говорит сыну и дочери: «Все эти деньги, и все это добро — держите его в доме». Сын сказал: «Не
беспокойтесь, мы сделаем так, как вы сказали». Умерла мать, и остались (брат и сестра. Они
начали вырастать. Брату хотелось взять жену, сестре хотелось взять мужа. Но завещание, которое
оставила мать, требовало, чтобы они ничего не трогали, ни золота, ни серебра, ни денег. После
этого брат предлагает сестре брак
9
. Здесь царская семья сменилась богатой семьей, и как там
кровосмесительный брак ведет к сохранению царства, так здесь он ведет к
7
St. Novakovic, Die Oedipus-Sage in der siidslavischen Volks-dichtung,— «Archiv fur slavische Philologie», XI,
Berlin, 1888, стр. 324 (в оригинале — на старославянском яз.— Ред.); В. Л а м а н с к и й, Непоре-шенный вопрос,—
«Журнал Министерства народного просвещения», 1869, июль, стр. 112.
8
Ср.: Аф. 114, 290, 291 и примечания к ним в изд. Аф. 1936—1940 гг.
9
J. Finamore, Novelle popolari abruzzesi
(seconda serie),— «Archi-
vio per lo studio delle tradizioni popolari», vol. V, Palermo, 1886, стр. 95.
272 Эдип в свете фольклора
сохранению богатства. И если церковная новелла делает из этого мотива грехопадение,
литературная — альковную историю, то бесхитростная сказка сохраняет мотив в его перво-
начальной чистоте. Характерно еще, что кровосмесительный брак родителей всегда происходит
после смерти кого-либо. Отец принуждает к браку дочь после смерти жены, брат сестру—после
смерти отца, а мать сына — после смерти мужа, т. е. в такой момент, когда наступает критическое
положение в вопросе о престолонаследовании.
5. Удаление младенца. Лаий, чтобы избежать оракула, делает следующее: он прокалывает
ножки младенца и приказывает рабу бросить его в пустыне гор. Иокаста в трагедии говорит об
этом так:
А мой младенец? От его рожденья
Едва зарделся третьей луч зари,
И он (т. е. Лаий) его, сковав суставы ножек,
Рукой раба в пустыне бросил гор!
(Соф., стр. 108).
Лаий поступает здесь, как очень часто в фольклоре и в мифах поступают со своими детьми
родители. Софокл отличается от народной традиции только тем, что он избрал более редкую
форму удаления в горы, а не обычный в этих случаях спуск на воду, а также тем, что у Софокла
избегнута обычная непоследовательность или противоречивость данного-мо-тива, состоящая в
том, что ребенка, назначенного на смерть, одновременно спасают от смерти (например, смоля
бочку, чтобы он не утонул и т. д.). Это противоречие — интереснейшее для нас явление. В науке
оно уже замечено, но не объяснено. Так, Дидерихс удивляется, почему в русской версии сказания
о Юде в ковчег вкладывается листочек с его именем. Это, по его мнению, очень странно, «так как
спуск на воду имеет целью сбыть несчастного ребенка со света»
10
.
Однако внимательное рассмотрение всего мотива показывает, что именно этой цели здесь
нет. На первый взгляд кажется, правда, что в сказке отец, услышав пророчество, хочет погубить,
«стратити» младенца. Для этого он заказывает специальную «скрыню», ларчик, чтобы вода не
протекала, «и вложили в тот ларчик денег, и сверху сделали постель, и положили туда мальчика»
и
. В этом тексте особенно ясен ком-
10
V. D i e d e r i с h s, Russische Verwandte der Legende von Gregor auf dem Stein und der Sage von Judas Ischariot,—
«Russische Revue», Bd XVII, SPbg, 1880, стр. 122.
11
А. О н и щ у к, Матер!яли до гуцульско! демонольогп,— «Матер1яли по украшсько! етнольогп», том XI, ч. 2,
Львов, 1909, стр. 12—15.
Эдип в свете фольклора 273
промиссный характер этого убийства. Деньги и в других случаях кладутся в ларчик.
Получается впечатление, что ребенка снаряжают вовсе не на смерть, а на далекое путешествие,
причем делают все, чтобы он остался жив и был благополучно воспитан. Иногда это противоречие
обходится распределением ролей: отец приказывает ребенка убить, а мать или бабка, которой
поручено злое дело, его щадит и всячески обеспечивает сохранение жизни. «Приказали бабке,
чтобы ребенка зарезать, в корзинку положить и пустить на реку, а бабка его пожалела, положила
на него табличку с надписью: „с такого-то города пущен по реке младенец"» (Добр., стр. 269).
Здесь противоречие имеется в приказании матери: если ребенка нужно зарезать, то для чего же его
приказывают положить в корзиночку? Бабка поступает здесь с чисто фольклорной мудростью: она
только «резнула его немного» вокруг шеи, т. е. она наносит на ребенка знак смерти, симулирует
отрубание головы, выдавая этим все значение мотива: на ребенка наносятся знаки смерти, но ему
не причиняется самая смерть. Мы имеем здесь отправление ребенка в далекий путь на воспитание
со знаком смерти, имеем смерть, которая не есть смерть, имеем мнимую смерть. Этот же случай
вскрывает и значение проколотых ног. Это — опять деформированный знак смерти. Русская