Де Лас Касас Бартоломе. История Индий
Подождите немного. Документ загружается.
не ступала нога человека; правда, кое-где были селения индейцев, но каждое селение довольствовалось
тем, что имело, и индейцы этих селений не общались между собой. Когда испанцы добрались до селения
некоего касика по имени Бучебука, селение оказалось пустым, ибо и касик и все жители бежали, едва
заслышав о приближении испанцев. Васко Нуньес отправил на поиски касика нескольких индейцев
Теаотхана, продолжавших безропотно трудиться на него, мирясь со всеми лишениями; они разыскали
касика, укрывшегося в горах, и от имени испанцев заверили его, что ему не грозит опасность. На это касик
ответил, что скрылся не из боязни испанцев, а от стыда и печали, так как нет у него достаточно
продовольствия и прочих припасов, чтобы принять испанцев подобающим образом; но в знак дружбы и
союза он просит принять чаши и другие изделия из золота, которые он им посылает, прося извинить за то,
что не может услужить им еще чем-либо. Испанцы покинули это селение голодными, очень ослабевшими и
близкими к отчаянию: испанцев вместе с индейцами, переносившими их грузы и прислуживавшими им в
пути, было очень много, а вьючных животных и повозок у них не было; поэтому даже если бы в каждом
селении, куда они прибывали, им отдавали бы весь запас продовольствия, то этого запаса могло бы хватить
на два дня пути по безлюдной местности, поскольку каждый индеец мог унести груз весом не более двух-
трех арроб. Испанцы медленно продвигались вперед; [229] вдруг на холме появились индейцы, знаками
показавшие, что хотят с ними говорить и просят подождать их. Васко Нуньес приказал всем остановиться и
спросил индейцев, что им надобно. Индейцы заговорили: “Наш касик Чиорисо шлет вам привет и просит
передать, что очень хотел бы пригласить вас к себе в селение. Хотя он никогда не встречался с вами, но
много слышал о вас как о мужественных людях и потому хотел бы выразить свою любовь к вам; слышал
он, что вы наказываете и преследуете тех, кто притесняет других, а у него есть враг, великий правитель,
который принес ему немало горя, и хотел бы наш господин, чтобы вы пришли к нему на помощь; у
враждебного нашему господину касика есть много золота, и вы могли бы его заполучить, а господин наш в
доказательство того, что он желает вам блага и добра, посылает вам эти 30 золотых блюд и обещает дать
куда больше, если вы сочтете возможным явиться к нему”. Насколько мне известно, подаренные блюда
весили 1400 кастельяно. Васко Нуньес попросил поблагодарить их господина, пообещал в свое время
нанести ему визит и послал ему несколько железных топориков, за которые он получил золота в десять раз
больше, и тем не менее индейцы все еще считали, что не полностью с ним расплатились. Индейцы,
довольные полученными топориками и полные надежд на то, что Васко Нуньес в свое время явится им на
помощь, весело и радостно отправились в обратную дорогу, а Васко Нуньес со своим отрядом продолжал
свой путь к реке Комогре.
Глава 51
о возвращении Васко Нуньеса де Бальбоа в Дарьей
У испанцев было столько золота, что большую часть индейцев они нагрузили им, а не продовольствием и
прочими припасами. Но хотя золоту, в силу его природы, свойственно веселить душу, однако же сильный
голод и усталость, от которых страдали испанцы, породили в них такое уныние и печаль, что сердца их
оставались глухи к любым утешениям. Легко представить себе, что, окажись по дороге таверна, они не
стали бы спорить о ценах и, сколько бы с них не спросили за продовольствие, заплатили бы сполна.
Продолжая свой путь, достигли они земель и владений касика Покоросы, который скрылся, едва узнав об
их прибытии. Но когда отправленные к нему гонцы передали заверения испанцев о том, что они не
замышляют против него ничего дурного, касик не замедлил вернуться. Он подарил Васко Нуньесу 1500
песо золота, а также несколько индейцев в услужение, получив взамен, к полному своему удовольствию,
какие-то медальоны, которые Васко Нуньес привез из Кастилии, да несколько топоров. Месяц прожили
испанцы во владениях Покоросы, не испытывая недостатка в еде, и те из них, кто обессилел и ослабел в
пути, стали быстро поправляться. Решил Васко Нуньес покинуть Покоросу и принялся расспрашивать о
дальнейшем пути; ему рассказали, что им никак не миновать [230] страну, в которой владычествует
Тубанама. Этот царь, тот самый, о котором рассказывал сын Комогре, как мы поведали в главе 46, был
великим властителем, чье могущество и доблесть приводили в трепет всех обитателей тех краев. Тогда
Васко Нуньес созвал всех испанцев и сказал им, что следует напасть на Тубанама и захватить его прежде,
чем до него дойдут вести о них. Таково же было мнение и Покоросы, злейшего врага царя. И ответили
испанцы: пусть поступает Васко Нуньес как считает разумным и пустится в путь раньше, чем кто-либо
предупредит Тубанама. Васко Нуньес взял с собой 60 самых умелых воинов, быстрых в ходьбе, здоровых и
крепких духом, а сверх того некоторое число индейцев, предоставленных ему Покоросой. Остальных же
испанцев, которые были еще больны к слабы, он оставил, чтобы они отдыхали и набирались сил. Той же
ночью Васко Нуньес со своими 60 солдатами отправился в путь, и шли они так быстро, что за день
проходили расстояние, на которое обычно тратилось два дня; так что однажды поздним вечером они
совершенно неожиданно появились перед Тубанама и схватили его. Рассказывают, что у него было 80 жен,
и всех их, как и других родичей, живших вместе с ним в его очень большом жилище, испанцы взяли в плен.
Это привело в смятение жителей селения, и все они разбежались. Индейцы же Покоросы, которые прибыли
с Васко Нуньесом, принялись поносить и оскорблять Тубанама, как только могли, чтобы отомстить ему и
унизить его. Когда о пленении Тубанама узнали в других селениях, таивших на него обиду, явились и
оттуда индейцы и тоже жаловались на него Васко Нуньесу и всячески оскорбляли его. Тубанама же
отвечал, что все это ложь и что они возводят на него напраслину и свидетельствуют против него ложно
лишь потому, что полны зависти к нему, видя, что он более могуществен, чем они, и что они не могут взять
над ним верх и подчинить себе, а на самом же деле они оскорбляли его куда больше, чем он их. Так
спорили они, бросали взаимные обвинения, оправдывались и отвечали друг другу. Тогда Васко Нуньес
притворно заявил, что собирается бросить Тубанама на растерзание псам или в реку, которая протекала
поблизости, и приказал испанцам вытащить его из дома. Зарыдал тогда Тубанама и бросился к ногам Васко
Нуньеса, твердя, что он не только никогда не наносил оскорбления ни ему, ни прочим христианам, но,
напротив, всегда их уважал, хотя и не видел до сих пор, и считал людьми отважными и великодушными;
что напрасно он доверяется его врагам, которые ненавидят его. И в доказательство своего уважения к
испанцам Тубанама приблизился к Васко Нуньесу, положил руку на его меч и сказал: “Разве кто-либо,
кроме безумца, может помышлять взять верх над этой маканой (если только он назвал меч именно так),
которая одним ударом рассекает человека надвое, от головы до пояса. Разве не разумнее любить этих
людей, вместо того чтобы ненавидеть. Не убивай меня, умоляю, а я принесу тебе все золото, какое имею и
смогу раздобыть”. Так говорил он, полагая, что смерть его близка, и приводя все новые и новые доводы в
свою защиту. Он при этом громко рыдал, и многое из того, что он говорил, [231] трудно было даже
разобрать. Не знаю, как назвал меч Тубанама, а маканой называют индейцы острова Санто Доминго
оружие, которым они сражаются как мечом, держа его в обеих руках; изготовляется макана из пальмового
дерева, которое, как мы уже не раз выше указывали, обладает большой прочностью. Васко Нуньес, вовсе
не собиравшийся убивать Тубанама, сделал вид, что немного смягчился, и, будто бы сжалившись над ним,
приказал его развязать. Едва освободившись от пут, Тубанама тотчас же приказал принести 3000 песо
золота в драгоценностях тонкой выделки — браслетах, ожерельях и иных женских украшениях. Еще через
три дня прислали ему какие-то вожди, видимо вассалы, по его приказанию 6000 песо. Когда Тубанама
спросили, где добывают это золото, он всячески отрицал, что его находят в его землях, и утверждал, что
это золото его предкам прислали с реки Комогре, впадающей в Южное море; индейцы Покоросы и другие
его враги, явившиеся туда, чтобы рассчитаться с ним за прошлые обиды, заявили, что он лжет, ибо все его
царство и вотчина более чем какая-нибудь другая земля богаты золотом. Тубанама, однако, настаивал на
своем, заявляя, что нигде в его владениях не сыщешь ни единой россыпи, и что если иногда его подданные
и находили в реках несколько зернышек золота, то это не принималось в расчет и не побуждало к
дальнейшим поискам золота, потому что для того чтобы добыть его, надо было бы основательно
потрудиться. Тем временем к Покоросе прибыли испанцы, отдыхавшие в других селениях по пути. Среди
прочих пожитков, которыми нагрузили они индейцев, было несколько заступов и лотков, а также других
инструментов. Все это они взяли с собой, чтобы искать золото в реках и других местах, по которым
пролегал их путь. Васко Нуньес отправил гонцов за этими инструментами, и их доставили ему в день
рождества христова; день этот был отпразднован торжественно, причем дань отдали больше плоти, чем
духу, ибо даже три мессы, которые испанцы прослушали в тот день, не прибавили им религиозного рвения
— слушали они богослужение весьма невнимательно; на следующий же день, в праздник святого Стефана,
благочестие не помешало им заложить шурфы на холмах и в ручьях, то есть выкопать ямы и взять пробы,
чтобы найти то, что было предметом их вожделений и во имя чего они по доброй воле терпели столь
великое множество опасностей и превратностей судьбы. В шурфах этих обнаружили они превосходное
золото, в том числе много зерен размером с горошину, что с несомненностью свидетельствовало о наличии
здесь богатейших россыпей. Из этого заключили наши испанцы, что правы были индейцы Покоросы;
Тубанама же отрицал эту истину, вполне основательно полагая, что, если испанцы отыщут золото в его
владениях, то уже никогда не уйдут отсюда, из чего и ему, и его подданным, и всему его государству
проистечет немало зол. Другие же считали, что Тубанама скрывал истину не потому, что дорожил золотом,
а потому лишь, что не ценил его. Правы были, однако же, первые; истина сия превосходно известна
повсюду в Индиях; следует иметь в виду, что обычно все туземцы бегут, как только поблизости появляются
испанцы, и всячески [232] скрывают золотые россыпи, ибо знают уже по собственному опыту либо
наслышаны от других, что ради золота испанцы все опустошат, а затем и истребят их. Прежде чем
покинуть эти земли, приказал Васко Нуньес заложить новые шурфы в других местах, и повсюду находили
еще более явные признаки того, что эти земли богаты золотом. А посему порешил Васко Нуньес со
временем основать два испанских поселения, одно — на землях Тубанама, другое — во владениях
Покоросы, имея в виду двоякую цель: во-первых, поселив испанцев в этих местах, обеспечить безопасность
пути от моря до моря; во-вторых, завладеть золотом, россыпи которого, богатейшие, как полагал Васко
Нуньес, находились поблизости. Отнял Васко Нуньес у Тубанама всех его жен и все, что только мог он
отобрать, забрал с собой и одного из сыновей Тубанама; говорили, впрочем, что сына своего Тубанама
отправил по доброй воле, чтобы тот в беседах с испанцами познал их язык и, быть может, стал бы его
лазутчиком в их стане, сообщая ему о намерениях испанцев. Напоследок приказал Васко Нуньес Тубанама,
чтобы подданные его собирали золото, а он отправлял его испанцам; тогда Тубанама навсегда сохранит
дружбу и расположение испанцев. Большие лишения и голод, которые перенес Васко Нуньес, вызвали
легкую лихорадку, и он заставил индейцев нести его в гамаке. Прибыли они в селение и владения Комогре,
прежний властитель которого умер, оставив свою вотчину в наследство старшему сыну, тому самому
разумному юноше, который когда-то корил испанцев, увидев, что они ссорятся из-за дележа добытого
золота; он же впервые сообщил им об огромных землях и неисчислимых богатствах Перу. Юный касик
принял Васко Нуньеса и остальных с большой радостью и торжественностью, что было весьма приятно
испанцам. Касик подарил Васко 2000 песо золота в различных предметах, а тот дал взамен полотняную
рубаху, и властитель Комогре по доброте своей счел это достаточным. После нескольких дней отдыха,
когда немного восстановили силы те, кто поправлялся быстрее, а сам Васко Нуньес избавился от
лихорадки, решил Васко отправиться в Дарьей с несколькими поклажами золота, общей стоимостью,
думаю, не менее 30 или 40 тысяч кастельяно, на которые в те времена можно было приобрести больше, чем
на 300 тысяч ныне; причина же такого падения цены на золото — та, что с тех пор его добывали в Перу в
огромных количествах. Покидая Комогре, Васко Нуньес настойчиво потребовал от касика, чтобы
подданные его не забывали собирать золото и направлять ему, Нуньесу. Для него и для всей его братии
золото было единственным, чего с вожделением искали они всюду и всегда. Когда Васко прибыл в селение
касика или сеньора Понки, о котором мы упоминали выше, в 46 главе, его дожидались там четверо
испанцев, отправившихся из Дарьена на его поиски, чтобы оповестить о прибытии с острова Эспаньолы
двух кораблей с большим количеством продовольствия. Весьма обрадовавшись этим вестям. Васко Нуньес
отобрал двадцать самых здоровых и крепких носильщиков и поспешил в Дарьей, приказав остальным
добираться как смогут. 19 января нового 1514 года прибыл он [233] в Дарьей, а покинул его он в первый
день сентября прошлого 1513 года. Все испанцы, находившиеся в Дарьене, вышли ему навстречу самым
торжественным образом. Когда же стало известно, что он открыл Южное море и нашел жемчуг, а также
когда они увидели, как много золота и превосходного жемчуга он добыл, радости их не было предела, и
каждый из них почитал себя счастливейшим человеком в целом свете. Несчастные, они не отдавали себе
отчета в смысле происходящего, в том, что своим поведением они оскорбляют имя христово и заставляют
индейцев его ненавидеть, возмущая, тревожа и повергая в геенну столько душ, обращая свободных людей в
рабство, похищая у них принадлежавшее им от природы имущество и все, чем они владели до тех пор; не
осознавали они и того, что на всех них in solidum ложилась ответственность за украденное у индейцев
золото и причиненное им зло, и это был неоплатный долг. В конце концов им не довелось ни обрести то,
чего они так искали, ни попользоваться им, ибо почти всех тех, кто тогда в Дарьене находился, ждал в
скором времени печальный конец, и все они погибли. Васко Нуньес разделил все золото и жемчуг между
теми, кто был с ним, и теми, кто оставался в Дарьене, не обделив и себя. И все были рады, не потому, что
на этот раз они получили вдоволь (ибо получи они хоть вдвое — все было бы мало), сколько потому, что
питали надежду со временем получить куда больше.
Глава 52
в которой повествуется о том, как Васко Нуньес отправил к королю гонца, и о депеше, которую тот вез
Решил затем Васко Нуньес сообщить королю столь примечательные и удивительные известия, как
открытие Южного моря и жемчуга в нем, — и то и другое, конечно, было великой новостью; и если бы эти
открытия не сопровождались столь очевидным нарушением и оскорблением закона и чести господних, если
бы они не противоречили так явно его заветам, если бы они не свершались во вред стольким ближним
нашим, мирным людям, ничем нас не оскорбившим, если бы все это не наносило ущерба распространению
христианской религии по всей земле, — сколь значительными и достойными были бы эти открытия!
Послал Васко Нуньес с этими известиями одного своего близкого друга — некоего Арболанчу, бискайца
родом, сопровождавшего его во всех походах; он отобрал лучшие и драгоценнейшие жемчужины из
привезенных им, чтобы посланец вручил их королю от его имени и от имени всех тех, кто был с ним. В
обширнейшей депеше описал он королю, в частности, все, что видел и что случилось с ним за время
похода. Среди прочего писал он, что из 190 солдат, отправившихся с ним из Дарьена, он ни разу не мог
рассчитывать более чем на 80, поскольку остальные, измученные голодом или лишениями, либо [234]
болели, либо так обессилели и изнемогли, что помощи от них ждать не приходилось. Написал он также, что
пришлось ему дать несколько сражений но что сам он не был ни разу ранен и не потерял убитым или
пропавшим без вести ни одного солдата из своего отряда. По правде сказать, любой здравомыслящий
человек, читая эту книгу, придет к выводу, что победы, одержанные Васко Нуньесом над индейцами,
нагими или едва прикрытыми травой, были не более великим подвигом, чем побоище, учиненное в
курятнике. Более того, индейцы впервые видели мушкеты и слышали выстрелы, впервые сталкивались со
столь странными в их представлении и свирепыми людьми, как наши солдаты, так что туземцам, не
знающим иных щитов, кроме кожи своей и волос, с полным основанием могло показаться, что испанцы
мечут изо рта гром и молнии с живым огнем, — ведь после каждой огненной вспышки кто-нибудь из них
тотчас Же валился на землю бездыханным. А что сказать о псах, которые, набрасываясь на людей, рвали
их в клочья? Таким образом, сражения, которые дали индейцам Васко Нуньес и его воины, были не столь
грозными, чтобы ими похваляться. В этом же послании сообщал Васко Нуньес, что от касиков и
властелинов тамошних земель, сведущих во всех тайнах, узнал он, что море таит несметные сокровища, но
он не станет описывать их его величеству до тех пор, пока господь не сподобит его самого увидеть их и
завладеть ими. Думаю я, вернее всего, что ему рассказывали о Перу и его богатствах; именно эти сведения
возбуждали в нем стремление построить несколько кораблей или бригов; позднее он их действительно
построил и спустил в воды Южного моря. Отправил Васко Нуньес названного выше Арболанчу со своей
депешей, известиями и жемчугом в дар королю в начале марта 1514 года, и когда гонец прибыл ко двору,
двор, а затем и вся Кастилия встретили его с такой радостью, как будто только сейчас открыли Индии. С
неменьшим удовольствием и радостью приняли его епископ Бургосский, дон Хуан Фонсека, и секретарь
Лопе Кончильос, которые в те времена представляли собой Совет по делам Индий и осуществляли все
управление этими землями. Тогда еще не существовало постоянного Совета Индий, а для решения срочных
дел собирались члены Королевского совета, лиценциат Сапата, доктор Паласьос Рубьос, лиценциат
Сантьяго и лиценциат Coca, позднее епископ Альмерии, которым епископ Бургосский представлял на
рассмотрение все требовавшие решения дела. Их решения и принимались к исполнению. Епископ и
Кончильос представили королю Арболанчу посланника Васко Нуньеса и испанцев Дарьена, и король
принял его любезно, весьма обрадовавшись хорошим известиям, которые тот доставил, и жемчугу,
полученному в дар. Долгое время он рассматривал жемчуг и хвалил его, расспрашивая, как и где его
добыли; и Арболанча ответствовал на все вопросы короля и подробнейшим образом рассказал о том, что
случилось с ними во время похода, особо подчеркнув лишения, выпавшие на их долю, и великие победы,
которые они одержали в борьбе с индейцами, и все, что свершили они во имя достижения поставленной
цели; но он не рассказал королю о великих [235] зверствах и насилиях, которые они творили повсюду на
тех землях, о неоправданных убийствах, грабежах и порабощении индейцев, а король не расспрашивал его
об этом так же, как и епископ Бургосский и Кончильос, которым более других полагалось это знать; вместо
этого они беседовали — одни спрашивали, другой отвечал — так, как если бы дело шло о событиях и
победах в Африке или Турции. В заключение беседы повелел король епископу подготовить все
необходимые распоряжения и вознаградить достойно Васко Нуньеса, столь верно послужившего короне.
Таким образом, получив эти известия, король не только простил неповиновение Васко Нуньесу,
обвинявшемуся в убийстве Никуэсы, в оскорблении баккалавра Ансисо, узурпации власти и судейских
прав в тех землях, но даже взял его под свое покровительство и одарил монаршими милостями. От имени
Васко Нуньеса Арболанча нижайше просил посвятить его в рыцари и пожаловать какой-нибудь титул; и
король, почитая деяния Васко Нуньеса за великую услугу короне, так и поступил, провозгласив Нуньеса
Аделантадо тех земель (не знал я как вымаливают титулы!) и одарив сверх того его милостивыми словами,
и дарами, и великими почестями. И стал Васко Нуньес вторым Аделантадо во всех Индиях, ибо первым
был дон Бартоломе Колон, брат первого Адмирала Христофора Колумба, который открыл весь этот Новый
Свет. Отправив Арболанчу в качестве своего посланника с известиями в Кастилию, пожелал Васко Нуньес
узнать, каково расстояние между Дарьеном и Южным морем, если идти напрямик, и с этой целью он
послал некоего Андреса Гаравито с 80 солдатами, приказав им в пути брать в рабство сколько смогут
туземцев из племен, с которыми они столкнутся. Покинув Дарьен, они поднялись вверх по берегу реки,
называвшейся Трепадера, до вершины весьма высокого хребта, через который переваливал также, как
рассказывалось об этом выше, и Васко Нуньес, хотя он и двигался по нижним склонам; с гор Андрее
Гаравито спустился по другой реке, которая впадает в Южное море. На берегах этой реки было много
поселений, которые он предал огню и залил кровью, хотя индейцы этих поселений причинили ему не более
вреда, чем другие; он пленил касиков Чакина и Чаука и многих индейцев с ними, и еще одного касика по
имени Тамахе, земли и владения которого простирались ближе к Южному морю. Тамахе в первую же ночь
удалось ускользнуть, но узнав, что любимый брат его и многие родичи и слуги попали в плен, он сдался по
доброй воле на милость Гаравито, одарил его золотом и привел к нему прекрасную девушку, о которой он
сказал, что это его дочь и что он отдает ее в жены Гаравито (этого последнего он, может быть, и не
говорил), за что с тех пор он был прозван испанцами “тестюшкой”. Гаравито освободил его самого, брата
его и некоторых из пленников в благодарность за невесту, хотя брак этот, заключенный вопреки закону и
без благословения церкви, заслуживает лишь проклятий. Гаравито послал Бартоломе Уртадо с 40
спутниками против касиков Абенамачеи и Абрайбы, о которых мы рассказывали выше, в главе 43, и
которых он обвинил в бунте и неповиновении, хотя они обязаны [236] были повиноваться Васко Нуньесу не
более, чем любому другому-тирану. Вступив в земли этих касиков, Бартоломе Уртадо не оставил в живых
ни одного из тех, кто попал ему на глаза в первые мгновения ярости, захватил в плен и обратил в рабство
всех, кто оставался в живых, и завладел золотом и всем, что было там ценного или полезного. Только когда
не осталось в тех местах ни одного человека, настроенного мирно либо враждебно — все равно, лишь тогда
вернулись все испанцы победителями в Дарьей, ведя за собой вереницы пленников — мужчин и женщин…
Глава 59
о прибытии в Санта Марту Педрариаса
Незадолго до того как прибыли гонцы от Васко Нуньеса, король, узнав из донесения бакалавра Ансисо и
Самудио о бесчинствах, которые творит в Дарьене Васко Нуньес, приказал отправить на вновь открытый
континент доверенное лицо, которое управляло бы им от его имени. И назначен был Педрариас де Авила,
брат графа Нуньоростро.
…Взяв курс на материк, прибыли корабли Педрариаса в порт Санта Марта; они вошли в гавань и бросили
якоря. Индейцы этого и близлежащих селений, завидев корабли и зная по опыту, чего ищут испанцы и как
поступают они каждый раз, когда появляются в этих краях, выскочили из своих жилищ, точно разъяренные
львы, вооружившись луками и стрелами, смазанными ядом. Войдя в воду по пояс, они принялись засыпать
стрелами корабли. Педрариас приказал направить против индейцев в шлюпках некоторое число солдат, но
туземцы, хотя и были нагие, вознамерились, положившись на свои луки и стрелы, помешать испанцам
высадиться на берег. Ливень стрел обрушился на испанцев, и двое из них погибли сразу же, ибо стрелы
смазаны были смертельным ядом, и это страшно напугало всех тех, кто находился в шлюпках. Но после
того как с кораблей было сделано несколько выстрелов, индейцы, приняв их за гром и молнии, обратились
в бегство. Испанцы долго колебались — высаживаться ли на берег и преследовать ли индейцев:
смертоносный яд, коим смазаны стрелы индейцев, внушал им страх. Но решили они, что, отказавшись от
высадки, они обнаружат свой страх перед индейцами, которые преисполнятся к ним презрением и впредь
будут сражаться с большим упорством и силой духа. И приказал Педрариас, чтобы 900 солдат высадились
на берег, отправились в селения и постарались бы примерно наказать индейцев. (Видимо, и сам Педрариас
отправился с этим отрядом). Едва испанцы высадились на берег, как индейцы обратились в бегство; наши
солдаты вошли в первое селение и разграбили его полностью, захватив в плен всех женщин и детей,
которые не успели скрыться. Видя, что испанцы увлекают за собой женщин и детей, индейцы с величайшей
[237] яростью, точно бешеные собаки или тигры, набросились на испанцев, но после того, как были
выпущены все стрелы и колчаны опустели, оставшиеся в живых бежали; многих из них настигла сталь
мечей и огонь мушкетов. Мне неизвестно, был ли ранен на этот раз хоть один испанец, хотя в подобных
стычках редко случалось, чтобы кто-либо не погиб или не получил тяжелого увечья, поскольку стрелы
индейцев отравленные, а сами они — отменные стрелки. Некоторые отряды испанцев углубились на две
или три лиги и завладели всем, что попало им на глаза, — золотыми украшениями, геммами, изумрудами и
иными драгоценными камнями и янтарем в золотых оправах искусной выделки. Испанцы прочли
предуведомление, которым ставили в известность, что земли эти принадлежат королям Кастилии, а посему
всем туземцам надлежит покориться и принять христианскую веру; если же они не согласны на это, то
должны покинуть эти земли. Индейцы ответили тучей стрел, но тот, кто станет на этом основании
утверждать, что индейцы поняли предуведомление, — бесстыдно солжет, ибо в нашем языке смыслили они
не более, чем в латыни. Обвинять индейцев в этом — значит возводить на них поклеп, к чему столь часто
прибегают испанцы в здешних краях. Если индейцы и ответили стрелами на слова предуведомления, то
потому лишь, что не о чем было им говорить и нечего слушать после того, как их лишили имущества,
ограбили их жилища и захватили в плен их жен и детей. Да если бы и поняли они предуведомление, чего
хорошего — на словах или на деле — могли ожидать индейцы от испанцев, чтобы встречать и принимать
их радушно или хотя бы прислушаться к словам? Наши солдаты нашли в жилищах много прекрасных
сетей, которые употребляются для ловли рыбы в море и в реках, впадающих в море; обнаружили также
множество красивых одеял и других изделий из хлопка и разноцветных перьев, и не менее красивые
раскрашенные кувшины для воды и вина и иные глиняные сосуды разнообразной формы. Торжествуя
победу, испанцы, нагруженные чужим добром, с радостными и веселыми криками вернулись на корабли.
Рассказывают, что затем они отпустили нескольких пленных, доставленных на корабли, одарив их
напоследок в утешение кастильскими безделушками. Мне не удалось удостовериться, были ли
освобождены все индейцы и вернули ли им их жен и детей. Флотилия покинула гавань Санта Марта и
направилась в Картахену, но из-за бури, которая застала их в открытом море, и из-за множества
постоянных течений, которыми славится это море, они миновали гавань, не заметив ее, и пристали к
острову Фуэрте. Рассказывают, что Педрариас приказал высадиться и здесь, и испанцы захватили в плен
нескольких туземцев с острова и в качестве рабов увезли их с собой. Остров этот расположен в 50 лигах от
Дарьена. Чуть ли не в середине июня вошли, наконец, корабли в залив Ураба и бросили якорь близ
Дарьена. Заметим, что когда суда покидали Санта Марту, случилось знамение, не менее серьезное, чем
появление кометы, и на которое в древности язычники обращали больше внимания, чем мы сейчас, а
именно, появилась птица, которую по-латыни называют “онокроталус”, а по-испански, [238] как я полагаю,
не иначе как “крото” или “онокротало”. Эта птица больше обычного стервятника, с огромным безобразным
зобом, водится она только в лагунах или в больших реках, ибо питается только рыбой. Так вот, поднялась
эта птица с берега, покружилась сперва над флагманским кораблем, на котором плыл Педрариас, а затем
над остальными кораблями, как будто навестив каждый из них, и вдруг упала замертво. Это событие могло
быть воспринято как пророчество или знамение, которое пожелал явить господь, предвещая бесчисленные
убийства несчастных индейцев и грабежи, которые свершат Педрариас и те, кто с ним плыл. Было оно
также грозным предзнаменованием их собственной гибели от голода и лишений. О гибели этих испанцев,
которые отправились в путь, влекомые алчным стремлением к золоту, расскажем мы далее, и да поможет
нам господь!
Глава 60
о прибытии Педрариаса Давилы в Дарьей и его первых распоряжениях
Едва Педрариас со своей флотилией прибыл в гавань Дарьена, которая отстояла от самого поселения, как я
полагаю, на пол-лиги, он еще до того, как кто-либо сошел на берег, послал слугу сообщить Васко Нуньесу
о своем прибытии. Было в то время у Васко Нуньеса в Дарьене человек 450 или чуть менее того, но, пройдя
сквозь тяжкие испытания, они стоили куда больше, чем 1200 или 1500 солдат, которых доставил
Педрариас. Когда слуга Педрариаса добрался до Дарьена и спросил Васко Нуньеса, ему ответили: “Вот он
там”. И, действительно, неподалеку стоял Васко Нуньес, наблюдая за тем, как индейцы — его рабы —
строили дом, покрывали соломой крышу; иногда он сам принимался помогать им. Одет он был в
хлопчатобумажную рубаху поверх другой, холщевой, и шаровары, а на ногах у него были альпаргаты.
91
Посланец Педрариаса испугался, увидев перед собой того самого Васко Нуньеса, о подвигах и богатствах
которого столько рассказывали в Кастилии; он думал найти его не иначе, как сидящим на королевском
троне. Он приблизился к Васко Нуньесу и сказал: “Сеньор, только что в гавань со своей флотилией прибыл
Педрариас, посланный сюда губернатором этих земель”. Ответил Васко Нуньес, чтобы от его имени
посланцы принесли Педрариасу поздравления с благополучным прибытием, передали, что это известие его
обрадовало (бог знает,, так ли было на самом деле), а также, что он и все жители этого поселения, находясь
на службе у короля, готовы принять его и служить ему. Весть о том, что в гавань прибыл на многих
кораблях и с целой армией солдат Педрариас, вызвала немало толков и пересудов среди собравшихся на
улицах жителей: обсуждали, как лучше встретить вновь прибывших — выйдя навстречу им с оружием, как
во время похода против индейцев, или, [239] как полагается мирным жителям, — безоружными. На этот
счет были разные мнения, но Васко Нуньес принял решение наиболее безопасное и менее всего способное
вызвать подозрения, и вышли они все встречать без оружия и в том виде, в каком были они у себя дома.
Педрариас, человек осторожный и опытный в военном деле, держал своих людей наготове, не вполне
убежденный, что Васко Нуньес и его солдаты встретят их доброжелательно; приблизившись к вышедшим
им навстречу Педрариасу и его супруге донье Исабель де Бобадилья, Васко Нуньес и его отряд
приветствовали их с великим почтением, и Васко Нуньес в учтивых выражениях заявил Педрариасу от
своего имени и от имени всех, что они отдают себя в полное его распоряжение, как королевского
губернатора, дабы во всем ему подчиняться и служить ему верой и правдой. И все вместе отправились в
Дарьей, всем своим видом являя радость. Бог ведает, насколько искренними были эти чувства! Тех, кто
прибыл с Педрариасом, а было их, как уже говорилось, 1200, развели по домам (все эти дома были
построены из соломы) тех, кто был с Васко Нуньесом, — было их немногим более 400. Старожилы
предложили приехавшим хлеб из маиса и маниоки, фрукты и овощи, которые родит здешняя земля, свежую
речную воду и услуги рабов, доставшихся им, как рассказано выше, весьма праведными путями. А
Педрариас приказал выдать всем рацион свиного сала, мяса и соленой рыбы, галеты и прочие съестные
припасы из королевского пайка, который вез он с собой из Кастилии для армады и солдат. На следующий
день после прибытия, едва все разместились, принялся Педрариас расспрашивать тех, кто ходил в поход с
Васко Нуньесом, допытываясь соответствует ли истине то, что писал Васко Нуньес королю о богатствах
Южного моря, и о жемчуге, которым полны его острова, и о богатейших золотых россыпях, и обо всем
прочем; и нашел он, что все так и было, как описывал Васко Нуньес. Лишь слухи о том, что золото в этих
краях вылавливают рыбачьими сетями, не подтвердились. Но эти небылицы распространялись
Кольменаресом или кем-то еще, а не Васко Нуньесом, а алчность и суетность заставили кастильцев
поверить в них. Вновь прибывшие немедля стали расспрашивать, где и как вылавливают золото сетями, и,
как мне кажется, очень скоро разочаровались, не обнаружив ни сетей, ни каких-либо иных орудий лова и
не слыша никаких разговоров об этом. А когда старожилы поведали о лишениях, которые им довелось
испытать, и о том, что золото здесь не сетями, а ограблением индейцев добывают, и о том также, что хотя
земли здешние богаты золотыми россыпями, но добыча его сопряжена с огромными трудностями, — вновь
прибывшие окончательно приуныли и сочли себя обманутыми. Вскоре приказал Педрариас начать
судебное дело против Васко Нуньеса и поручил вести его лиценциату Эспиносе, старшему алькальду;
повелел тот взять Васко Нуньеса под стражу и приговорил к штрафу в несколько тысяч кастельяно за
оскорбления, нанесенные им баккалавру Ансисо и прочим; но в конце концов, приняв во внимание труды
91
Альпаргаты — полотняная обувь с плетеной подошвой.
его, охарактеризованные как великие услуги королю, сочли возможным снять с него обвинение [240] в
убийстве несчастного Никуэсы и все иные обвинения. Но в судебном присутствии никто — ни частное
лицо, ни королевские судьи — не только не бросил Васко Нуньесу обвинение, но даже словом не
обмолвился о грабежах убийствах, захвате пленных и бесчинствах, которые свершил он против многих
индейских сеньоров, вождей, царей и их подданных, ибо убивать и грабить индейцев никогда не почиталось
за преступление в Индиях И объяснить это можно лишь тем, что за грехи Испании господь дозволил
произрасти жестокосердию в душах наших и обрек нас на муки в загробном мире за прегрешения, которые
свершили мы, столь бесчеловечно обращаясь с туземцами Индий. Поскольку Васко Нуньес писал королю
между прочим о том, что необходимо основать поселения испанцев в землях и вотчинах касиков Комогре,
Покоросы и Тубанама для связей с туземцами и дальнейшего исследования Южного моря, то повелел
затем Педрариас направить людей по усмотрению Васко Нуньеса на заселение указанных земель.
Глава 61
о том, как Педрариас по совету врачей отправился из Дарьена к реке Коробари, и о голоде, от которого
страдали он и его подчиненные
Меж тем как шла подготовка к отправке солдат на заселение названных выше мест, начали иссякать запасы
продовольствия и прочих припасов, которые флотилия привезла с собой из Кастилии, ибо число людей,
которых надо было кормить, было слишком велико; а посему стали тощать суточные пайки, которые
король приказал выдавать всем солдатам, и ели они куда меньше, чем требовали их желудки. То ли эта
причина, то ли близость болот и лишенных солнца низин, губительных для здоровья, то ли непривычка к
здешнему воздуху, хотя климат здесь по большей части и почти без исключений более здоровый, чем в
Испании, то ли утомление после длительного путешествия из Испании вызвали среди солдат, прибывших с
Педрариасом, болезни, и многих из них настигла смерть. Не миновала беда и самого Педрариаса, хотя
питался он лучше других и во всяком случае достаточно, чтобы не заболеть серьезно. По совету врача или
врачей, прибывших с ним, покинул Педрариас и все остальные Дарьей и отправились на реку Коробари,
протекавшую поблизости; как полагали, воздух здесь был более здоровым. Из-за недомогания Педрариаса
пришлось повременить со снаряжением и отправкой жителей в упоминавшиеся ранее поселения, но смерть
не знала отсрочек, и каждый день от голода и болезней умирали многие солдаты. Именно голод и
недостаток пищи, а не болезни, начали опустошать ряды испанцев, когда полностью истощились
королевские пайки. Страшное бедствие — голод — приняло такие размеры, что погибали, умоляя дать им
кусок хлеба, многие дворяне, [241] ради спасения закладывавшие свои кастильские майораты
92
или
предлагавшие камзол камчатного шелка и иные богатые одеяния в обмен на фунт маисового хлеба, сухарь
из Кастилии или маниоковую лепешку. Некий благородный юноша, сын знатных родителей, приехавший с
Педрариасом, однажды выбежал на улицу с криком, что умирает от голода, и здесь же, на виду у всех, упал
на землю и испустил дух. Кажется, никто до тех пор не видывал, чтобы люди в роскошных дорогих
одеждах, иногда даже в парче, умирали прямо на улице от голода. Некоторые уходили в поля, собирали и
ели травы и корни, казавшиеся им нежнее других. Те же, кто был посильнее, готовы были за кусок хлеба,
забыв стыд, таскать из лесу вязанками дрова, лишь бы им за это предложили хоть маленький кусок хлеба.
Ежедневно умирало столько людей, что многих из них погребали в одной общей могиле, а, выкопав могилу
для одного, иногда не засыпали ее полностью землей, понимая, что не пройдет и нескольких часов, как за
этим покойником последуют другие. Многие оставались без погребения сутки и двое, потому что те, кто
был еще здоров, также испытывали муки голода и не имели уже сил; и во всех этих случаях мало кто
заботился о пышных похоронах или даже о том, чтобы облачить покойных в саваны. Теперь уже все
воочию убедились, как золото вылавливают сетями. Педрариас, который, как и его родичи, вместе с
другими испытывал эти лишения, разрешил некоторым знатным дворянам вернуться в Испанию, и они с
превеликим трудом добрались до Кубы, где нам удалось быстро поправить их здоровье, ибо здешние земли
удивительно изобильны. Да и там, откуда они прибыли, испытывали они голод отнюдь не из-за бесплодия
земли — земли там плодороднейшие и в изобилии производили продукты питания во времена, когда
население этих мест жило в счастье и довольстве, — а потому лишь, что они обезлюдели по вине испанцев,
которые множество индейцев перебили, а оставшихся в живых пленили и многих продали на наши острова
в качестве рабов. Те же, кто спасся от испанцев, вынуждены были покинуть насиженные места. Вот почему
те края превратились в пустыню. Между тем нет сомнения, что, если бы испанцы обращались по-
христиански с касиками, вождями и жителями тех земель, то и они и многие другие могли бы быть
полностью обеспечены пищей и всем необходимым и даже в изобилии получили бы то, к чему стремились,
но чего оказались недостойными, поскольку с того самого момента, как покинули Испанию, они предали
92
Майорат — земельное владение дворянина, не подлежавшее разделу и передававшееся по наследству
старшему в роде.
забвению божьи заповеди. Алчность породила веру в то, что золото здесь вылавливают сетями, и
настойчивое стремление добраться сюда, чтобы самим заняться этим. Едва оправившись от болезни,
Педрариас, которому столько рассказывали о многочисленных и богатых россыпях золота в провинции
Дарьей, приказал некоему Луису Каррильо с 60 солдатами основать поселок в семи лигах от Дарьена на
реке, которую, не знаю по какой причине, во времена Васко Нуньеса назвали Анадес. Его не слишком
тревожило при этом, насколько здорова местность, хотя ему следовало бы это постоянно иметь в виду
после всего того, что случилось в Дарьене. [242] Неведомо мне, как рассчитывали испанцы раздобывать
пропитание б новом месте, — сами они испытывали голод, а по всей округе и в помине не было индейцев,
если только не считать рабов, которые их сопровождали. Так что поселение это просуществовало недолго.
В это самое время Васко Нуньес, которому было невмоготу подчиняться и выслушивать приказания после
того, как он привык сам приказывать и требовать подчинения, придумал, как обрести былую
самостоятельность. С этой целью он тайком отправил Андреса Гаравито на Кубу, приказав ему набрать там
людей, с которыми он мог бы во имя господа бога отправиться заселять побережье Южного моря.
Неведомо мне, на что рассчитывал при этом Васко Нуньес; не думаю, что он уже получил тогда титул
Аделантадо Южного моря, хотя, быть может, по письмам из Испании он и мог заключить, что король
удостоил его этой милости. Получи он тогда королевский указ, не должен был бы он, да и не мог бы
претендовать на то, чтобы выйти из подчинения у Педрариаса и стать самостоятельным правителем.
Возможно, что именно с этого момента у Педрариаса зародились подозрения относительно Васко Нуньеса,
которые и привели в конце концов последнего к печальному исходу.
Глава 62
о том, как по приказу Педрариаса Хуан де Айора раздобыл много золота на побережье Южного моря, как
он основал город Санта Крус и что из этого получилось
После того как Луис Каррильо был отправлен на заселение берегов реки Анадес, решил Педрариас со всей
возможной поспешностью снарядить в поход Хуана де Айору, своего капитан-генерала, с 400 солдатами,
наиболее здоровыми, отобранными как среди приехавших с ним, так и отчасти из тех, кто служил прежде
Васко Нуньесу, с тем чтобы этот отряд завладел всем золотом, которое удастся обнаружить в тех краях, не
заботясь о соблюдении слова и о сохранении дружественных отношений, которые установил с союзными
ему индейскими властителями и их подданными Васко Нуньес, не раз и сам грабивший их, насиловавший и
оскорблявший их подобно тирану. (Может быть, Педрариас и не приказывал нападать на союзные племена,
как это делал его злонамеренный посланец). По-видимому, уже тогда Педрариас решил отправить свою
супругу донью Исабель в Кастилию, и конечно же, не с пустыми руками. Приказал он Айоре, чтобы тот
заложил три поселения с крепостями в землях Покоросы, Комогре и Тубанама. Погрузился Хуан де Айора
со своими 400 солдатами на одно большое судно и три или четыре каравеллы; высадились они в 25 или 30
лигах к западу от Дарьена в гавани на землях касика Комогре. Высадившись во владениях Комогре,
отправил Айора некоего Франсиско Бесерру с 150 солдатами к Южному морю [243] с тем, чтобы он нашел
подходящее место, где можно было бы основать поселение; Бесерру провели туда известным уже раньше
кратчайшим путем, и выяснилось, что от моря до моря расстояние не превышает 26 лиг. Отправив Бесерру,
приказал Хуан де Айора Гарси-Альваресу, чтобы тот с судами и. некоторым числом заболевших солдат
дожидался его в гавани касика Покоросы, находившейся немного западнее, а сам тем временем решил
ограбить все в округе. С 200 солдатами или немногим больше он углубился во владения касика Понки, о
котором в главе 47 мы рассказывали, как он явился к Васко Нуньесу и тот заверил его и обещал ему
никогда не причинять ущерба его владениям, а Понка помог Васко Нуньесу, дав ему проводников, когда
тот отправился обследовать Южное море. Чувствуя себя поэтому в полной безопасности, Понка с миром
вышел навстречу Хуану де Айоре. А тот первым делом насильно отобрал у Понки все золото, какое смог
найти, перевернув вверх дном все в жилище Понки, да еще смеясь сказал ему, что друзьям полагается
приходить друг другу на помощь. Отсюда отправился Хуан де Айора к касику и властителю Комогре,
который, как мы рассказывали ранее, в главах 41 и 42, с такой лаской, радушием и гостеприимством
принимал Васко Нуньеса и его отряд и первым сообщил им о новом море. Узнав от своих лазутчиков, что
прибыли испанцы и что золото — предмет их постоянных вожделений, касик вышел им навстречу и
преподнес им великолепные золотые драгоценности, а также предоставил пищу; когда же они прибыли в
его жилище, касик окружил Хуана де Айору всяческими заботами и одарил его как только мог. Но ни эти
добрые дела, ни услуги, которые оказал касик Васко Нуньесу в прошлом, ни клятвенные обещания и
заверения, данные Васко Нуньесом в том, что касик может чувствовать себя в безопасности и никогда
испанцы не нанесут ему какого-либо ущерба, ничто это не помешало тому злосчастному тирану силой
овладеть женами касика. Рассказывают, что, покинув эти места и отправившись к Покоросе, он действовал
по-прежнему, похитив все, что только мог. Покороса, царь тех земель, которого предупредили о том, как
ведет себя Хуан де Айора, не решился дожидаться его и бежал в горы. Но хуже всего было то, что
несчастный Покороса явился затем сам к Хуану де Айора, замыслив смягчить его и склонить к решению
вернуть жен, подданных и добро, которое он награбил. Быть может, он поступил так, опасаясь, что Хуан де
Айора, отправившись сам или послав кого-либо на его поиски, нападет на след остальных бежавших
индейцев. Покороса принес в дар Айоре все золото, какое ему удалось собрать, и собственноручно передал
этот дар. Но ничего ему не помогло; Хуан де Айора схватил его и повез в земли Тубанама, сказав, что так
он наведет страх на других вождей и те откупятся от него золотом. Когда он вступил на земли касика
Тубанама, тот спокойно остался дома, будучи уверенным в своей безопасности и обещав в свое время
Васко Нуньесу оставаться дома, где его всегда могли бы найти. Он принял Хуана де Айору весьма
радушно; накормил гостя и его людей, приказал своим слугам всячески им угождать; сверх того [244]
преподнес им в дар порядочное количество золота. Но все это великодушие, проявленное вполне
бескорыстно и по доброй воле, не удовлетворило и не умерило аппетиты Хуана де Айоры. В благодарность
за все содеянное Айора захватил и обратил в рабство всех подданных Тубанама, которых ему удалось
поймать, и присвоил все имущество, какое только сумел награбить. Тубанама удалось ловко ускользнуть и
он призвал своих подданных, а также, быть может, и подданных своих соседей объединиться. Собрав
столько людей, сколько смог, он с другого берега реки обрушился на Хуана де Айору и его солдат.
Индейцы засыпали испанцев тучами стрел и сражались, хоть и нагие, точно львы. Как мы не раз
убеждались на деле, индейцы в тех случаях, когда защищали родину и свои жилища, неизменно
обнаруживали присутствие духа и презрение к смерти, и, если бы обладали достаточно могучим оружием,
то без сомнения нанесли бы нам на этот раз ущерб больший, чем когда-либо. Вернемся, однако, к Хуану де
Айоре, который отбивал яростное нападение Тубанама. Не знаю, стоило ли жизни это нападение кому-либо
из индейцев и были ли раненые среди испанцев, но во всяком случае Хуан де Айора оказался в весьма
затруднительном положении и натерпелся страху. Поэтому, опасаясь, что с рассветом индейцы возобновят
сражение, он приказал той же ночью возможно быстрее и не жалея трудов возвести из ветвей и глины
крепость. Но индейцы, которых мечи и собаки сильно напугали, не вернулись, не надеясь на успех. В этой
крепости оставил Хуан де Айора некоего Эрнана Переса де Менесеса с 60 солдатами, чтобы обеспечить
себе тылы и безопасность передвижения, а также чтобы посылать и получать донесения от Франсиско
Бесерры, и вернулся после этого к Гарси-Альваресу, ожидавшему его с кораблями в землях Покоросы в
устье реки, которую назвали Санта Крус. Он выбрал здесь место для города и дал ему имя Санта Крус, а
также отобрал по своему усмотрению солдат, которые должны были в нем поселиться, назначив им
алькальдов и рехидоров, как того требовали полученные им от Педрариаса инструкции. Случилось это в
мае 1515 года. После того как город святого креста (Санта Крус по-испански означает “святой крест”) был
заселен, хотя отнюдь и не святыми, Хуан де Айора, до которого дошли сведения о том, что далее на запад
расположены земли некоего Секативы, имеющего множество подданных и много золота, отправил морем в
больших лодках или шлюпках некоего Гамарру с небольшим отрядом, приказав ему брать в плен всех, кто
только попадется, якобы для того чтобы привести их в подчинение королям Кастилии, а также завладеть
всеми сокровищами, которые, как он полагал, найдут у пленных. Но вести о его злодеяниях уже разнеслись
по всем окрестным землям и все в тех краях уже знали, что он несет с собой лишь зло, как оно на самом
деле и было; и поэтому все индейские племена и их правители, спасаясь, как бы на них не обрушилась
нежданно-негаданно эта чума, [245] были начеку и выслали своих лазутчиков (в этом индейцы знают толк).
Так и касик Секатива со своими подданными, получив известие о том, что морем к ним направились
испанцы, укрыли надежно своих жен и детей, а сами покинули поселение и спрятались в кустах. Когда же
испанцы вышли из лодок на берег и подошли к поселению, индейцы с ужасными воплями выскочили им
наперерез и принялись метать в испанцев палки, вроде дротиков, и, быть может, также стрелы. Командир и
большинство солдат были ранены и в беспорядке бежали туда, откуда явились. Ярость переполнила сердце
Хуана де Айоры, когда он увидел, в каком жалком виде вернулись его посланцы. Свой гнев он решил
излить на индейцев Покоросы и приказал, чтобы разграбили всю местность вокруг этого проклятого города
и захватили по возможности самого Покоросу для того, чтобы выманить у него еще золота; однако
Покоросу предупредил один его друг — испанец по имени Эслава, которого, узнав об этом, Хуан де Айора
собирался повесить. Завершив подобным образом проповедь веры христовой и возбудив столь страстную
любовь к христианской церкви, Хуан де Айора задумал вернуться в Дарьей, чтобы отправиться оттуда с
несколькими кубышками, наполненными золотом, в Кастилию. Так он и поступил, похитив корабль,
стоявший в гавани; говорили, что и похищение корабля, и бегство с награбленным золотом произошло с
ведома и согласия самого Педрариаса, близкого друга Гонсало де Айоры, брата Хуана; возможно, что из
награбленного им золота Хуан де Айора отдал законную пятую часть в казну и Педрариасу, хотя, как
говорят, большую часть золота он утаил. Этот злосчастный тиран был уроженцем Кордовы, происходил из
знатного рода и пользовался в свое время уважением, но его дела изобличают его ненасытную алчность.
Об этом тиране рассказывает Педро Мартир в 10 главе третьей “Декады” следующее: loannes Aiora, civis
cordubensis, nobili genere ortus, missus pro praetore, uti alias diximus, auri magis cupidus quam rei bene
gerendae amator aut laudis, nactus occassiones in regulos multos spoliavit et contra ius fasque aurum ab eis
extorit, et crudeliter (ut aiunt) tractavit; ita ut ex amicis facti sint hostes infensissimi et animis desperatis iam
quacumque datur vi aut insidiis nostros perimunt. Ubi pacato coraertiabantur et volentibus regulis, mine armis
agendum est. Multis auri ponderibus hoc modo coactis, uti fertur, aufugit sumpto furtim, ut vulgo dicitur,
navigio .. . Non desunt qui Petrum Ariam ipsum gubernatorem eius fugae assensisse arbitrentur ... Nihil mihi
aeque displicuit in universis oceaneis agitationibus ac istius avaritia quae pacatos regulorum animos ita
perturbalerit. (Хуан Айора, обитатель Кордовы, из знатного рода, посланный, как мы сказали выше,
наместником провинции и обуреваемый жадностью к золоту более, чем желанием праведно управлять и
снискать себе добрую славу, получив к тому возможности, вопреки законам божеским и человеческим,
ограбил многих царьков и отнял у них золото и жестоко, как говорят, обращался с ними, так что из наших
друзей они превратились в злейших врагов и, как только собираются с силами, устраивают засады и
истребляют наших. Там, где прежде шла мирная торговля и царьки были настроены благожелательно, там
ныне мы применяем оружие. Собрав таким путем огромное количество золота, Айора, как сообщают,
бежал, обманом захватив корабль… Очень многие считают, что сам губернатор Педрариас содействовал
ему в бегстве… И меня не столько огорчает смута, которую Айора посеял во всех этих Индиях, и его
собственная алчность, сколько то, что он внес смятение в грешные души царьков (лат.)) [246] Капитан
Гарси-Альварес и его солдаты, поселившиеся в городе Санта Крус, полагая, что жить им здесь придется
долго и не желая проводить праздно время, начали нападать на окрестные селения и похищать женщин и
индейцев, которых им удавалось схватить. Покороса, вождь, которому неблагодарные испанцы нанесли
столь жестокие оскорбления, собрал всех, кого мог, — своих подданных и подданных своих друзей и
соседей, на долю которых выпали не менее тяжкие обиды и оскорбления, и однажды на рассвете они
напали на город. Испанцы мирно спали и большинство из них получили ранения еще до того, как успели
схватиться за оружие. Однако повсюду, где нет растительного яда, оружие индейцев не столь смертоносно,
как наши метательные снаряды. И потому испанцы, хотя и раненые, все же собрались с духом, взялись за
оружие и обрушились на индейцев. От мечей испанцев полегло немало туземцев, но и самих испанцев
настигали маканы индейцев. Несмотря на большие потери, индейцы продолжали сражаться с таким
упорством, что когда совсем рассвело, с испанцами было покончено; едва ли пятеро из них со своим
капитаном Гарси-Альваресом спаслись бегством. После нескольких суток скитаний они добрались до
Дарьена, где поведали о случившемся. Так спустя шесть месяцев после основания обезлюдел славный
город Санта Крус.
Глава 63
о том, как Педрариас направил своего племянника в провинцию Сену и что он предпринял после
возвращения лиценциата Ансисо
После того как отправились в паломничество Луис Каррильо и Хуан де Айора, Педрариас послал своего
племянника, которого тоже звали Педрариасом, с 200 солдатами на двух судах в устье реки, протекающей
в провинции Сену, с тем чтобы он открыл и обследовал эту землю и награбил сколько возможно золота,
ибо индейцы с острова Фуэрте, видевшие, как испанцы из-за золота готовы перегрызться точно псы,
рассказывали, как я уже писал, что те земли или провинции таят многие сокровища. Так оно и было на
самом деле, потому что индейцы из внутренних областей использовали эти края как кладбище или место
погребения, привозили сюда покойников издалека и вместе с телами умерших клали в могилы все золото,
которым те обладали при жизни. Из этих погребений позднее было извлечено много золота и других
сокровищ, хотя, как известно всему миру, никакого проку от этого не было. Итак, отправился [247]
Педрариас-племянник со своими людьми на судах к реке Сену, которая находится в 30 лигах или немногим
далее на восток от Дарьена. Добравшись до гавани, они пересели в лодки, чтобы подняться вверх по реке,
но двигались они медленно из-за сильного течения и неопытности гребцов, страдавших к тому же от укусов
бесчисленного множества москитов. Если к этому добавить, что они не очень-то верили в успех своих
поисков, то станет ясно, что вскоре этот поход показался им пустой затеей, а цель, к которой они
стремились, не могла прибавить им сил. От всех этих лишений начали болеть и умирать солдаты.
Педрариаса-племянника охватила глубокая тоска, и, видя, что он также рискует своей жизнью и что нет
никакой возможности разогнать тоску и начать поиски золота, чего он, быть может, более всего желал,
решил он повернуть назад и возвратился в Дарьей едва ли с половиной своего отряда. Его дядюшка
Педрариас, думаю, больше обрадовался бы встрече с племянником, если бы корабли были гружены
золотом и индейцами-рабами. Вскоре после этого вернулся в Дарьей и Луис Каррильо, забрав всех своих
солдат-поселенцев из Анадеса, поскольку, как он заявил, не смог обеспечить их продовольствием, ибо
индейцы бежали оттуда. Все эти известия сильно опечалили Педрариаса, убедившегося в том, что за что бы
он ни брался, все тотчас идет прахом, хотя он и не помышлял винить себя в этом и прекратить поиски
золота и индейцев, которых обращали в рабство противно божьим заповедям и закону. Несчастный слепец
не понимал, что причины всех бед, свалившихся на него и других испанцев, живших там, заключены в них
самих, в том, что они поступали дурно, истребляя беззащитных индейцев. Луис Каррильо, начав заселять
город Анадес, решил с помощью индейцев-рабов, которыми обладал он и его солдаты, заложить в реке