский уче-

ный Е Дэ-хуй (1864—1927), посетивший

1902 г. Японию, реконструиро-

вал

более

или

менее целостном виде пять основополагающих текстов

и в

1914 г.

Чанша

опубликовал

их в

антологиии «Шуан

мэй

цзин

ань цун

шу» («Свод книг

под

сенью двух слив»),

к составлению которого приступил

1903

г.:

«Канон Чистой девы»

—

«Су-нюй цзин» (1903),

«Рецепты Чистой девы»

—

«Су-нюй фан» (1908), «Секретные приемы

для

нефритовых

по-

коев» — «Юй

фан

ми/би цзюэ» (1903), «Главное

из

наставлений для нефритовых покоев» — «Юй

фан

чжи яо»

(1903), «Учитель Проникший-в-таинственную-тьму» — «Дунсюань-цзы» (1903).

Последний трактат, определяемый своим одноименным автором

как

«канон» (цзин

[/]; см.

цзин—вэй

вт. 1),

является наиболее достоверно восстановленным

содержательно полным.

Явная даосская окрашенность произведения позволяет также видеть

в его

названии «Учитель

Проникший-в-таинственную-тьму (стань [6])», формально воспроизводящем

имя

автора (Дун-

сюань;

см. т. 2), не

только указание

на

сексологическую проблематику, поскольку иероглиф

дун [2] («проникать», «пещера») имеет терминологическое значение «влагалище»,

но и

общий

символ проникновения

во

тьму эротической тайны мироздания, которая

основополагающем

даосском произведении «Канон Пути

благодати» («Дао

дэ

цзин»,

§1,6)

именуется «вратами

множества чудес»,

или

«вратами таинственно-темной (стань [6]) самки».

За многие века, протекшие

со

времени создания этих произведений, интеллектуально-нравст-

венная атмосфера

Китае настолько изменилась,

что

крупное научное достижение

Дэ-хуя

было воспринято

презрением,

даже трагическая гибель ученого

от рук

бандитов

не

вызвала

достойного сочувствия.

Подобная реакция,

да и

сам факт столь резкого исчезновения текстов, фиксировавшихся

офи-

циальных династийных историях (реконструированные произведения отмечены

«Суй

шу»

—

«Книге

[об

эпохе] Суй», VI—VII

вв.) и

хранившихся

императорской библиотеке, выглядят до-

вольно необычно

нуждаются

объяснении. Китай всегда отличался идейной терпимостью

и почтительным отношением

любому научному знанию. Дело доходило до того, что свод кано-

низированных произведений одного философско-религиозного учения

мог

включать

себя

каноны других, противостоявших

ему

учений. Например,

состав даосской «Сокровищницы

Пути-дао» («Дао цзан») входит основополагающее моистское (мо-цзя;

см. т. 1)

сочинение «Мо-

цзы» («[Трактат] Учителя Mo», V—III

вв. до

н.э.;

см. т. 1).

Китайские ученые ревностно берегли

всякое письменное слово, отождествляя

его с

самой культурой («письменность»

«культура» —

два значения одного

того

же

иероглифа вэнь;

см. т. 3).

После полулегендарного книжного

аутодафе

в 213 г. до н.э., при

одиозном тиране Цинь Ши-хуане (246—210

до

н.э.), такого рода

деяния самими китайцами всегда считались непристойными

приравнивались

крайним

или

даже запредельным мерам.

На

таком культурном фоне проблема утраты эротологических

трактатов выглядит еще более острой, если вернуться

началу

статьи

повторить тезис

фундаментальном эротизме

ки-

тайского мировосприятия.

все же

китайское общество

на

протяжении многих веков

выглядело пуританской обителью,

где

строжайший конфуци-

анский этикет запрещал мужчине

женщине несанкциони-

рованно даже соприкасаться руками (откуда происходит схо-

ластическая проблема подачи руки утопающей незнакомке),

не говоря уж

платонических поцелуях или

чем-то большем.

По свидетельству

Лю

Сяна (77—6

до н.э.; см. т. 1) в

«Жиз-

неописаниях великих женщин»

(«Ле нюй

чжуань»,

гл.

«Мать

Мэна

из

Цзоу»;

рус. пер.: Б.Л.

Рифтин, 1990), один

из

осно-

воположников конфуцианства Мэн-цзы (372/1—289 до н.э.;

см.

т. 1) считал неприличным появление перед ним неодетой даже

собственной жены.

Современная адаптация эротологического компендиума

Е Дэ-

хуя

—

«Су-нюй чжэнь цзин» («Истинный канон Чистой девы»).

Сянган/Гонконг, 2002

г.

468

Исследователь китайского романа В.И. Семанов (1970) следующим об-

Эротология

разом описал проявление в изящной словесности указанного противо-

речия: «Причудливое сплетение платонического начала с эротическим

характерно в той или иной степени для всей китайской литературы, раз-

вивавшейся в условиях феодализма, под гнетом конфуцианской морали.

Любовь словно расщепилась на две части, и каждая из этих частей была

гипертрофирована. Идеализация целомудрия (например, в „прозе о талантах и красавицах")

была данью традиционной этике. Но одновременно особенно насущной в период разложения

феодализма и подъема буржуазии, иногда перенимающей нравы аристократии. Эротика здесь

также имеет двойную природу. С одной стороны, она проявляется у авторов, завидующих не-

слыханному распутству феодальной верхушки; с другой — представляет реакцию на конфу-

цианское ханжество, несет в себе жизненную правду».

И все же классическая китайская литература поражает общим уровнем стерильности, что,

в свою очередь, рождает два противоположных друг другу предположения: или столь эффектив-

ным было официально-конфуцианское табуирование, загнавшее весь словесный эрос в темное

подполье подтекста, искусных намеков и многозначительных недомолвок, или же китайцы

просто-напросто сумели успешно решить жгучие проблемы пола, лишив их необходимого для

литературы ореола трагической неразрешимости. Последнее предположение может быть под-

креплено сведениями о том, что в Китае издавна различались любовь, секс и брак, допускались

многоженство и большая степень сексуальной свободы (правда, в основном для мужчин) во

внутрисемейных отношениях, не применялись юридические санкции к так называемым поло-

Чжоу

И-моу. Чжунго гудай

фан ши ян шэн сюэ (Древ-

некитайское учение о делах

во внутренних покоях и пе-

стовании жизни). Пекин,

1989

Чжунго гудай фан чжун ян

шэн цзи яо (Собрание

важнейших [материалов]

по древнекитайскому

[искусству] внутренних

покоев и пестования

жизни) / Сост. Сун Шу-

гун.

Пекин, 1991 г.

Фан чжун цзюань (Том об

[искусстве] внутренних по-

коев) / Сост. Ли Лин и др. //

Чжунго фан шу гайгуань

(Обзор китайских магиче-

ских искусств). Пекин,

1993 г.

I [ I

/г

Лю Да-линъ. Чжунго гудай

син вэньхуа (Сексуальная

культура древнего Китая).

Иньчуан, 1993 г.

Науки вым

извращениям

и т.д. К

определенному синтезу обоих высказанных

предположений подводит свидетельское сообщение крупнейшего

английского синолога

Дж.

Нидэма (1903—1995)

1956

г. о

тайной,

но

человеке

предельно широкой распространенности эротологической информации

в старом Китае,

по

крайней мере

до

середины

XX в.

Новое «похолодание» наступило

провозглашением КНР

1949

г., и

этот

«ледниковый период» продолжался

до

конца 80-х годов, когда

соответствии

историческими

традициями эротологическая информация, поначалу лишенная каких-либо иллюстраций, стала

потихоньку публиковаться

качестве медицинской

историко-научной. Одной

из

пионерских

в этом аспекте стала книга Чжоу И-моу «Древнекитайское учение

делах

во

внутренних покоях

и пестовании жизни» («Чжунго гудай

фан ши ян шэн

сюэ»), выпущенная

Пекине

1989

г.

и включающая

свой состав помимо исторического очерка традиционной эротологии коммен-

тированные транскрипции

переводы трех важнейших мавандуйских текстов. Через

два

года

(1991)

Пекине увидела свет первая достаточно полная антология «Собрание важнейших

[ма-

териалов]

по

древнекитайскому [искусству] внутренних покоев

пестования жизни» («Чжунго

гудай

фан

чжун

ян шэн цзи яо»),

составленная профессором

Сун

Шу-гуном

охватывающая

произведения более

авторов

от

Лао-цзы

до

Шэнь Цзя-шу (кон. XIX в.), включая пять маван-

дуйских текстов

и всю

эротологическую классику.

Еще

через

два

года (1993)

серии «Чжунго

фан

шу

гайгуань» («Обзор китайских магических искусств»)

ее

дополнила ценная антология

«Фан чжун цзюань» («Том

об

[искусстве] внутренних покоев»), составленная

Ли

Лином

и др.

Первопроходцем широкого обнародования

в КНР

материальных предметов китайского

эротического искусства

и их

изображений стал профессор Шанхайского университета социолог

Лю Да-линь, прозванный «китайским доктором Кинзи» (Чжунго Цзиньсай боши).

1993

г. в за-

холустном Иньчуане (Нинся-Хуэйский автономный район)

он

издал солидный двухтомник «Сек-

суальная культура древнего Китая» («Чжунго гудай

син

вэньхуа»), снабженный

цветными

и множеством черно-белых иллюстраций, часть

из

которых отличалась беспрецедентной для то-

го времени откровенностью. Довольно быстрые изменения идейной атмосферы

в КНР

создали

возможность опубликования

Лю

Да-линем

2000

г. в

Чанчуне (пров. Цзилинь) роскошно

оформленного альбомного двухтомника «Иллюстрированный обзор истории секса

Китае»

(«Чжунго

син ши ту

цзянь»), содержащего

600

цветных иллюстраций,

за

которым последовала

целая серия аналогичных публикаций,

в том

числе издательством официоза «Жэньмин жибао»

(2004)

и на

электронных носителях

(в

комплекте

до

17 дисков).

Ху Хун-ся, Лю До-линь. Син вэньхуа ци-ши-ци

тань

(77 ночных бесед

китайской сексуальной культуре).

Чжухай, 2005

г.

Лю Да-линь,

Ху

Хун-ся. Чжун-

хуа син вэньхуа боугуань гуань-

цзан цзин-пинь ту-лу (Иллю-

стрированный каталог избран-

ных экспонатов

из

собрания

Музея китайской сексуальной

культуры). Сянган, 2005

г.

470

Кроме того, Лю Да-линь сам собрал обширную коллекцию китайских

Эротология

предметов сексуальной культуры и произведений эротического искус-

ства от неолита до XX в., число которых к 1998 г. достигло 1200. Поэтому

с 1993 г. он начал ее экспонировать на выставках внутри страны и за

рубежом, а в 1995 г. частным образом открыл в Шанхае первый в Китае

Музей китайской сексуальной культуры (Чжун-хуа син вэньхуа боугуань),

который с 1999 г. стал общедоступным. Значительный рост коллекции, изучавшейся, публико-

вавшейся и пополнявшейся Лю Да-линем вместе с доктором медицины Ху Хун-ся, привел

к тому, что через 5 лет главная экспозиция переместилась в старинную усадьбу в находящемся

в 100 км от Шанхая древнем экзотическом (пронизанном каналами) городке Тунли (пров.

Цзянсу), превращенном в исторический заповедник. Двуязычный (с китайским и английским

текстом) цветной каталог основной части музейной экспозиции был издан Лю Да-линем и Ху

Хун-ся в Гонконге (Сянган) в 2005 г., когда состав коллекции превысил 4000, а экспозиции —

1600 экз. Еще пять филиалов музея открыты в Китае (Шанхай, Ухань, Цзюцзян, Тунлу и Дань-

сяшань в пров. Гуандун) и один в Южной Америке.

Несмотря на подобный прогресс, в КНР продолжается «выметание желтого» (саохуан), т.е. борь-

ба с порнографией, в связи с чем такого рода издания выпускаются незначительными тиражами,

продаются чрезвычайно дорого и в целом труднодоступны. Более того, в стране до сих пор

затруднен доступ к полному тексту «Цзинь пин мэй», хотя уже существует посвященная ему

отдельная научная дисциплина (цзинь сюэ), в рамках которой выпущены несколько специаль-

ных словарей и целая библиотека исследований.

В такой ситуации официально санкционированной стерильности черный рынок антиквариата

в КНР поражает изобилием предлагаемых предметов сексуальной культуры и эротического

искусства. Разумеется, львиную долю среди них составляют новоделы, но и они вполне

адекватно отражают эту древнюю традицию, самая примечательная особенность которой — ни

с чем не сравнимое разнообразие предметных форм и материалов, технических приемов и сю-

жетов. Все это богатство скрыто от посторонних взглядов в темных уголках антикварных лавок,

оставаясь, как и в далеком прошлом, «секретным», но весьма ощутимым пластом национальной

культуры.

На Западе пионерский труд о китайской сексуальной и эротологической традиции опубликовал

в 1937 г. выдающийся французский синолог А. Масперо (1883—1945), за которым последовал

Дж. Нидэм (1956), но подлинным первооткрывателем, раскрывшим исторический масштаб

и культурную значимость этого грандиозного явления как в содержательном, так и изобрази-

тельном аспекте, стал Р. ван Гулик, опубликовавший в 1951 г. в Токио частным образом в коли-

честве 50 экземпляров, т.е. только для университетов, научных центров и музеев, иллюстриро-

ванный и включающий антологию на китайском языке «Ми/би шу ши чжун» («Десять тайных

книг») трехтомник «Эротические цветные гравюры периода Мин. Очерк китайской сексуаль-

ной жизни от династии Хань до династии Цин, 206 г. до н.э. — 1644 г. н.э.» («Erotic Colour Prints

of the Ming Period, with an Essay on Chinese Sex Life from the Han to the Ch'ing Dynasty, B.C. 206 —

чМ

471

КИТАЙСКИЙ

ЭРОС

Науки A.D.

1644»),

затем

1961

г. в

Лейдене общедоступным тиражом обоб-

ЖИЗНИ

щающую монографию «Сексуальная жизнь

древнем Китае» («Sexual

Life

Ancient China»), которая затем была переведена

на

многие языки,

человеке

включая русский (СПб., 2000;

М.,

2003)

китайский (Хуашань, 1994).

После фундаментальных работ

Р. ван

Гулика

на

Западе появилась

об-

ширная литература: переводы, исследования

альбомы, отразившие

наиболее представительные коллекции различных университетов, библиотек, частных

лиц

и музеев, включая специализированные эротические музеи

Берлине

Амстердаме.

В России описываемая тема впервые была затронута

статьях А.Я. Сыркина,

И.И.

Соколовой

(1972)

Э.С. Стуловой (1984),

первое всестороннее

системное освещение получила

хорошо

проиллюстрированном (123 ил.,

том числе первые публикации

из

крупнейших российских му-

зеев) научно-художественном сборнике «Китайский эрос» (М., 1993), составленном А.И. Кобзе-

вым

включающем

себя

как

новаторские исследовательские статьи,

так и

переводы эрото-

логических трактатов

памятников эротической литературы. Переводы отдельных эротических

и эротологических сочинений опубликовали также

К.И. и

К.Б. Голыгины (1992), Е.А. Торчинов

(1993,

1994), А.И. Кобзев (1992,

1993, 1994, 1995,

1996), Д.Н. Воскресенский (1995),

О.М.

Горо-

децкая (2003);

их

антологии —

В.В.

Малявин

и Б.Б.

Виногродский (1994), В.В. Малявин (1997,

2003),

И.

Лисевич

и И.

Топоркова (2000/2003),

О.М.

Городецкая (2000); тематические сбор-

ники

Т.И. Ревяко (2001), Д.Н. Воскресенский, В.Н. Усов (2002), В.Н. Усов (2006). Серьезным

вкладом

изучение данной проблематики

России явились переводы изданных

на

Западе книг

(помимо

Р. ван

Гулика): Чжан

Чжун-ланя (1991),

Ч.

Хьюмана

Ван У/Ву

(1995, 2000),

Цзе

Куна (2004). Обобщенная теоре-

тическая характеристика китай-

ской эротологии

сексуальной

культуры дана

монографии

А.И. Кобзева «Эрос

за

китай-

ской стеной» (СПб.,

М.,

2002),

также содержащей множество

цветных иллюстраций

перево-

ды трех важнейших эротологи-

ческих трактатов.

К числу наиболее значимых соб-

раний китайских предметов сек-

суальной культуры

эротиче-

ского искусства

России, сопо-

ставимых

коллекцией Государ-

ственного Эрмитажа (частично

впервые опубликованной

«Ки-

тайском эросе»), относится

коллекция Российской государ-

ственной библиотеки, ранее

за-

секреченная

спецхране

впер-

вые освещенная

на

страницах

журнала «Восточная коллекция»

в 2003

г. (№1).

Раскрытие любых тайн может

сопровождаться чьим-то неудо-

вольствием, однако

без

подоб-

ного риска недостижимо

ни ин-

теллектуальное,

ни

какое-либо

другое удовольствие, поскольку

оно,

как

утверждал Конфуций,

составляет привилегию знания

(«Лунь юй», VI,

21).

472