Розеншток-Хюсси О. Язык рода человеческого

Подождите немного. Документ загружается.

этом средоточии господства Всевышнего Бога, поскольку он «не поста-

вил ни одного из Элохимов, ни одну из сил, причастных к божествен-

ной сущности, в именительном падеже» (Франц

Альтхейм

(Altheim)).

Для нас имеет огромное значение не только то, что у

Заратуштры

все

силы, действующие во взаимоотношениях между нашим Господом и

нами, людьми, появляются в творительном падеже, но и то, что по-

здняя «Авеста» в бездумном окостенении неправильно использует эти

формы творительного падежа как именительные. Теологи часто посту-

пают так же, как «Авеста». Моисей пытался защитить Бога, никогда не

называя его без присовокупления глагола: имя Яхве было и оставалось

предложением, и в выражении схоластики «actus purissimum» (49) этот

глагольный аспект был сохранен в силе, по крайней мере, теоретичес-

ки. Но наш сегодняшний язык превращает Бога в вещь: ведь он назы-

вает его понятием. Очевидно, понятие Бога — это точная противопо-

ложность Богу Моисея, который называл Его «Тот, кем я буду». Мы не

будем богохульствовать лишь тогда, когда услышим в Его имени: «Я

буду таким, каким вы меня еще никогда не знали». Но мы богохуль-

ствуем, если ставим Бога в винительном падеже. Иисус стал Сыном для

того, чтобы Бог смог выступать в винительном падеже, поскольку мы

ведь хотим увидеть, а все видимое — это всегда объект, нечто «accused»,

обусловленное. Бог не мог преодолеть нашу глухоту и слепоту, нашу

бессердечность и черствость иначе, чем позволив воспринимать его в

винительном падеже. Современные физики ныне опять обнаруживают

в своих объектах и винительных падежах живых и воздействующих на

этих самых физиков собратьев. По отношению к распятию Христа фи-

зики движутся по дороге, на которой все тварное может снова превра-

титься из объектов в братьев и сестер. В древнеперсидском языке эта

внутренняя свобода еще могла утверждаться с помощью грамматичес-

ких окончаний. Кажется, что физикадаже слишком поспешно полюби-

ла свои объекты в качестве «ты» и воздала им соответствующие почес-

ти. С нашей точки зрения, это все чересчур радикально, потому что мы

так долго ждали этого изменения образа мыслей. Ведь этого, к сожале-

нию, нельзя добиться простым изменением позиции на противополож-

ную. Творец, твари, творение остаются, а электрон, братское «тебя» и

божественное «Я, Господь» сохраняются в таком виде, что даже «оно»,

электроны, могут потребовать себе умельцев, способных обращаться с

ними. Члены сообщества встречаются нам в трех лицах — в звательном

падеже, в творительном падеже и в винительном падеже.

Заратуштру

отличает то, что он усматривал в нашей способности именования нашу

суверенную власть, при помощи которой мы каждый день ощущаем

требование подобающим образом разделять и воспринимать три лица

божества: ведь поистине чуду подобно то, что наше любящее сердце

каждый день должно заново устанавливать троичную реальность.

Чудо — это естественный закон уникального события, поскольку чудо

вызывает к жизни такое соединение прежде не связанных друг с другом

созданий — будь то так называемые вещи или люди, — которое рань-

ше еще никто и никогда не осмелился осуществить и которое впослед-

ствии, возможно, перестанет быть необходимым. Чудо произошло с

Анной, Марией, скотом Заратуштры.

293

П. Язык

как

жизненный процесс: схема

Разделение областей исследования снова и снова угрожает «расщепить»

единую и очень простую историю человеческого рода, воплощенную в

его языке, его молитвах, его священных именах, на дисциплины, не зна-

ющие подлинной дисциплины. Так от внимания ускользает то, насколь-

ко близок был Кир к императору Константину. То, что было задачей

Кира в 540 г. до Рождества Христова, и то, что должен был сделать Кон-

стантин в 325 г., призывание Единственного истинного Бога, все же ока-

зывается не чем иным, как возобновлением Откровения у неопалимой

купины, сведением воедино трех времен, для язычников остававшихся

навечно разъединенными — будущего, прошлого, настоящего. Бог живет

лишь там, где все эти времена остаются его временами. Гитлеры живут

в прошлом, политики-конъюнктурщики — в циклическом настоящем, а

преисполненные тоски по недостижимому страдальцы — в тотальной ре-

волюции чистого будущего. Все три группы лгут. Большинство ученых-

богословов довольствуются комбинацией двух из трех времен либо про-

славлением только одного из них (50). В каждую эпоху следует отрывать

знатоков Священного Писания от их попыток извратить полное имя

Бога и возвращать их на некие исходные позиции. Для этого каждое по-

коление должно испытать те тяготы, которые были вызваны исходом

Моисея из Египта и исходом Иисуса из Израиля. Через это должно

пройти и наше поколение, поскольку оно приходит в ужас от той грубо-

сти, с которой в наши дни так называемые теологи обращаются с име-

нем Бога. Каждого ожидает встреча с его тайной, ибо ведь каждому над-

лежит отказаться от собственного будущего ради грядущего, принадлежа-

щего Богу. Каждое поколение совершает поход аргонавтов, ведет борь-

бу с призраками и страхами в нашем сердце и нашем сознании, как это

называет Ибсен.

Пророк Иеремия стал невыносим в Израиле и удалился в Египет. Но

в каноне Ветхого Завета все еще не находилось доброго слова для како-

го-либо из соседних народов, и это несмотря на все услуги, которые фи-

листимляне, хетты, египтяне, Тир и

Сидон

оказывали израильтянам. И

вот находится один израильтянин, который ощущает универсальную

власть Бога настолько сильно, что он отваживается с радостью признать

ее в Кире, первом из царей, отрекшихся от богов своей страны. Да, Кир,

как восклицает Второисаия, — это праведник Божий, и более того, он —

помазанник Яхве. Это переименование кажется невероятным. Но сказа-

но именно это.

Мы можем так перефразировать это великое восклицание, записан-

ное в главах 40-55 Книги Исайи: в Кире Откровение Яхве начинает дей-

ствовать за пределами Израиля. Эти воздействия умножаются именно

для того, чтобы подготовить и сделать возможным пришествие Иисуса.

Септуагинта,

греческие канонические тексты, вторжение Ахеменидов в

Палестину и Иерусалим, учение об архангелах, представления, нашед-

шие отражение в Книге Иова, — все это свидетельствует о том, что уши

народов начинают слышать, и Израиль черпает оттуда. Таким образом,

увеличение числа носителей Откровения началось в шестом столетии.

Признанное Новым Заветом учение об ангелах берет начало в Персии,

294

оттуда происходит архангел Гавриил, который обращается к Марии. А

серьезная борьба вокруг признания или непризнания, смысла или бес-

смысленности архангелов нам еще предстоит, нам, современникам обо-

жествления таких частичных благ, как, с одной стороны, «революция», а

с другой — «наука». Нам незачем спорить о словах. Спор должен идти об

именах. Ибо нужно взывать к ним и руководствоваться ими.

История формирования слуха, пусть даже предназначенного лишь

для того, чтобы вызвать эхо имени, — это живая история языков. По-

скольку Израиль хранит объемлющую весь мир истину, ее первым эхом

смог стать только мир в целом. Мировоззрения типа нацистского не спо-

собны даже отстранение воспринять роль иудаизма, и именно поэтому

иудаизм для них непереносим.

Номы,

люди, не являемся людьми, если

мы отказываемся признать даже такого человека, который полностью

отличается от нас. Ибо заранее мы еще совсем не осознаем величествен-

ности и масштабов нашей собственной сущности. Маленький Израиль

сперва проявил заботу о тайне по имени

«человек»,

которая охватывала

и врагов, которая скрепляла эпоху, в стороне от остального мира. Затем

приходит Царь царей. Но как в 1300 г., так и в 550 г. народы своенравно

стояли между Иерусалимом и Киром. Лишь при Константине, во-пер-

вых, император мира, во-вторых, Божий народ и, в-третьих, многие на-

роды подошли друг к другу так близко, что смогли слышать друг друга.

Таким образом, нам надлежит рассматривать 1280 г. до Р.Х., 540 г. до

Р.Х. и 325 г. н.э. как тесно связанные между собой.

Нет никакой необходимости вычитывать уже у

Заратуштры

все хри-

стианство (как это делает Гинц). Ведь мудрость Божья достаточно про-

является во всем своем величии уже в том, что Он дозволил

Заратушт-

ре осуществить первое очищение первого мирового царства. Промежу-

точные звенья между Израилем и императором еще должны были про-

расти в народах. Но для этого необходима именно первая неудача, по-

скольку иначе мы, люди, не поймем, что нам еще необходимо навер-

стать. Однако в случае Анны, Марии, Заратуштры, Кира не только про-

изошло чудо, — ведь оно происходит всегда с того времени, как суще-

ствует язык и, таким образом, человеческий род. Нет, в этих случаях

оно стало видимым и неискушенному взгляду зрителя. То зримое, ко-

торое ревизоры всегда воспринимают только задним числом, теперь

предстает перед ними наглядно. Вот что должно означать слово «откро-

вение» — то, что теперь загадка языка сама стала выразимой в словах,

выразимой настолько, что она может захватить тех, кто способен ды-

шать Духом. Первое условие Откровения: со мной что-то происходит,

и я сознаю, что Бог здесь говорит, любит, утешает, грозит, действует,

присутствует. Вторым условием является следующее требование: я и

мой опыт должны иметь такую степень подлинности и чистоты перед

лицом неверующих из мира ревизоров, чтобы этот опыт оказался не-

уязвим перед лицом их стремления умертвить его с помощью понятий,

чтобы он выжил, как Иисус во время избиения младенцев в Вифлееме,

и вынудил мир включить его в себя. Цена приобретения такого опы-

та — принесение в жертву своей жизни либо выражение любви со сто-

роны ближнего, спасающее жизнь, как это было сделано Елисаветой по

отношению к Марии и

Второисаией

по отношению к Киру. Ибо, по-

295

скольку обособившаяся жизнь закончилась бы гибелью, присоединение

к ней одного-единственного любящего, понимающего, прощающего

действует как спасение.

Или, выражаясь наиболее точно: мир и ревизоры, превращающие все

в объекты, находятся на одной стороне. В работе «Раса мыслителей» по-

казано, как мыслители становятся частью мира, расой мыслителей, как

только они выделяются из облака свидетелей, отделяются от творческо-

го элемента языка и, таким образом, отказываются от совместной духов-

ной жизни. Тот, кто мнит, будто емудозволено мыслить, не ведая сомне-

ний и оставаясь невозмутимым,

отрекается

от самого себя. И мы гово-

рим о нем: «Он несостоятелен». На стороне жизни находятся лишь те,

кто не осмеливается «судить» о живом, использовать его и манипулиро-

вать им, а вместе со всем живым подчиняется совместной жизни, по-

скольку эти люди видят перед собой объекты не «субъективно», т.е. с

точки зрения «субъектов мышления», а отваживаются оставаться sub-iecti

в смысле подданных существующей божественной власти, вовлеченных

в установленный этой властью распорядок. В сфере такой безраздельной

власти и сопряжения сущего нам, правда, свободно доступны и заступ-

ничество, и повторение чужих слов; и «мысленное предвидение» (51), и

размышление о свершившемся; и предсказание, и повествование о про-

шедшем. Но эта свобода дается лишь при одном условии: ревизор дол-

жен признавать другие формы языка, духа, молитвы, одухотворения.

Шутовство тех, кто выдает свой ревизорский образ действий за един-

ственно истинный и обладающий неоспоримым превосходством, явля-

ется преступным. Ибо так прерывается поток речи, умерщвляется Еди-

ный и Единственный Дух, а скромный телеграфный столб собственно-

го рассудка отождествляется с поддерживаемыми им проводами, по ко-

торым передается энергия Бога. Ниже я дам читателю правила, на кото-

рые он может ориентироваться, поскольку во всяком духовном процес-

се виды предложений, науки и искусства взаимосвязаны и идут следом

друг за другом. Первый почитатель веры

Заратуштры

так описал элект-

рическую сеть языка вопреки язычникам и грекам: ... Нет, я не могу

здесь сразу привести слова

Второисаии.

Ибо на Библии лежит прокля-

тие, ибо она считается назидательной, составленной из мифов, и такой

профессор как г-н Бультман (52) полагает, что он сам рассудительнее

того, кто, по словам г-на Бультмана, «к сожалению», обречен пользовать-

ся языком образов, а именно Исайи. Этот г-н Бультман не знает, что он

просто обречен использовать затасканные образы позавчерашнего дня в

качестве своих собственных понятий. Работа о запятой (53) может послу-

жить примером того, что ревизоры гордо превозносят в качестве «поня-

тийного» язык поэзии, взятый «в четвертом поколении», т.е. тогда, ког-

да он уже изношен и стоит на краю могилы.

Бультманы

готовят слова для

помойного ведра, для хайдеггеровского «бытия» и гегелевского «абсо-

лютного духа в-себе и

для-себя»,

т.е. для того, куда не должен проник-

нуть никто живой.

Из уважения к этому нашему положению осажденных, окруженных

понятиями, и принимая во внимание лежащее на нас проклятие вплоть

до третьего и четвертого колена, читатель может потребовать от меня

оградить его от всего этого, чтобы он мог свободно дышать и слушать

296

в свежем воздухе человека первого поколения. Для этого я предлагаю

читателю сначала изучить саму ограду, а именно, схему того, как поток

всех проявлений Духа вытекает из первой заповеди, проходит через

преисполненную сомнения и трепета молитву и движется к области,

которой он овладел, до тех пор пока в океане неопределенности он, на-

конец, не лишится грамматических лиц «тебя», «меня», «его» для того,

чтобы оказаться в состоянии вернуться назад в качестве божественной

бесконечности. Лишь если читатель сделает себе эту сухую схему засло-

ном от самума, создаваемого ревизорами, ему откроется глубинный

смысл тех слов Библии, с которыми Израиль и Заратуштра бросились

друг другу в объятия.

Язык в его движении в процессе жизни

Схема

Полоса обеспечения,

занятая с любовью или захваченная в борьбе:

в лоне языков или в случае крайней опасности

Первая фаза:

Будущее время

Вторая фаза:

Настоящее время

Третья фаза:

Прошедшее время

Четвертая фаза:

«Lesadieux»

(55),

не существует вре-

мени, а есть лишь

место в простран-

стве,

«бытие»

Ты

Тебя

Тебе

Мне?

Меня?

Его

Ему

Он

Без него

Без меня

Без тебя

Слушатель

призывается в повелительном

наклонении и принуждается в звательном

падеже к тому, чтобы он обернулся |

(54). Пассивная форма повелительного

наклонения является его завершением

Говорящий человек сопряжен с сослагатель-

ным наклонением и колеблется, пребывая

в первом лице в неопределенности

Тот, о ком говорят, воспринимается в

изъявительном наклонении, признается и

обретает самостоятельность в именитель-

ном падеже

Действие

Неопределенная форма глагола сама по

себе (с герундием)

Благодаря предлагаемой схеме проясняется первоначальное экзистен-

циальное значение слов «склонение» и «спряжение». С их помощью опи-

сывается здоровое жизненное поведение и изменение предложений.

Например, звательный падеж — это не междометие, как осмеливаются

297

выражаться современные специалисты по грамматике, а исходный па-

деж, с которого начинается процесс изменения слова. А именительный

падеж — это все, что угодно, но только не первый падеж (56).

Сперва нам предвещается некое событие, и так возникает будущее.

Мы должны пережить некое событие, и так возникает настоящее. Мы

должны удержать некое событие, и так возникает прошлое. Из будуще-

го, настоящего и прошлого создается и состоит история до того, как ока-

зывается возможным ее подытожить, проанализировать, классифици-

ровать, похоронить и обратить в прах. Тогда мертвое, будучи исключен-

ным из времени, находится только в пространстве. Тогда остается лишь

именительный падеж, простое имя или даже только слово, цифра или,

как называет это Карл Ясперс (57), «шифр». Если язык умер таким об-

разом, то некий новый случай, новый «исходный падеж» должен произ-

нести новое имя. Ибо лишь звательные падежи создают действительное

время, поскольку оно всегда начинается с обетования. Совы Минервы

(58), создатели дефиниций, ревизоры заканчивают эпоху. То, что сегод-

ня, спустя 1963 г. после Рождества Христова, в виде схемы представле-

но скептическому читателю, является древней истиной. Ее выражает

Второисаия,

ставший красноречивым в попеременном пении вместе с

Киром и

Заратуштрой,

и она, возможно, не даст никакой ложной грам-

матике сбить с толка читателя, защищенного нашей схемой.

Уже у первого Исайи данное в Откровении слово в седьмом стихе де-

вятой главы называется объективной силой, которая действует непосред-

ственно и вызывает жуткие последствия. Но Второисаия идет еще даль-

ше. С помощью слова не только вызывается предвещенное в пророче-

ствах несчастье, но и путь слова, как говорится в девятнадцатом псалме,

подобен пути Солнца; оно следует своим путем, как герой: «Как дождь

и снег нисходит с неба и туда не возвращается, но напояет землю, и де-

лает ее способною рождать и произращать, чтобы она давала семя тому,

кто сеет, и хлеб тому, кто ест: так и слово Мое, которое исходит из уст

Моих, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что

Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Ис. 55:10-11). То же,

что в пятьдесят пятой главе говорится о Слове Божьем, о его речи, в пос-

леднем стихе сорок четвертой главы сказано о Кире! И мы, размышля-

ющие о потоке языка, понимаем: Бог говорит с помощью образов. Были

выявлены и осмыслены три этажа языка — имена, слова, числа. В обра-

зе обретшего голос человека, созданного вместе с его именем, мы, люди,

пребывающие в бесчисленных «единственных числах», становимся «лич-

ностью», «лицом». Поэтому израильский свидетель может наделить Сло-

во Божье и Кира одной и той же способностью создавать образы и фор-

мы. Таким образом, к божественному статусу личности принадлежит от-

нюдь не только способность действенно говорить. Нет, Кир благодаря

Заратуштре

впервые услышал, впервые внял тому, что Вседержитель Аху-

рамазда подчиняет себе как персидских, так и вавилонских богов. Яхве,

Ахурамазда — вот кто по ту сторону отдельных актов мысли, слова, дей-

ствия, по ту сторону молчания и послушания, призыва, приказания, раз-

мышления от Адама и до Страшного Суда определяет любое духовное

деяние каждого человека и управляет им. До сего дня в Северной Индии

есть

зороастрийцы,

последователи

Заратуштры.

Когда ислам привел к

298

тому, что Персия отпала от своей веры, предки этих индийских парсов

(а их совсем немного, около 100 000, и они являются своего рода иудея-

ми Индии) предпочли покинуть страну, но не отречься от своей веры.

Здесь мы подходим к тайне всякого истинного

языка.

Бог защищает и

оберегает тех, кто говорит на этом языке. Они остаются

необходимыми,

Он в них нуждается. Когда Фридрих Великий в шутку спросил одного из

священников, существует ли доказательство достоверности евангелия,

тот находчиво ответил: «Ваше Величество, это доказательство — евреи».

Этот же злосчастный Фридрих бьш воспет Чарльзом Уэсли (59) в каче-

стве второго Кира. Иначе говоря, немец бьш воспет англичанином, ате-

ист — благочестивым методистом (60). Старому Фрицу (61) не было луч-

шей награды, чем такое воспевание. Ведь лишь тот, кто призывает ис-

тинного Бога, умеет подобающим образом воздать хвалу смертному че-

ловеку: за время, прошедшее между битвой при Россбахе и битвой при

Лейтене, Уэсли сочинил свое стихотворение.

A Second Cyrus

While yet we call, the prayer is seal'd

Thou answerest «Here I am to save»!

Thou hast thy faithful word

fulfill'd,

Thy sovereign Nod the victory gave,

Whatever subservient causesjoin,

О King

Kings, the work is thine.

Thee let thy prosperous Servant (=Frederick) own

sole author ofhis strange success,

Who liftest up and easiest down,

but dost with all thy blessings bless

The man that in his maker trusts,

and glories in the Lord of Hosts.

Rais'd up through thee the righteous man,

called to thy foot and girt by thee,

Bid him a Second Cyrus reign

and execute thy whole decree;

Kings to his sword as dust bestow,

as driven stubble to his bow (62).

В обретении

Заратуштрой

голоса не последним является то, что эхо

его голоса в словах вызванного им Второисаии все еще в состоянии зву-

чать снова и снова.

299

Ш.

Ахурамазда

и Зевс

Действия человека оказываются вызванными. И чем дальше продвига-

ется вперед призывание

на

то или иное поприще, тем сильнее вызов зат-

рагивает человека в его целостности. Иисус — это первый целиком и

полностью вызванный человек, а Савл из

Тарса

— это вызванный апос-

тол. Илиада и Одиссея — это песнопения, вызванные битвами, прохо-

дившими на архипелаге.

Этот опыт стал именем сперва в имени ангелов. Они суть

angeloi,

вестники Бога, и эти вестники поочередно приносят нам вести Бога и

подтверждают те ответы Богу, которые пытаются ему дать его чада. По-

этому в Библии Бог называется Богом воинств, т.е. окруженным воин-

ствами.

В учении

Заратуштры

всякое душевное движение уже понимается

так, как каждый из нас вынужден ощущать его ежедневно. Например,

«арамаити»

— это моя преданность делу Бога. Гинц попытался передать

это слово как «благоговение»,

«благомыслие»

(Andacht), и об этом упо-

миналось выше. Но немецкое слово «Andacht» уже давно перекочевало в

узкую область богослужения. «Арамаити» должно заставить нас не только

думать

(denken)

обо всем (это — цель

«аша»,

«правильного

распорядка»).

«Арамаити» побуждает нас стать преданными и на словах, и в мыслях, и

в делах.

Лишь

там, где мы испытываем блаженство оттого, что наши сло-

ва, наши мысли, наши дела соответствуют друг другу, мы можем стать

воплощением вестников, angeloi, ангелов Господа. Таким образом, три-

ада «слово-мысль-дело» должна оставаться неким единством в «арамаи-

ти», в «преданности», тогда как «благомыслие» разрушило бы это един-

ство. Увы, наши теологи уклоняются от истолкования учения об ангелах.

Только Вестерман (Westermann) написал о них серьезную книгу. Но и

он, к сожалению, осуждает

«позднеиудейское»

и «персидское» учение об

ангелах как «порчу» и «вырождение» (63). В связи с этим я могу задать

критические вопросы. Лука, благочестивый врач, два раза называет ан-

гела Гавриила по имени. Является ли это чем-то позднеиудейским, пер-

сидским или вавилонским? Или мы можем так же осмысленно говорить

о Гаврииле, поскольку он, по крайней мере, защищает нас от понятия

Бога или от мыслей о Боге? Должны ли мы называть ангелов по имени,

призывать их, умалчивать о них, отрицать их?

Давайте подумаем над следующим: две ветви индоевропейцев —

греки и персы — яростно столкнулись друг с другом у Марафона, при

Саламине

и у Исса (64). Греки некогда натолкнулись на средиземно-

морских богов на Олимпе и в Фессалии и подчинили тамошних старых

богов — Деметру, Посейдона, Аида,

Персефону,

Афродиту, Аполлона —

Зевсу и Гере. В конце концов

индогерманский

бог погоды Зевс завое-

вал первенство среди них в качестве отца богов и людей. Но мы еще

можем почувствовать, что он возвысился над Посейдоном только по-

степенно (65), что Деметра и Персефона лишь медленно уступали

Юноне-Гере. Последующее возвышение Зевса до уровня «primus inter

pares» (66) среди массы богов, унаследованных от многих народов, было

путем, который вел к Марафону, Фермопилам и Херонее (67). Персы

начали с такого же языкового оснащения, что и эллины. Но

Заратуш-

300

тра уничтожил 127 пантеонов азиатских религий, взятых персами штур-

мом. Ангелы Бога,

Ахурамазды,

заполнили собой образовавшиеся бре-

ши. Кажется, в наши дни стало модным приуменьшать гениальное от-

крытие Мэри Уилкинс Смит, касающееся «аспектов» Ахурамазды,

лишь потому, что можно придраться к слову «аспект» в том случае, ког-

да оно применяется к Богу.

Истинным в открытии этой гениальной женщины остается то, что

Заратуштра

видел, как между нами и нашим Господом перемещаются

вниз и вверх некие небесные силы, точно так же, как наш Господь в пу-

стыне

узрил

ангелов, двигающихся между нашим Отцом и им, или так

же, как Иаков символически изобразил это передвижение в виде лест-

ницы. Без этого движения туда-сюда никто из нас не знает о Боге. Мис-

сионеры, привыкшие толковать о «понятии Бога» в

Меддинге*,

убива-

ют Бога. Мы, люди, становимся людьми лишь в движении туда-сюда.

Призывание многих богов и наречение имен ангелам — это все-таки не-

что более истинное, чем разглагольствование о «понятии Бога» и стрем-

ление навязать нам, людям, возможность манипулировать этим поняти-

ем. Понятие вводит нас в заблуждение, поскольку указывает на мнимое

отсутствие Бога, но так как Бог вездесущ, он может благословлять нас

все-таки лишь до тех пор, пока мы не пытаемся строить ошибочные

предположения по отношению к Нему. В работе «Когда у нас отказыва-

ют слух и зрение» («Когда у нас голова идет кругом») (68) я поставил в

центр рассуждений исполненный страдания возглас Прометея. В свете

двадцать девятой

«Гаты»

Заратуштры

становится очевидным недостаток

греческой религии Зевса: торжествующий Зевс не слышит жалоб Про-

метея. Это происходит потому, что главный бог греков должен возвы-

шаться над все большим количеством богов. Он должен подчинить их

себе.

Ему

все еще нужно становиться все сильнее и сильнее. Сила — это

отличительная черта Кронида (69), победителя титанов. Это странное

безостановочное стремление возвысить Зевса (а Зевс — это подлинно ин-

доевропейский бог) со времени прихода маленькой группы поклоняю-

щихся Зевсу эллинов в давно возделанную землю, покрытую храмами

древних богов, являло собой заблуждение и ослепление греческого ге-

ния. Это настойчивое стремление к власти лишило главного бога Олим-

па его свободы. Его никогда нельзя было вообразить себе слабым, тихим,

невзрачным.

Поэтому в среде образованных людей Европы и Америки Зевс и гре-

ческие гении стали в наши дни символами их собственного высокоме-

рия. Живой Бог умирает за нас, поскольку без своей смерти он не был бы

живым. Смерть — это рубеж жизни, на которой жизнь доказывает свою

истинность. Зевс никогда не может стать истинным. Ибо в Царствие

Божие

нас ведет преисполненное любви умирание тех, кто спокойно от-

рекается от самое себя. Зевс не способен отрекаться. Но что же это

был

бы за отец, который не мог бы от чего-то отказаться из любви? Заратуш-

тра проложил нам путь к этому самоотречению, к этому ожиданию Бога,

поскольку каждый способ воздействия Ахурамазды встречает с нашей

Медлинг

(Moedling)

— город в Австрии, славящийся своей военной академи-

ей (прим. ред.).

301

стороны тот или иной «вид восприимчивости». Все, что мы можем уз-

нать о Боге, участвует в игре дуэтом, трио, квартетом, поскольку к этой

игре

причастно

наше сердце — играет вместе, поет вместе, звучит в уни-

сон. По ту сторону этого слаженного звучания господствует только наше

невежество. Ибо Бога, не открывающегося нам, скрывает не понятие —

нет, он окутан непроглядной тьмой и безмолвием. Мы никогда не осоз-

наем Бога в его отсутствие. Таким образом, вместо того чтобы сбрасы-

вать со счетов учение

Заратуштры

об ангелах в качестве персидского или

позднеиудейского,

следует позволить архангелу Гавриилу, этому вестни-

ку Бога (у

Луки),

отучить теологов рассуждать о понятии Бога. Да здрав-

ствует

Заратуштра!

Долой непонятную теологию, основанную на поня-

тиях! Бог говорил с нами. Мы призывали его. Так мы становимся выз-

ванными, и так были вызваны наши браться и сестры. Пусть

так

же выз-

ваны будут наши потомки. Мы в этом ничего не понимаем. Но, испыты-

вая это, мы об этом свидетельствуем. Это свидетельство предстает в

тройственном виде — как прославление вчерашнего дня, как отчаяние

сегодня, как Символ Веры завтра. Однако сами эти три формы свиде-

тельства непостижимы. Нас властно побуждают принять их. Все они от-

рицаются и опровергаются обыденным рассудком. Если «я» философов

выражает себя честно, то оно

атеистично,

поскольку ускользает от вся-

кого движения туда-сюда, что только и делает наш голос способным сви-

детельствовать. В другом месте (70) я подробно описал, как греческое

образование сделало Зевса безжизненным. Боги не могут услышать тех,

кто хочет их увидеть. Поэтому

неудивительно,

что из-за Платона, ко-

торый хотел все видеть, могут погибнуть целые народы. Но чудом явля-

ется то, что эллинист Ницше, почувствовав, что Бог мертв, призвал со-

вершенно не известного ему

Заратуштрудля

того, чтобы освободиться от

Платона и Сократа. Признавая, что Заратуштра верил в Бога, мы при-

ходим к непреднамеренному возданию почестей Ницше. Ибо Ницше

изгнал из храма идолов школы — Платона, Сократа и Аристотеля, а так-

же религию, лишенную этими идеалистами души. При этом он опорочил

Сына Человеческого. Однако Господь, властвующий над жизнью и смер-

тью, заранее простил ему такое бичующее и животворящее богохульство.

К Ницше нам надлежит обратить величайшие слова нашего Господа:

«И всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет, а

кто скажет хулу на Святого Духа, тому не простится» (71). Любовь к сво-

им врагам составляет в нашем Господе сильнейшую по отношению к бу-

дущему, самую непостижимую черту его божественности. Под действи-

ем ее силы богохульники, порочащие церковного Христа, возвращают-

ся к Кресту. И Ницше возвратится домой, поскольку он все же надел

маски Заратуштры и Диониса воистину из крайней необходимости.

Ибо надевание масок в случае Ницше совершенно определенно явля-

ется паломничеством к живому Богу в противовес мертвому богу «куль-

турных» людей. Какое мужество было нужно для того, чтобы восстать

против обожаемого Вагнера! Ницше заблуждался относительно самого

себя (72). Но нас соприкосновение с действительным

Заратуппрой

сно-

ва ведет к установлению более прочной связи с нашим Творцом.

Ибо Заратуштра приблизил нас к

Богу

тем, что счел его главным име-

нем мудрость, а не его слово или его могущество. У Заратуштры Бог по-

302