Исследуя шекспировские метафоры, Кэролин Сперджен открыла различие сфер каждой из
его трагедий. Повторяющиеся метафоры "Отелло" связаны с ощущением чего-то мелкого,
грязного, низменного, того, что вызывает гадливость ("Замучь его ты мухами",-казнь для
Отелло, придуманная Яго); насекомые, пресмыкающиеся; если животные, то - козлы и
обезьяны. Ничего этого, ни мух, ни жаб, нет и в помине в "Лире": поэтическое
пространство населено существами иного калибра огромные дикие звери, свирепые
хищники, а то и чудища праистории-драконы, зловещие видения древних лесов. Две
главные сферы "Лира" - образы страданий человеческой плоти и звериный облик, повадки
хищников - сталкиваются, перемешиваются; метафоры образуются не в статике
сравнений, а в сдвиге качеств.
Сдвиг усиливается в движении. И как всегда у этого автора, метафоры связаны с
обычным, реальным. Из повседневного вырастает апокалипсическое. Из потехи короля,
забавы охотой, набирая мощь, разрастается великая метафорическая охота. Охота во все
государство, во всю государственную историю.
Метафоры, фигуры шекспировской поэтической речи, изучены. Но они не только
элементы словесной ткани, они неотрывны от движения, действия. "Мышеловка" не
только название пьесы, которой Гамлет пугает Клавдия, и не только стержень фабулы, но
и характер движения многих сцен; здесь полным-полно скрытых ловушек, хитрых
приманок, двойной игры, заманивания; борьба идет втихомолку, скрываясь, таясь, не
подавая виду, выжидая.
В "Лире" все иначе. Через эту трагедию несется, убыстряя ход, охота. Метафорическая
налетает на реальную, охота на охоту, впритык, вплотную, руша порядки, меняя мишени.
"Дракона в гневе лучше не тревожить",- первые угрозы. "Ты видишь, лук натянут" - и вот
Кента выгнали (поймают-"немедленная смерть"); Кент выследил Освальда;
Эдмонд затравил Эдгара; Корнуэл поймал Кента (забить в колодки!); взяли след Глостера;
обложили кругом Лира, петляют следы - шаги Лира от запертых ворот к замкнутым
дверям; сговариваются убить герцога Олбэнского, и сами попадают в его сети... Всего не
перечислишь. На каждом повороте событий петли, вырытые ямы, силки.
{154} Это не только словесная игра, а действие. Петли, действительно, затягиваются;
хворост, которым прикрыта яма, ломается под ногами... Лязгнуло железо: одного
поймали!.. Удрал, оставив в капкане окровавленную кожу. Эдгар выдрался из
человеческого облика - нагая, кровоточащая плоть, обнаженные нервы, боль и ужас,-
рванулся на волю и угодил на отца, того, кто ему расставил ловушку, и сам попал -
глазами на колья! - в яму.
Бока в мыле, морды в пене, плети, шпоры: скорее! за ним! Кто это в дупле дерева: зверь?
человек? Тот, кто был человеком. Заметают следы, вцепляются друг дружке в горло, рвут
свою плоть, когтят себя: отцы, дети, сестры, братья, мужья, жены - все втянуты в гон,
травлю.
Охота, где не ловят зверей, а обращаются в зверей. Истребляют не хищников, а, становясь
хищниками, весь род человеческий.
Охота или какая-то исступленная, дьявольская погоня?
Что она напоминает? Чье искусство приходит на память? Как ни странно, право же, его,
Папаши Гуся - так, по родству со сказочной Матушкой Гусыней, назвали в одной из