Де Лас Касас Бартоломе. История Индий

Подождите немного. Документ загружается.

многих индейцев — знатных и простолюдинов, которые никак не подозревали, что испанцам стали

известны их хитроумные планы. Большинство индейцев было взято Кольменаресом в плен; вступив в

селение, он убедился, что там полно продовольствия, вина и прочих припасов; затем он приказал

расстрелять из арбалетов главного военного вождя и повесить знатных индейцев на виду у остальных

пленных. Таково правило, которого придерживались, и притом строжайшим образом, испанцы в здешних

краях: всех местных правителей, касиков и знатных индейцев, попавших к ним в руки, лишать жизни,

чтобы стать неоспоримыми владыками земли и людей или, как говорится в пословице, “в чужом доме

спать не поджимая ног”. Необъяснимая осведомленность испанцев относительно угрожавшей им опасности

поразила ужасом всех обитателей близлежащих земель; они убедились, что все их великие тайны

раскрыты, а хитроумные планы потерпели крах, и с той поры окончательно потеряли надежды когда-

нибудь одержать верх над испанцами, освободиться из-под их сурового ярма; они примирились с

положением рабов и в конце концов погибли один за другим.

После того как была одержана без особых трудов и опасностей эта победа, Васко Нуньес приказал

соорудить из крепких деревьев новую [209] крепость, либо починить и улучшить старую, чтобы в случае

нового заговора или объединения индейцев, уже лишившихся присутствия духа и сломленных, чувствовать

себя в большей безопасности.

Глава 45

о посольстве, отправленном Васко Нуньесом к королю Кастилии

После того как вся провинция была покорена и подчинена описанным выше способом, все испанцы стали

настаивать на необходимости отправить прокурадоров, то есть гонцов в Кастилию, дабы доложить королю

о положении дел в здешних краях и о том, что рассказал сын царя Комогре о новом море и его сокровищах,

а также для того, чтобы просить короля направить сюда 1000 солдат, которые, по мнению сына Комогре,

необходимы для похода к новому морю и овладению его богатствами; по пути посланцы должны были все

это поведать Адмиралу и правителям островов и просить у них помощи людьми и провиантом на время,

пока не подоспеет посланное королем подкрепление. На Вальдивию — добрался ли он до островов или

утонул (как это было на самом деле) — надеяться уже перестали. Васко Нуньес сам намеревался

возглавить посольство к королю, то ли рассчитывая добиться награды и королевской милости, то ли

опасаясь заслуженного наказания за изгнание Дьего де Никуэсы и оскорбления, нанесенные баккалавру

Ансисо. Но и друзья и недруги Нуньеса единодушно воспротивились его намерениям покинуть их и эти

земли; они ссылались при этом на то, что индейцы особенно боятся именно его, он один стоит ста и потому

его отъезд поставил бы под угрозу их жизни. Некоторые испанцы подозревали, что он стремится покинуть

Индии, ища заступничества на случай, если король вознамерится наказать его за указанные выше

преступления; другие полагали, что, захватив уже изрядное количество золота, он хочет избавиться от

постоянных опасностей и нестерпимых лишений и попользоваться награбленными богатствами подобно

тому, как это сделали, по их мнению, Вальдивия и Самудио, почти год назад покинувшие эти земли и все

не возвращавшиеся. Но так или иначе, Васко Нуньесу так и не удалось добиться согласия на поездку

гонцом в Кастилию. И вот после долгих споров и обсуждений, в которых сталкивались противоположные

мнения, все или, по крайней мере, большинство сошлись на том, чтобы послать к королю некоего Хуана де

Кайседо, о котором мы выше, во второй книге, упоминали; в свое время он прибыл сюда в армаде Никуэсы

в качестве королевского уполномоченного; был он, по общему мнению, человеком разумным и

порядочным, прибыл сюда из Кастилии вместе со своей женой. Зная его добропорядочность и верность

слову, все были убеждены, что он с точностью [210] выполнит поручение, а так как здесь оставалась его

жена, то не было сомнений в том также, что, получив указания короля, он вернется обратно. С новой силой

разгорелись споры, когда речь зашла о том, кого направить вместе с ним. Помощник ему был необходим не

потому, что ему не доверяли, а потому лишь, как говорили, что поездка в Испанию связана с резкой

переменой климата и длительным плаванием и может случиться, что это пагубно отразится на здоровье

посланца и даже будет стоить ему жизни (так оно, кажется, и случилось), а тогда все их надежды пойдут

прахом; чтобы устранить подобный исход, следовало дать Кайседо сопровождающего, который мог бы в

случае необходимости заменить его и, доложив обо всем королю, обратиться к нему с просьбой и добиться

того, чего они желали. Споры по поводу того, кто станет сотоварищем Кайседо по путешествию,

затянулись, и испанцы никак не могли прийти к согласию; поэтому было решено выбрать по жребию

одного из нескольких лиц, пользовавшихся среди них наибольшим уважением. Жребий пал на Родриго де

Кольменареса, о котором мы писали уже не раз; и все или почти все остались этим довольны; прежде всего

потому что он был человеком многоопытным и в мирных и военных делах, в морских походах и в

сухопутных баталиях; до прибытия сюда он участвовал в итальянских войнах против французов.

Во-

вторых, в Дарьене у него оставалось большое имущество и земельные участки; был он одним из

командиров и пользовался особым благоволением и покровительством Васко Нуньеса и потому получал

неизменно лучшую после самого Нуньеса долю награбленной добычи и обращенных в рабство индейцев;

потому на его полях трудилось множество пленных; и поскольку он надеялся стать крупным

землевладельцем и на этом основательно разбогатеть, то все полагали, что никакие обстоятельства не

помешают ему вернуться с добрыми вестями, на которые все рассчитывали. После того как Хуан де

Кайседо и Родриго де Кольменарес таким образом были избраны прокурадорами и должны были

отправиться к королю, чтобы поведать ему о положении дел, доложить о великих услугах, которые

здешние испанцы ему оказали, и просить за это от короля милостей, столь праведным путем ими

заслуженных, сговорились испанцы сделать королю какое-нибудь подношение или подарок, дабы их

посланцев или прокурадоров король принял более благосклонно; с этой целью каждый из них выделил

толику награбленного ими и оплаченного человеческой кровью (кто знает, сколько ее было пролито!).

Должен заметить, что как только индейцы из различных провинций поняли, сколь сладостны слуху

испанцев рассказы о золоте, как жадно стремятся они разузнать, где оно имеется, где добывается, кто им

обладает, они стали прибегать к хитроумным выдумкам каждый раз, когда хотели потрафить испанцам,

избежать жестокого обращения или избавиться от пришельцев. Они придумывали обычно, что там-то и

там-то, мол, имеется множество золота и что существуют якобы даже горы и целые хребты из золота.

Испанцы всему этому верили, ибо жадный человек, как это уже указывалось раньше по другому поводу,

только и [211] помышляет, что о золоте да о серебре; золотая монета ослепляет его более чем яркое солнце,

только о деньгах он и способен рассуждать, — это слова не мои, а святого Амвросия. А так как один

индеец сказал как-то, что есть в этих краях река, в которой золото вылавливают сетями, то прокурадоры

решили и эту новость сообщить королю по прибытии в Кастилию. Возможно, что индеец солгал им, а

может быть, они и сами все это выдумали, но только после их прибытия в Кастилию слух о том, что на

новом континенте золото вылавливают сетями как рыбу, распространился по всему королевству, и чуть ли

не вся Кастилия собралась за океан ловить золото в реках. А так как королевские чиновники отнюдь не

брезговали золотом, то с тех пор и в королевских указах эти земли стали именовать не иначе, как Золотой

Кастилией. Подумать только, сколь велико должно быть людское легкомыслие, как глубоко в людях

должны были укорениться алчность и корысть, чтобы слух этот обрел силу, заставил многих и многих

поверить, что и на самом деле золото вылавливают сетями из рек. Как-то один клирик, казавшийся

человеком рассудительным и уже немолодой, рассказывал мне о тех, кого это известие побудило покинуть

Кастилию и отправиться за золотым уловом. Я был в то время на Кубе, а он обосновался там после того

как бежал с этой ловли, голодный и изможденный, без единой золотой монетки в кармане, — а ведь ради

того чтобы вылавливать золото в реках, он оставил в Кастилии приход, который приносил ему 100 000

мараведи ежегодной ренты. Он рассказывал также, что не покинул бы родного дома и не бросил бы все,

если бы не был убежден, что вернется в Кастилию в самый короткий срок с сундуком, доверху набитым

золотыми самородками размером с апельсин, гранат или того больше. Обо всем этом клирик поведал в

моем присутствии весьма уважаемым людям, клятвенно подтвердив истинность своего рассказа. Но

вернемся к нашему повествованию. Прокурадоры покинули Дарьей в конце 1512 года на небольшом бриге,

и по пути им довелось пережить множество лишений и тысячи опасностей из-за частых и жестоких бурь,

неблагоприятной погоды, голода и жажды, и не раз им грозила гибель; после трехмесячного путешествия

они прибыли на остров Кубу, где индейцы встретили их весьма радушно, снабдили их столь необходимым

провиантом или продали его, получив взамен такие ничего не стоящие вещицы, как кастильские бусы,

зеркальца и погремушки; впрочем, индейцы обычно делились пищей даже и тогда, когда ничего не

получали взамен. Думается мне, что на Кубе путешественники оказались в землях и владениях того самого

касика, которого, как мы рассказывали в главе 24, баккалавр Ансисо приказал крестить и нарек именем

Командора. Я не проверял этого, когда имел к тому возможность, но все же сохраняю убежденность в

этом, ибо именно от этого берега обычно отправляются корабли на Эспаньолу, и прокурадоры должны

были об этом знать из рассказов о первом путешествии Вальдивии. В конце концов они добрались до

Эспаньолы, потратив в общей сложности на путь от Дарьена свыше ста дней (хотя при благоприятной

погоде путь занимает [212] всего восемь суток); это, конечно, подтверждало, какие трудности и страдания

выпали на их долю. Здесь, на Эспаньоле, они пробыли недолго, так как вскоре, доложив обо всем

Адмиралу и королевским судьям, погрузились на корабли, уже готовые к отплытию в Кастилию. В столицу

они прибыли в мае месяце следующего, 1513 года. К этому времени баккалавр Ансисо уже принес королю

жалобу на Васко Нуньеса. Услышав об оскорблениях, которые нанес Васко Нуньес баккалавру Ансисо, о

гибели Никуэсы, в которой также был повинен Нуньес, и о том, что Нуньес захватил власть в свои руки

силой и хитростью, король был страшно разгневан и приказал обойтись с Ансисо по справедливости, а

против Нуньеса действовать в соответствии с предписаниями закона. Насколько мне известно, в той части

... участвовал в итальянских войнах против французов. — Речь идет о войнах между Францией и

Испанией за обладание итальянскими землями; эти войны продол жались несколько десятилетий, начиная с

1494 г.

претензий, которые относились к гражданскому праву, Васко Нуньеса приговорили к возмещению

издержек, потерь и ущерба, понесенных Ансисо; что же касается обвинений в уголовных преступлениях,

то, каков был приговор, мне не удалось узнать, когда я пожелал это выяснить. Важно отметить, однако,

слепоту, которую обнаружили при этом и Ансисо и в еще большей мере члены Королевского совета;

Ансисо не выдвинул против Васко Нуньеса обвинений в преступлениях куда более серьезных, чем те,

которые совершил Нуньес в отношении его лично, а именно в убийствах индейцев, ничем не оскорбивших

испанцев и живших спокойно в своих жилищах и на своей земле. Но ничего в том удивительного нет, ибо

Ансисо был столь же повинен в подобных преступлениях, как и большинство членов Королевского совета,

обязанных знать о них и их предотвращать. Они стремились наказать Васко Нуньеса за то, что тот

послужил причиной смерти Никуэсы и десяти или одиннадцати солдат, погибших вместе с Никуэсой; они

сочли великим оскорблением то, что Ансисо по вине Нуньеса лишился своего имущества, и приговорили

его к возмещению издержек и потерь Ансисо; но они и не вспомнили о зверствах, убийствах и

порабощении ни в чем не повинных индейцев, их ограблении и бесстыдном оскорблении христианской

веры и религии, которыми Нуньес и его товарищи запятнали себя. Уже не раз говорил я ранее, сколь

велика вина членов Королевского совета в отношении индейцев; только из-за их небрежения свершили

испанцы все злодеяния и жестокости, а посему нет у меня никаких сомнений, что все они виновны и

преступны.

Глава 46

в которой содержится рассказ о разногласиях между солдатами и Васко Нуньесом

Не успели прокурадоры Кайседо и Кольменарес поднять паруса и покинуть Дарьей, как среди оставшихся

вспыхнули сильные ссоры и разногласия; товарищество и согласие без уважения к богу редко бывают

прочными, [213] в особенности же когда речь идет о скупцах и корыстолюбцах, какими были испанские

солдаты; эти раздоры, ставшие причиной многих бед и несчастий, были наказанием господним для

грешников. Бартоломе Уртадо, к которому Васко Нуньес особо благоволил, одаривая его своими

милостями, возгордился его покровительством и начал высокомерно обращаться с другими солдатами,

которые были о себе не менее высокого мнения, чем он о себе. Это возбудило среди солдат ненависть к

Уртадо и неудовольствие Нуньесом. Дело дошло до того, что, избрав своим вожаком Алонсо Переса де ла

Руа, одного из тех, кто более других считал себя обиженным и оскорбленным, они сговорились лишить

должностей и арестовать Нуньеса и его ближайшего помощника Бартоломе Уртадо. Но Васко Нуньес,

всегда проявлявший предусмотрительность, опередил их и на этот раз; он взял под стражу Алонсо Переса,

которого недовольные собирались поставить на его место. Заговорщики тотчас же взялись за оружие,

чтобы силой освободить своего главаря; в ответ и Васко Нуньес собрал тех из своих друзей, которые еще

не покинули его, и вывел их, вооруженных, на улицу. Столкновение и резня казались неизбежными, но в

обоих станах оказались люди благоразумные, заявившие, что не видят смысла убивать друг друга, находясь

во враждебной стране; ведь кто бы ни вышел победителем в этой междоусобице, он неизбежно стал бы

затем жертвой индейцев. В тот день спор не перешел в драку, и после того как Васко Нуньес освободил

Алонсо Переса, все поклялись не усугублять вражду. Но ненависть осталась в сердцах этих великих

грешников, презревших имя господне, и если не все солдаты, то, по крайней мере, часть их вскоре

нарушила клятву, и однажды им удалось арестовать Бартоломе Уртадо. Правда, с помощью посредника он

был в тот же день освобожден, но слепая их ненависть друг к другу сохранилась, ибо тот, по чьей воле все

испанцы действовали, стремился, чтобы они перебили друг друга. Сговорились солдаты между собой взять

Васко Нуньеса под стражу якобы за то, что тот не по справедливости разделил между ними награбленное

золото и захваченных в плен рабов; они вознамерились отобрать у него 10000 кастельяно для того, чтобы

поделить или переделить их между собой так, как они считали справедливым. Васко Нуньес,

предупрежденный об этом, той же ночью покинул Дарьей, отправившись как будто на охоту; он надеялся,

что вскоре к нему присоединятся те, кто сочтет себя обделенным. Так оно и случилось, ибо, захватив 10000

кастельяно, бунтовщики распределили их так, как сочли необходимым, и некоторые из нижних чинов

получили больше того, что заслуживали, а другие, которые были более достойны или, по крайней мере,

сами считали себя более других достойными, оказались обделенными. Все это породило недовольство и

обиды; обиженные перешли на сторону Васко Нуньеса и с оружием в руках, громко кляня обидчиков,

принялись требовать расправы над ними. Они арестовали Алонсо Переса, некоего баккалавра Корраля и

других вожаков и заключили их в тюрьму, поставив надежную охрану. Беспорядки и раздоры день от дня

усиливались и грозили [214] перерасти во всеобщее побоище; но в это время в порт вошли два корабля с

150 испанцами и продовольствием на борту под командованием некоего Кристобаля Серрано, посланного с

Эспаньолы Адмиралом и королевскими судьями на помощь обитателям Дарьена. Говорят, что казначей

Пасамонте, который будто бы обладал правом от имени короля назначать губернаторов и военачальников

на континенте по собственному усмотрению, прислал с капитаном приказ о назначении Васко Нуньеса

капитан-генералом

всех тамошних земель. Трудно поверить, чтобы король пожелал столь открыто и

решительно нарушить привилегии Адмирала, но, с другой стороны, я бы не удивился, если бы так оно было

и на самом деле, ибо король никогда не проявлял особого благорасположения к Адмиралу, а Пасамонте,

королевские судьи и чиновники с Эспаньолы и другие приближенные короля старались лишить Адмирала

власти, трудно сказать точно, по какой причине, но, по-видимому, потому, что преследовали свои личные

цели и, не желая признавать его выше себя, намеревались сами управлять с выгодой для себя островами и

прочими землями Индий. На самом же деле в силу привилегий, которых удостоился своими деяниями его

отец, только Адмирал обладал правом назначать губернаторов и военачальников, по крайней мере в те

времена, ибо сейчас уже всем очевидно, что отец Адмирала фактически был лишен своих владений и прав

командором Бобадильей, и все же и до сих пор не принято твердого решения в отношении привилегий

Адмирала. Трудно описать радость и счастье, какие испытал Васко Нуньес, узнав о том, что отныне он

возвышен до поста капитан-генерала властью короля или тех, кто действовал от его имени; ведь до сих пор

он удерживал узурпированную им власть над испанцами силой и хитростью. Радость его возросла еще

более от того, что подкрепления и провиант давали ему наилучшие возможности осуществить свои планы и

продолжать грабежи, разорение и покорение индейцев. Вот почему он довольно благосклонно отнесся к

просьбам в награду за добрые вести освободить арестованных; он дал согласие, и арестованные вышли на

свободу, а те, кто до того желал Васко Нуньесу зла, примирились с ним. Затрудняюсь сказать, было ли это

примирение искренним или притворным, ибо миряне, погрязшие в грехах и враждующие с богом, редко

сердцем стремятся к миру и согласию, даже если своим поведением и разговорами тщатся подчеркнуть

подобное стремление. Очень скоро, однако, великая радость, которую пробудили в Васко Нуньесе

назначение капитан-генералом и прочие приятные вести, испарилась. По-видимому, те же корабли

доставили ему письма из Кастилии (в те времена никто из Кастилии не направлялся прямо на континент,

минуя острова) и от Самудио, посланного прокурадором в Кастилию после отплытия Ансисо, и из писем

его или других лиц Васко Нуньесу стало известно, что король, получив жалобы Ансисо и известие о гибели

Никуэсы, был крайне возмущен его поведением и приговорил его к возмещению всех расходов и ущерба.

Так что радость Васко Нуньеса сменилась печалью; с этого момента [215] он каждый день ждал своего

падения и мрачно дожидался прибытия со дня на день из Кастилии того, кто должен будет его сместить и

наказать.

Глава 47

повествующая о том, как Васко Нуньес де Бальбоа отправился на поиски Южного моря и что с ним

случилось в пути

Подобные размышления немало печалили Васко Нуньеса, но он был человеком мужественным и решил

попытать счастья и предпринять поход к неведомому морю в поисках сокровищ, о которых неоднократно

ему рассказывали. Этот поход считался тогда делом трудным, и не без оснований, ибо, как утверждали, для

его осуществления требовалось 1000 воинов; но Васко Нуньес рассудил, что в случае удачи поход расценят

как великую услугу королю и в награду за это ему простят прошлое; если же во время похода он погибнет,

то смерть избавит его от земных страхов и забот (хотя от суда небесного ничто не может избавить). С этой

целью он отобрал из испанцев, находившихся с ним в Дарьене, а также из тех, кто прибыл на кораблях

Кристобаля Серрано, около 190 солдат, которых он счел наиболее мужественными и способными

перенести самые тяжкие лишения. На бриг и десять больших каноэ он погрузил, кроме солдат и

продовольствия, необходимого для путешествия по морю, также оружие — копья, мечи, арбалеты, щиты,

несколько мушкетов (и главное оружие, которое всегда наносило несчастным индейцам самый жестокий

урон, — специально обученных собак, сколько именно — мне неизвестно). Выступил он в начале сентября

1513 года, взяв с собой большое число индейцев-рабов для переноски грузов, — без индейцев-носильщиков

здесь, в Индиях, испанцы не способны сделать ни шагу. Морем Васко Нуньес добрался до владений царя

Кареты, который находился с ним в дружественных отношениях и отдал ему дочь свою, как он полагал, в

жены (об этом мы уже рассказывали ранее). Карета встретил Васко Нуньеса, как всегда, радушно и

устроил в честь его прибытия празднество. Здесь Васко Нуньес оставил бриг и каноэ, а сам направился с

индейцами, которых дал ему в сопровождение Карета, через горы и долины во владения Понки. Царь

Понка, всегда имевший своих лазутчиков и бывший начеку, узнав о появлении испанцев в горах, тотчас

укрылся в самой надежной своей крепости, иными словами — удалился в самый потайной уголок своего

царства. Васко Нуньес отправил к нему гонцов из числа индейцев-подданных Кареты, заверив его и

обещав, что не нанесет ему никакого ущерба, если он, подобно Карете, станет его другом. Понка

согласился вручить свою судьбу испанцам, не пожелав скитаться изгнанником вдали от родного дома и

царства; такой и поступил. А так как он знал, что наилучший способ привлечь к себе [216] сердца испанцев

...о назначении Васко Нуньеса капитан-генералом. — Капитан-генерал — военный губернатор.

— это одарить их золотом, которое они так обожают, то с собой он захватил около 110 песо золота; больше

у него, сказал он, ничего не осталось, ибо все, что было сверх того, сами испанцы отобрали v него за год до

этого. Вполне можно поверить, что обладай он миллионами, все бы их он передал в руки испанцев из

страха и боязни, как бы они не нарушили своего слова. Васко Нуньеса и остальных испанцев его прибытие

обрадовало даже больше, чем полученное от него золото, ибо теперь они могли спокойно продолжать свой

путь, не опасаясь удара в спину. Им пришлось преодолеть высокие горы прежде, чем они вступили во

владения и земли великого повелителя по имени Куареква. Этот касик намеревался оказать им

сопротивление, так как слух о деяниях испанцев разнесся уже по всем краям и каждый из правителей,

чтобы быть наготове, высылал лазутчиков и вооружал подданных для отпора, больше всего опасаясь, что в

любой день могут появиться испанцы и они поступят с ними так же, как до этого с их соседями. Куареква

вышел навстречу испанцам с большим числом воинов, вооруженных луками со стрелами и большими

рогатками, с помощью которых они метали палки размером с дротик. Это оружие было весьма

действенным против нагих противников, ибо подобно стреле, выпущенной из арбалета, палка пронзала

человека насквозь; были у них и маканы, изготовленные из пальмового дерева, крепкого как железо, —

ими они сражаются обычно как дубинкой, держа их обеими руками, так как они плоские и тупые. Так

вооружившись, вышли индейцы навстречу испанцам, спросили их — чего они желают и зачем пожаловали,

и потребовали, чтобы они повернули назад; после того как испанцы отказались выполнить это требование,

вперед вышел повелитель индейцев, одетый в полотняные одежды, и с ним несколько вождей, как и все

остальные — нагие. С устрашающими воплями индейцы яростно бросились на испанцев. Испанцы

произвели несколько выстрелов из мушкетов и арбалетов, которые несли с собой, и не знаю уж, сколько

индейцев было сражено тут же на месте. Когда несчастные индейцы увидели огонь и услышали грохот, они

решили, что это гром и молнии и что испанцы могут управлять молниями и убивать с их помощью; после

этого все, кто способен был бежать, тотчас же в великом страхе пустились наутек в твердой уверенности,

что сражались с самими дьяволами. Испанцы, спустив со сворки собак, принялись преследовать индейцев,

точно стадо овец или телят; одним ударом ножа они наносили раны в ноги; другим отрубали руки, третьим,

догнав, вонзали ножи в спину, четвертых — пронзали мечом насквозь или вспарывали животы, а псы

довершали дело, разрывая в клочья тела. На поле боя погиб несчастный повелитель и царь этих земель и

свыше 600 его подданных. Взяв в плен некоторое число индейцев, испанцы вступили в селение, где были

взяты еще пленники и ограблено все, что представляло какую-нибудь ценность (сколько ценностей они

здесь нашли — мне неизвестно). Среди пленных, взятых в селении, был брат повелителя и еще некоторое

число юношей, которые, как рассказывают, были одеты в женские одежды. Всех их, заподозрив в гнусном

[218] грехе разврата, приказал Васко Нуньес тут же, без каких-либо расспросов я суждений, отдать на

растерзание псам, которые мгновенно разорвали их в клочья на глазах у испанцев, любовавшихся этим

зрелищем, точно интересной псовой охотой. И эти-то бесчинства, творившиеся в тех краях Васко Нуньесом

и его сотоварищами, должны были привлечь сердца индейцев к христианам и пробудить в них стремление

принять христианскую веру! Я полагаю, что эти грешники были убеждены, что приносят жертву, приятную

богу, наказывая и карая тех, кого они считали нарушителями законов природы, в своей слепоте не

сознавая, во сколько раз более на каждом шагу нарушали они сами эти законы и наносили оскорбление

господу, опустошая здешние королевства, истребляя великое множество людей и своими отвратительными

делами заставляя народы этих стран .ненавидеть имя христово, что предвидел еще святой Павел. Будь даже

достоверно доказано, что индейцы, носившие женские одеяния, предавались на самом деле гнусному

разврату, остается вопрос — кто назначил Васко Нуньеса судьей, чьей властью он получил полномочия

судить в чужих владениях. Ведь, вступив на земли законных правителей этих краев, он сам становился их

подданным, и истинное правосудие, любой естественный закон — божественный и человеческий — давали

им право, имей они на то достаточно сил, разрубить Васко Нуньеса на куски и четвертовать за его

тиранства, разорения и грабежи. Тем менее имел право Васко Нуньес вершить суд, если, что вполне

возможно, эти юноши носили женскую одежду, совсем не помышляя о гнусном грехе, а по какой-либо

иной причине.

Глава 48

о том, как Васко Нуньес открыл Южное море, и о том, что произошло затем

Васко Нуньес оставил в селении касика Куареквы несколько солдат, изнемогших от голода и усталости, и

попросил дать ему проводников и носильщиков, чтобы освободить часть подданных касика Понки. После

этого испанцы двинулись в дальнейший путь к вершине хребта, откуда, как говорили, откроется вид на

Южное море. Расстояние в 40 лиг от селения касика Понки до перевала можно преодолеть за шесть дней

ходьбы, но испанцы потратили на этот путь двадцать пять суток — главным образом из-за того, что дорога

была каменистой и трудной, а люди страдали от нехватки продовольствия и сильного утомления. В конце

концов, 25 сентября указанного 1513 года, они достигли вершины самого высокого хребта, с которой

открылся вид на Южное море. Индейцы Куареквы незадолго до этого предупредили Васко Нуньеса, что

они приближаются к цели; тогда он приказал всем остановиться и устроить привал; он один поднялся на

вершину и, увидев Южное море, преклонил колена [219] и, протянув руки к небесам, восславил господа за

столь великую милость, которую тот явил ему, позволив именно ему первому открыть и увидеть Южное

море. Затем он махнул рукой, призывая подняться остальных; когда все поднялись на вершину, он вновь

опустился на колени и прочел благодарственную молитву, и все испанцы поступили также.

Сопровождавших их индейцев поразили и удивили радость и ликование испанцев. Васко Нуньес добрым

словом помянул сына короля Комогре, в свое время сообщившего ему о Южном море, и, пообещав всем

своим спутникам великое богатство и счастье, сказал: “Вы сами видите, сеньоры и дети мои, как

исполняются наши желания и приближается конец нашим лишениям. В том нет никаких сомнений: как

верно то, что рассказывал нам сын царя Комогре об этом море, которое мы уже и не надеялись увидеть, так

истиной я полагаю и его рассказы о неисчислимых сокровищах, таящихся здесь. Господь бог и его святая

матерь, которые помогли нам добраться сюда и увидеть море, помогут нам завладеть и его богатствами”.

Испанцы радовались, слушая эту речь; они верили и надеялись на то же, ибо все только и мечтали

разбогатеть и цель у всех была одна — та, к которой их влекла ненасытная алчность. Затем Васко Нуньес

призвал всех в свидетели, что от имени королей Кастилии вступает во владение этим морем и всеми

богатствами, в нем заключенными, и в знак этого он срубил несколько деревьев, сделав из них кресты, и

сложил пирамиду из множества камней. На больших деревьях он ножом вырезал слова о том, что вступил

во владение именем королей Кастилии. После этого он начал спускаться вниз по склону хребта, чтобы

разведать все, что имеется в горах и на морском побережье; ему было известно, что поблизости находится

селение или селения, принадлежащие царю Чиапесу, и что в них живет множество индейцев. Поэтому он

все время был начеку, но наготове был и Чиапес, до которого уже дошли известия об испанцах. Чиапес

вышел им навстречу, чтобы вместе со своими многочисленными воинами дать отпор испанцам; увидев, что

наших солдат мало, а их так много, индейцы Чиапеса возомнили было, что одержат легкую победу, но их

гордыня тотчас же улетучилась, как только на опыте узнали они, сколь остры наши мечи. Испанцы, хотя их

было намного меньше индейцев, не дрогнули и не отступили; первым делом они приветствовали индейцев

залпом из мушкетов и арбалетов, а затем спустили на них собак. Когда индейцы увидели огонь,

выбрасываемый мушкетами, услышали грохот, отдававшийся эхом в окрестных горах, и почувствовали

смрадный запах пороха, они решили, что это глотки испанцев извергают огонь, грохот и смрад и что сама

геенна огненная разверзла свою пасть; заметив же убитых в своих рядах и псов, яростно набросившихся на

атакованных индейцев, они побежали изо всех сил, помышляя лишь о собственном спасении. Испанцы с

собаками их преследовали; многие индейцы пали жертвой этой евангельской проповеди, хотя на этот раз

испанцы стремились не убивать, а брать туземцев в плен с тем, чтобы затем через их посредство

установить дружественные отношения с касиком Чиапесом и [220] открыть себе свободный путь к морю и

по побережью. Вступив в селение,, испанцы освободили нескольких пленников и отправили их вместе с

индейцами — подданными Куареквы в качестве послов к касику, наказав им передать ему и заверить его,

что более никакого зла испанцы ему не причинят, если он станет их другом; в противном же случае и он, и

все era подданные будут истреблены. Касик, опасаясь, как бы испанцы не уничтожили всех его подданных,

снова наслав громы и молнии, которые, как он полагал, они способны извергать изо рта, согласился

вернуться и вручить свою судьбу грозным противникам. Он принес с собой 400 песо золота, по-видимому

все, что имел; хотя золота в этих краях много, но добывают его лишь от случая к случаю, так как изделия

из него изготавливаются редко и оно не представляет для туземцев особой ценности. Васко Нуньес и его

солдаты весьма милостиво приняли дар и в свою очередь одарили касика различными кастильскими

безделицами — стеклянными бусами, зеркалами, погремушками, ножницами, топориками. После этого

Васко Нуньес отпустил индейцев — подданных Куареквы, одарив их такими же безделушками, и, хотя это

никак не могло окупить их труда, они остались довольны; с ними он передал приказание испанцам,

отставшим из-за нездоровья, прибыть к нему. В ожидании их прибытия Васко Нуньес оставался во

владениях Чиапеса, и все это время между ними сохранялись добрые отношения. Тем временем он

отправил Франсиско Писарро, Хуана де Эскарая и Алонсо Мартина из Дон Бенито, каждого с 12

солдатами, на разведку побережья и окрестностей, главным образом на поиски кратчайшего пути к морю.

Алонсо Мартин обнаружил самый короткий путь и через два дня добрался до места, где увидел на суше три

каноэ, хотя моря еще не было видно. Пока он дивился тому, как могли оказаться эти лодки так далеко от

моря, все вокруг стала заливать вода и лодки всплыли почти на высоту человеческого роста; дело в том,

что каждые шесть часов уровень воды у этих берегов повышается и понижается, и разница составляет два-

три человеческих роста, так что большие корабли оказываются на суше и на добрые пол-лиги кругом не

обнаружишь нигде воды. После того как лодки всплыли, Алонсо Мартин вошел в одну из них и сказал

своим спутникам: “Беру вас в свидетели, что я первым достиг Южного моря”. Тогда другой солдат по

имени Блас де Атьенса сделал то же самое и призвал всех в свидетели, что он достиг моря вторым. Затем

вернулись они к Васко Нуньесу, и принесенные ими вести вызвали всеобщее ликование. После того как

прибыли испанцы, которые оставались в землях Куареквы, Васко Нуньес предложил Чиапесу отправиться

вместе с ним в путь и взять с собой часть своих подданных; Чиапес с удовольствием согласился его

сопровождать, и, оставив в селении испанцев, которые из-за усталости или нездоровья не могли двигаться

быстро, Васко Нуньес и Чиапес (с 80 испанцами и большим числом индейцев) отправились в поход и

вскоре вышли к морю. Войдя с мечом и щитом в руках в воду по самую грудь, Васко Нуньес призвал всех

в свидетели того, что собственной персоной видит и ощущает [221] море и потому именем королей

Кастилии вступает во владение этим Южным морем со всеми прилегающими к нему землями, и будет

защищать эти владения от любого, кто попытается оспорить его права, что и подтверждает этими своими

поступками и словами. Вслед за тем он взял девять каноэ, по-видимому принадлежавшие Чиапесу, и

перебрался через широкую реку. намереваясь вступить в земли и владения другого правителя, по имени

Кокера; узнав о появлении испанцев в его владениях, Кокера со своими воинами попытался оказать им

сопротивление. Как прежде другие касики, Кокера стал во главе своих бойцов. Некоторое число индейцев

испанцы убили в этом столкновении, а Кокера и остальные туземцы поступили как обычно в этих случаях

— бежали. Нуньес отправил вслед ему Нескольких подданных Чиапеса с предложением мира и дружбы,

предупредив, что в противном случае он поступит с Кокерой, как поступал до сих пор с другими; послы-

чиапесцы выполнили честно свою миссию; они объяснили, что испанцы — люди добрые и что желают они

только заполучить золото и сохранить со всеми дружбу, так что пусть Кокера явится к ним без опасений,

ибо также поступили и их господин Чиапес и другие властители земель, а если он не пожелает явиться, то

навлечет на себя многие беды, так как победить христиан невозможно, и т. д. Как видно, индейцы не очень-

то разбирались в характере испанцев; бедняги искренне верили в доброту и справедливость наших солдат,

и в конце концов за это их нельзя винить. Кокера поступил так же, как остальные, и явился с дарами — он

принес около 650 песо золота. Васко Нуньес принял дар с превеликим удовольствием, в свою очередь

одарив Кокеру, как и других касиков, кастильскими безделушками. Он предложил касику мир и дружбу,

хотя мир этот для всех индейцев оборотился позднее иудиным предательством, а погремушки и бусы,

полученные ими, оказались не более как приманкой и ловушкой для бедных туземцев.

Глава 49

Итак, царь Кокера остался доволен, а испанцы вернулись в селение Чиапеса. Но не успели они отдохнуть

несколько дней, как им уже стало невтерпеж. Особенное нетерпение высказывал Васко Нуньес, который не

мог сидеть спокойно; он задумал отправиться снова к морю и обследовать часть его, в частности залив,

который вдавался далеко в глубь суши. Когда Чиапесу стали известны намерения Нуньеса, он начал его

отговаривать и горячо упрашивать не делать этого, поскольку в это время года, в особенности в октябре,

ноябре и декабре, плавание по тому морю сопряжено со многими опасностями. Но никакие опасности и

страхи не могли удержать Васко Нуньеса, который ответил, что господь должен прийти ему на помощь,

ибо это путешествие послужит божьему делу и будет способствовать распространению веры, так как

великие сокровища, которые [222] будут открыты здесь, помогут королям Кастилии в их войнах против

неверных. Службой богу он прикрывал и маскировал свое безмерное тщеславие и корыстолюбие, ибо

вечно стремился только к одному — обогатиться, проливая ради этого кровь ни в чем не повинных людей.

Касик Чиапес, хотя и понимал опасность, ему грозящую, не пожелал, однако, чтобы его обвинили в измене

дружбе, и потому согласился вновь сопровождать Васко Нуньеса. Васко Нуньес и Чиапес погрузились с 80

самыми здоровыми солдатами и большим числом индейцев-гребцов на девять каноэ, о которых шла речь

выше. В залив они вошли в день святого Мигеля, то есть 29 сентября, и поэтому дали заливу название Сан

Мигель, которое залив этот носит и сейчас. Но едва они удалились от берега, как в заливе поднялись такие

сильные и высокие волны, что Васко Нуньес, будь на то его воля, теперь ни за какие сокровища мира не

согласился бы пренебречь советами Чиапеса. Спасти их мог только счастливый случай; индейцы, которые

вообще-то плавают как рыбы, проявляли особое беспокойство потому, что по опыту знали, как опасно

плавание по заливу, и страх, который они обнаруживали, еще более убеждал испанцев в том, что на

спасение надежды мало. Большое волнение в заливе при сравнительно несильном ветре объясняется тем,

что там есть множество островков, рифов и скал. Индейцы, обладавшие опытом в подобных делах, сочли

необходимым связать лодки веревками — так их трудней перевернуть волне; они добрались до какого-то

островка и выскочили на сушу, привязав лодки то ли к прибрежным скалам, то ли к деревьям, которые

росли поблизости; здесь провели они ночь, не менее беспокойную, чем если бы они оставались по-

прежнему во власти волн и под угрозой гибели; смерть и здесь была совсем близко, ибо с приливом весь

островок залило водой, как если бы не было кругом ни скал, ни суши, и вода доходила всем почти до пояса.

Когда наступило утро и вода спала, они увидели, что часть их каноэ разбита вдребезги, а другие получили

пробоины и полны песка и морской соленой воды; пожитки же, продовольствие и все, что они оставили в

лодках, смыли волны. Нетрудно представить, как велики были горе, тоска и печаль испанцев; но, понимая,

что погибель их близка, они принялись искать спасения: с прибрежных деревьев они срезали кору, размяли

ее и, смешав с травой, замазали ею как можно тщательнее щели в тех лодках, которые не были полностью

разбиты; затем, испытывая муки голода, они вновь погрузились в лодки и пустились в опасное плаванье.

Они решили высадиться на землях одного правителя по имени Тумако, чьи владения прилегали к заливу;

но Тумако готов был дать им отпор и вступил в бой, подобный тем сражениям, которые нагие индейцы

давали испанцам повсюду, где они не используют отравленных стрел. Хотя испанцы и ослабели от голода,

но одержали победу над Тумако и обратили его в бегство, как и других касиков, после того как многие его

подданные погибли от мечей и псов, а сам он был сильно ранен. Касик Чиапес отправил затем посланцев к

Тумако, чтобы предупредить его о силе испанцев, о жестокости их [223] в отношении тех, кто не уступает

им, и о том, как хорошо обращаются они с теми, кто, как он и другие касики по всему пути следования

испанцев, установил с ними дружественные отношения. Чиапес еще не ведал, что у испанцев не все то

золото, что блестит; не знал, каково будет обращение испанцев с индейцами, как погубят они их всех на

рудниках и других работах, обогащаясь на их крови. Тумако, однако, посланцам Чиапеса не удалось

убедить, что свидетельствует о его здравом уме. К нему отправили новых либо тех же посланцев, чтобы

по-дружески внушить ему, что, если он не явится с повинной, то наверняка будет испанцами схвачен и

предан жестокой казни, а все его царство разорено, и сказали ему все прочее, что можно было ему сказать

для того, чтобы сломить его упорство. В конце концов его удалось убедить либо напугать и он решил стать

сговорчивым поневоле. И все же он не пожелал явиться сам к испанцам, а послал своего сына, которого

Васко Нуньес принял весьма радушно и, кажется, одарил рубахой и другими вещицами, а затем отправил к

отцу, уговорив объяснить ему, что испанцы могут принести ему и много зла и много добра, так что в его

интересах явиться возможно скорее и тем доказать свою дружбу. Тумако, увидев, как обошлись с его

сыном, решил, что и впредь испанцы будут вести себя со всеми таким же образом; на третий день он

решился, наконец, явиться к испанцам в сопровождении своих подданных и вождей, но не принес с собой

того, без чего испанцам не радоваться, как лампаде не гореть без масла. Васко Нуньес и остальные

испанцы приняли его с большой торжественностью и быстро заставили его отбросить опасения; Чиапес

всячески расхваливал ему испанцев, их верность друзьям, убеждал Тумако, что он даже обязан помогать и

покровительствовать испанцам, как иноземцам, прибывшим в его владения, и говорил все прочее, что

могло возбудить в нем доверие и дружбу к испанцам. Убежденный словами Чиапеса и веселыми

разговорами с испанцами, Тумако послал своих слуг домой, и те принесли несколько золотых

драгоценностей и, что еще более ценно и безусловно более почитаемо, 240 больших, очень красивых

жемчужин, а также множество мелких. Увидев жемчуг, Васко Нуньес и его солдаты не могли сдержать

радости и ликования, полагая, что уже близки к несметным сокровищам, о которых рассказывал им сын

царя Комогре; они почувствовали себя счастливейшими людьми на свете и полагали, что ради этого стоило

перенести все лишения и муки, близкие к адским. Большие жемчужины, как я говорил, представляли

огромную ценность, хотя индейцы бросали раковины в огонь, чтобы открыть их, и поэтому некоторые

жемчужины потеряли прозрачность и белизну, какими они обычно обладают. Позднее, со временем,

испанцы обучили индейцев раскрывать створки раковины без огня, и делали они это более успешно и

настойчиво, чем при обучении их истинам вероучения, ибо не для того они прибыли сюда, чтобы

проповедовать евангелие, и после всего, что мы наблюдали здесь, мы можем это утверждать, не беря греха

на душу. Увидев, что жемчуг вызвал такой восторг и ликование испанцев, Тумако, желая [224] показать,

что для него все это пустяки, приказал нескольким индейцам отправиться на ловлю жемчуга, и, как

говорят, через четыре дня те доставили жемчуга общим весом в 12 марко. Не было пределов восторгам

испанцев, которые видели уже сбывающимися свои самые сокровенные мечты о богатстве. Все — и

испанцы и индейцы — громко ликовали; испанцы потому, что воспринимали все эти события как

предвестья будущих удач; индейцы же, прежде всего касики, потому, что их радовала дружба с

христианами и они надеялись, что дружба эта будет прочной, — ведь испанцы так высоко ценили золото и

жемчуг, которые они сами ни во что не ставили; туземцы надеялись также, что испанцы удовлетворятся

тем, что уже получили, и не станут с них требовать большего. Особенно же ликовал Чиапес, оказавшийся

посредником и способствовавший установлению мира и дружбы между Тумако и христианами. Чиапес и

Тумако сообщили Васко Нуньесу, что в глубине залива есть остров, до которого, как они пояснили

знаками, отсюда 5 лиг. Этот остров, которым правит царь, великий властелин, славится множеством

огромных раковин, и в них вырастают жемчужины величиной с маслину и боб, — это они тоже показали

знаками. Услышав об этом острове и его сокровищах, Васко Нуньес не мог сдержать большой радости. Он

заявил, что хотел бы тотчас же отправиться туда, и просил подготовить для этого каноэ; оба касика, однако,

начали умолять его не подвергать себя опасности и отложить путешествие до лета, когда море успокоится

и он сможет отправиться туда без всякого риска и добиться исполнения своих желаний; тогда и они со

своими подданными готовы будут сопровождать его. Васко Нуньес побоялся, как бы с ним не повторилось

то, что совсем недавно ему довелось пережить на островке посреди залива, и потому счел за благо

последовать совету своих друзей-касиков. Рассказывают, что касик Тумако сообщил Васко Нуньесу, что

далее по этому побережью (он показывал в сторону Перу) имеется множество золота, а также какие-то

животные, на которых жители тех краев перевозят грузы; из глины он вылепил фигурку, напоминавшую

овцу, но с шеей, которая делала ее похожей на верблюда. Испанцы подивились этому и не знали, верить

этому или нет: то ли все это выдумки, то ли речь идет о верблюдах или оленях и ланях, которые водятся и

на других континентах и похожи на телят, только ноги у них покороче, едва ли длиннее одной пяди, и рога

у них тоже маленькие.

Так во второй раз Васко Нуньес услыхал рассказы о государстве Перу и его

сокровищах.

Глава 50

о том, как распрощался Васко Нуньес с касиками, возвращаясь с побережья Южного моря

Васко Нуньес, довольный, радостный и торжествующий, решил вернуться в Дарьей. Он возвращался с

грузом потрясающих новостей и [225] величайших надежд, рассчитывая ближайшим летом открыть

огромные сокровища золота и жемчуга; но хотя открытия эти в действительности превзошли самые

дерзкие мечты и надежды, плодами их Васко Нуньесу не суждено было воспользоваться. Он распрощался с

касиками Чиапесом и Тумако, пожелав им счастливо оставаться и поблагодарив за все то, что они сделали

для него и его товарищей; особенно горячо он благодарил Чиапеса, с которым вместе пережил столько

лишений и в преданности которого он не раз убеждался; они обнялись; Чиапес особенно горевал, прощаясь

с Васко Нуньесом, потому что индейцы обыкновенно быстро привязываются к тем, кто не приносит им зла;

и Нуньес, на этот раз искренне привязавшийся к касикам, оставил с ними тех испанцев, которые занемогли

или ослабели, и просил позаботиться о них до той поры, пока они не окрепнут и не смогут последовать за

ним; касики же предоставили в его распоряжение столько индейцев, сколько необходимо было для

переноски грузов, и приказали им сопровождать испанцев до тех пор, пока не минет в них надобность.

Испанцы возвращались не тем путем, каким двигались к Южному морю, и вступили во владения и земли

еще одного касика по имени Теаотхан; касик, получив известие об их приближении и зная о том, как

расправляются они с теми, кто встречает их недружелюбно, решил, не имея достаточно сил для отпора,

выйти к ним навстречу с миром и принять их в своем селении со всеми знаками дружбы, благоволения,

радушия и услужливости, на какие только он и его подданные были способны. Васко Нуньесу он преподнес

богатейший дар: 1000 кастельяно золота в изделиях тонкой работы и 200 прекрасных жемчужин, хотя и

несколько замутненных из-за того, что из раковин их извлекали с помощью огня. Он снабдил испанцев и

индейцев Чиапеса едой из имевшихся у него запасов и проявил радушие во всем, как будто они были его

родичи и друзья. Он попросил Васко Нуньеса дать разрешение подданным Чиапеса вернуться на родину,

поскольку у него в доме христианам ни в чем не будет недостатка. Васко Нуньес дал согласие, и индейцы

Чиапеса, снабженные провиантом, отправились в обратный путь. Два или три дня испанцы отдыхали у

Теаотхана, и, когда они вновь двинулись к Дарьену, касик, зная о том, что им предстоит путь большей

частью по безлюдным местам и через высокие хребты, где водится множество тигров и львов, снабдил их

большим количеством припасов, — лепешками, соленой рыбой и многим другим, а также послал с ними

множество слуг из своих подданных и подданных других вождей, чтобы они обслуживали испанцев в пути

и несли их грузы; а начальником над всеми ними на время пути он назначил своего старшего и любимого

сына, приказав ему и всем остальным индейцам ни на миг не покидать испанцев и не возвращаться без

согласия и приказания Васко Нуньеса. Индейцы намеревались проследовать через земли одного правителя,

наиболее могущественного из всех, с которыми до сих пор встречались испанцы; касики, по-видимому, с

ним враждовали и — справедливо или нет — жаловались на него испанцам, желая, быть может, чтобы

испанцы, которых индейцы [226] теперь считали непобедимыми, пошли войной против этого правителя по

имени Пакра. Пакра не осмелился встретить испанцев войной или миром и предпочел скрыться. Чтобы

добраться до владений Пакры, испанцы вынуждены были подниматься по кручам и почти на всем

протяжении пути, не имея воды, испытывали такую страшную жажду, что, не будь с ними индейцев,

которые показали им в стороне от дороги, в глубине долины, источник, все бы они здесь погибли. Когда

испанцы добрались до селения Пакры, там не оказалось ни души: это не помешало им ограбить селение;

они нашли там на 3000 песо золотых украшений. Васко Нуньес разослал гонцов по лесам, чтобы найти

Пакру и предложить ему вернуться без боязни и с миром; в противном случае, заявил он, он сам

отправится на поиски и бросит его на растерзание псам, как поступал он и с другими непокорными

касиками. Пакра, напуганный угрозами Нуньеса и наслышавшийся о жестокости его псов, которых во всех

этих краях уже начали бояться больше, чем дьявола, решил вернуться, сдавшись на милость Васко Нуньесу

и понадеявшись на его обещания; вместе с ним явились еще трое правителей, бывших, видимо, его

вассалами, в сопровождении своих подданных. Как писал позднее Васко Нуньес королю, этот правитель

Пакра обладал такой отталкивающей внешностью и столь непропорциональными частями тела, что

каждый, кто его видел впервые, не мог не прийти в изумление. Как писал он далее, многие касики и

правители близлежащих земель, узнав о том, что Пакра явился к испанцам, начали на него жаловаться,

ссылаясь на многочисленные оскорбления с его стороны, а посему решил Васко Нуньес казнить Пакру.

Приняв это решение, он сначала умильно, как будто умоляя его, просил указать, где добывают золото в его

Испанцы подивились этому ... и т. д. — Имеются в виду ламы, которые обитают только в Центральной и

Южной Америке.

краях, по слухам весьма богатых драгоценными металлами. Пакра ответил, что не знает этого; тогда

Нуньес стал угрожать ему, подверг его пыткам, — все безрезультатно. Когда же Пакру спросили, откуда

взялись те 3000 песо, которые были у него отобраны, он ответил, что добывать золото умели лишь в

древние времена, а ныне эти умельцы умерли, и ему за всю его жизнь ни разу не пришло в голову

приказать своим подданным искать или добывать золото. В конце концов Васко Нуньес приказал бросить

Пакру вместе с тремя другими правителями, которые явились с ним, на растерзание псам; а после того как

они погибли, тела их были сожжены. Отметим великую жестокость и слепоту этого несчастного Васко

Нуньеса, который обещал касикам безопасность, а после того как они, поверив его клятвенным заверениям

и не чувствуя за собой никакой вины, явились, коварно расправился с ними. Да и какое право имел он,

находясь во владениях Пакры, проявив себя злодеем повсюду и поступая подобно тирану в отношении всех

правителей земель, брать на себя роль судьи и разбирать жалобы, которые принесли на Пакру другие

касики? И если бы даже он имел право осуществлять правосудие в отношении Пакры, который согласно

естественному праву сам мог вершить правосудие в отношении Васко Нуньеса, — какие основания были у

него полагать, что правы те именно, кто жаловался на Пакру, и [227] в какой мере основательно и

справедливо считали они себя оскорбленными? Откуда Васко Нуньесу было знать, не вознамерились ли

жалобщики, будучи вассалами Пакры, великого правителя тех земель, восстать против его власти, или уже

восстали против него и, осведомленные о могуществе испанцев, прибегли к их помощи в своей борьбе

против своего сеньора? Далее: выслушал ли Нуньес оправдания Пакры, провел ли он тщательный разбор

дела и побеседовал ли он со всеми на их языке, в котором и трех слов толком не знал? Был ли он

настолько, следовательно, убежден в вине Пакры, чтобы иметь основания бросить на растерзание псам его

и трех несчастных правителей, доверившихся его обещаниям? Одно несомненно, что перед божьим судом

представал на самом деле куда более неправедным, виновным и отвратительным Васко Нуньес, носивший

имя христианина, но творивший вместе с другими испанцами беззакония, жестокости и зло по всей этой

земле, чем Пакра, даже если бы он был еще более безобразным и несправедливым, а те, кто на него

жаловался, были бы совершенно правы. А ведь, быть может, на самом деле Пакра и не был неправ, а Васко

Нуньесу не должно было брать на себя обязанности судьи, и не мог он разобрать это дело по

справедливости из-за незнания языка, и его христианским долгом было выступить посредником между

спорящими, примирить их и укрепить дружбу, — и всего этого он мог добиться без всякого труда. После

того как испанцы, оставленные Васко Нуньесом в селении Чиапеса, почувствовали себя в силах

продолжать путь, они последовали за Нуньесом. Чиапес дал им сопровождающих и обеспечил провиантом

на дорогу. Они прибыли во владения некоего касика и правителя по имени Бононайма. Узнав о прибытии

испанцев, касик принял их со всем возможным радушием и гостеприимством, как если бы они были его

кровными братьями. Он принес им в дар 2000 кастельяно. Отдохнув день или два, испанцы отправились

дальше, и касик, снабдив их большим количеством слуг и в изобилии продовольствием, пожелал лично их

сопровождать до места встречи с Васко Нуньесом. Когда все они прибыли в селение Пакры, где еще

оставался Васко Нуньес, касик взял несколько прибывших с ним испанцев за руки и сказал Васко Нуньесу:

“Вот, храбрый и доблестный муж, твои товарищи, которых я доставил к тебе такими же крепкими и

здоровыми, какими они вошли в мой дом; и да хранит их и тебя тот, кто производит гром и молнию, дает

нам плоды земли и кормит нас”. (Как полагали, именно это значила его речь); говоря, он поднимал глаза к

солнцу, так что, видимо, солнце они почитают за божество или силу, которая дает им природные блага. Он

говорил еще долго, и, кажется, о любви; хотя никто ничего не понял, но истолковали его слова именно в

этом смысле. Васко Нуньес самым торжественным образом выразил свою признательность и горячо

поблагодарил касика за любезный прием, гостеприимство и добрую компанию; он подарил ему множество

кастильских безделушек, которые касик принял как великий дар и сокровище. Как писал позднее Васко

Нуньес королю, касик сообщил ему многие секреты относительно золотых россыпей в тех [228] краях и

соседних землях, в том числе, видимо, если верить письму Нуньеса королю, и по поводу богатств Перу.

Когда касик решил вернуться домой в родные земли, они попрощались с великой любовью и сердечностью,

поклявшись сохранить союз и дружбу на вечные времена. В селении Пакры, которого Васко Нуньес отдал

на растерзанье псам, он со своим отрядом отдыхал месяц, что позволило всем восстановить силы, ибо даже

самые выносливые среди испанцев не раз слабели от великих лишений и голода, перенесенных до этого.

Наконец, Васко Нуньес покинул селение Пакры в сопровождении индейцев Теаотхана, того самого,

который, как мы рассказывали, по доброй воле вышел испанцам навстречу и принял их столь любезно. Они

направились к берегам реки Комогре, по которой название получила и вся та территория и даже ее касик,

чей сын, как мы указывали выше, первым поведал Васко Нуньесу о Перу и его сокровищах. Им пришлось

преодолеть страшные кручи и хребты, почти безлюдные, если не считать нищего племени во главе с двумя

касиками, с которыми испанцы встретились в одном селении; индейцы этого племени, живя высоко в

горах, почти не имели, по-видимому, полей. И все же испанцы немного пополнили здесь припасы

провианта и взяли с собой горцев в качестве проводников. Путь испанцев пролегал с хребта на хребет, без

всяких дорог, а иногда через трясины, где они наверняка погибли бы, если бы индейцы не предупредили их

заранее об этих гиблых местах. Так, с неслыханными трудностями продвигались они в течение трех суток;

от голода, утомления и слабости погибло несколько индейцев Теаотхана и испанцев. Это были места, где