Де Лас Касас Бартоломе. История Индий

Подождите немного. Документ загружается.

бочонок из-под муки.

С этой целью он начал против Ансисо судебное дело, обвинив в незаконном

присвоении и использовании прав старшего алькальда, которые он получил не от короля, а от уже

скончавшегося к этому времени Охеды, и пр.; он бросил Ансисо в тюрьму, наложил арест на его

имущество и конфисковал его; в конце концов в ответ на просьбы некоторых испанцев он выпустил Ансисо

на свободу, но под непременным условием, чтобы тот отправился в Кастилию или на острова с первым же

кораблем, чего и сам Ансисо более всего желал. Все жители Дарьена договорились послать прокурадоров

на Эспаньолу к Адмиралу и здешним судьям, чтобы просить у них подкрепления людьми и припасами;

более всего опасались они надвигавшегося с каждым днем голода, неизбежного следствия того, что они

разграбили и опустошили все окрестные земли; было принято также решение о том, что посланец их с

донесением отправится также ко двору, в Кастилию. Васко Нуньес опасался, что когда-нибудь наступит

день расплаты за дурное обращение с Дьего де Никуэсой и Ансисо, к тому же он, по-видимому, желал

остаться единовластным правителем на всей этой земле; поэтому он использовал все средства, чтобы

уговорить своего товарища, алькальда Самудио, отправиться в Кастилию с донесением о том, какие

великие услуги оказали они королю, основав это поселение и вступив от имени их величеств во владение

этой частью материка (хотя овладел этими землями не Васко Нуньес, а Ансисо), и о том, что готовы и

впредь служить им верой и правдой здесь, на богатейших в мире землях, величайшие сокровища которых

они желали бы положить к ногам их величеств. [188] Добился он также того, что на острова послали

Вальдивию, одного из рехидоров и близкого его друга, с которым они вместе до этого жили в городе

Сальватьерра де ла Саванна, расположенном на крайней оконечности острова Эспаньола, на мысе Тибурон

(там я с ними обоими и познакомился). Вальдивия должен был явиться к адмиралу дону

Дьего„ губернатору острова, и старшему казначею Пасамонте, пользовавшемуся там, как я уже говорил,

большим влиянием, и доложить о положении дел, о том, как они отправляют королевскую службу и сколь

богаты здешние земли; он должен был просить также, чтобы сюда были посланы люди, оружие и провиант;

с этой целью Нуньес послал с Вальдивией изрядное количество золота и сверх того, как говорят, тайно

отправил золото в дар казначею Пасамонте. Итак, Самудио, Вальдивия, а также Ансисо погрузились на

небольшую каравеллу; Васко Нуньес передал Вальдивии материалы судебного следствия, которое вел он

против Ансисо. Уже когда Ансисо находился на корабле, но паруса еще не были подняты, несколько

поселенцев из Дарьена, по-видимому по наущению Васко Нуньеса, обратились к Ансисо с предложением

сойти на сушу и остаться, предлагая ему все, чего тот пожелает, и обещая выступить посредниками между

ним и Васко Нуньесом, склонить последнего к дружбе с ним и сохранению за ним обязанностей старшего

алькальда, которых он прежде добивался. Ансисо, однако, наотрез отказался. Самудио, Вальдивия и

Ансисо прибыли на Кубу, где местные жители, как мы рассказывали в главе 24, их щедро одарили; оттуда

все трое направились на Эспаньолу; Вальдивия остался здесь, а Самудио и Ансисо отплыли в Кастилию.

В это время несколько индейцев-лазутчиков явились в Дарьей, чтобы выведать — не собираются ли

испанцы, от которых они терпели каждый день столько зол и ожидали в будущем еще больших, покинуть

эти края, и каковы вообще намерения пришельцев. Дабы скрыть истинные цели своего появления в

Дарьене, индейцы принесли с собой маис и прочее продовольствие и предложили обменять его на бусы и

иные кастильские безделушки. Желая побудить испанцев покинуть эти земли, они сообщили жителям

Дарьена, будто в провинции Куэба, расположенной в 30 лигах отсюда, есть много золота и продовольствия.

Васко Нуньес решил послать Франсиско Писарро с шестью солдатами обследовать те края. Едва испанцы

поднялись вверх по реке три лиги, как им навстречу вышли 400 индейцев во главе с их вождем Семако,

которые не могли простить испанцам, что Ансисо пошел на них войной, когда Васко Нуньес, как мы

рассказывали в главе 63 второй книги, сообщил ему об открытии реки Дарьей и поселения этого касика.

Они забросали Франсиско Писарро и его товарищей стрелами и камнями; и все испанцы получили ранения

и ушибы. Но так как стрелы не были отравлены, ибо в тех краях то ли нет ядов, то ли не умеют их

приготовлять, испанцы не очень пострадали и сами напали на индейцев. Своими мечами они перебили из

четырехсот индейцев полтораста да еще многих ранили. Потом индейцы обратились [189] в бегство —

последнее и самое надежное средство спасения жизни этих нагих людей. Один из шести солдат, Франсиско

Эрран, остался там, а остальные, также получившие раны, вернулись в Дарьей. Увидев их, Васко Нуньес

весьма опечалился, особенно когда узнал, что оставленный ими на поле боя Франсиско Эрран был еще

жив; он приказал Писарро, покинувшему Эррана, отправиться, невзирая на собственные раны, с

несколькими солдатами назад, и те принесли Эррана в лагерь. Не знаю, что сталось с Эрраном затем —

умер ли он от полученных ран или остался в живых.

Вслед за тем Васко Нуньес с сотней солдат отправился в поход и продвинулся на несколько лиг к

провинции Куэба, которой правил царь по имени Карета и в которой, по его сведениям, было немало золота

— вечной приманки для всех испанцев. На всем пути никто не оказывал им сопротивления и ни один

человек не вышел им навстречу — ни с миром, ни с войной. Из этого не следует, что индейцы не знали о

... отомстить ему за те слова, которые бросил ему Ансисо ... — Васко Нуньес бежал от своих

кредиторов на корабле Ансисо, спрятавшись в пустом бочонке из-под муки. Когда Ансисо его обнаружил,

он заявил, что высадит, как преступника, на одном из необитаемых островов. Об этом рассказывается в

опущенной нами главе.

его походе,— их лазутчики всегда настороже; но Васко Нуньес уже вызвал у них страх, ибо каждое

столкновение с его войсками стоило им многих жертв. Через несколько дней Нуньес вернулся в Дарьей, и

некоторые утверждали, что он намеревался в случае, если бы вернулся Никуэса, передать ему управление и

стать под его начало, и говорил об этом не раз в предвидении возможности его возвращения, ибо он был

достаточно умен, чтобы предвидеть и такую возможность, и многое другое. Прибыв в Дарьей, он убедился,

что Никуэса не вернулся, и тогда надумал он послать за немногими испанцами, которых Никуэса оставил в

поселении Номбре де Дьос. Когда две снаряженные бригантины, двигаясь вдоль побережья, вошли в одну

из гаваней в землях Кареты, касика Куэбы, к ним навстречу вышли двое испанцев, голые, раскрашенные

красной краской, которую индейцы добывают из растения, называемого на Эспаньоле лиха. Эти двое и еще

один, ибо было их раньше трое, сбежали за полтора года до того с корабля Никуэсы, отплывшего в то

время на поиски провинции Верагуа; они скрылись, опасаясь, что Никуэса накажет их за какой-то

проступок, и вскоре после этого оказались в руках касика Кареты, который мог бы с полным основанием,

если бы пожелал, отомстить за все то зло, что творили испанцы в этих краях, прикончив их. Но он не

только не убил их, но, напротив, принял их как своих самых близких родичей и обращался с ними всегда

как со своими детьми. Привыкнув, однако, наносить оскорбления богу, другим людям и самим себе,

испанцы, даже оказавшись во власти врагов, которые могли в любой момент их убить, не изменили своим

нравам, и хотя их было всего трое, ссоры и споры между ними не прекращались и они уже еле терпели

друг друга. Однажды от слов двое перешли к делу и выхватили мечи, и один из них, некий Хуан Алонсо,

тяжело ранил другого. После этого Карета, властитель тех земель, поставил Хуана Алонсо, как наиболее

храброго из испанцев, во главе своих воинов на случай войны против врагов, которые были и у него, и с

тех пор ничего не предпринимал, не посоветовавшись [190] прежде и не узнав мнения своего

военачальника. О том, что случилось с третьим испанским солдатом, мне ничего не известно, — видимо,

он умер. Трудно описать радость прибывших на бригантинах испанцев из отряда Никуэсы, когда они

узнали, что двое их сотоварищей живы. В беседе спасенные рассказывали, что здешние земли весьма

богаты золотом, и подтвердили, что все обогатились бы в случае, если бы Васко Нуньес напал на эти

земли. Хуан Алонсо предложил даже обманом схватить и предать Нуньесу касика, своего господина. Так-

то он собирался отплатить ему за радушие и гостеприимство, за гуманное обращение с ними касика

Кареты; так-то он собирался хранить по отношению к Карете, своему царю и повелителю, верность, к

которой обязывали его человеческие и естественные законы. После долгих разговоров решили, что для

осуществления этих замыслов лучше всего одному из них отправиться с остальными испанцами к Васко

Нуньесу и подробнейшим образом доложить ему обо всем, что касается провинции Куэба, а Хуану Алонсо

следует остаться на случай, если помощь его понадобится для пленения касика. Судите сами, не были ли

эти два испанца, или по крайней мере Хуан Алонсо, предателями по отношению к своему господину,

которому он, хотя бы молча, поклялся в верности, когда тот сделал его своим советником и поставил во

главе воинов; судите также, не явили ли оба эти испанца крайнюю неблагодарность и несправедливость по

отношению к тем, кто окружал их постоянным вниманием. Но в отношении индейцев мы всегда поступали

только так.

Глава 40

повествующая о пленении касика Кареты Васко Нуньесом де Бальбоа

Бригантины вернулись в Дарьей, и Васко Нуньес очень обрадовался, в особенности когда увидел спутника

Хуана Алонсо и узнал о богатствах того края и о хитроумном плане, предложенном оставшимся у Кареты

Хуаном Алонсо для пленения царя Кареты. Особенно подробно расспрашивал он о расположении тех

земель, о людях, их населяющих, и обо всем том, что важно было для осуществления его замыслов и

намерений. Отправив вновь бригантину за солдатами Никуэсы в Номбре де Дьос, ибо в первый раз они так

и не добрались до поселения, он порешил, что возвращение корабля окажется самым подходящим

временем для того, чтобы вторгнуться в земли касика Кареты, разорить и унизить касика, который ничем

этого не заслужил. И едва корабль вернулся, как Васко Нуньес с 130 солдатами, самыми здоровыми и

боеспособными, отправился на поиски царя Кареты, правителя провинции Куэбы, кажется отстоящей от

Дарьена на 30 лиг. Когда Васко Нуньес со своими 130 апостолами [191] вступил во владения касика

Кареты, тот и не помышлял ни о бегстве, ни о сопротивлении, а решил дожидаться Нуньеса у себя в доме и

принять его достойным образом; он полагал, что от оскорблений и бесчинств христиан его обезопасит Хуан

Алонсо, который служил ему и жил в его доме и мог подтвердить, как обращался он с испанцами.

Васко Нуньес вел себя, однако, не как человек, который прибыл в чужие земли и владения и в дом

властелина этих земель, под правосудие которого он, согласно естественному закону, подпадает и

которому, в соответствии с этими же законами, он обязан был оказывать почтение; нет, он вел себя так, как

будто явился в свой собственный дом, чтобы потребовать отчета от своего слуги и раба. С суровым видом

он приказал касику распорядиться, чтобы приготовили продовольствие и припасы для христиан, и притом

не только для тех, кто явился сюда, но и для тех, кто остался в Дарьене. Карета ответил, что каждый раз,

когда христиане оказывались в его краях, он приказывал обеспечить их провиантом, которого у него было

тогда вдоволь; но в настоящее время ему нечего дать испанцам главным образом потому, что он находится

в состоянии войны с другим, соседним правителем по имени Понка и его люди из-за этого не смогли

засеять злаками земли, а запасы подошли к концу и они сами сейчас испытывают нужду. После того как

Карета закончил объяснения, Хуан Алонсо посоветовал Васко Нуньесу сделать вид, будто он возвращается

со своими солдатами в Дарьей, а ночью, когда все индейцы будут беззаботно спать, вернуться и напасть на

них; он же, Хуан Алонсо, постарается присмотреть за касиком, чтобы тот не ускользнул из его рук и не

избежал плена. Васко Нуньес так и поступил; он отправился со своим отрядом назад по дороге в Дарьей,

как будто бы решив вернуться туда. Индейцы Кареты и сам несчастный касик, по-прежнему убежденный в

том, что Хуан Алонсо, как и полагалось, хранит ему верность и благодарность за добрые дела и в

особенности за то, что он принял его к себе в дом и на службу и что, следовательно, ему нечего опасаться

испанцев, принял обман за истину и, не подозревая о приближающейся беде и задуманном злодеянии, лег

совершенно беззаботно спать. В полночь Васко Нуньес возвратился со своими солдатами; они напали на

селение сразу с трех сторон, с воинственным кличем и призывая Сантьяго на помощь в этом святом деле.

Многих индейцев испанцы вырезали и сразили мечами прежде, чем остальные и их повелитель помыслили

о спасении бегством. Изменник Хуан Алонсо зорко присматривал за касиком и, схватив его, начал звать на

помощь. На крики явились испанцы, обнаружившие касика в объятиях Алонсо. Так был взят в плен Карета,

так отблагодарили его за те добрые услуги, которые оказал он христианам; вместе с ним в плену очутились

его жены, дети и многие другие индейцы. Васко Нуньес забрал все, что только можно было найти в

жилище и селении Кареты, и приказал отправить всех пленных в Дарьей. Свершив свой великий подвиг, он

нагрузил бригантины награбленным провиантом и вернулся в Дарьей. Здесь уместно будет заметить, что

Хуан Алонсо ответил [192] черной неблагодарностью касику Карете, который сохранил ему жизнь, хотя и

имел полную возможность его убить, стал ему сеньором и, поселив в своем жилище, облек доверием и

поставил во главе своих воинов. Этот Хуан Алонсо совершил предательство, напоминающее предательство

Иуды. Во всяком случае, поведение Хуана Алонсо во многих отношениях было злонамеренным и

предательским. Об этом позорном случае, как и о походе, который был предпринят для ограбления и

истребления индейцев из Дарьена, упоминает в главе 3 своей второй “Декады” Педро Мартир; об этом же и

примерно в тех же выражениях, что и мы, повествует в своей книге, озаглавленной “Варварская история”,

Тобилья. Педро Мартир, в частности, писал: Duce Vascho Nunez circiter centum triginta viri convenium;

Vascus aciem suo more gladiatorio instruit. Folle timidor praestites substitesque, sibi ac tergi ductores ad libitum

eligit. Comitem et collegam ducit secum Colmenarem. Exit rapturus a finitimis regulis quicquid fiet obvium,

regionem per id litus, nomine Coibam, de qua mentionem alias fecimus, adit. Caretam, eius regulum, a quo nihil

unquam abversi passi fuerant, transeuntes appellat, imperiose trucique vultu petit praeberi advenientibus cibaria.

Careta regulus posse illis quicquam impartiri negant, se transeuntibus christianus succurrirse saepe numero, unde

penu habeat exhaustura arguit; ex dissidiis praeterea et simmultatibus quas exercuit ab ineunte sua aetate cum

finitimo regulo, qui Poncha dicitur, laborare domum suam rerum penuria. Nihil horum abmittil Vascho gladiator

miserum Caretam; spoliate eius vico, victum iubet duci ad Darienem cum duabus uxoribus et filiis universaque

familia. Apud Caretam regulum repererunt tres ex sociis Nicuesae, qui Nicuesa praetereunte, iudicium ex

malefactis timentes, aufugerant e navibus in anchoris stantibus, classe vero abeunte. Caretae regulo se crediderunt;

Careta hos tractavit amicissime. Agebatur iam mensis duodevigesimus, piopterea et nudos reperere penitus uti

reliquos incolas, et saginatos uti capones manu faeminea domi depastos, in obscuro obsonia dapesque regias fuisse

sibi illo tempore incolarum cibaria visa sunt. Ex Caretae vico ad praesentem famen propulsandam, non autem ad

necessitatem penitus touendam, cibaria detulerunt ad socios in Dariene relictos, etc. (Под предводительством

Васко Нуньеса собираются около 130 человек. Васко строит отряд по своему обычному разбойничьему

способу. Надутый чванством хуже пузыря с воздухом, он назначает старших и младших начальников и

предводителей арьергарда, столько, сколько ему приходит в голову. В качестве помощника и сотоварища

он берет с собой Кольменареса. Он отправляется, чтобы у соседних царьков забрать все, что попадет в

руки; в эту местность он направляется через Коибу, которую мы уже упоминали в другом месте. Он

призывает тамошнего царька Карету, от которого проходившие там никогда не испытывали ничего

дурного. Со свирепым видом Васко Нуньес повелевает ему доставить прибывшим продовольствие. Царек

Карета говорит, что он не может уделить им ничего: он неоднократно помогал проходившим христианам, и

потому запас пищи у него исчерпан; кроме того, дом его страдает от бедности, из-за раздоров и стычек,

которые происходят у него с юных лет с соседним царьком по имени Понка. Разбойник Васко не считается

ни с чем этим. Разграбив его селение, он приказывает отправить несчастного побежденного Карету в

Дарьей вместе с его двумя женами, детьми и всеми домочадцами. У царька Кареты они Нашли трех

спутников Никуэсы. Когда Никуэса проплывал мимо, они, боясь суда за свои злодеяния, бежали с

кораблей, стоявших на якоре. Когда же флот ушел, они вверились царьку Карете. Карета отнесся к ним

самым дружелюбным образом. Шел уже восемнадцатый месяц, и поэтому их нашли совершенно голыми,

наравне с остальными жителями, откормлены они были как домашние каплуны, в темноте, на попечении

женщин - кушанья туземцев показались им в то время царскими яствами и лакомствами. Из селения

Кареты было доставлено продовольствие товарищам, оставшимся в Дарьене, не столько, чтобы полностью

устранить нужду, но только, чтобы отодвинуть уже начавшийся голод, и т. д. (лат.)) Карета [193] тяжко

переживал свое пленение и вынужденное пребывание вдали от своих земель и жилищ, жен и семьи; он

умолял Васко Нуньеса избавить его от этих незаслуженных им страданий и клялся сделать все возможное,

чтобы обеспечить христиан продовольствием и сохранять с ними неизменно дружеские отношения, в знак

чего он предложил Васко Нуньесу в жены одну из своих дочерей, очень красивую; вместе с тем он

попросил Нуньеса помочь ему в войне против касика и властителя Понки, чтобы подданные Кареты

получили возможность обработать и засеять земли. Васко Нуньес отнесся благосклонно к предложениям и

клятвам Кареты, дочь его охотно взял к себе в дом и сделал ее своей наложницей, хотя Карета отдал ее,

согласно индейским обычаям, ему в жены. Девушка полюбила Васко Нуньеса всем сердцем, и, как будет

ясно из дальнейшего, позднее это стало одной из причин его печальной кончины, хотя в смерти его нельзя

винить ни ее, ни отца ее Карету; во всем виноват лишь сам Васко Нуньес и великие его прегрешения и

злодейства. То была кара божия, настигшая его тогда, когда чаша терпения господа переполнилась. После

того как Васко Нуньес при подобных обстоятельствах вступил в союз и установил дружественные

отношения с Каретой, он освободил Карету и пообещал через несколько дней явиться к нему; впрочем, я не

уверен, пожелал ли Васко Нуньес отправить вперед Карету или отправился вместе с ним; оба они, однако,

исполнили свои обещания.

Глава 41

о войне, которую вели Васко Нуньес и касик Карета на землях Понки

После того как Васко Нуньес с 80 солдатами прибыл в селение и жилище Кареты, Карета первым делом

приказал своим людям засеять для христиан многие участки земли, поскольку подоспело время сева; после

этого они начали подготовку к походу против касика и царя Понки. Понка был начеку и, понимая, что

христиане выступили в поддержку Кареты, не осмелился встретить их лицом к лицу, а прибег к последнему

средству, к которому всегда обращались и обращаются индейцы, спасаясь от христиан, — а именно бежал

в горы и укрылся в чаще; была бы возможность, он бы и в самые недра земли укрылся. Васко Нуньес и

Карета [194] выступили совместно во главе своих воинов против Понки и, не обнаружив ни Понку, ни его

подданных, опустошили все земли Понки, захватив все продовольствие и золотые украшения, какие только

смогли разыскать, а остальное испанцы по своему обыкновению сожгли. Уместно здесь отметить, сколь

мало оснований было у Васко Нуньеса и испанцев покровительствовать и помогать Карете в его войне

против Понки, как и вступать в союз с ним или с любым другим вождем во вред какому-нибудь иному

касику, не зная о причинах вражды и не убедившись в том, что в споре правота на стороне их союзника.

Ведь если бы Понка вел справедливую войну против Кареты, Васко Нуньесу нечего было бы ответить

после смерти на божьем суде, когда бы ему предъявили обвинение в том, что он обратил в бегство и

подверг преследованиям Понку и его подданных, причинил им столь великий ущерб и так безжалостно

ограбил их. Но подобные соображения редко приходили в голову испанцам в Индиях; никто из них не

стремился быть предусмотрительным и осторожным, когда возникала возможность нанести оскорбление

господу и ущерб туземцам. После того как земли Понки были опустошены, как это отмечалось выше,

порешил Васко Нуньес отложить грабеж и разорение земель, лежащих в глубине материка, до более

подходящего времени, когда в его распоряжении будет больше солдат, а пока — вернуться к побережью

моря. Ближайшим соседом Кареты был повелитель провинции, называемой Комогра; царь этой провинции,

которого звали Комогре, жил у подножья очень высокого хребта, в невозделанной, но прекрасной долине

лиг 12 в окружности. Какой-то родич касика Кареты и один из знатнейших вождей в его роду и вообще в

тех краях (таких людей по-индейски называли “хура”) выступил в роли посредника и попытался пробудить

в христианах любовь и дружеское расположение к повелителю Комогре, а у Комогре — желание

встретиться, познакомиться и подружиться с христианами. У Комогре было семеро сыновей от разных жен,

юноши благородные, редкого благоразумия и скромности. Как рассказывают, старший из них особенно

выделялся своим глубоким умом и доблестью. Узнав о прибытии испанцев, Комогре вышел к ним

навстречу со всеми своими детьми, вождями и подданными, встретил их весьма приветливо и приказал

разместить всех испанцев в своем селении, предоставить им в изобилии пищу и приставить к ним слуг —

индейцев и индианок. Королевские жилища Комогре были едва ли не самыми богатыми и

благоустроенными из всех, какие до тех пор видели испанцы на островах и на материке; в длину его

жилище имело более ста пятидесяти шагов, а в ширину — около восьмидесяти; фундаментом ему служили

очень толстые стволы деревьев, стены были сложены из камня, выше которого была надстройка из дерева,

и все это было такой прекрасной работы, что, увидев жилище Комогре впервые, испанцы были поражены и

не переставали удивляться мастерству и красоте постройки. В доме было множество комнат и помещений;

одно из них служило кладовой и доверху было заполнено плодами, которые рождает здешняя земля, а,

кроме хлеба, [196] также олениной, свининой, вяленой рыбой и всякими другими продуктами питания. В

другом помещении, представлявшем собой нечто вроде винного погреба, стояло множество глиняных

кувшинов с различными винами белыми и красными, изготовленными из маиса, фруктов и плодов какой-то

особой пальмы; попробовав это вино, испанцы пришли в восхищение. Была в доме также потайная комната

или зала, где находилось множество высохших трупов; они висели на свитых из хлопка веревках; на них

были богатые хлопчатобумажные одеяния или покрывала из такой же ткани и множество различных

золотых украшений, жемчужин и иных камней, считавшихся у индейцев драгоценными. Это были тела

родителей, дедов и прадедов, а также их родичей, которых Комогре почитал, по-видимому, за божества. В

нашей “Апологетической истории” мы подробнейшим образом рассказывали, как индейцы сохраняют тела

умерших в виде мумий, сколь тщательно и с какими почестями предают они тела покойников погребению,

что свидетельствует об их искусстве и познаниях. Приняв, как было сказано, испанцев с величайшим

радушием и гостеприимством, как если бы они были его самыми дорогими собратьями, давними друзьями

и соотечественниками, Комогре поселил их в своем жилище и показал им все свои покои и их красоты, в

том числе даже эту потайную комнату, где покоились тела мертвых и которая, видимо, служила ему

молельней или храмом. Старший из семи его сыновей, об уме которого мы уже повествовали, сказал: “Нам

следует принять этих иноземцев самым достойным образом, проявив всячески свое радушие, чтобы не дать

им оснований поступить с нами и нашими жилищами так, как они поступили с нашими соседями”. Показав

свое жилище и его убранство, Комогре приказал принести золотые украшения чрезвычайно богатой и

тонкой выделки, примерно на 4000 песо, и вместе с 70 слугами-индейцами подарил все это в знак дружбы

Васко Нуньесу и Кольменаресу, как наиболее знатным гостям. Из полученного золота пятую часть

испанцы отложили для королевской казны, а остальное разделили между собой. При этом между ними

возникла ссора и разгорелся спор, видимо, из-за того, кому достанутся лучшие и наиболее красиво

обработанные драгоценности. Увидев это, старший сын царя Комогре подошел к весам, на которых

испанцы взвешивали украшения, ударил по ним изо всей силы и, захватив полную горсть золота, бросил

его небрежно на землю и сказал: “Что с вами случилось, христиане? Почему вы спорите из-за пустяков?

Если уж вас обуяла такая жадность, что ради обладания этим золотом вы беспокоите и тревожите мирных

обитателей наших краев, покидаете свою родину и готовы на тяжкие лишения, то я укажу вам земли, где

вы вполне сможете удовлетворить свою алчность. Но для этого вас должно быть больше числом, ибо вам

придется иметь дело с могущественными царями, которые будут защищать свои владения с великим

упорством и настойчивостью; первым, с кем вам придется столкнуться, будет царь Тубанама, у которого

этого золота, почитаемого вами за богатство, великое множество и владения которого находятся отсюда на

расстоянии [197] шести солнц” (то есть шести дней похода). И, указав затем пальцем на юг, в сторону

Южного моря, он добавил, что, если испанцы пересекут хребты, то они увидят людей, плавающих на

кораблях или лодках чуть поменьше тех, в которых приплыли они сами. И заключил, что за этим морем

испанцы обнаружат несметные сокровища, что люди там употребляют золотые чаши для еды и питья и

хотя, как ему известно, в Испании много железа, из которого изготовляются мечи, но в тех краях больше

золота, чем железа в Бискайе; из всего этого можно сделать вывод, что индейцы, жившие близ Дарьена и

на 30 лиг ниже по побережью, были хорошо осведомлены об обитателях и богатствах Перу и о том, что

жители Перу плавали на веслах и под парусами. Рассказ юноши был первым сообщением, которое

получили испанцы о тех богатейших землях. Царства те столь обширны, а правители их так

могущественны, что, как заметил рассудительный юноша, для покорения тех земель потребуется не менее

тысячи христиан. Он согласился отправиться с испанцами и предложил им в помощь подданных своего

отца. Переводили эту беседу двое испанцев, бежавших некогда от Никуэсы и живших у касика Кареты. Мы

не погрешим против истины, если скажем, что эти известия весьма обрадовали Васко Нуньеса и его солдат.

Некоторые из них даже прослезились от радости, как это иногда случается с людьми, страстно

добивающимися чего-либо, когда они видят желаемое или надеются на близкое достижение цели.

Глава 42

Васко Нуньес со своим отрядом несколько дней отдыхал у Комогре; все мысли их были только об одном,

действительно ли за горами лежит море, и что находится по обе стороны моря, и настолько ли велики

богатства тех краев, как рассказывал им юноша, — только об этом они и толковали. И так как каждый день

казался им годом, ибо в мечтах своих они уже видели себя обладателями богатств, которых так добивались,

и так как они, как это свойственно жадным и корыстолюбивым людям, верили и надеялись, что эти

богатства даже превзойдут их ожидания, то поспешили в Дарьей, дабы сообщить Адмиралу и управителям

этих островов относительно всего того, что им стало известно о новом море и сокровищах, которые там

сокрыты, с тем чтобы Адмирал написал об этом королю и попросил его прислать 1000 солдат со всем

необходимым для открытия этих земель. Здесь следует, ничего не утаивая, прямо сказать о том

безрассудном и святотатственном поступке, который совершили они, и это лишь одно из многих

неразумных деяний, свершенных в Индиях. Дело в том, что они крестили царя Комогре и его подданных,

не озаботившись предварительно просветить их и дать им ясное представление о христианском учении и

обо всем, что касается веры христовой. Великий грех и оскорбление господа свершалось и свершается

теми, кто осуществляет таинство крещения иноверцев-язычников, хотя бы они сами того желали и [198]

добивались, не просветив их до того, не удостоверившись, что они воистину отказываются от своих

языческих обрядов и заблуждений, услаждающих дьявола, и не позаботившись, чтобы новообращенные

хорошо осознали, что они принимают, почему, ради чего и что их ждет после крещения. Судите сами,

какой награды могут ожидать от господа те, по чьей вине царь Комогре и его подданные из-за незнания и

невежества своего после крещения вновь вернулись к идолопоклонству. Ибо известно, и мы сами в этом

убедились на собственном опыте, что когда индейцев спрашивают, не просветив их до того в вопросах

веры, “Хочешь быть христианином?”, или говорят им “Будь христианином”, то они понимают это лишь в

том смысле, что им предлагают называться христианами или быть друзьями христиан. Царя Комогре при

крещении нарекли именем дона Карлоса в знак любви к императору, в те времена правившему Испанией.

Итак, Васко Нуньес и его солдаты в радостном настроении отправились в Дарьей с намерением возможно

скорее вернуться и добраться до моря. Выходило так, что Нуньес жаждал самому себе зла, ибо открытие

того моря, к которому он стремился, стоило ему позднее жизни, как это станет ясно из последующего

повествования. Когда они прибыли в Дарьей, всех тех, кто там оставался, привели в восторг и восхищение

радостные известия о новом море и сокровищах, которые в тех краях имеются. Еще более ликовали все,

кто был в Дарьене, когда после шестимесячного отсутствия вернулся с островов Вальдивия. Он доставил

некоторое количество продовольствия, а Адмирал и управители островов обещали в скором времени

прислать еще людей и провиант. Адмирал извинялся за то, что не сделал этого раньше, но потому лишь,

что, как он полагал, корабль Ансисо прибыл в целости и сохранности, полный продовольствия; на самом

деле, однако, даже если бы корабль Ансисо не был поврежден, все продовольствие с него было бы уже

давно израсходовано, так как с момента отъезда Ансисо с островов прошло около двух лет. В заключение

их заверили, что их снабдят продовольствием, как только прибудут корабли из Кастилии; сейчас же в их

распоряжении нет ни одного корабля, а каравелла, на которой отправлялся в обратный путь Вальдивия, не

могла поднять большего груза. Уместно будет сказать, что Адмирал и прочие управители островов

обнаружили столько рвения в стремлении обеспечить испанцев на континенте продовольствием потому

лишь, что Адмирал рассчитывал при этом увеличить свои доходы, а остальные господа-управители

торговали с большой для себя выгодой различными товарами и продовольствием. Так что в руки тех, кто

оставался на островах, попадало в конце концов все золото, награбленное на континенте. На свое несчастье

они не осознавали, что, посылая на континент помощь провиантом, оружием, лошадьми и людьми,

становятся соучастниками преступлений, повинны в тех же грехах и столь же ответственны за эти грехи,

как и солдаты, которые ради этого золота опустошали земли, совершали злодеяния и всяческие зверства.

Все это было одним из следствий той слепоты, которой поразил всех нас господь за прегрешения Кастилии.

Вернемся, однако, [199] к нашему повествованию. Того, что доставил Вальдивия, не могло хватить

надолго; и вскоре после его возвращения испанцы вновь начали испытывать голод; божественное

провидение, видимо, вознамерилось показать им, насколько погрязли они во зле и беззаконии, преследуя,

истребляя и убивая ничем не оскорбивших их индейцев, и потому способствовало тому, что голод стал еще

острее и ощутимее; однажды разразилась сильная гроза с громом и молниями, и вода в реке настолько

поднялась после этого, что все поля, засеянные индейцами, которых вывезли из провинции Комогре и

жестоко и несправедливо обратили в рабство, были сплошь затоплены, и, удивительное дело, погибли все

посевы, до единого. Об испанцах можно сказать словами пословицы: в доме игрока радость недолговечна.

Итак, надежды, которые испанцы возлагали на посевы, рухнули; на много лиг окрест не осталось никакого

продовольствия, — его уже либо израсходовали, либо раньше уничтожили испанцы; да и местных жителей

близ Дарьена не было, — оставались только мертвецы да пленники, — остальные бежали. Тогда испанцы

порешили отправиться в более дальние походы и беспокоить, грабить, брать в плен и убивать тамошних

индейцев, отбирать у них золото и провиант столь же праведными способами, как и прежде. Было,

например, у Васко Нуньеса и его солдат обыкновение подвергать пыткам плененных индейцев, чтобы те

сообщили о местоположении поселений, чьи правители владели наибольшими количествами золота и

продовольствия. После этого, если только лазутчики не успевали предупредить соплеменников, солдаты

нападали на эти селения ночью и предавали их огню и мечу. В это же время решил Васко Нуньес вновь

направить Вальдивию на здешние острова, чтобы сообщить Адмиралу и прочим должностным лицам

сведения о новом море и его сокровищах, полученные им от сына Комогре и других индейцев и, по его

глубокому убеждению, вполне достоверные; должен был он также просить Адмирала и его приближенных

написать обо всем королю с тем, чтобы тот направил 1000 солдат, которые, по мнению Комогре,

необходимы для похода в глубь континента. Васко Нуньес писал Адмиралу, что повесил 30 касиков и

вынужден будет казнить и впредь каждого пленного касика, ибо у него нет, мол, иного выхода до тех пор,

пока число его солдат невелико, а значительных подкреплений он не получает. И для большей

убедительности он просил в заключение его светлость господина Адмирала учесть, какие великие услуги

господу богу и их величествам были оказаны испанцами под его началом. О, жестокие тираны, сколь

неизмеримы ваши слепота и коварство! С Вальдивией было отправлено 300 марко

золота, иными словами

Марко—единица веса, равная 230 г (50 кастельяно).

— 15 тысяч кастельяно, или золотых песо, которые власти острова в качестве законной пятой части

должны были переслать в королевскую казну. Из этого следует, что презренные грабители наворовали 75

тысяч песо золотом, из которых даже за вычетом пятой части, то есть 15 тысяч, 60 тысяч они поделили

между собой. Каждый вручил Вальдивии часть своей добычи для пересылки родичам в Кастилию. Но

господь пресек путь Вальдивии, а остальным, кто пожелал бы внять слову господню, дал понять, [200] что

дела, творимые ими, заслуживают лишь геенны огненной: та самая каравелла, на которой он прибыл и

возвращался обратно, налетела на скалы или рифы Виборас близ острова Ямайка, и Вальдивия пошел ко

дну со всем своим золотом и известиями, которые должен был доставить.

Глава 43

Отправив Вальдивию, решил Васко Нуньес, как говорилось выше, в поисках золота и провианта

предпринять поход в глубь континента, что предвещало туземцам лишь новые злодеяния и бесчинства. И

вот, хотя испанцы своими делами уже не единожды заслужили адские муки, они снова и снова искали

путей в геенну огненную. Стали индейцы, сопровождавшие испанцев в походе и видевшие, как жаждут их

господа золота, утверждать правдиво или ложно, что будто бы у некоего касика и управителя одного

поселения и области, называемых Дабайбой, имеется храм, воздвигнутый в честь какого-то божка и

доверху набитый золотом, которое с давних пор и сам он и его подданные приносят в дар идолу. А посему

порешили испанцы, преисполненные благочестивых помыслов, на двух бригантинах и нескольких каноэ

отправиться на поиски этого идола Дабайбы, или, вернее сказать, золота — единственного предмета их

вожделений. Васко Нуньес вышел с 150 солдатами; с ним покинул Дарьей и Кольменарес, но он получил

приказание с третью солдат подняться вверх по реке Гранде. Эта река вдвое шире, чем Дарьей, и

находится, если не ошибаюсь, в девяти лигах восточнее Дарьена. Васко Нуньес двинулся по иному пути, по

берегу другой реки, которая, как утверждали проводники, должна привести его в земли Дабайбы. Однако

касик и правитель Дарьена, Семако, которому Ансисо, Васко Нуньес и другие испанцы нанесли поражение,

обратив его в бегство и заставив покинуть свои земли, как об этом рассказывалось в главе 63 книги второй,

нашел себе приют и убежище на землях Дабайбы и, конечно, поведал их повелителю о примерном образе

жизни и деяниях тех, кого называют христианами; поэтому Дабайба постоянно держал своих лазутчиков

начеку, и едва пришло известие о приближении христиан, как все обитатели земли Дабайбы снялись с

насиженных мест. Васко Нуньес и его солдаты продвигались вперед, уничтожая все на своем пути и

захватывая все, что попадало под руку; между прочим, они нашли множество сетей, но не для рыбной

ловли, а для охоты на животных. Из зверей здесь встречаются олени, но особенно часто особый вид свиней

и еще какие-то совершенно безобидные животные размером поменьше свиньи, с головой, которая, по

рассказам, весит столько же, сколько все остальное тело. Васко Нуньес принял эти сети за рыболовные и

потому назвал реку, по которой он двигался, Редес. (Сети (исп.)) [201] Здесь же испанцы обнаружили два

больших каноэ и много лодок размером поменьше; в жилищах, покинутых обитателями при поспешном

бегстве, испанцы нашли сотни луков и множество колчанов для стрел, а также на 7000 кастельяно

драгоценностей и золотых изделий. Захватив это золото, и провиант, Васко Нуньес, весьма обрадованный

добычей, спустился по реке к морю; я говорю “море”, но речь, собственно говоря, идет о заливе Ураба, в

который впадают обе названные выше большие реки. Господь пожелал явить испанцам, сколь праведными

путями добыты были эти 7000 кастельяно, и на заливе поднялась страшная буря в тот самый момент, когда

испанские суда пересекали его; так что все испанцы уже считали гибель свою неминуемой; но

божественный промысел рассудил так, что погибли лишь те из них, что везли на каноэ эти 7000 кастельяно:

и золото и люди из этих каноэ навсегда исчезли в пучине вод. Теперь уже веселье Васко Нуньеса,

радовавшегося награбленному, сменилось унынием и стенаниями. Вновь войдя в реку Гранде, Васко

Нуньес добрался до каких-то земель, царя и повелителя которых звали Хурви; здесь он встретился с

Кольменаресом и раздобыл некоторое количество провианта. Далее испанцы решили двигаться все вместе

и, пройдя вверх по реке 12 лиг, обнаружили на реке остров, который назвали островом Каньяфистолы, так

как на нем, действительно, росла каньяфистола, или дикая кассия

Они наелись ее плодов, и это не

замедлило сказаться — рези в желудке у всех были такие, что, казалось, всем им придет конец. Немного

оправившись от болезни, пустились они в дальнейший путь и по правому берегу реки Гранде обнаружили

ее приток — воды этой реки неизвестно почему были совершенно черные и потому ее назвали Негро.

(Черный (исп.)) Далее они двинулись по этому притоку и, поднявшись на 5—6 лиг от устья, добрались до

владений некоего правителя Абенамачеи. Затем они увидели селение, состоявшее примерно из 500 жилищ

на некотором расстоянии одно от другого. Когда жители селения увидели испанцев, они тотчас же

обратились в бегство. Наши принялись их преследовать, и когда испанцы стали настигать индейцев и

ранили несколько из них мечами, индейцы, точно разъярившиеся псы, набросились на своих

преследователей, обратив свое оружие против тех, кто обрушился на них, изгнал их из жилищ, оторвал от

Каньяфистола, или дикая кассия — дерево из семейства бобовых.

жен и детей без всякого повода с их стороны. Оружие индейцев составляли маканы, или мечи из

пальмового дерева, и длинные палицы с обожженными наконечниками. Но разве это можно считать

оружием, когда у наших были мечи, разрубавшие нагих индейцев надвое, копья, арбалеты и даже кое у

кого — мушкеты. Ни луков, ни стрел, смазанных ядом, то есть наступательного оружия, в тех краях не

употребляют, единственным оборонительным оружием служили их нагие тела, что не могло, разумеется,

уберечь этих бедняг от резни, которую учинили испанцы, и вскоре туземцы снова вынуждены были искать

спасения [202] в бегстве. Испанцы продолжали преследовать беглецов и многих перебили, а других взяли в

плен. Попал в плен и царь и повелитель тех земель Абенамачеи и многие вожди его племени. Увидев

пленного Абенамачеи, один из душегубов-испанцев, раненный касиком в сражении, подошел к нему и

ударом ножа начисто отрубил ему руку; говорят, что Васко Нуньеса это огорчило, но от этого огорчения

несчастному касику, столь жестоко наказанному, не стало легче. Васко Нуньес оставил в этом селении

Кольменареса с половиной солдат охранять захваченные земли, а сам отправился на каноэ вверх по реке, а

затем по другой речушке, впадавшей в эту примерно в 20 лигах от острова Каньяфистолы, и недалеко от

устья ее обнаружил владения касика по имени Абибейба. Так как эти края были болотистыми и землю

покрывала вода, то туземцы размещали свои жилища на огромнейших и высоченных деревьях —

подобного рода жилища испанцы видели впервые и никогда о них раньше не слыхали. Индейцы строили

свои жилища на деревьях из бревен так же прочно и основательно и с таким же количеством внутренних

помещений, как и жилища на земле. Подобное жилище занимала большая семья — родители, жены, дети и

прочие родственники. Забирались в эти жилища с помощью лестниц; обычно их было две: одна с земли

шла до ветвей дерева, а вторая — до входа в жилище. Эти лестницы изготавливались из одного ствола

тростника, расколотого пополам, потому что тростник там бывает потолще человека. Лестницы были

съемными и их поднимали по ночам или каждый раз, когда это требовалось, и обитатели жилищ

чувствовали себя тогда в полной безопасности, потому что ни человек, ни животное, ни тигры, которых

немало в тех местах, не могли нарушить их спокойный сон. Здесь же наверху хранят они и все запасы

продовольствия, только вино в больших сосудах оставляют на земле, чтобы оно не замутилось: хотя сами

жилища настолько прочны, что им ничто не угрожает, ветер постоянно их колеблет, и от этого

непрерывного движения вино бы испортилось. Поэтому они и оставляют его внизу, а в часы трапезы

старших мальчики, проявляя удивительную ловкость в лазании по деревьям, доставляют вино наверх так

быстро, как будто все это происходит в таверне. Но вернемся к рассказу о касике Абибейбе; он находился в

своем жилище, очень высоко, на вершине дерева, как на небесах, когда появились испанцы и громко

потребовали, чтобы он спустился, не опасаясь их. :Касик ответил, что не желает спускаться и что просит

оставить его в покое, поскольку он не сделал пришельцам ничего дурного. В ответ испанцы заявили, что,

если он не спустится, они топорами подрубят деревья либо подожгут их и в огне погибнут и он, и его жены,

и дети. Вновь потребовал Абибейба, чтобы испанцы покинули эти земли, оставив его в покое, а индейцы —

подданные Абибейбы — умоляли не спускаться и не доверять испанцам. Солдаты начали топорами

подрубать деревья, и, видя, как во все стороны летят щепки и ветви, решил Абибейба, несмотря на

единодушные протесты своих подданных, спуститься с одной из своих жен и двумя сыновьями. Когда он

очутился внизу, его вновь заверили, что ему [203] нечего бояться испанцев, но потребовали от него золото,

заявив, что навеки останутся его друзьями. Ответил касик, что золота у него нет, что никогда он в золоте не

испытывал нужды, а потому и не стремился раздобыть его. Тогда испанцы стали упрекать его и угрожать

ему, требуя, чтобы он отдал имеющееся у него золото. А касик сказал: “Если уж вы так жаждете золота, то

я отправлюсь в горы, которые лежат за этими холмами, и принесу вам все золото, какое найду”. Испанцы

согласились с этим предложением, оставив его жен и детей в качестве заложников. Он сказал также, что

вернется через столько-то дней и пусть его дожидаются в течение этого срока. Но так как золото, которого

так жаждали испанцы, не растет на деревьях подобно плодам, а в запасе у касика ничего не было, то,

опасаясь наказания, касик предпочел не вернуться. Тогда испанцы разграбили его жилища, взяли в плен

всех индейцев, которые там оказались, и основательно пополнили запасы провианта за счет

продовольствия, которое было припасено индейцами. Затем они направились далее вверх по реке Гранде,

но, пройдя несколько лиг, на протяжении всего пути ни в одном селении не обнаружили ни души, ибо по

всей округе уже разнеслась молва, как эти люди, именующие себя христианами, проповедуют Евангелие и

почитают Иисуса Христа. Убедившись, что поживиться ему здесь больше нечем, Васко Нуньес повернул

назад и решил спуститься вниз по Гранде, а затем по Негро, чтобы соединиться с Кольменаресом и теми

солдатами, которые остались во владениях царя Абенамачеи, того самого, которому, как говорилось выше,

после пленения один из испанцев отрубил руку. Здесь Нуньес узнал, что после его ухода оставленные им

солдаты разбрелись по окрестностям и некоторые из них были убиты индейцами. Среди убитых был некий

Райя, с девятью солдатами отправившийся грабить индейцев. То ли потому, что в поисках пищи он решил

отобрать ее у тех, кому она принадлежала по праву, то ли потому, что такова была кара божья за его

жестокость, но так или иначе, углубившись с целью грабежа в леса, Райя с товарищами попал в индейское

селение, которым правил некий Абрайба; предупрежденный заранее о появлении испанцев, Абрайба напал

на них и убил Райю и еще двух солдат, а остальных обратил в бегство. Известие об этой беде не могло,

конечно, обрадовать Васко Нуньеса.

Глава 44

о зверствах испанцев в Дабайбе

Еще до того как Васко Нуньес добрался до реки Негро, случилось так, что несчастный и неудачливый

касик и повелитель Абенамачеи, который, после того как ему отрубили руку, бродил, скрываясь, в лесах,

чтобы не попасть снова в руки испанцев, встретился случайно с другим касиком [204] Абибейбой, тем

самым, что жил в доме на деревьях. После того как испанцы захватили его жен и детей в качестве

заложников, а он, лишившись власти над своими подданными, вынужден был искренне или притворно

пообещать доставить испанцам золото, Абибейба вел столь же жалкий образ жизни и так же бродил в

изгнании, как и Абенамачеи. Повстречавшись, они поведали друг другу превратности своей судьбы и

оплакали свои беды; убедившись, что им обоим приходится скрываться и подвергаться гонениям и

преследованиям безо всякой вины и причины, порешили они отправиться к своему родичу и соседу касику

Абрайбе, о котором вскользь я уже упоминал, и просить у него прибежища. Когда Абрайба увидел их, он

принялся громко рыдать и стенать, и они вторили ему, обильно проливая слезы. После того как все

немного успокоились, сказал им Абрайба: “Что за напасть, братья, обрушилась на нас и на наши жилища?

За что эти люди, называющие себя христианами, ополчились на нас, несчастных, живущих в мире и

спокойствии, не обидевших ничем ни их, ни кого-либо другого, за что преследуют и тревожат и заставляют

нас нарушать привычный порядок жизни? До каких же пор будем мы терпеть жестокость этих людей,

обращающихся с нами столь дурно и подвергающих нас гонениям? Не лучше ли умереть сразу, чем

пережить то, что пережил ты, Абибейба, и ты, Абенамачеи, и все то, что Семако, Карета, Понка и другие

цари и повелители здешних земель вынуждены были терпеть от этих диких зверей, в слезах наблюдая за

тем, как уводят в плен жен, детей, домочадцев, вассалов и отбирают все, чем они владели? До меня они

еще не добрались, но что иное может ждать меня, мое жилище, мои владения? Как и вас, меня заставят

покинуть родные края, начнут преследовать и убьют, лишив при этом и имени моего и имущества.

Испытаем же наши силы, попробуем сделать все возможное и начнем с тех, которые отрубили руку тебе,

Абенамачеи, и, изгнав тебя из родного жилища, сами заняли его. Нападем на них, пока их немного и

остальные еще не присоединились к ним; если эти погибнут, то и другие либо уйдут, либо побоятся нас

притеснять; а если они попытаются усилить против нас гонения, то нам придется сражаться против

меньшего числа солдат”. Все сочли этот совет разумным. Они договорились о сроках и собрали то ли 500,

то ли 600 воинов, но все эти воины были нагие, а оружие их было подобно детским игрушкам; потому и

случилось с ними то, что происходит в бою с людьми безоружными и нагими. Дело в том, что за сутки до

нападения индейцев по совершеннейшей случайности прибыло 30 испанцев, посланных Васко Нуньесом. И

вот в назначенный день на рассвете индейцы, не знавшие ничего о тех, кто прибыл накануне, с ужасным

воплем, который всегда вызывал в испанцах больше страха и ужаса, чем оружие, напали на испанский

лагерь. Яростный порыв индейцев не принес им пользы; испанцы, как обычно во время подобных

паломничеств, были начеку; они вскочили и вступили в бой; сперва стрелами из арбалетов, копьями, а

затем и мечами произвели в рядах бедных нагих индейцев огромные опустошения, и мало кто из индейцев

спасся [206] от смерти или плена; только несколько вождей бежали в страхе; испанцы отправили в Дарьей

всех оставшихся в живых, обратив их в рабов, которые должны были обрабатывать землю, переносить

грузы во время походов, грести на каноэ и выполнять всякие прочие работы. Те немногие, что остались в

живых и избежали плена, еще могли чем-то утешаться, зато никакие утешения не могли помочь пленным и

тем менее погибшим, которые умерли в безверии, не причастившись, и угодили в ад. Одержав эту победу,

испанцы под командованием Родриго де Кольменареса присоединились к отряду Васко Нуньеса и решили

вернуться в Дарьей, оставив в селении Абенамачеи и на реке Негро 30 солдат для охраны земель и для

того, чтобы индейцы, собравшись с силами, не напали вновь; во главе этой группы, командиром ее, был

поставлен некий Бартоломе Уртадо. Солдаты не любили оставаться в праздности, а занятия их всегда

сводились в Индиях к тому, что они называли “обшарить ранчо”,

иными словами — грабить, разорять и

брать в плен индейцев, спокойно сидящих в своих домах. Во время этих вылазок они взяли в плен

некоторое число индейцев, скрывавшихся в горах, и решили 24 из них отправить в рабство в Дарьей, а

вместе с ними 21 испанца, то ли потому, что они заболели, то ли по какой иной причине; Уртадо же

остался всего с 10 солдатами, полагая, что отныне ему никакая опасность не грозит. Все отправлявшиеся в

Дарьей испанцы и индейцы погрузились в одно большое каноэ, которое способно было поднять так много

людей. Индейцы, подданные касика Семако, властителя Дарьена, первым испытавшего притеснения

испанцев, мечтали застигнуть их врасплох или покончить с ними любым способом; поэтому индейцы,

хорошо вооруженные, отправились вслед за каноэ испанцев на четырех лодках и напали на врагов, пустив

в ход свои копья и маканы, употребляемые вместо дубинок. Несколько испанцев было убито, а остальные,

Ранчо — первоначально индейская хижина с крышей из веток или соломы.

за исключением двоих, утонули в реке; этим двоим удалось ускользнуть, ухватившись за плывшие мимо

бревна и прикрывшись сверху первыми попавшимися под руку ветками, и индейцы, спешившие покончить

с испанцами, на этих двоих не обратили внимания, приняв их за плывущие по реке коряги. Едва

выбравшись на сушу, они с возможной поспешностью вернулись к Уртадо, чтобы сообщить ему и 10

оставшимся с ним солдатам о том, что произошло; страх, печаль и горечь охватили испанцев; и понимая,

что дела их на реке Негро плохи, решили они возможно скорее возвратиться в Дарьей в случае, если им

вообще удалось бы ускользнуть отсюда. Допросив индейцев, которые были у них в плену, а, быть может,

даже прибегнув к пыткам, чтобы выведать, где находятся туземцы, каковы их намерения и планы, они

услышали от одного из пленных, что пятеро царей, или касиков, а именно Абибейба, жену и детей которого

испанцы взяли в заложники, Семако, повелитель Дарьена, первым испытавший притеснения со стороны

христиан, Абрайба, до которого испанцы еще не добрались, Абенамачеи, правитель земель, прилегающих к

реке Негро, которому отрубили руку, и Дабайба, бежавший из родного селения при приближении испанцев,

которые [207] забрали у него много лодок и 7000 кастельяно золота, — все они сговорились в назначенный

срок напасть на Дарьей и перебить всех испанцев, которых обнаружат там и в окрестностях. С этой целью

они сзывают и собирают подданных со всех своих земель, но индейцы здесь, как и всюду, были нагие, а

оружие их, не смазанное смертоносным ядом, используемым в некоторых провинциях, было безвредно для

испанцев. С этими вестями и прибыли Уртадо и его 9 или 10 товарищей в Дарьей, не без труда избежав

ловушки, которую им готовили. Эти новости напугали испанцев. Но никаких подтверждений им не было, и

испанцы то верили, то не верили этим слухам, а по всей округе невозможно было найти ни одного

человека, который пролил бы свет на это дело, ибо из страха перед испанцами все индейцы из окрестностей

бежали, а земля превратилась в пустыню. И все же о заговоре стало известно следующим образом. Среди

многих женщин, плененных Васко Нуньесом, была одна, которая в его. доме находилась на особом

положении, пользуясь его доверием и уважением, как если бы она была его законной супругой. У этой

пленницы был брат, вассал касика Семако, законного повелителя Дарьена, принадлежавший к одному из

знатнейших родов в этом селении и во всей провинции; он часто тайком посещал ее, выдавая себя за

одного из домашних слуг, и однажды ночью, явившись к ней, сказал: “Дорогая моя, любимая сестра!

Послушай внимательно, что я хочу тебе сказать сегодня, только береги тайну, ибо от этого зависит свобода

и жизнь всех нас; так что, если ты хочешь блага себе и всему нашему народу, молчи и будь начеку; тебе

ведомо, сколь жестоки эти христиане; знай же, что правители нашей земли не желают больше терпеть их и

пятеро вождей имя рек договорились между собой и порешили, собрав всех своих воинов, напасть с воды и

с суши на испанцев и с этой целью подготовили сотню каноэ, 5000 воинов, вооруженных макаками, а также

большое количество провианта, запасы которого находятся неподалеку от лагуны и селения Тичири или

Тичирико”. К сказанному он добавил, что пятеро правителей-индейцев уже точно определили, кого именно

из испанцев каждый из них должен убить или взять в плен, и поделили между собой их одежду и все

прочие трофеи, которые им удастся захватить. Но тут они, как говорится, начали распродажу, не спросив

хозяина. Индейцы постоянно, по крайней мере до тех пор пока не познали сполна силу, сноровку, умение,

упорство испанцев и мощь их оружия, ошибались в расчетах, уповая на то, что их много, а испанцев мало.

“Так вот, — закончил свой рассказ юноша, — будь готова скрыться и остерегайся, чтобы в горячке боя,

когда все здесь перемешается и начнется побоище, сражающиеся не убили бы тебя, забыв о том, что ты

женщина, либо не нанесли бы тебе обиды”. Не успел еще этот неосторожный юноша покинуть покои

сестры, как та открыла Васко Нуньесу все, что ей было сообщено по секрету, и поступила она так то ли

потому, что любила Нуньеса, то ли из страха перед ним, презрев благо и честь своей родины, народа,

близких людей. Услышав эти известия, Васко Нуньес уговорил ее тотчас же позвать к себе брата якобы для

того, [208] чтобы попытаться бежать с ним. Сказано — сделано: брат чтобы попытаться бежать с

промедления. Васко Нуньес схватил его, подверг пыткам и вынудил ведать ему все то, что он рассказал до

того сестре, рассчитывая на сохранение ею тайны. Открыл он сверх того и еще одну тайну, заявив, что его

повелитель Семако, пославший Нуньесу 40 индейцев для полевых работ якобы в знак раскаяния в своем

побеге и в качестве свидетельства своего стремления к дружбе с испанцами, на самом деле приказал

посланцам, чтобы они при первой же возможности попытались убить Васко Нуньеса, когда он явится

присмотреть за их работой. Он добавил также, что однажды, когда Васко Нуньес появился верхом и с

копьем в руке, индейцы не осмелились напасть на него лишь из страха перед лошадью; именно поэтому,

добавил юноша, Семако, убедившийся в том, что одних его сил мало для того, чтобы отомстить испанцам,

и решил привлечь на помощь других касиков, их родичей и соседей с тем, чтобы более уверенно сражаться

за общее благо и освободить всех от гонений и преследований Васко Нуньеса и его сотоварищей.

Выслушав все это, Васко Нуньес, ничего никому не сказав, тотчас же вызвал 70 солдат и приказал им

следовать за ним; одновременно по его распоряжению Кольменарес с 60 солдатами сел в 4 каноэ и,

захватив в качестве проводника юношу-индейца, двинулся к селению Тичири, в котором индейцы устроили

склад провианта. Васко Нуньес со своим отрядом направился в одно место в трех лигах от города, где

рассчитывал застать Семако, но нашел там лишь какого-то его родича, которого вместе с несколькими

мужчинами и женщинами и взял в плен. Кольменаресу повезло больше, потому что ему удалось

обнаружить главного военного вождя, который должен был возглавить все индейское воинство, а также