Мотрошилова Н.В. (ред.) История философии: Запад-Россия-Восток. Книга 1

Подождите немного. Документ загружается.

Красоты

другими идеями-ценностями.

Но эту

тенденцию

мы,

вместе

со многими современными авторами, считаем неотъемлемой

от

филосо-

фии,

хотя

требующей современного осмысления

преобразования.

б. История философии

как

процесс

и как

историческая саморефлек-

сия

(в

согласии, например,

Гегелем

или

Фейербахом) понималась

данном учебнике

как целостное, в основном преемственное и восходя-

щее

движение к обнаружению и постижению элементов философ-

ской

истины.

Однако

же

защищаемая

Гегелем

идея "телеологическо-

го",

т.е.

руководимого внутренней целью

предопределенного, постоян-

но

прогрессирующего продвижения философии

от

низшего

высшему,

от несовершенного

ограниченного

завершенной системе было нами

отвергнуто.

истории философии,

как и в

других

областях чело-

веческой

культуры,

более позднее, пусть

весьма значительное

фор-

мообразование отнюдь

не

обязательно является "более истинным"

великим,

чем

предшествующее.

философском знании

по

мере

его

развития, несомненно,

присутствуют

такие черты,

как его

обогаще-

ние,

расширение, видоизменение,

т.е. имеют место приращение зна-

ния, его кумулятивность.

Однако

при

этом каждое отдельное крупное

явление

истории философской мысли

не

"снимает",

т.е. не

устраня-

ет

и не

поглощает, значимость более раннего

по

времени философско-

го формообразования.

Так,

философия Аристотеля

не

"снимает"

как

более "высокая"

"научная" мысль Платона,

система Гегеля

не

"снимает"

(на что

явно претендовал

Гегель

и что

особенно акцентиро-

вала марксистско-ленинская философия) учения Канта, Фихте,

Шел-

линга. Каждый

из

выдающихся философов,

определенным правом

объединяемых

историческую целостность, которая именуется

не-

мецкой

классической философией, одновременно имеет самостоятель-

ное значение

вовсе

не

образует,

как'полагали марксистские интер-

претаторы, лишь "ступеньку" лестницы, ведущей

Гегелю,

через

него

— к

Марксу, преодолевающему якобы

все

ограниченности пред-

шествующей философии.

в.

При

этом, однако, живое

постоянное взаимодействие идей,

их

"приключения"

образуют

едва

ли не

самое увлекательное

в очном, а

чаще заочном, обнимающем все эпохи и регионы интеллектуально-

философском

диалоге, в свою очередь образующем существенную

часть диалога

культур

и диалога

внутри

каждой относительно само-

стоятельной

культуры.

Прослеживание того,

как

складывался

исто-

рии

мысли такой диалог,

как

существовало многоголосье спора-дис-

курса,

было одной

из

принципиальных задач, которые ставили перед

собой авторы учебника, примыкая

имеющим место

отечественной

мировой

литературе

пониманиям философии

и ее

истории

как

кон-

структивного,

все

более широкого

разнообразного диалога. Пред-

ставляя читателю

дивергенцию, т.е.

расхождение позиций

истории

мысли, реконструируя философию различных эпох

регионов,

мы

старались

не

забывать

о конвергенции, т.е.

объединении идей,

их схо-

ждении

главные проблемные пункты,

о перекличке

идей, существо-

вавшей независимо

от

того, "перекликались"

ли

идеи

по

сознательной

воле

их

создателей

или в

силу внутреннего родства.

Или,

напротив,

совершались

ли

противостояния идей из-за приданной

им

самими

их

творцами прямой полемической направленности против

других

идей

или

результате

объективной проблемно-содержательной противопо-

ложности предложенных различными авторами

подходов

решений.

г. Среди более конкретных аспектов историко-философского

диа-

лога, сохранивших свое значение

поныне, внимание

будет

обращено

на

следующие, причем

мы

снова

будем

понимать

их как

неснимаемые

историко-философские антиномии.

Это,

примеру,

спор о том, является ли философия по своей

природе и предназначению наукой (и

тогда

все донаучные

вненаучные

виды философствования

предстают

как

"неразвитые", "неподлин-

ные")

— или

научные, сциентистские

(от лат.

scientia

—

наука) идеи

концепции

совокупности составляют лишь

одну,

и не

обязательно

главную, решающую линию философского размышления. Так, бывшее

у нас сравнительно недавно расхожим марксистское определение фило-

софии

как

науки о

наиболее общих законах природы, общества

чело-

веческого мышления порождало особое отношение

истории мысли:

"научные" ориентации философии считались главными

предопреде-

ленными стать господствующими

истории мысли, причем

на

всем

"пространстве" философствования.

Между

тем и в XX в.,

когда наука

техника достигли небывалого развития,

безраздельном господстве

сциентистских подходов, какими

бы

влиятельными

они ни

были,

го-

ворить

не

приходится. Из-за этого парадокса

для

истории философии

возникает следующая трудная проблема: изображать

ли

историческое

развитие мысли

как

неуклонное движение

сторону научности

(что

предполагает "отсечение" или дискредитацию многих линий

тенден-

ций

философии прошлого

настоящего) или одновременно рассматри-

вать

качестве полноправный такие, например, виды философствова-

ния,

которые

еще

слиты

или

стремятся слиться

мифологией

рели-

гией;

или

такие,

где

наука

научность

не

считаются главными крите-

риями

высокого философствования

по той

причине,

что

совершается

поиск

неповторимой

и не

тождественной науке специфики философии.

_____

В данном учебнике,

противовес ригористическому историко-философ-

скому сциентизму, избран другой, синтезирующий путь: движению

философии

науке

научности

и, в

частности, философии науки

придается немалое значение;

но и

другие,

несциентистские

даже

антисциентистские виды философствования приняты

рассмотрению

качестве существенной,

не

теряющейся

глубинах

истории традиции.

Далее, издавна ведется спор

о том,

какое место философия

как

относительно самостоятельная часть

культуры,

обращенная

проблеме

всеобщего-особенного-единичного, занимает

культуре

сравнении

другими

ее

сферами, формами

результатами. Дискуссия упирается

вот

какой вопрос:

является ли философия венцом всего знания

человечества, его духа и

культуры

("наукой наук", вершиной абсо-

лютного

духа, как

полагал

Гегель)

или ей и ее

истории принадлежит

скромная

роль специфического вида познания

самопознания,

дос-

тупного лишь заинтересованной интеллектуальной элите

вряд

ли

нужного практике, отдельному человеку, погруженному

повседнев-

ные

дела

заботы.

Не

разделяя преувеличенных надежд, возлагае-

мых

на

философию

и ее

историю,

не

возводя

ее в

ранг единственной

вершины

культуры,

авторы учебника вместе

с тем

считали своим

дол-

гом

поддержать идею о высоком статусе философии и истории фи-

лософии,

вверенную

нам,

современным людям, великими предшест-

венниками.

При

конкретном освещении историко-философского

про-

цесса

мы

стремились выявить

те

главные

сплетения

форм

тенденций

культуры

повседневным бытием отдельных людей,

где

роль филосо-

фии

была уникальна,

т.е.

невосполнима ничем

другим

весьма

значительна.

И, в

сущности, рассказ

каждом крупном этапе истории

философской

мысли,

каждом великом

или

просто заметном филосо-

фе

— это

повествование

о том,

сколь реальным

значительным было

остается влияние философии

(но,

конечно, философии высочайшего

ранга)

на

культуру,

на

ценности

идеалы,

на

сознание

самосознание

индивидов

всего человечества.

В связи

длившимся

ряде стран, включая Россию, целые десятиле-

тия

подчинением философии

(ив

определенной, несколько меньшей

степени

—

истории философии) диктату марксистско-ленинской идеоло-

гии

следует

особо упомянуть

еще об

одной антиномии более широкого

значения.

Стоит вопрос: правомерно

ли

толковать философию, соот-

ветственно историю философии по-марксистски

— как

часть классовой

по

природе идеологии,

как

партийно-ангажированное размышление

(которому одновременно парадоксальным образом приписывается

ста-

тус "самой истинной" науки)

— или

философией

подлинном смысле

те или иные рассуждения и идеи мыслителей становятся

тогда

и толь-

ко

тогда,

когда они как бы превозмогают

всегда

имеющиеся идеоло-

гические, политические, партийно-групповые влияния и восходят имен-

но

к всеобщему в его смысле общецивилизационного, общечеловечес-

кого.

Авторы

учебника разделяют

вторую

позицию, что отнюдь не

связано с "модной" сегодня крайностью — простым вычеркиванием

Маркса и марксизма из истории философской мысли. Во второй кни-

ге учебника философскому содержанию этого учения —

одного

из

наличествующих в истории мысли и сегодня сохраняющих немалое

влияние

— посвящена особая глава.

При

этом защита неангажированной (в смысле приверженности

какой-либо идеологии), внепартийной (в смысле невмешательства в

историко-философское исследование партийно-политических симпатий

антипатий) позиции для одних авторов — более молодых — есть

простое и естественное следствие незасоренности их сознания недавно

еще господствовавшими догмами. Для

других

авторов такая неанга-

жированность предполагала

трудное

долгое

(не ограниченное по-

следними годами) преодоление философских и историко-философских

догм марксизма-ленинизма. Мы очень надеемся на то, что преодоле-

ние

хотя

бы в основном состоялось, и читатели

получат

учебник, сооб-

разованный с мировыми критериями, не подчиненный сектантским

партийным требованиям и принципам какой-либо одной идеологии, и

вместе с тем — учебник, в котором авторы развивают и аргументиро-

ванно

отстаивают именно

свое

понимание освещаемых проблем истории

философской

мысли.

Мы

отчетливо сознаем, что следование перечисленным выше, во

многих отношениях новым для отечественной и мировой практики прин-

ципам-антиномиям

"с первого

захода"

не могло привести к полностью

удовлетворяющим читателей, коллег, да и нас самих результатам. Огра-

ниченный

по

объему

учебник, одновременно посвященный философии

Запада, Востока, России,— первый такого рода опыт, и тут были

неизбежны издержки и недостатки. Мы

будем

стремиться преодоле-

вать их, продолжая

работу,

учитывая замечания коллег и пожелания

читателей, а также наши собственные, пока еще не полностью реали-

зовавшиеся устремления и замыслы.

ЗАПАД

ЧАСТЬ

АНТИЧНАЯ

ФИЛОСОФИЯ

РАЗДЕЛ

ВВЕДЕНИЕ

Проблема изложения,

хронологические рамки и периодизация

античной философии

ПРОБЛЕМА

ИЗЛОЖЕНИЯ

АНТИЧНОЙ

ФИЛОСОФИИ:

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ

ИСТОРИЧЕСКИЙ

ПОДХОДЫ

Приступая к античной философии, европейский историк философии

безусловно

чувствует

себя дома, потому что само слово философия и

понятие

философии появились в первой европейской стране — в Греции

VI в. до н.э.; здесь же были постепенно разработаны основные разделы

философского знания, понятийный аппарат и логический инструмен-

тарий философского рассмотрения. Наконец, основные институты, в

которых продуцировалось, сохранялось и передавалось философское

знание,

более того — культивировался философский образ жизни,—

они

также

суть

европейские установления.

В той же античности стало нормой рассматривать и

другие

фило-

софские

традиции. Греки никогда не ставили непреодолимых барьеров

между

свой и чужой — варварской — мудростью. И

хотя

поздний

греческий автор сочинения «О жизни, учениях и изречениях знамени-

тых философов» Диоген Лаэртий замечает: "...большая ошибка —

приписывать варварам открытия эллинов" (I 3), тем не менее начинает

он

свой

труд

указанием на то, что "занятия философией, как некоторые

полагают, начались впервые у варваров: а именно у персов были их

маги, у вавилонян и ассириян —

халдеи,

у индийцев — гимнософисты,

у кельтов и галлов — так называемые

друиды

и семнофеи..." (I 1).

Готовность рассмотреть и вместить

чужую

мудрость

— европейская

черта, прекрасная примета подлинной духовной широты подлинного

философа.

Таким

образом, принципиальное понимание философии европейской

античности сегодня, когда европейские ценности приобрели общече-

ловеческое значение и планетарное распространение, оказывается свиде-

тельством и гарантом самотождественности современного человека. Это

понимание

может проявиться двояким образом. Восстанавливая ан-

тичные концепции бытия и человека, мы в рамках данных концепций

можем ставить и разрешать определенные вопросы, используя изобре-

тенные в античности же инструменты философского рассмотрения, —

примерно

так же, как мы

можем решать определенные задачи геометрии

Евклида. Помимо этого,

мы

можем исторически корректно восстанав-

ливать процесс возникновения самих этих концепций, прослеживать

изменение понятий

эволюцию философских институций,

—

другими

словами,

мы

можем создать определенную модель исторического разви-

тия

того установления духовной жизни, которое

мы

называем античной

философией.

для

той,

и для

другой

цели античная философия

— как,

впрочем,

вообще европейская философия

—

благодарная

безусловно подобаю-

щая

сфера

хотя

бы по той

причине,

что обе эти

задачи

уже

античная

философия

постоянно ставила перед собой, предлагая различные

возможности

их

решения.

Когда Платон

«Теэтете»

рассматривает тезис Протагора "человек

есть мера

всех

вещей", только очень поверхностный взгляд усмотрит

здесь просто критику тезиса Протагора; гораздо скорее перед Платоном

стоит более серьезная

сложная задача: рассмотреть границы

возмож-

ности того взгляда

на

мир, который обусловил формулировку данного

тезиса, осознать

те

правила интеллектуальной игры, которые

он

задает,

—

насколько возможно

—

войти

в эту

игру,

но не

забыть

при

этом

подлинной реальности. Когда представители последней философской

школы античности

—

неоплатоники

—

постоянно соотносят свои

философские

построения

Платоном

стремятся полно

адекватно

истолковать

его

диалоги,

они

заняты примерно

тем же:

приняв опреде-

ленные правила игры,

они

осознанно подчиняются

им и

работают,

следуя

этим прекрасным правилам.

Однако когда

тот же

Платон

ряде диалогов

рассуждает

возникно-

вении

развитии

государства

появлении

в нем

образованности

культуры,

когда Аристотель

по

разным поводам собирает мнения

предшествующих мыслителей

целью показать,

как

возникло

развива-

лось

то или

иное понятие

или

дисциплина, когда

его

ученик Теофраст

собирает "мнения физиков",

Евдем

—

сведения

по

истории математики

астрономии,

— мы

здесь сталкиваемся

намерением выстроить

исторического характера модели определенных

духовных

реалий,

—

как

бы

скептически

мы ни

относились

историзму античности.

Поэтому изложение античной философии строится

на

основе

сочетания

двух

подходов:

одной стороны, речь идет

построении

определенной модели возникновения

развития первой европейской

философии

—

античной;

другой

—

выстраивается система основных

категорий, понятий

концепций, разработанных античными филосо-

фами,

которая позволяет охватить единым взглядом

их

мировосприятие

целом.

Два

разных

подхода

взаимно дополняют

друг

друга,

потому

что изложение исходит

из

того,

что

философия

— это

любовь

мудрости

(q>ik)-cyo(pia), которая специфическим образом проявляется

как

сфере умозрительной,

так и в

сфере реального исторического

бытия конкретной

культуры

—

европейской.

ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ

ОБЩЕКУЛЬТУРНЫЕ

БАРЬЕРЫ

Античная философия представляет собой

не

некое первозданное

неисследованное пространство. Наоборот,

она

есть

самого своего

возникновения

сфера постоянной рефлексии. Поэтому изложение

ее

сталкивается

целым рядом препятствий,

для

неискушенного

ума

неожиданных.

В самом деле,

первыми изложениями предшествующей фило-

софской

традиции

мы

сталкиваемся

уже в

самой античности,

и уже в

античности этих изложений много; вместе

с тем, дошедшие до нас

тексты античных философов представляют собой достаточно нерав-

номерную выборку из значительно большего числа созданных в

античности,

причем выборку, произведенную

как

античностью,

так и

средними веками

Возрождением.

Вот

почему перед нами неизбежно

встает

проблема источников.

Другое

—

неожиданное,

на

первый взгляд,

—

затруднение состоит

том,

что

несмотря

на

неполноту наших источников

мы

знаем античную

философию достаточно хорошо,

поэтому затруднительным оказыва-

ется

ее

исследование: действительно,

трудно

заставить себя

исследовать

то,

что хорошо известно, и

трудно

этому известному удивиться;

а без

удивления

нет не

только философии

(об

этом

мы

знаем

от

Платона

Аристотеля),

но, как

оказывается,

истории философии, потому

что

история философии

такой

же

степени философская дисциплина,

как

историческая.

Еще

от

Аристотеля

мы

знаем,

что

история греческой философии

начинается

Фалеса. Упоминавшийся

уже

Диоген Лаэртий, например,

который опирается

на

достаточно длительную традицию, выделяет

ионийскую, италийскую, платоновскую, аристотелевскую, стоическую

эпикурейскую школы,

а ряд

философов рассматриваются Диогеном

отдельно

— вне

этих школ.

Но мы

знаем также,

что

такое деление

на

школы,

частности выделение

четырех

ведущих

школ античности

—

Академии, Перипата, Портика

Сада

— до

известной степени отражает

реальное положение

эпоху эллинизма,

тогда

как

более ранний период

оказывается представлен

данной классификации совсем условно,

на

более поздний

она

естественным образом вообще

не

распростра-

няется.

Ряд

ранних философов были

в 1903 г.

объединены

собрании

«Фрагменты досократиков», составленном знаменитым Германом Диль-

сом

впоследствии дополненном

его

учеником Вальтером Кранцем;

шестое издание Дильса-Кранца вышло

1951-1952

гг. и

выдержало

еще

ряд

репринтов,

а сам

термин

досократики

постепенно приобрел

несвойственный

ему

смысл исторического понятия,

за

которым невольно

начинают усматривать самостоятельную историческую реальность,

некий

особый, самобытный феномен.

Точно

так же в XIX в.

возникает понятие

неоплатонизма,

заменившее собою также условное понятие

александрийской школы.

Но

те,

кого

мы

называем неоплатониками, сами себя считали просто

платониками — последователями учения Платона и почтительными

толкователями его сочинений: более всего они опасались упреков во

введении новшеств, неведомых Платону н

другим

божественным

мудрецам древности.

Возникшее в том же XIX в. понятие

эллинизма,

войдя в обиход,

также обросло целым рядом ассоциаций, никак не предполагавшихся

исходном греческом слове: оно стало противопоставляться эллинству

обозначать синкретическую

культуру

на просторах империи Александ-

ра Македонского, распавшейся на отдельные монархии. О том, что

само слово

кХХгглоцбс,

означало "подражание грекам" и "использование

чистого греческого стиля речи", при размышлениях об эпохе эллинизма

вспоминается редко.

Поколения

философов, историков философии, филологов работали

с этими категориями, далеко не всякий раз задумываясь об их историчес-

ком

содержании. Сами древние вообще не были озабочены тем, что

мы называем исторически корректным изложением истории философии:

такой форме задача просто не ставилась. Поэтому проблема классифи-

кации

исторических фактов, разделения истории на периоды, именова-

ния

того, с чем мы имеем дело, не должна превращаться в самоцель.

Но

наличие такой проблемы нужно иметь в

виду,

и при чтении того

или

иного изложения античной философии необходимо пытаться найти

за схемами и терминами то, что характеризует автора схемы и термина,

а что — историческую реальность. Сама же уверенность в том, что

совершенно определенная историческая реальность действительно

существовала и что при этом она доступна нашему познанию, —

совершенно необходима историку философии.

3. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЕ РАМКИ

Несколько

независимых

друг

от

друга

античных свидетельств

единодушно

утверждает,

что первым назвал философию философией,

а себя философом Пифагор. Но, говоря об истории античной фило-

софии,

мы безусловно должны иметь в

виду

ее предысторию. В связи

с этим обратим внимание на несколько важных моментов.

Европейская цивилизация относится к числу письменных цивилиза-

ций.

Более того, греки впервые изобретают алфавитное письмо. Это

произошло,

вероятно, в IX в. до н.э., а уже в

VIII

в. великий Гомер

создает первые великие письменные памятники — поэмы

«Илиаду»

«Одиссею».

Даже

если мы не

будем

вместе со многими античными

авторами возводить к Гомеру все науки, включая философию, факт

создания этих поэм был безусловно конституирующим для всей

греческой

культуры,

а сами они символизировали единство греков —

первого европейского народа — на протяжении всей античности.

В 776 г. были учреждены всегреческие спортивные состязания —

Олимпийские игры; второе значение

вслед

за Олимпийскими играми

имели Пифийские игры. Для историка философии это небезразлично,

поскольку з 582 г. на Пифийских играх были введены мусические

состязания,

в том

числе состязания

мудрости.

Так

называемые семь

мудрецов были названы здесь,

таким образом

их

мудрость

получила

всегреческое признание. Среди мудрецов

—

много законодателей

крупных государственных деятелей. Сама письменная фиксация зако-

нов

началась

этот период

— во

второй половине

VII —

начале

VI в.

После

594 г. в

Афинах проводит реформы

издает законы Солон.

В середине

—

второй половине

VI в.

ведущим центром греческой

цивилизации

становятся ионийские города

на

побережье Малой Азии.

Один

из

крупнейших

—

Милет, родина Фа леса, предсказавшего

солнечное затмение

25 мая 585 г.,

Анаксимандра, издавшего около

546

г.

первое

греков прозаическое сочинение, Анаксимена, научив-

шегося писать стилем простым

безыскусственным,

Гекатея, автора

многочисленных прозаических сочинений

по

географии, этнографии,

мифологии.

Пифагор

перебрался

Востока

Италию

основал свою школу

532

г. до н.э.

Ниже

мы

рассмотрим начало философии подробнее,

сейчас

же

ограничимся этой датой

качестве исходной

зафиксируем

один очень важный

для

понимания всей античной философии момент:

возникновение

пифагорейцев прообраза философской школы. Приняв

это

сведению,

мы

через тысячу

небольшим

лет

обнаруживаем завер-

шение античного этапа европейской философии

в 529 г. н.э.,

когда

император Юстиниан издал Эдикт

закрытии языческих школ,

вско-

рости последний

схоларх

Академии Дамаский покидает Афины

и с

несколькими

учениками

единомышленниками,

числе которых

Прискиан

Симпликий, устремляется

на

Восток.

499 г. до

н.э. Милет начинает ионийское восстание против персов,

закончившееся разрушением города

захватом

в 494 г.

Примерно

это

же

время

результате

заговора Пифагор перебирается

из

Кротона

Метапонт,

где и

умирает.

В конце 60-х годов V в. в

связи

развитием

демократии

Южной Италии

Сицилии разгоняются аристократически

ориентированные пифагорейские кружки

пифагорейцы лишаются

политической власти:

их

дома сжигают,

самих изгоняют

убивают.

В связи

с тем же

развитием демократии

городах

Запада

и в

Афинах

начинает интенсивно развиваться красноречие, появляются первые

учебники

первые учителя красноречия

—

софисты. Среди

них —

Протагор

из

Абдер,

выдвинувший тезис "человек есть мера

всех

вещей"

осужденный

Афинах

за

безбожие

в 411 г. до н.э. и

тогда

же

умерший

возрасте

70 лет; его

младший современник Гиппий

из

Элиды,

который специально занимался всем кругом дисциплин, необходимых

для воспитания благородного юноши; Горгий

из

Леонтин, изобретатель

показательных речей, приезжавший

Афины

в 427 г. до

н.э. испросить

для родного города помощь против Сиракуз.

399 г. до н.э.

афинские демократы казнят Сократа. После

его

казни

во

множестве возникают школы учеников Сократа

Афинах,

Мегарах, Кирене, Элиде; среди

них

далеко

не

первой

по

времени

возникновения,

но

безусловно первой

по

значению была школа, основан-

ная

Платоном около знаменитого гимнасия Академия

пригороде Афин.

Школа

Платона, возникшая после

387 г. до

н.э., представляла собой