Розеншток-Хюсси О. Язык рода человеческого

Подождите немного. Документ загружается.

кса. Он назвал наше вхождение в создаваемую речью — неважно, устной

или письменной, — связь именований «заключением мира», которое толь-

ко и избавляет нас от массовых, классовых и расовых заблуждений. За-

пад в лице своего образованного слоя воздвиг почти непреодолимую сте-

ну, препятствующую эмансипации от чистой абстрактной логики. В са-

мом Каире тебе нужно было бы сделаться в состоянии преодолеть эту

стену и обрести свободу чад Божьих, чада богов. Когда Гёльдерлин вос-

кликнул: «В руке богов я вырос», он тем самым превосходно «описал»

наше погружение в хаос, наш совместный выход из него благодаря язы-

ку и письму и проникновение в космос. Ибо не забывай: он возгласил и

написал это. Если бы он просто подумал об этом так, как думают логи-

ки, мы бы ничего не знали о нем, а он ничего бы не знал о богах. Жерт-

ва, которую он принес своим восклицанием, возвысила его до уровня

Гёльдерлина, предмета насмешек академических ученых, до уровня бе-

зумца, нашего помощника и целителя. Принесенная им жертва состоит

в том, что он написал это, осмелился написать, бросив написанное в

лицо обезвоженному миру. Так же Гор вошел в мир духов прежде всех

богов и разыскал, нашел, посетил остальных богов — все эти выражения

правильны. Поиск богов Гором — так может быть названа египетская

авантюра. В конце существования «территориального царства» богиня

Исида

все еще называлась

тысячеименной.

«Погоня за успехом» — так

называется наша последняя, упрощенная и обедненная разновидность

этой космической погони. Она не была дикой охотой Вотана и воинов.

Она была поиском, попыткой выяснить, может ли в именах богов быть

описан предполагаемый порядок космоса.

Попытка потерпела неудачу. Ибо, хотя наш Единый Бог и сотворил

Египет, он сотворил также дикие заросли, пустыню и оазисы. И бог

Сет постоянно воплощал собой это напоминание о заслугах только го-

ворящего, но еще лишенного письменности доисторического мира, а

в противостоянии хаосу, обиталищу чудовища Апопа, бог Сет был на

стороне новых богов.

«Апоп»

(«аапеп»)

означало «носящий 77 прокля-

тых имен», и в нем основанное Менесом «территориальное царство»

достигло той зрелости, благодаря которой отныне могло быть прове-

дено различие между эпохой Адама, тысячелетием родоплеменного

строя, т.е. эпохой, которую должен был воплощать собой Сет, и ми-

ровым периодом, предшествовавшим появлению племен, периодом

дочеловеческого,

никогда не могущего быть успешно поименованным

хаоса змея Мидгарда (98), мирового чудовища (99). Лапидарным вы-

ражением этого соединения собственного родоплеменного, доистори-

ческого прошлого с собственной историей «территориального царства»

было решение взять в солнечную ладью противника Гора — Сета, чтобы

он из нее победил чудовище. В эпоху

Vдинастии

в «территориальном

царстве» возникло учение, согласно которому вызывающий такой страх

Сет имеет и благодатную сторону, поскольку он успешно поражает ко-

пьем мировое чудовище, чудовище грозного вселенского хаоса, суще-

ствовавшего еще до наступления века устной человеческой речи. Это

стремление воздать должное доисторическим временам собственной ис-

тории отличается столь глубоким смыслом, что в течение первых пяти

столетий Египта оно еще не могло осуществиться. Но в постоянно пред-

243

принимаемых попытках воздать по заслугам Сету разгорается такая же

битва, которую церковь должна была вести против Израиля. Предше-

ствующая эпоха становится «эпохой Сета» лишь ретроспективно. И по-

тому Сет не является богом коренных жителей. Ведь они верили только

в духов и общались только с духами, а не с богами. Точно

также,

как не

может быть Ветхого завета, если нет Нового завета, предшествовавшее

Ною человечество, человечество до преодоления потопа, не могло еще

выразить свою общность в едином имени. Ведь оно не могло видеть себя

с позиции «потом». Но именно это могли сделать последователи Гора. С

точки зрения людей Гора Сет описывает то время племени, за пределы

которого они вышли. И это — самое удивительное в том письменном

знаке, в котором ты узнаешь Сета. Он появляется как подлежащее отри-

цанию, вооруженное копьем, даже неизвестное нам и, возможно, унич-

тоженное животное, которое — согласно иероглифу — эвфемистически

также охотно описывают с помощью второго имени Гора. Тогда два Гора

должны быть прочитаны как «Гор и Сет». Так последовательность пре-

вращается в

рядоположность

или, выражая это определеннее, время пре-

вращается в пространство. В этом превращении заключены и величие, и

нищета. Ибо ты, как и фараон, не можешь безнаказанно превращать вре-

мена в пространства. Фараоны пошли на крайность. Они заключили все

времена в пространства. Таким образом, они строили для вечности. В

этом смысл пирамид. И потому сооружения фараонов и сегодня стоят

как исключительный случай отмены смерти, неистового стремления к

бессмертию, когда каждое время созидалось и описывалось навсегда.

Все мировые уклады неправильно понимают место смерти в жизни.

Смертность наилучших законов, смертность прекраснейшего космоса —

эта истина скрыта от тех, кто верует в мироздание. Поскольку фараоны

стремились отрицать смерть, их «территориальное царство» бесследно

погибло, когда пришел тот, кто в дополнение к гибели античного мира

принял настоящую, неизбежную смерть, и благодаря ему на смену звез-

дным путям детей космоса пришла свобода чад Божьих.

Твой

Ойген

244

Седьмое письмо в Каир

Три тайны разума

Дорогая Синтия!

Публично используемое на Ниле письмо связано с тремя тайнами.

Первая — это освобождение человеческого тела от нанесенных на него

письмен основных установлений племени; накожные руны перестают

быть пожизненной принадлежностью прекрасного облика человека и

навязывать ему свой закон. Вторая — это проникновение в откровение

мира; языки танцующих шаманов и колдунов, действующие в преходя-

щих людских сообществах, умолкают. Бессмертные камни, золото и дра-

гоценные камни учат египтян бессмертию, предписывают его им. Третья

тайна — принадлежность этих камней, в том числе драгоценных, к кос-

мическому целому. Многие небеса и обе земли к северу и югу от Мем-

фиса, будучи описаны, запечатлеваются в сердце и устах своих деклама-

торов.

Методы египтологии оставляют без внимания все эти три тайны. Ан-

титеза накожным рунам, выход в вечный мир, якобы не подверженный

смерти, отодвигается на периферию исследования, так, словно это явля-

ется простой случайностью. Так что вечное возвращение в качестве мыс-

ленной заповеди культуры речных долин захватило только Ницше, а

египтология отказывается от того, чтобы пытаться понять что-то боль-

шее, нежели симптом. Эверт

(Everth),

осознавший целое, был объявлен

еретиком. Третья тайна — смысл обособления нильского универсума,

наполовину небесного, наполовину земного, т.е. страны бога Гора, — в

духе умонастроений, свойственных читателям газет, оказывается поме-

щена на прокрустово ложе наших представлений о небе и земле, соответ-

ствующих уровню развития ученика начальной школы. То, что было зву-

чащимдомом богов, возвещенным, вписанным, начертанным, продол-

жающим писать, подлежащим переписке, интерпретируется как нечто

астральное (т.е. астрономическое) или географическое в нашем совре-

менном смысле, т.е. как немая природа. Три четверти легенд о культе

Солнца у египтян являются пустой болтовней, поскольку Солнце как

дневное небесное светило никогда не могло иметь определяющего поли-

тического значения. Ибо всякая политика должна связывать времена и

создавать пространства, выходящие за пределы одного дня. Таким обра-

зом, политика никогда не может быть основана на повседневности. Даже

материалистически настроенные русские должны отмечать день рожде-

ния Ленина и годовщину Октябрьской революции. Однако это — особые

дни. Возможно, день повседневного труда и можно отмечать 1 мая, —

этот праздник сперва был затеей американских рабочих в 1889 г., — но

лишь при условии, что именно в

этот

день не работают! Он должен ос-

таваться единственным.

Но когда, наконец, оказываются открыты эти три тайны, господству-

ющие над всеми иероглифами и сокрытые во всех иероглифах, то это

воспринимается как чистейшее надувательство. Ни в одном печатном

245

органе египтологии, будь то книга или журнал, не были хотя бы чисто

библиографически упомянуты написанные мной сотни страниц, посвя-

щенные исследованию египетского государственного устройства. Пото-

му и получается, что так называемый культ Солнца в Египте считается

тем культом, который «постепенно» — излюбленное слово дарвинис-

тов — заменил собой культ Гора. При этом само слово используется так

некритически, словно оно относится к одному и тому же кругу верую-

щих. Но это — petitio principii (100). Разве истинно то, что превознесение

Солнца и часов его движения ночью и днем конституировали Египет

точно так же, как Гор и Хатор,

Исида

и Осирис? Верно ли то, что дви-

жение Солнца с востока на юг и на запад когда-либо могло заменить со-

бой победный полет сокола на север вплоть до околополярных звезд на

небе и до

Библа

на земле? Все это неверно. Иероглиф для обозначения

Гелиоса, Ра, т.е. Солнца, — это письменный

знак

для обозначения от-

дельного дня. Но отдельный день является доисторическим, лишенным

истории. Таким образом, культ Солнца подходит для не имеющего исто-

рии слоя общества — точно

также,

как культ Девы Марии обеспечивает

обыкновенным христианам и убогим старушкам некую причастность к

героическому христианству без собственного подвижнического свиде-

тельства. Ничего не пишущее, не участвующее в управлении страной, не

находящееся в движении от Нубии до Библа население египетских зе-

мель с помощью восхваления Солнца становилось причастным к культу.

Я хочу обосновать это,

ограничась

только одной деталью. Гор, бог-сокол,

несет на своих крыльях Солнце к северу. Широко раскинув крылья, зо-

лотой сокол сидит в царской ладье, соединяя один за другим те номы,

которые расположены

по

ходу разлива, начинающегося

от

Асуана, и пре-

образуя их тем самым в обе земли царства. По образцу этой величествен-

ной парадной ладьи, несущей трон Гора, спустя примерно 500 лет была

создана солнечная ладья. Таким образом, эта ладья предназначалась для

оседлого населения, которое почти ежедневно переправлялось по реке с

востока на запад или плавало вверх по течению. Ибо Солнце не участвует

в движении по главному направлению — течению реки с юга на север.

Таким образом, для оседлого населения, которое почти ежедневно пере-

секало реку поперек, т.е. с востока на запад или с запада на восток, сол-

нечная ладья была символом, неким соответствующим их опыту отраже-

нием царского деяния их правителя, плывущего в ладье Гора. Это пре-

вращение или отражение с изменением направлений на небе затронуло

даже мельчайшие детали.

Ладья Гора повсюду сталкивается с Сетом и вступает в противобор-

ство с его людьми и зверями. До начала разлива бог Сет в течение четы-

рех месяцев засухи является господином иссохшей земли и млекопита-

ющих, живущих на твердой почве. Таким образом, Гор вытесняет Сета

лишь на время разлива и его спада. Никогда только Сет или только Гор

не могли овладеть Египтом. Царица всегда должна была именоваться:

«та, которая видит Гора и Сета». Но как же тогда следует снаряжать сол-

нечную ладью в отличие от ладьи Гора? Культ очень легко решает этот

вопрос. Сет считается капитаном третьего ранга солнечной ладьи. Таким

образом, тот же самый Сет, которого изгоняет летящая на север вместе

с разливающимся потоком ладья Гора, становится героем, на солнечной

246

ладье одолевающим водяного дракона

Апопа.

Диалектика здесь оказыва-

ется в высшей степени точной. Ибо Гор помогает царю добиться побе-

ды в его борьбе против Сета. Но Солнцу помогает одержать победу Сет.

Добиться триумфа над

Апопом

Солнцу помогает именно Сет. На осно-

ве движения Солнца в течение 365 дней года в эпоху правления

Удина-

стии удалось достичь того равновесия, к которому прежде тщетно стре-

мились, — равновесия между временем засухи в обеих землях, «Сетом»,

и благословенной порой обеих земель,

«Гором».

В течение предшеству-

ющих столетий это напряжение между засухой и обводнением искало

себе выражения. Ибо мы, люди, говорим с богами, и Бог говорит в нас

самих лишь там, где всегда действует вечная жизнь. С другой стороны,

ничто и никто в видимом мире не бывает зримым всегда и везде. Таким

образом, всякий бог посредством невидимости взывает к нашей вере, а

посредством своей зримости — к нашему пониманию. Всякий бог по-

переменно является видимой и невидимой силой. Для одного Эла среди

Элохимов это — минимум: ему должны быть присущи зримость и не-

зримость. Но частичные боги, боги грома или грозы, не идут дальше

временной доступности восприятию. Выявленные Узенером (101) «боги

случайных обстоятельств» характеризуются лишь неожиданными чудес-

ными свершениями. Ведь всякое чудо — это только уникальное прояв-

ление закона природы. От такого неповторимого явления, «чуда», где,

вопреки Узенеру, имя бога, возможно, неуместно, вера египтян ведет

их к тому, кто временами отсутствует, временами присутствует, т.е. к

попеременно возвращающимся и попеременно удаляющимся богам.

Именно поэтому прообразами, воспринятыми у небес и земли, были

Гор и Сет. Они создали границы Египта, они сделали его постижимым.

Они определили его размеры, и благодаря им понимание вечно возвра-

щающейся, хотя и постоянно изменяющейся природы стало чем-то не-

посредственно переживаемым, осуществимым и выступающим в каче-

стве образца.

Школы, придерживающиеся теории локальных богов и культа Солн-

ца, превратно истолковали многие надписи, запечатлевшие деяния Гора

и Сета, отнеся их к повествованию о неких исторических процессах. Над

этими «выдающимися просветителями» уже посмеивался пожилой вен-

ский исследователь, великолепный

Йозеф

Краль

(Krall).

Если, согласно

одной из надписей, 363 года отводятся господству Сета, то сюда мгновен-

но подставляют 363 года власти

гиксосов.

Между тем, речь шла лишь о

календарном годе, состоящем из 360 и 5 дней или из 360 и 5 лет, по-

скольку третий день в этих дополнительных пяти днях принадлежал

Сету. Фараон

Перибсен

подверг испытанию письменность для того, что-

бы принять в расчет этот неизбежный дуализм бога засухи и бога разли-

ва: Перибсен поместил Сета рядом с Гором на письменном знаке для

обозначения дворца. И ты, и я можем испытать ощущения Перибсена.

Благословенный разлив, вызванный таянием снегов, никогда не может

всецело стать господином земли. Он приносит благословение, только

будучи преходящим. Вера, которая всегда должна властвовать без каких-

либо ограничений, здесь сталкивается с серьезным препятствием. Ибо

как вера устанавливает это царство царя пустыни, Сета, если размеры

этого царства уменьшились почти до нуля? Как она устанавливает пре-

247

дел подъему вода! в Ниле, не нанося оскорбления божественной власти?

У того, кто попытается осмыслить ежедневное изменение пропорции

между землей и водой, этой опасной, никогда не остающейся статичной

пропорции, каждый день увеличивающейся или уменьшающейся по

сравнению со средней величиной, откроются глаза на роль двух земель

и на функцию Осириса и Исиды, находящихся между Гором и Сетом, в

структуре мышления обитателей долины. Каждый, отважившийся про-

никнуть в прилегающую к Нилу землю, существовал в состоянии неус-

тойчивого равновесия между Гором и Сетом, между наступающим поло-

водьем и надвигающейся засухой. Он становился египтянином благода-

ря тому, что целиком покорялся ритму этих изменений. И чем сильнее

он покорялся, тем больше он мог надеяться на скорое овладение этим

ритмом. Путь того, кому надлежит им овладеть, проходит сквозь страс-

ти — будь это страсти сердца, земли или неба. Для того чтобы овладеть

Гором и Сетом, как это делает царица, которая видит их обоих, фараон

должен был «привлечь» их к себе, «наряжаясь» ими. Без этого двойного

одеяния он не смог бы стать магнитом, притягивающим поселенцев.

Степень его силы притяжения определялась бы тогда степенью его соб-

ственной убежденности в том, что он воздает должное обеим крайнос-

тям, Гору и Сету, в их вечном возвращении и в их вечном чередовании.

Поэтому календарь, состоявший из трех времен года, — времени разли-

ва, времени посева и времени засухи, — стал величайшим установлени-

ем, определявшим жизнь дома этой двойственности. Две земли — не

просто Верхний Египет и Дельта,

две территории, соотношение площа-

дей которых ежедневно менялось, при том что ни одна из них не могла

исчезнуть совсем, — беспрестанно росли и уменьшались. Два бога насту-

пали или отступали, и подданный был обязан повиноваться им обоим.

Фараон должен был существовать в качестве живого примера этого веч-

но изменяющегося повиновения. Календарь стал чудом, ежедневно со-

вершаемым фараоном. Он, подобно Солнцу и Луне, ежедневно жил вы-

падающим на

этот

день «золотым сечением» засухи и воды. Это стало

участью всех царей. Вечность описывала над ними круги.

Признавая двойственное число «Гор и Сет», мы проникаем в египет-

ский культ (102). Напротив, у того, кто считает Сета одним богом, а

Гора — другим, Осириса — одним богом, а Ра — другим и

д.,

нет ключа

к воротам храма. Целое всегда предшествует своим частям. Все египет-

ское письмо уже налицо в первый день благодаря Гору и Сету, благода-

ря готовности правителя своею жизнью показать пример того, как они

преобразуются во времени, и сделать это так, чтобы никто из подчинив-

шихся этому примеру не пострадал. Ты можешь дополнительно прове-

рить это утверждение, представив себе, что произошло бы, если бы Гор

и Сет со своим календарем остались непонятыми. Я попытаюсь показать

тебе это. Китайский император перенес правила игры, принятые на

Ниле, надве великие реки. И он, подобно фараону, получил вследствие

этого повиновение на срок почти 3000 лет. Недаром плуг был его отли-

чительным знаком. Но некий дипломат красноречиво засвидетельство-

вал для нас хрупкость этого царства: «Ни в какой другой стране страда-

ния населения не приобретают такого апокалиптического размаха, как в

Китае. Наводнения и периоды голода следуют друг за другом с

удручаю-

248

шей регулярностью, а отсутствие устойчивых путей сообщения делает

невозможной соответствующую помощь. Провинции размером с евро-

пейские государства и с населением от 10 до 60 миллионов человек при

разливе великих рек оказываются под водой либо испепеляются затяж-

ными засухами. И тогда начинаются гражданские войны, которые выс-

тупают всего лишь в качестве проявления крайне тяжелого экономичес-

кого положения. Сообщается о десяти, двадцати, пятидесяти миллионах

погибших. И тогда напрашивается вопрос: «Так ли это на самом деле?»

Но это именно так. Если и есть какая-то ошибка, то лишь потому, что

число жертв занижено. Патер Вигер (Wieger) называет это большим кро-

вопусканием в перенаселенной и плохо управляемой стране. Моя голо-

ва поседела после того,

как

я проехал по китайской провинции, в кото-

рой свирепствовал голод» (103). Сделай выводы из этой ужасной карти-

ны, и ты поймешь, насколько греховным, насколько «неестественным»

было вовлечение бедуинов, кочевников в систему разделения труда на

Ниле. Египет — это земля со знаком «минус». «Разумные» люди за 3000

лет до Рождества Христова смеялись над самой идеей связать свою жизнь

с разливом и засухой. «It can't be done» (104). «Это полнейшая бессмыс-

лица, — кричали воины с накожными рунами. — Вы идете в хаос. Кро-

кодилы! Гиппопотамы!» И когда нанесение татуировок впервые прекра-

тилось, когда вера была соотнесена со звездами, воины племени пришли

в ярость. Воины, о преодолении сопротивления которых нам сообщают

шиферные палетки фараона, наверняка сетовали на утрату националь-

ной чести и кричали о богохульной отмене культа предков и о мировой

революции.

И на то были основания. Страдания, изображаемые Варэ и терзав-

шие в Китае миллионы человек, имели место и в Древнем Египте. Один

современный экономист дает беглое описание того, чего бедуины не

могли ни понять, ни предвидеть: «In contrast to the nomadic peoples, the

cultivator commits himselfto improvements fixed in a particular place.

Without such improvements human life must remain elementary and little

removed from that ofanimals. And how large a role have these fixtures played

in human history! It is they, the cleared and cultivated lands, the houses and

the other buildings, the means

communication, the multifarious plant

necessary for production, including industry and mining, all the permanent

and immovable improvements that tie a human community to the locality

where it is. They cannot be improvised, but must be built up gradually by

generations ofpatient effort, and the community cannot afford to sacrifice

them and start elsewhere. Hence that territorial character ofsovereignty

which permeates our political conceptions» (105). Речь шла не только о

борьбе не на жизнь, а на смерть. Это был неустранимый разрыв со всем

предшествующим языком, всеми предшествующими духами. Из черно-

го возникло белое, из минуса — плюс. Тогда, за 3000 лет до Рождества

Христова, весь мир Передней Азии и Египта мучительно искал реше-

ния той же задачи. Поэтому я не формулирую тебе эту задачу на при-

мере индейцев майя, китайцев, перуанцев или мексиканцев. Имеется

даже символ, проходящий по всему миру от оазиса

Юпитера-Аммона

до Элама (106), который возвещает нам новые устремления, новую

веру, вечное возвращение вместо духов войны.

249

Сообща пережитое чудо, случившееся в 3000 г. до Рождества Христова

с пастушьими и занятыми мотыжным земледелием племенами, нанося-

щими руны на свою кожу, было, так сказать, благословением проклятия,

а именно, безопасностью в половодье, овладением прежде недоступной

областью природы. На Тифе, Евфрате и Ниле было нарушено табу еже-

годного разлива, вынуждавшего племя отступать перед ним. Неожидан-

но обнаружилось, что к чудовищным силам, во много раз превосходя-

щим силы современных машин с двигателями мощностью в сотни лоша-

диных сил, можно приспособиться.

Как и в наши дни, вызывали ужас испепеляющая засуха и смываю-

щий все разлив, но во всем пространстве «территориальных царств» в

силе было одно и то же решение, одна и та же разгадка сокрытой миро-

вой тайны: так благословить два наводящих страх чудовища, чтобы они

сплелись и неразрывно соединились друг с другом. Союз огня и воды в

кузнечном горне понятен даже нам. Укрощение чудовищ засухи и поло-

водья нам не столь близко. Таким образом, ты должна приложить усилия

для того, чтобы остудить страсти ревущего, вопящего, спасающегося бег-

ством полчища и воздать должное календарю жрецов, вычисляющих пе-

риоды половодья и засухи. Я поставил вопрос таким образом: «Как мож-

но

было

высвободить силы звездочетов для неустанного, непрерывного,

усидчивого наблюдения неба и земли в течение четырехсот, пятисот лет,

тысячелетия?» (107).

Ибо то, что дошло до нас от астрономии древности, — это отнюдь не

идеи отдельных мудрецов. Необходимо было изо дня в день делать за-

писи. Они принесли свои плоды лишь после столетий кропотливых на-

блюдений. Сначала небо представало чем-то лишь приблизительно изу-

ченным, а земля отличалась разнообразием. Но писцы, сидя на своем

месте

изо

дня вдень, а точнее, из ночи в ночь, отважились с понима-

нием вмешаться в чередование засухи и половодья и, пристально рас-

сматривая и то, и другое, изучить связь между ними и даже положить

ее в основу никогда прежде не бывавшего устроения жизни. Таким об-

разом, руководствоваться надлежало не половодьем или засухой. Тот,

кто стремился превратить проклятье в благословение, должен был ру-

ководствоваться законом возвращения в процессе чередования. Первой

догмой всех обитателей земель, лежащих в долинах рек, было вечное

возвращение, смена засухи половодьем. Ежегодные праздники, юби-

леи, Хебсед (106), Великий год, разделение года на три времени года по

120 дней в каждом с дополнительными пятью днями Нового года, ко-

торые до сих пор продолжают жить и у нас в промежутке между 24 фев-

раля и 1 марта, — все это коренится в открытии мирового порядка, ко-

торый можно использовать, так как он представляет собой возвращение

в процессе чередования. Новым условием наступления этого мирового

порядка и его использования, — условием, неведомым охотникам и па-

стухам, — было беспрестанное, никогда не прекращающееся наблюде-

ние. Таким образом, сначала оседлыми стали звездочеты, и лишь потом

крестьяне. Иероглифы «миллионы лет» и «вечность» появляются с пер-

вого же мгновения этого процесса. Ибо эти понятия предоставляли но-

вые границы, внутри которых отдельно взятое половодье или засуха

нынешнего года уже не вызывало ужаса.

250

В Месопотамии и на шиферных пластинках для растирания космети-

ки, появившихся на Ниле, это установление отношений с чудовищами,

совладать с которыми раньше никогда не удавалось, выражается одним

и тем же исполненным фантазии знаком: человек невозмутимо стоит

между двух чудовищ и либо принуждает их смотреть друг на друга миро-

любиво, железной хваткой держа их обоих за шеи, либо даже переплетает

их длинные шеи друг с другом. Обстоятельства, при которых были най-

дены эти изображения, позволяют предположить, что данный символ

был изобретен в Месопотамии и был затем подхвачен Египтом. Высший

расцвет многих великих изобретений часто происходит не в той стране,

где жил изобретатель. Расцвет буддизма произошел не в Индии. Общее

грандиозное впечатление было переработано в новом образе. Особенно

важно для тебя в Каире осознать, что представление о двойственном чис-

ле чудовищ, которые должны вечно взаимодействовать друг с другом и

которые, тем самым, перестают быть ужасными, питало всю древность

вплоть до легенды о Ромуле и Реме. Но прежде всего это двойственное

число создало и определило письменную речь Египта. Гор и Сет — это

способ выражения такого дуализма, толкование которого я тебе уже дал.

Но мы имеем и письменное доказательство этого. В середине пути от

Асуана до Мемфиса, почти точно в центре Верхнего Египта, расположе-

но главное святилище Хатор, Гора и Сета. Этот

храм,

одновременно быв-

ший главным городом нома, у греков назывался Кузами (по-египетски

он именовался Кус). Поговорим о нем. Так вот, в этом храме символ,

предположительно проникший из Месопотамии, включен в герб города.

Я должен выразиться точнее: имя «Кус» записывается иероглифом с

изображением человека, который склоняет шеи двух чудовищ друг к дру-

гу. Знак является настолько старым, что его писали без каких-либо до-

бавлений. Ни один египтолог не сомневается в том, что письмена Куз

восходят к первой эпохе «территориального царства». Здесь мы видим,

как двойственное число, которое доставляет нам столько хлопот, начи-

нает свое победное шествие в области древнего мышления. Тот, кто с по-

мощью пространства хочет выразить время, сталкивается с серьезными

трудностями. Древний символ сплетает между собой двух чудовищ. Но

следует постоянно помнить и о Горе, и о Сете, хотя во времени они сме-

няют друг друга. Следствием этого было мнение исследователей, соглас-

но которому здесь изображено примирение двух противников и заклю-

чение мирного договора. Выбор символа для обозначения центра стра-

ны, огромное святилище

Хатор-Исиды,

Гора и Сета опровергает это рас-

судочное объяснение. Именно потому, что оно рассудочно, оно не явля-

ется разумным. Рассудок порабощен пространством. Он видит то, что

есть. Но подразумевать, удерживать в памяти нечто такое, чего в данный

момент нет, т.е. в Рождество — самые долгие дни лета, в новое время —

древность, может только разум. Ибо он собирает и накапливает то, что

исключено из пространства. 2 плюс 2 для рассудка равно 4. Для него А

также равняется А. Первое, что должен выучить ребенок для того, чтобы

стать разумным, — это то, что оба эти суждения справедливы только от-

носительно мертвых вещей в пространстве, поскольку они окружают нас

одновременно. Тогда эти суждения самоочевидны. Для живых времен и

для живых существ оба эти триумфальные достижения логики являются

251

глупыми и вредными. В политике возникает невообразимая путаница

всякий раз, как идеалисты осмеливаются перенести оба эти суждения о

вещах на живые души. Письменность фараона начинается с победы ра-

зума: ничто не является лишь тем, чем оно представляется в данное

мгновение. Все письмо построено вокруг этого. Поэтому сказочные жи-

вотные на палетке фараона Нармера и в письменном знаке для обозна-

чения центра страны, Куз, никогда не исчезали. Хороший вкус лишь

приблизил их к повседневной действительности. Ведь в действительно-

сти нельзя связать узлом шеи живых чудовищ. Это продолжает вызывать

ужас. Символ высвечивает первоначальную великолепную отвагу.

Но когда победа над половодьем стала чем-то привычным, чудовищ

стало возможным заменить прекрасным знаком «сема». На цоколе тро-

на каждого фараона в течение 3000 лет высекали знак «сема»; боги стра-

ны сплетают на нем лотос и папирус, чтобы фараон мог стать живым

голосом эонического «территориального царства». Так говорят о нем

древние тексты. Голос эонического «территориального царства» — это

голос, вписывающий в простое мгновение бытия вещей божественный

смысл вечного возвращения. Благодаря этому пишущему голосу мир

превращается в дом богов, понятый как место, где ведется оживленней-

шая беседа. Таким образом, мир воспринимается только в состоянии бе-

седы, — или, как напыщенно выражают это нынешние теологи, в состо-

янии «диалога». Именно открытие письма призвано описать мир как

«диван»,

как общество богов, ведущих между собой беседу. Эта могуще-

ственная сила письма могла быть освобождена не ради повседневных

событий: начинался новый «день», новый зон. Только идиоты могут счи-

тать день библейской истории творения состоящим из 24 часов. Фараон

и Моисей спорят из-за эонов. Это стоит того. Поэтому письменный знак

для обозначения зона открывает новую ступень нашей истории, ступень,

впервые применившую кдолине, периодически заливаемой половодья-

ми, вечный закон творения: «Последние станут первыми». Бесплодный

камень, который останавливавшиеся в оазисах кочевники отбрасывали

прочь, отныне станет описывать великолепие постоянного возвращения.

Ведь Ветхий завет отмеривает тысячелетия нашей истории как мгнове-

ния. Поэтому с библейской точки зрения ежегодное освоение орошен-

ных разливом долин воспроизводится только в виде короткой истории

Ноя. Ты уже читала об этом в моей книге «Полнота времен». Но это ве-

личественное благословение правителю, не падающему духом перед ли-

цом потопа, пусть будет еще раз со всей определенностью высказано по

отношению к фараону: «Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод

и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся» (Быт. 8:22).

Здесь область Гора и Сета признана очищенной от характерной для

Египта власти случая и увековечена. То, что удалось сделать Пифагору

благодаря его «азбучному подходу» в области мышления применительно

к прямоугольному треугольнику, сторонами которого были Осирис,

Исида

и Гор, удалось совершить Библии по отношению к Гору, Хатор и

Сету, по отношению к переплетению гигантских противоречий в приро-

де любой части и любого мгновения мира.

Итак, мы возвращаемся от образа Ноя к фараону — точно

так

же, как

от Пифагора мы перешли к Гору. Ибо мы сможем воздать должное на-

252