Титаренко М.Л., Кобзев А.И., Лукьянов А.Е. Духовная культура Китая: энциклопедия в 5 томах. Том 5: Наука, техническая и военная мысль, здравоохранение и образование

Подождите немного. Документ загружается.

Изучение

в России

китайских наук,

языков

и образования

ния китайской медицины. В 1946 г., имея уже звание майора, он был

переведен на службу в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова

на кафедру истории медицины. В 1948 г. защитил кандидатскую диссер-

тацию «Китайская медицина (ее история и теория в кратком очерке)».

Весной 1953 г., в разгар гонений на врачей-евреев, в звании подполков-

ника был уволен в запас «по болезни». Через год он умер.

Диссертация Э.С. Вязьменского получила весьма одобрительную оценку В.М. Алексеева. На ее

основе В.Г. Вогралик, включив Э.С. Вязьменского в соавторы, в 1961 г. издал «Очерки китайской

медицины», где дано наиболее полное по сей день изложение на русском языке истории китай-

ской медицины. При жизни Э.С. Вязьменский опубликовал несколько статей в академических

сборниках, посмертно вышла его последняя научная работа — большая статья «Из истории

древней китайской биологии и медицины» (Труды института истории естествознания и техни-

ки. Т. 4. М., 1955, с. 3-68).

В 1950-х произошло оживление интереса советских ученых к традиционной китайской науке,

что было связано с образованием 1 октября 1949 г. КНР и установлением между ней и СССР

отношений дружбы и сотрудничества. В отечественной литературе стали появляться статьи

и книги о достижениях традиционной китайской науки как советских, так и китайских авторов.

Важную роль сыграл тут академический Институт истории естествознания и техники (ИИЕиТ),

созданный 5 сентября 1953 г. и с 1991 г. носящий имя С.И. Вавилова. 19 октября 1954 г. в нем

прошло торжественное заседание Ученого совета, посвященное пятилетию образования КНР,

на котором были прослушаны научные доклады, потом вошедшие в сборник «Из истории науки

и техники Китая» (М., 1955): НестерукФ.Я. «Водное хозяйство Китая»; Фигуровский H.A. «Хи-

мия в древнем Китае и ее влияние на развитие химических знаний в других странах»; Юш-

кевич А.П. «О достижениях китайских ученых в области математики»; Страшун И.Д. «Обще-

биологические взгляды врачей древнего Китая»; Федчина В.Н. «Китайский путешественник

XIII в. Чан Чунь».

Наиболее значимым был признан доклад одного из основателей и безусловного лидера совет-

ской историко-математической школы Адольфа Павловича Юшкевича (1906—1993), который

не знал китайского языка, но изучал англоязычные труды Ё. Миками, Дж. Нидэма, Ван Лина

и других историков китайской математики. В начале 1950-х годов в Москву приезжал китайский

историк математики Ли Янь, подаривший А.П. Юшкевичу свою «Историю математики в Китае»

(Чжунго суань-сюэ ши. Шанхай, 1937). Эту и другие китайские книги ему переводили учив-

шиеся в МГУ студенты из КНР и доцент МГУ Чжоу Сун-юань. Все это позволило подготовить

основательный доклад, показавший своеобразие и высокоразвитость традиционной китайской

математики. Интерес к этой теме не угасал у А.П. Юшкевича до самой кончины. В 1961 г. он

издал «Историю математики в средние века», первая глава которой посвящена Китаю, а через

20 лет написал статью «Исследования по истории математики в древнем Китае» (Вопросы исто-

рии естествознания и техники. М., 1982. № 3, с. 125—136).

А.П. Юшкевич поддержал начатую Эльвирой Ивановной Березкиной (р. 17.06.1931) работу над

переводом основополагающего трактата «Цзю чжан суань шу» («Математика в девяти книгах»/

«Правила счета в девяти разделах»), который был опубликован в «Историко-математических

исследованиях» (Вып. 10,

1957). В 1956 г. она посту-

пила в аспирантуру меха-

нико-математического фа-

культета МГУ им. М.В. Ло-

моносова (руководители

Чжоу Сун-юань и И.

Г.

Баш-

макова), а в 1959 г. защити-

ла кандидатскую диссер-

тацию «Древнекитайский

математический трактат

„Математика в девяти кни-

гах"». С 1960 г. и до конца

80-х годов Э.И. Березкина

работала в ИИЕиТе. За вре-

мя своей научной деятель-

ности она написала около

Э.С. Вязьменский

А.П. Юшкевич

Общественные 1Ю трудов. В 1980 г. Э.И. Березкина опубликовала обобщающую моно-

графию «Математика древнего Китая»,

науки в 1984

г под

руководством А.П. Юшкевича изучением традиционной

китайской математики начал заниматься аспирант ИИЕиТа Алексей

Карлович Волков, написавший несколько содержательных статей о ки-

тайской математике, в частности о математических канонах, прежде все-

го «Цзю чжан суань шу» и «Хай дао суань цзине» («Счетный канон морского острова»),

творчестве Лю Хуя, мерном сосуде Лю Синя, защитивший кандидатскую диссертацию

«Математика в древнем Китае, III—VII вв.» (1989) и в начале 1990-х годов уехавший за границу.

В 1985—1988 гг. в аспирантуре ИИЕиТа также под руководством А.П. Юшкевича изучал китай-

скую математику Валентин Константинович Жаров, в 1989 г. ставший сотрудником ИИЕиТа,

опубликовавший несколько статей, словарь «Лексический минимум математических терминов

на русском, английском и китайском языках» (М., 2002) и книгу «Развитие методов препо-

давания традиционный китайской математики» (М., 2002) и в 2003 г. защитивший докторскую

диссертацию «Развитие методики преподавания китайской математики».

В середине 1950-х годов несколько работ по древнекитайской географии (например, статью

«Важнейшие географические труды древнего Китая», 1955; монографию «Путешественники древ-

него Китая и географические исследования Китайской Народной Республики», 1955) написал

доктор географических наук (1952) Владимир Тимофеевич Зайчиков (1909—1975), с 1964 г. рабо-

тавший в Институте востоковедения АН СССР. Несколько работ (напр.: За кормой сто тысяч ли.

М., 1960) о выдающихся китайских путешественниках и географах, прежде всего Чжан Цяне

и Чжэн Хэ, в эти же годы опубликовал Я.М. Свет. О китайской картографии написал в 1958 г.

статью В.Е. Масиброда.

С середины 1950-х годов в СССР начался новый этап в изучении традиционной китайской ме-

дицины. В 1954—1956 годы состоялась специальная правительственная командировка в Китай

профессора Вадима Габриэлевича Вогралика (1911-1997), а в 1955-1957 — профессора Иосифа

Иосифовича Русецкого (1891—1964). Им было поручено выполнять обязанности советников

в Минздраве Китая и изучить основы лечебной методики чжэнь-цзю (иглоукалывания/акупунк-

туры и прижигания). По возвращении В.Г. Вогралик основал школу иглотерапии в Горьком /

Нижнем Новгороде, а И.И. Русецкий — в Казани. Они написали ряд книг по иглотерапии,

некоторые из которых были переведены за рубежом. Благодаря их ходатайству в 1956 г. при МЗ

СССР был создан специальный комитет по изучению чжэнь-цзю-терапии под руководством

И.Г. Кочергина.

В 1956 г. для двухгодичной стажировки в Китай была направлена вторая группа советских меди-

ков: Э.Д. Тыкочинская, H.H. Осипова, М.К. Усова. Их обучение проходило в Институте чжэнь-

ifi/o-тсрапии Академии традиционной китайской медицины под руководством профессора Чжу

Лянь, монография которой «Руководство по современной чжэнь-цзю-терапии» (М., 1959) была

переведена на русский язык, отредактирована с помощью стажеров и стала основным учебни-

ком для первых советских иглорефлексотерапевтов (Чжу Лянь, имевшая также западное меди-

цинское образование, была сторонницей нейрорефлекторного объяснения действия метода

чжэнь-цзю). После возвращения стажеров из Китая были организованы курсы иглоукалывания

в Московском институте усовершенствования врачей (М.К. Усова) и исследовательские

лаборатории в Москве (Н.И. Гращенков, Г.Н. Кассиль) и Ленинграде (Э.Д. Тыкочинская).

В 1957—

1961

годы в Китае в Академии традиционной китайской медицины учились (также у Чжу

Лянь и главным образом у Чэн Син-нуна) студенты российских медицинских институтов. Среди

них были Л.М. Клименко, Л.В. Колесникова, С.А. Морохов, А.Т. Качан и др., благодаря

которым в СССР стало возможным многостороннее научное изучение и лечебное применение

рефлексотерапии. В 1973 г. при Ленинградском ГИДУВ был создан Всесоюзный научно-меди-

цинский центр иглотерапии, в 1976 г. в Москве открыт Центральный научно-исследовательский

институт рефлексотерапии, в 1977—1978 гг. в Московском и Казанском институтах усовершен-

ствования врачей организованы кафедры рефлексотерапии, которая из европейских стран толь-

ко в СССР получила официальный статус, после чего началось ее широкое практическое раз-

витие и углубленное изучение. С конца 1980-х годов иглотерапия в СССР переживает расцвет,

были опубликованы обобщающие монографии В.Г. и М.В. Вограликов (Горький, 1978),

Э.Д. Тыкочинской (М., 1979), Д.М. Табеевой (М., 1980), Гаваа Лувсана (М., 1986), A.M. Овеч-

кина (Саранск, 1991), а в 1998 г. специальность «врач-рефлексотерапевт» была включена в реестр

медицинских специальностей.

Помимо чжэнь-цзю в СССР с 1950-х годов стали все более активно Изучение

осваиваться и другие направления традиционной китайской медицины. В России

Так, физиотерапевт и курортолог

Г.

И. Красносельский изучал китай- китайских наук,

скую оздоровительную гимнастику и защитил о ней диссертацию, часть ЯЗЫКОВ

материалов которой вошла в брошюру «Древнекитайская гигиеническая и образования

гимнастика для людей пожилого возраста» (Воронеж, 1958). Ф.И. Ибра-

гимов и B.C. Ибрагимова в монографии «Основные лекарственные средства китайской меди-

цины» (М., 1960) описали 208 растений, 19 средств животного и 16 минерального происхож-

дения. Позже эта работа была включена B.C. Ибрагимовой с добавлением нескольких конспек-

тивных глав, в частности об истории китайской медицины и ознакомления с ней европейцев,

в собственную книгу «Китайская медицина. Методы диагностики и лечения. Лекарственные

средства. Чжэнь-цзю терапия» (М., 1994). Философ и синолог Артем Игоревич Кобзев

(р. 15.10.1953) впервые в России описал китайскую эротофармакологию (1997) и перевел ее

важнейшие трактаты, в частности «Су-нюй фан» («Рецепты Чистой девы»), в монографии «Эрос

за Китайской стеной» (СПб., М., 2002).

Первым профессиональным российским врачом, который стал исследовать теоретико-методо-

логические (ицзинистские и нумерологические) основы китайской медицины, был проживав-

ший в Сочи и преподававший одно время в Воронежской гос. мед. академии им. H.H. Бурденко

Алексей Иванович Фалев (10.05.1953—10.11.2005), который с конца 1980-х годов начал печатать

статьи по этой теме в научных сборниках, прежде всего конференции «Общество и государство

в Китае» (1987—1993), защитил кандидатскую диссертацию, основал школу «медицины Пе-

ремен», опубликовал монографии «Классическая методология традиционной китайской чжэнь-

цзю терапии: Иглоукалывание и прижигание» (М., 1991) и «Древние тайны чжэнь-цзю терапии.

Т. 1. Меридиан легких» (М., 1996), составил капитальный коллективный труд «Классическая ки-

тайская чжэнь-цзю терапия» (М., 1999) и в качестве главного редактора успел издать три альма-

наха-ежегодника «Вопросы альтернативной медицины» (Сочи, 2003—2005).

С начала 1990-х в России впервые началась публикация переводов медицинской классики Ки-

тая. Этот ряд открыли важнейшие и самые древние трактаты: «Нань цзин» («Канон трудно-

стей»), переведенный петербургским врачом Денисом Александровичем Дубровиным в 1991 г.,

«Шан хань лунь» («Суждения о поражениях холодом») Чжан Чжун-цзина (Харьков, 1991)

и «Хуан-ди нэй цзин» («Канон Желтого императора/первопредка о внутреннем»), переведенный

(по всей видимости, с англ. перевода) В.Ф. Дерновым-Пегаревым в 1994 г. Целая серия класси-

ческих трактатов увидела свет в переводе Бронислава Брониславовича Виногродского (р. 1957):

«Хуан-ди нэй цзин» (2002, 2007), «И шу [2]» («Изложение медицины») Чэн Син-сюаня (2002),

«Чжэнь цзю да чэн» («Большая антология по иглоукалыванию и моксоприжиганию») Ян Цзи-

чжоу (2007). Последний, во многом итоговый труд был переведен Б.Б. Виногродским еще

в 1980-е годы и стал базовым источником для научно-практической деятельности А.И. Фалева.

На рубеже XX—XXI вв. в России появилось множество публикаций по традиционной китайской

медицине: как переводов древних и современных сочинений, так и исследовательской, описа-

тельной или популярной литературы, включая фундаментальную монографию М. Поркерта

«Теоретические основания китайской медицины» (М., 2006), переведенную математиком и си-

нологом Сергеем Васильевичем Зининым (р. 04.07.1957), в 1990-е годы переехавшим в Канаду.

Химические знания китайцев изучались в XX в. российскими синологами прежде всего на ма-

териале соответствующих ремесел (производство фарфора, лака, вина и пр.). Упомянутая работа

известного историка химии Николая Александровича Фигуровского (1901—1986) посвящена

в большей степени мировоззрению китайцев, нежели их химии. Открытию и использованию

пороха посвящена статья В.Б. Вилинбахова и Т.Н. Холмовской «„Огневое оружие" Сред-

невекового Китая» (Из истории науки и техники в странах Востока. М., 1960. Вып. 1). Тех или

иных химических вопросов касался Евгений Алексеевич Торчинов (22.08.1956—12.07.2003)

в многочисленных работах о китайской алхимии, которую исследовали и другие китаисты:

Эльвира Степановна Стулова (1934—1993), Артемий Михайлович Карапетьянц (р. 27.05.1943),

А.И. Кобзев.

Одно из выдающихся достижений традиционной китайской физики осветила сотрудница Кунст-

камеры Т.К. Шафрановская в статье «Из истории компаса в Китае» (Из истории науки и техни-

ки в странах Востока. М., 1960. Вып. 1). Древнекитайской физике было посвящено несколько

страниц в 1-м томе «Всемирной истории физики» (1974) крупного советского историка физики

Якова Григорьевича Дорфмана (1898—1974), опиравшегося преимущественно на труды Дж. Ни-

дэма.

Общественные Акустико-музыкальная теория люй

[

/] упоминалась в разного рода музы-

натеи коведческих работах в России с XIX в., однако глубокое ее исследование

^ началось только со статьи «Роль системы люй [1] в традиционной китай-

ской науке» (XVIIНК ОГК. М., 1986. Ч. 1) и других публикаций историка

и синолога Марины Валентиновны Исаевой (р. 07.05.1959), в середине

1990-х годов уехавшей в США. Практически с того же времени теорией

люй занимался композитор, сотрудник Московской консерватории Цзо Чжэнь-гуань (Виктор

Цзо), статья которого — «О музыкально-теоретической системе „люй" [7] в китайской музыке» //

(Музыка народов Азии и Африки. М., 1987. Вып. 5) — по техническим причинам вышла с опо-

зданием на год. Данную тему продолжил Владимир Евстегнеевич Еремеев (р. 09.04.1953) в ряде

специальных статей (первая — «Гармонические структуры в традиционной китайской науке» //

XVIII НК ОГК. М., 1987. Ч. 1) и двух монографиях: «Чертеж антропокосмоса» (М., 1993) и «Сим-

волы и числа „Книги перемен"» (1-е изд.: М., 2002, 2-е — 2005).

По традиционной китайской астрономии в России издана лишь одна монография Павла Алек-

сеевича Старцева «Очерки истории астрономии в Китае» (М., 1961). Его перу принадлежит еще

обширная статья «О китайском календаре» (Историко-астрономические исследования. Вып. 12.

М., 1975). Однако в конце XX — начале XXI в. отечественные синологи — А.И. Кобзев,

A.M. Карапетьянц, C.B. Зинин, Б.Б. Виногродский, А.Н. Воробьев и др. — в своих трудах осве-

тили много отдельных аспектов этой проблематики. Ценный астрономический и календарный

материал приведен Рудольфом Всеволодовичем Вяткиным (06.03.1910—10.09.1995) в примеча-

ниях к 4-му тому (1986) его перевода «Исторических записок» («Ши цзи») Сыма Цяня. Обзор

китайской астрономии (наряду с математикой, географией, медициной и проч.) дал Владимир

Вячеславович Малявин (р. 13.09.1950) в книге «Китайская цивилизация» (М., 2000). Исследова-

ние астрономии, календаря и некоторых других традиционных китайских систем знаний, на-

правленное на выяснение их методологических оснований, «нумерологических» или, в термино-

логии автора, «арифмосемиотических» составляющих, содержится в монографии В.Е. Еремеева

«Символы и числа „Книги перемен"».

* Вогралик В.Г. Два года в Китае. Горький, 1959; Милибанд С.Д. Биобиблиографический

словарь отечественных востоковедов с 1917 г. Кн. I, II. М., 1995; Попов В. Алфавитный

указатель статей, помещенных в Трудах и Протоколах общества русских врачей в Пе-

тербурге. СПб., 1886; Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977;

он

же.

Русские врачи при Российской Духовной Миссии в Пекине // Советское восто-

коведение. 1958, № 4.

См. также лит-ру к ст. Математика, Астрономия, Календарь, География, Магнетизм,

Акустико-музыкальная теория, Техника, Строительство, Химия, Биология, Медицина.

В.Е. Еремеев, А.И. Кобзев

Методология науки и философии

Во 2-й половине XX в. в отечественном китаеведении сформировалась оригинальная

структурная или структурно-семантическая методология в изучении китайской классики, тесно

связанная с поисками аутентичной методологии у самих китайских классиков.

Филологами давно были замечены особенности композиции и содержания китайских класси-

ческих текстов: их предельно формализованный характер, пронизанность шаблонными фра-

зами или даже схемами построения фраз (вплоть до количества и расположения иероглифов),

явно взятыми из некоторого небольшого числа одних и тех же канонов (прежде всего «Чжоу

и»/«И цзина»), подчас искусственное дробление на главы (слитный текст на первый взгляд про-

извольно делился на части, в оглавлении сохранялись давно утраченные или вообще не сущест-

вовавшие главы), использование фактически неверных названий для комплексов текстов — все

только для того, чтобы соответствовать определенному числу или классификационной фигуре-

схеме, которые уже в смысловом аспекте могли соотноситься с предметами, с современной

точки зрения не подлежащими подобному исчислению и с числами вообще не ассоциирующи-

мися, и т.п. Раньше всем этим фактам не уделяли особого внимания, считая их либо проявле-

нием лингвистического параллелизма, специфичного для письменно-литературного китайского

языка (вэньянь; см. т. 3), уменьшавшего подобными приемами свою многозначность, либо

формальной ритуалистикой и данью традиции. Однако с середины 1-й половины XX в. западные

и китайские исследователи начали видеть в них особый метод. Поскольку эти явления карди-

Изучение

в России

китайских наук,

языков

и образования

нально отличались от привычной для Запада логико-математической

методологии, но тоже были связаны с числами, обобщенно их стали

называть иначе — «нумерологией», «коррелятивным мышлением»,

«универсальным классификационизмом» и т.п.

Чрезвычайно возросший среди китайских ученых с началом идеологи-

ческой перестройки в конце 1970-х — начале 1980-х годов интерес к ме-

тодологическим аспектам собственной классической философии вдохновил и впоследствии

опередивших их российских исследователей, среди которых изучение этой проблематики на

рубеже 1950 — 1960-х годов было начато B.C. Спириным (1929—2002), в середине 1970-х развито

A.M. Карапетьянцем и А.И. Кобзевым, с середины 1980-х продолжено В.Е. Еремеевым, C.B. Зи-

ниным, М.В. Исаевой, В.В. Лихтман/Дорофеевой, A.A. Крушинским и др. В 1985 г. в Москве,

в Институте востоковедения РАН А.И. Кобзев создал новаторский междисциплинарный семи-

нар «Структурные исследования китайской классики», действовавший до 1990 г. и публиковав-

ший основные результаты своей работы в сборниках НК ОГК. Семинар посещали практически

все авторы, писавшие по данной тематике: С.И. Блюмхен, И.Б. Бурдонов, А.К. Волков,

С.Д. Давыдов, Л.И. Головачева, В.Е. Еремеев, C.B. Зинин, Н.В. Ивочкина, М.В. Исаева,

A.M. Карапетьянц, A.A. Крушинский, Е.В. Кухтина, В.В. Лихтман/Дорофеева, В.А. Сазонов,

Г.А. Хорошилов, Ю.А. Швырев, В.М. Яковлев и др., кроме B.C. Спирина, жившего и рабо-

тавшего в Ленинграде/Санкт-Петербурге.

Представители этого структуралистского направления в синологии концентрируются на

изучении феномена китайской культуры, называемого сяншучжи-сюэ (см. т. 1), что буквально

означает «учение о символах/образах и числах» и трактуется как «нумерология», «системоло-

гия», «симвоаритмология» и «арифмосемиотика». B.C. Спирин первым открыл, описал и опуб-

ликовал (1961, 1969, 1976) нумерологические механизмы и конкретные методологемы, а также

выработал метод формального «системно-структурного» анализа китайских классических

текстов, отвечающий их «нумерологичности» и позволяющий ее выявлять, что он сам в 1975/

1982 гг. верифицировал на целостном тексте «Си цы чжуани», а позднее, в 1998 г., A.M. Кара-

петьянц и A.A. Крушинский — на «Дао дэ цзине».

B.C. Спирин квалифицировал сяншучжи-сюэ как логико-математическую науку, «древнее кар-

тезианство», основная черта которого — «единство логико-дискурсивных структур (алгебра,

исчисления) и пространственных образов». Предпочитая говорить о «гносеологическом прин-

ципе „образности-численности"», он, хотя и употреблял термин «нумерология», в целом не

считал его удачным, поскольку им, во-первых, предполагается ненаучность денотата, а во-вто-

рых, отражается лишь один (числовой) аспект названной дисциплины. С учетом последнего

обстоятельства C.B. Зинин предложил альтернативное обозначение — «симвоаритмология».

A.M. Карапетьянц, тоже употребляя термин «нумерология» в широком смысле, принципиально

отвергает сяншучжи-сюэ, т.е. «нумерологию» в узком смысле, поскольку считает ее возникшей

в эпоху Хань (кон. III в. до н.э. — нач. III в. н.э.) псевдонаучной игрой с цифрами, построенной

вокруг «Чжоу и»/«И цзина». В качестве обобщающей категории вместо сян шу он выдвинул

Сборник статей, написан-

ных на основе докладов

первой в России конфе-

ренции по «И цзину»,

состоявшейся в Москве

в 2000 г.

B.C. Спирин

Общественные сочетание си тун (букв, «связывание в единство»/«связанное единство»),

определяемое как «(числовая) системология» (1981, 1988), т.е. развивав-

науки шийся с неолита до Хань метанаучный аппарат (алгебраического типа),

альтернативный метаязыку европейской классической науки (построен-

ной на основе логики) и подобный методологическому «аппарату со-

временной науки, отказавшейся от равномерных, непрерывных и беско-

нечных пространства и времени, от жесткой обусловленности и линейной связи». В наиболее

обобщенной форме эти взгляды были выражены им в двух препринтах (1989, 1990).

В.Е. Еремеев, отметив, что, несмотря на отделение си тун от сян шу, А.М. Карапетьянц поль-

зуется всеми теми же символами, понятиями, а главное, источниками, которые относятся к сян

шу, предпочел придерживаться понятия «нумерологии» сян шу с оговоркой, что все современные

названия и переводы с соответствующими интерпретациями в значительной степени условны.

Он выводит свое понимание «нумерологии» из анализа «Чжоу и»/«И цзина», считая ее частью

«неизвестного ранее древнего учения, которое... носило характер вполне рационального миро-

воззренческого и методологического комплекса, обслуживавшего религиозную, социально-по-

литическую и научную деятельность древних китайцев, и содержало в себе теорию само-

совершенствования, подобную до некоторой степени древнеиндийской йоге». Но ко времени

эксплицитного утверждения сяншучжи-сюэ в эпоху Хань это «древнее» учение было порядком

позабыто, и китайским философам приходилось его серьезно переосмыслять, внося и чуждые

ему элементы. В целом это «учение о знаковых системах с арифметическим (математическим)

компонентом», которое перекликается с возникшей в Европе в XVII в. идеей «универсальной

знаковой системы» «философского языка», В.Е. Еремеев (1990, 2003, 2005, 2007, 2008 и др.)

называет древнекитайским Mathesis Universalis, или «арифмосемиотикой», в своих отдельных

проявлениях вполне соответствующей науке и даже могущей многое дать современности.

Концепция В.Е. Еремеева сложилась несколько позже концепции А.И. Кобзева как продолже-

ние его разработок в интерпретации «Чжоу и»/«И цзина» на общей идейной почве. Специфику

же позиции В.Е. Еремеева составляет попытка реконструировать «арифмосемиотику» как про-

тонумерологию, которая бытовала в среде китайских интеллектуалов в пору создания «Чжоу и»/

«И цзина» или даже ранее, но смысл и содержание которой со временем затемнились, что при-

вело к возникновению «нумерологии» в ее реальном историческом виде (например, уже в нео-

конфуцианстве), впервые систематически и с привлечением большого количества эмпирическо-

го и теоретического материала описанном А.И. Кобзевым. Со становлением теории А.И. Кобзева

в 1978—1993 гг., которое ознаменовалось первыми публикациями в 1978 г., формулировкой це-

лостной и терминологизированной концепции на материале философских трактатов и канонов

в 1983—1984 гг., ее распространением на традиционную науку в 1987—1988 гг., защитой доктор-

ской диссертации в 1989 и, наконец, обобщающей монографией в 1993 г., и формированием за-

тем, в 1991—2006 гг. оппозиционной теории A.A. Крушинского, отраженной в монографии 1999 г.

и докторской диссертации 2006 г., в отечественном китаеведении закончился почти полувековой

период поисков и выдвижения теорий, начатый в 1961 г. выхо-

дом в свет пионерской статьи B.C. Спирина о логике древнего

Китая, в целом инициированный его фундаментальной

книгой «Построение древнекитайских текстов» (1976) и сим-

волически завершенный в 2006 г. ее переизданием, а также

итоговыми работами А.И. Кобзева о методологической спе-

цифике китайской философии, логики и диалектики в первом

томе энциклопедии «Духовная культура Китая». Затем после-

довал новый этап развития, на котором две указанные методо-

логические стратегии выглядят наиболее значимыми.

А.И. Кобзев утверждает, что в традиционном Китае логика

в строгом, если следовать исторической параллели —

аристотелевском, смысле, самостоятельно не возникла

а «ориентированные на целостный логико-лингвистический

анализ и эристическую проблематику общеметодологические

построения древнекитайских философов», прежде всего

школы имен (мин-цзя), поздних моистов (мо-цзя) и Сюнь-цзы

Монография А.И. Кобзева, посвященная исследованиям

сяншучжи-сюэ

Gr) Учение

имволах

и числах

в китайской^

классической

философии

«•V

Изучение

в России

китайских наук,

языков

и образования

(все ст. см. т. 1), остались на уровне «протологики», наряду с которой

более успешно и в итоге доминирующе развивалась альтернативная об-

щепознавательная методология — сяншучжи-сюэ. Он не отказался назы-

вать ее «нумерологией», считая более удобным использовать «устояв-

шийся и семантически прозрачный термин с уточненным... содержанием,

нежели вводить какой-либо неологизм», хотя и не возражал против ис-

пользования буквального перевода

—

«учение о символах и числах» и предложенных C.B. Зини-

ным терминов «аритмология» или «симвоаритмология».

В отличие от B.C. Спирина и A.M. Карапетьянца, А.И. Кобзев не считает нумерологию «ни

логикой, ни наукой вообще» и не приемлет, как, например, Дж. Нидэм, противопоставления

для традиционного Китая науки и нумерологии, которая, с его точки зрения, была методоло-

гией для первой. Таким образом, полагая, что нумерология в собственном смысле является не

математикой, а скорее квазиматематикой, А.И. Кобзев согласен с Ху Ши (см. т. 1) в том, что

в древнем Китае конкурировали две методологии — нумерология и протологика, но не иден-

тифицирует ни ту ни другую с логикой, уподобляя их противостояние борьбе аристотелизма и

пифагорейства, но с противоположным результатом. Поэтому, исходя из того, что до его работ

«не было предложено понимание нумерологии как имеющей формальный характер универсаль-

ной философской и научной методологии в традиционном Китае, а были продемонстрированы

ее некоторые методологические функции в более широкой („коррелятивное мышление") и бо-

лее узкой (отдельные науки) сферах», он ввел понятие «нумерологической методологии» как

универсальной, пронизывающей все познавательные сферы — от философии и науки, мифа

и религии до литературы и искусства, формальной методологии духовной культуры традицион-

ного Китая. Более того, даже оппозиционную ей древнекитайскую протологику А.И. Кобзев

полагает в существенных моментах зависимой и производной от нумерологии, победившей ее

в итоге благодаря большей развитости и формализованное™.

В исследовании нумерологической методологии он опирается в первую очередь на анализ фи-

лософской классики и канонов, входящих в «Тринадцатиканоние» («Ши сань цзин») и особенно

возглавляющего его «Чжоу и» («Чжоуские/Всеохватные перемены»; обе ст. см. т. 1) / «И цзина»

(«Канон перемен»), поскольку сама китайская традиция придала им данный иерархизиро-

ванный методологический статус. Оценивая влияние такой ненаучной/квазинаучной (по

западным меркам) методологии, как нумерология, на развитие китайской науки, А.И. Кобзев

придерживается срединного пути. Он признает, с одной стороны (в отличие от Дж. Нидэма), что

нумерология «Чжоу и»/«И цзина» «вооружала научную мысль прочным общетеоретическим

каркасом, оберегала ее от центробежных и сепаратистских тенденций эмпиризма, создавала

хорошо структурированную и централизованную научную парадигму» и на ранних этапах раз-

вития научной деятельности и научного мышления «играла стимулирующую роль», с другой —

что она обусловливала слабую взаимную дифференцированность гуманитарных и естественных

наук, науки, религии и философии (при верховенстве последней), приводя к их общей отста-

лости, и «препятствовала формированию собственно научной методологии», тормозя научный

прогресс.

A.A. Крушинский вначале также показывал чужеродность формальной логики для китайской

традиции, но впоследствии от этой позиции совершенно отошел и предпринял смелую попытку

новыми средствами реконструировать древнекитайскую математику-логику. Он, так же как

и А.И. Кобзев, концентрируется на «Чжоу и»/«И цзине» и так же признает его нумерологич-

ность, но предлагает ее противоположное — математико-логическое истолкование, заявляя

(в отличие от B.C. Спирина, A.M. Карапетьянца, В.Е. Еремеева и др.), что все прочие интер-

претации «методологически несостоятельны», поскольку построены в лучшем случае на теоре-

тико-множественном объяснении древнекитайской логики, а тут требуется иное — конструк-

тивистское (индуктивноподобное, генетическое). В древнекитайской логике в противовес

европейской он подчеркивает математические корни. Если последняя шла от анализа

естественного языка к его символьной фиксации алгебраическими структурами, то в первой

«продвижение в логике было [именно] со стороны математики», ибо числа для китайских

ученых древности «мыслятся как предельно общие и первичные сущности, поэтому связи меж-

ду ними являются парадигмами любых (в том числе и логических) связей в различных областях

универсума...».

В целом символизм «Чжоу и»/«И цзина» представляет собой «сознательно сконструированную

систему, генетически и функционально вторичную теоретическую „надстройку" над естествен-

ным языком», «теоретическое воссоздание иероглифики» и «формализацию когнитивно значи-

665

Общественные мых аспектов классического литературного письменного языка». В ито-

ге же он оказывается полномасштабным искусственным языком,

науки обслуживавшим всю синоцентрическую цивилизацию и являвшимся

в какой-то мере исторически осуществленным проектом «универсально-

го языка» Г.В. Лейбница. В трактовке «Чжоу и»/«И цзина» как Mathesis

Universalis A.A. Крушинский сблизился со своим полным теоретическим

антагонистом В.Е. Еремеевым, поскольку оба они в этом пункте повторили позицию этого

известного немецкого философа, освещенную в отечественной литературе Ю.К. Щуцким

(1935/1937), Ю.А. Швыревым (1987), А.И. Кобзевым (1993) и с исчерпывающей полнотой

В.М. Яковлевым (2005). A.A. Крушинский связывает «Чжоу и»/«И цзин» с общим «алгоритми-

ческим стилем мышления» или «конструктивистской установкой» древнекитайских мыслите-

лей, протестуя против «экстерналистских», т.е. произвольно-конвенциональных, лингвистиче-

ских, ценностно-нормативных, аксиологических и т.п. необщезначимых, объяснений (предла-

гаемых А.И. Кобзевым, Ху Ши, А.Ч. Грэмом и др.) и настаивая на объяснении изнутри, логи-

ческими же основаниями, т.е. на примате «интерналистской установки».

В ответ на столь жесткую позицию А.И. Кобзев в остроумной рецензии (Восток. 2000, № 5) на

книгу A.A. Крушинского (1999) продемонстрировал, что в интерпретации «Чжоу и»/«И цзина»

он является «неоархаистским» эпигоном не только старых немецких философов (Г.В. Лейбница

и пр.), но и экстравагантных (по определению Ю.К. Щуцкого, даже «безумных») исследователей

XIX в. — Т. Макклатчи (в связи с эротологическим истолкованием) и А. Терьена де Лакупри

(считавшего, что подлинное понимание памятника впоследствии было утрачено и заменено

неадекватным, в чем A.A. Крушинский вновь сходится с В.Е. Еремеевым). Еще в 1930-е годы

первый и наиболее глубокий российский исследователь «Чжоу и»/«И цзина» Ю.К. Щуцкий

(1897—1938) подробно проанализировал давние западные попытки логико-математической

интерпретации этого канона и доказал их историческую и теоретическую необоснованность.

Его выводы подтвердили сделанное ранее, в 1920-х, крупнейшими европейскими синологами

А. Форке (1867- 1944) и А. Масперо (1883—1945) заключение, что даже наиболее близкие к логи-

ке построения поздних моистов не являются таковыми в строгом смысле. А собственно китай-

ская, но безусловно вызванная западным влиянием, логическая трактовка исконной отечест-

венной методологии, выраженная Ху Ши в знаменитой книге «Развитие логического метода в

древнем Китае» (1922), сразу же в 1922 г. была справедливо раскритикована в докладе с харак-

терным названием «Кризис синологии» и в опубликованной в 1925 г. (Восток. Кн. 5) рецензии

акад. В.М. Алексеевым (1881-1951), подтвердившим свою позицию и в официальном отзыве

1937 г. на книгу-диссертацию Ю.К. Щуцкого. Без учета этой полемики и без специальной аргу-

ментации китайское истолкование триграмм и гексаграмм (гуа [2]; см. т. 1) «Чжоу и»/«И цзина»

как «схем построения умозаключений» повторил в 1979 г. B.C. Колоколов (1896—1979), к сожале-

нию, не отмеченный A.A. Крушинским в качестве своего непосредственного предшественника.

Все это в целом было детально рассмотрено С.И. Блюмхеном и С.А. Комиссаровым в брошюре

1991 г. и А.И. Кобзевым в монографии 1993 г., который в рецензии 2000 г. показал также, что

A.A. Крушинский повторил «парадокс Нидэма», связанный с общей оценкой традиционной

китайской науки: с одной стороны, китайцы не смогли создать даже простой силлогистики на

уровне Аристотеля, с другой

—

сразу обрели подобие методологии современной западной науки,

до осознания которой европейцев смогла довести только более чем двухтысячелетняя история

развития мысли, исходящая как раз из формальной логики Аристотеля. В то же время А.И. Коб-

зев продемонстрировал возможность компромисса со взглядами A.A. Крушинского: современ-

ная логика в значительной степени расширила свой предмет за традиционные пределы уже хотя

бы тем, что больше не понимается как наука о «правильном мышлении», поэтому ее можно

трактовать как общую формальную систему получения из одного знания другого по опре-

деленным правилам, в которой и традиционное логическое следование (дедукция), и сущест-

венно иные — нумерологические механизмы могли бы считаться частными случаями. Однако

A.A. Крушинский от такой расширительной трактовки логики отказался, поскольку тогда она

теряет свою специфику и превращается просто в формальную систему, а ему важно показать, что

следование одного знания из другого по методике «Чжоу и»/«И цзина» именно логическое, и не

просто логическое, но конструктивистское.

На настоящий момент нумерологические исследования китайской классики в значительной

степени вышли за рамки лишь историко-философских изысканий. Структурно-семантический

метод оказался плодотворной стратегией исследования и в областях, прямо не связанных

с китайской классической философией, например, в изучении символики денег в древнем

Китае, как показали труды Н.В. Ивочкиной (1986, 1987, 1988), а «нуме- Изучение

рология» — удобным термином. Можно заключить, что эта методологи- в России

ческая стратегия уже стала одной из парадигм отечественного китае- китайских наук,

ведения. языков

** Алексеев В.М. [Рец. на:] Ни Shih (Suh Nu)... — The Deve- И образования

lopment of the Logical Method in Ancient China... Shanghai,

1922; он же. Кризис синологии: Замечания на книгу-диссертацию Ю.К. Щуцкого

«Китайская классическая „Книга перемен"» // он же. Наука о Востоке. М., 1982;

Блюмхен С.И., Комиссаров С.А. История изучения «И цзина» («Книги перемен»), Ир-

кутск, 1991; Еремеев В.Е. Логико-семантический конструктор «Книги перемен» // XXI

НК ОГК. М., 1990. Ч. 1.; он

же.

Чертеж антропокосмоса. М., 1993; он

же.

Время

древ-

некитайской арифмосемиотике // Музыка и категория времени. М., 2003; он же.

Время и триграммы древнекитайской арифмосемиотики // Этика и наука будущего.

Феномен времени. Ежегодник-2004. М., 2005; он же. Символы и числа «Книги пере-

мен». М., 2005; он же. «Книга перемен» и семантическое кодирование // Вопросы фи-

лософии. М., 2007. № 5.; он же. Проект XYZ: От арифмосемиотики «Книги перемен»

к исчислению смыслов // Символы, коды, знаки. М., 2008; Зинин C.B. Проблема спе-

цифики китайской науки // XVIII НК ОГК. М., 1987. Ч.

1 ;

он же. О структуре кор-

релятивного мышления в Китае // XIX НК ОГК. Ч. 1. М., 1988; Ивочкина Н.В. Отра-

жение нумерологической методологии на средствах денежного обращения Китая //

Новое в изучении Китая. М., 1988; Исаева М.В. Музыкально-теоретическая система

люй и методологический аппарат традиционной китайской историографии // Исто-

рия и культура Восточной и Юго-Восточной Азии. Ч. 1. М., 1986; она же. Роль

системы люй в традиционной китайской науке // XVII НК ОГК. Ч. 1. М., 1986; она же.

Соотношение музыкальной системы люй и общей теории познания в Китае //

XIX НК ОГК. Ч. 1. М., 1988; КарапетъянцА.М. Древнейшая китайская культура по сви-

детельству «Великих правил» //

НК ОГК. Ч. 1. М., 1974; он же. [Рец. на:] Спирин

В.

С.

Построение древнекитайских текстов // НАА. М., 1978, № 2; он же. Древнекитайская

системология и математика // XII НК ОГК. Ч. 1. М., 1981; он же. Древнекитайская

системология и ее материальная основа // XIX НК ОГК. Ч. 1. М., 1988; он же. Древне-

китайская системология: уровень протосхем и символов-гуа. Препринт № 25 И

РАН. М., 1989; он же. Древнекитайская системология: генеральная схема и прило-

жения. Препринт № 44 ИИЕТ РАН. М., 1990; он же. Теория «пяти элементов»

и китайская концептуальная протосхема // Вестник Московского ун-та. Сер. 13. Во-

стоковедение. 1994, № 1; он же. Китайская цивилизация как альтернатива среди-

земноморской // Общественные науки и современность. М., 2000, № 1; Колоколов B.C.

Триграммы и гексаграммы канонической книги «И цзин» и их применение в книге

«Чунь цю» // Н.И. Кафаров и его вклад в отечественное востоковедение. Ч. 1. М., 1979;

Кобзев А.И. [Рец. на:] Спирин B.C. Построение древнекитайских текстов // НАА. М.,

1978, № 2; он же. Троично-пятеричные текстологические структуры и понятие

«сань-у» // XI НК ОГК. Ч. 1. М., 1980; он же. Пять элементов и «магические» фигуры

«И цзина» // XII НК ОГК. Ч. 1. М.,

1981 ;

он же. Классификационная схема «пять эле-

ментов»

—

у син // XIII НКОГК. Ч. 1. М., 1982; он же. Нумерологическая методология

классической китайской философии // XIV НК ОГК. Ч. 1. М., 1983; он же. Методоло-

гия традиционной китайской философии // НАА. М., 1984, № 4; он же. Современное

состояние историко-философской науки в КНР // Общественные науки в КНР. М.,

1986; он же. Методологические особенности классической китайской философии

и категория «пять элементов» // История и культура Восточной и Юго-Восточной

Азии. Ч. 1. М., 1986; он же. Пространственно-числовые модели китайской нумероло-

гии // XVII НК ОГК. Ч. 1. М., 1986; он же. Актуальные проблемы истории и теории

традиционной китайской науки // Современные историко-научные исследования:

Наука в традиционном Китае. М., 1987; он же. Методологическая специфика тради-

ционной китайской философии // Методологические проблемы изучения истории

философии зарубежного Востока. М., 1987; он же. Понятийно-теоретические основы

конфуцианской социальной утопии // Китайские социальные утопии. М., 1987;

он

же.

Формирование основ китайской философии // XVIII НК ОГК. Ч. 1. M., 1987; он же.

Нумерология и классификационизм в Китае // XIX НК ОГК. Ч. 1. М., 1988; он же.

Методология китайской классической философии (нумерология и протологика). Дис.

д. филос. н. М., 1988; он же. Особенности философской и научной методологии

в традиционном Китае // Этика и ритуал в традиционном Китае. М., 1988; он же.

Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1993; он же.

Общественные Китайская логика и русская каббалистика // Восток. М., 2000, № 5; он же.

Философия и духовная культура Китая; Логика и диалектика в Китае // Ду-

науки ховная культура Китая: энциклопедия. [Т. 1.] Философия. М., 2006; Крушин-

ский А.А. Творчество Янь Фу и проблема перевода. М., 1989; он же. Древне-

китайская логика: формальная реконструкция одной характерной схемы

вывода // XXII НК ОГК. Ч. 1. М., 1991; он же. Логика древнего Китая. Дис.

д. филос. н. М., 2006; он же. Логика «И цзина»: Дедукция в древнем Китае.

М., 1999; Лейбниц Г.В. Письма и эссе о китайской философии и двоичной системе

исчисления / Пер. В.М. Яковлева. М., 2005; Лихтман В.В. Функция древнекитайских

текстов, построенных на десятеричных структурах // Дальний Восток и Центральная

Азия. М., 1985; она же. 13-ричные текстологические структуры как план (ту) // XVII

НК ОГК. Ч. 1.М., 1986; Спирин

В. С.

О «третьих» и «пятых» понятиях

логике древнего

Китая // Дальний Восток. Сб. статей по филологии, истории, философии. М., 1961;

он же. Системно-структурный подход к древнекитайским письменным памятникам //

НАА. М., 1969, № 4; он же. Об одной особенности древнекитайской философии //

V НКОГК. Ч. 1. М., 1974; он же. Построение древнекитайских текстов. М., 1976;

2-е изд.: СПб., 2006; он же. К характеристике древнекитайской натурфилософии //

X НК ОГК. Ч. 1. М., 1979; он же. Формальное построение «Си цы чжуани» // Пись-

менные памятники Востока. Историко-филологические исследования. 1975. М., 1982;

он же. Геометрические образы в древнекитайской философии // Актуальные пробле-

мы философской и общественной мысли зарубежного Востока. Душанбе, 1983; он же.

«Дао», «жэнь» и «чжи» в аспекте «нумерологии» (сян шу) // XV НК ОГК. Ч. 1. М., 1984;

он же.

Возможные прототипы «канонов» //XVIII НК ОГК. Ч. 1. М., 1987; Щуцкий Ю.К.

Китайская классическая «Книга перемен» / Сост. А.И. Кобзев. М., 2003.

С.Ю. Рыков

Общественные науки и языки в исследованиях Российской духовной миссии

Исследовательская и научно-практическая работа составляла важное, а в отдельные периоды

и основное, направление деятельности Российской/Православной духовной миссии (РДМ)

в Пекине (1715—1956). В силу исключительности своего положения она стала своеобразной

базой по подготовке первых российских ученых-синологов и источником первых в России

подлинно научных знаний о Китае и Дальнем Востоке.

По естественным причинам первые российские китаеведы были переводчиками. Взаимоотно-

шения России и Китая в торговле или политике требовали подготовки квалифицированных

знатоков китайского, маньчжурского, монгольского и других языков. Поскольку РДМ до

60-х годов XIX в. являлась фактически единственным связующим звеном между двумя государ-

ствами, именно здесь получили возможность серьезно знакомиться с Китаем, проходить под-

готовку в восточной филологии, обучаться китайскому, маньчжурскому, монгольскому, тибет-

скому языкам такие известные впоследствии отечественные китаеведы, как И.К. Россохин,

А.Л. Леонтьев, А.Г. Владыкин, П.И. Каменский, C.B. Липовцев, З.Ф. Леонтьевский, Д.С. Чест-

ной, Е.И. Сычевский и др. Особенно значительный вклад в изучение китайского языка внесли

архимандриты Иакинф (Н.Я. Бичурин) и Палладий (П.И. Кафаров).

С установлением контактов между Россией и империей Цин русские столкнулись с проблемой

перевода. В пограничных переговорах и караванной торговле с российской стороны участвовали

переводчики-толмачи, обычно знавшие разговорный монгольский и реже китайский язык, на

котором говорило основное население империи. Маньчжурский, будучи официальным языком

империи Цин, активно использовался в дипломатических переговорах. Монгольский являлся

средством общения в политических сношениях России с Китаем, и на нем дублировались все

документы, отправлявшиеся через Ургу в Пекин до 60-х годов XIX в.

Первым русским китаеведом, положившим начало изучению китайского и маньчжурского

языков, а также Китая в целом, считается И.К. Россохин, ученик 2-й и 3-й РДМ (1729-1743)

и преподаватель в русской школе при ней, где обучал китайцев и маньчжуров русскому языку по

грамматике М.Г. Смотрицкого, переведенной им на маньчжурский язык. Вернувшись из Китая

и заняв должность переводчика при Академии наук, он стал первым в России и вообще в Европе

преподавателем китайского и маньчжурского языков в организованной им при Академии

и просуществовавшей 10 лет школе, где в качестве учебного пособия по маньчжурскому языку

использовал свой перевод маньчжурской грамматики, изданной в Китае в 1730 г. Это был

668