Розеншток-Хюсси О. Язык рода человеческого

Подождите немного. Документ загружается.

поиске»,

само по себе не имеет никакого авторитета. Мы мыслим, на-

ходясь именно внутри человеческого рода. Те, кто мыслит «об» обществе,

•тнж.ны

смиренно сознавать, что они мыслят в обществе. Они должны

признать

наличие определенного момента времени, так сказать, дня

рождения их мыслей, и служебную роль их мышления. Тот, кто мыслит

В человеке, всякий раз только вносит свой вклад в совокупное мышление

i-x

людей. Ему известно нечто другое, чем прочим людям, и он мыслит

иначе,

чем все остальные, именно потому, что он является определен-

ным

человеком. Несмотря на это, он не должен впадать в отчаяние.

Правда,

тут он находится совершенно в другом положении, нежели ес-

ичтноиспытатель.

Ибо первый принцип естествознания гласит: «То ис-

пшное,

что один человек думает о природе, могут и должны думать о

природе

и все другие люди». Единогласие — начальная предпосылка ес-

ихтвознания,

единогласие познающего субъекта и наблюдателя. Но в

науке

о человечестве первоочередным является то, что мы все должны

думать

о человеке по-разному, отец —

иначе,

чем сын, невеста — иначе,

чем

мать, поэт — иначе, чем банкир, грешник — иначе, чем святой. Тот,

KID

стоит на пороге жизни, должен смотреть на нее иначе, чем тот, для

кою все кончено. Следовательно, различное положение в обществе обус-

ловливает

также разницу в мышлении о человеке, тогда как наша вера в

l.oi

а и наше знание о природе могут единодушно

разделяться

всеми.

3. История спасения

l-'сли

существует история спасения на земле, то она должна быть чем-то

простым,

о чем можно было бы спросить любого ребенка. Стыдно, что

паже образованный взрослый обычно не может ничего об этом сказать.

Теологические

лозунговые выражения типа «язычество» и «христиан-

I-

ню» в устах мирянина обладают весьма незначительной силой убежде-

ния.

И все же я полагаю, что можно охарактеризовать историю спасения

одной

фразой. История спасения на земле — это история победы един-

шейного

числа над множественным. Спасение приходит в мир бесчис-

ленных

племен,

многих стран, частей света и богов. История спасения

противопоставляет

единственное число каждому из этих множественных

чисел. И в зависимости от того, направлена ли она против множествен-

ности

богов, множественности стран или, наконец, против множествен-

ности племен, она разделяется на три эпохи.

В первую эпоху утверждается единственное число Единого Бога в

противовес

множественному числу многих идолов. Результатом этой

чпохи

является христианская Церковь, и ее история составляет содержа-

ние первого тысячелетия нашей эры. Поэтому в первом тысячелетии на-

шего летоисчисления история Церкви является важнейшей и интерес-

нейшей частью истории.

Во втором тысячелетии утверждается единственное число Единого

Мира в противовес множественному числу не связанных между собой

частей света, китайских стен и не открытых земель нашей Земли. Ре-

зультатом второго тысячелетия является единство природного мира, и

потому великой темой второго тысячелетия является всемирная история.

393

Но должно быть осуществлено и единственное число единого челове-

ческого рода в противовес различным возрастам жизни в народе, раз-

личным расам нашего родового древа и классам в обществе. И основные

задачи человеческой борьбы связаны именно с этим направлением. В

наши дни возникают борьба между расами, классовая борьба, молодеж-

ное движение. Они задают будущему великий вопрос о единстве чело-

веческого рода. Третье тысячелетие, несмотря на различия между племе-

нами, поставит вопрос о единственном числе истории спасения и долж-

но будет дать на него ответ.

Этот факт смутно ощущается повсюду. Нынешнее тоталитарное го-

сударство — это уже попытка решить проблемы третьего тысячелетия.

Но оно решает их теми средствами, которые были предназначены для за-

дач второго тысячелетия. Между тем, перед нами больше не стоят зада-

чи пространственного устроения территориальных государств и частей

света. Никто больше не может игнорировать естественного единства го-

сударств в географическом и техническом отношениях. Нынешние судо-

роги тоталитарного государства возникают из попытки грядущих обще-

ственных сил, а именно племен, классов и рас, замаскироваться во имя

решения своих задач, представив себя в виде сил государства. В действи-

тельности общественные силы уже стремятся выйти за пределы власти,

ограниченной некоей территорией. Государственная жизнь уже вынуж-

дена оброняться и пребывает в состоянии слабости. Тот, кто должен кри-

чать столь громко, как это делают адепты тоталитарного государства, пе-

рекрикивает и заглушает сам себя, потому что испытывает страх. А он

испытывает страх, ибо втайне трепещет от того, что его идол уже мертв.

Поэтому если бы Церковь слишком всерьез отнеслась к тоталитарному

государству, это было бы несчастьем для нее.

Церковь должна вспомнить о том, что естественный мир государств

и отдельно взятое светское государство имеют вполне определенную дату

рождения в ходе истории спасения, что они обладают ограниченным

правом на жизнь и их будущее отнюдь не прекрасно. Если Церковь иг-

норирует историю спасения, у начала которой она сама стояла, и отож-

дествляет древние общности вроде Рима или Египта с государством, при-

надлежащим нашему летоисчислению, то это мстит за себя. Тогда Цер-

ковь капитулирует перед всемирной историей языческого образца. Здесь

также будет достаточно короткого замечания. «Государство» — это все-

го лишь форма политической власти в одной из частей природного мира,

охватывающая собой христиан. Все древние сообщества сообщали тем,

кто в них проживает, особую локальную религию. С избранием папой

Григория VII и становлением учения о Церкви и государстве возникает

светское государство. Та самая теология, о которой мы в предыдущем

разделе сказали, что она защищает Единого Бога в противоположность

многим богам, начиная с

1100

г. лишила светские государства способно-

сти поклоняться особым богам и исповедовать особую религию. Эти го-

сударства были всего лишь региональными корпорациями, для обитате-

лей которых власть Бога выходила за пределы их отдельной территории.

И тем самым все эти государства изначально оказались в мире, который

сделался больше. Со времен первого конкордата между государством и

церковью множественность государств в мире государств, несмотря на

394

единственность

Бога, является великим фактом всемирной истории.

Мее

разговоры о государстве в единственном числе и всякая наука, ко-

юрая

хочет что-то сказать о государстве, не исходя при этом из

множе-

ценности

государств, являются нехристианскими. Таким образом,

нклад

христианства в учение о государстве — вклад, которого справед-

ишю

требовал Эмиль

Брукнер

(5), — это нечто очень простое. Он зак-

лючается

в том, что понятие государства ставится во множественном

числе и превращается в «мир государств». Действительно, в наши дни

нет

ни одного государства, которое не вело бы духовную борьбу, про-

iпвопоставляя

свою государственную форму формам соседних госу-

дарств.

Прозрачные границы нынешних государств не допускают того,

гобы

государство существовало, не имея духовного оружия, направлен-

ного

против принципов жизни соседей. Борьба Гитлера против Москвы

Или против западной демократии, ненависть либеральных государств по

о:ношению

к феодальным структурам власти — это только примеры

mm, что никакое государство культурного мира не создало свой право-

ной

порядок «из себя самого». Скорее, оно приобрело его благодаря су-

ществованию всех других форм государственного устройства, вследствие

лиалектического

противостояния или как результат эклектического син-

1с

ia.

Отдельно взятые государства, так сказать, выкликают, обращаясь

яруг

к другу, ключевые слова своих ролей, как это происходит в драме,

и пестрота их конституций представляет собой в действительности их

нклад в дело наполнения мира богатством всех форм государственного

устройства, которые предоставляет в распоряжение история спасения.

(

емья

народов, которая образуется в ходе истории последнего тысячеле-

тия, растревоженной и вызванной к жизни Крестом, должна рассматри-

ваться

как биологическое изменение нашего природного вида.

Однако пары противоположностей «государство и церковь», «фило-

софия и теология», «император и папа», «светское и духовное», образо-

павшиеся

1100

г., больше не должны приниматься во внимание в свя-

1И

с проблемой будущего. И Церковь вводит себя в заблуждение, когда

продолжает

дальше пользоваться этими старыми расхожими выражени-

ями, бесконечно отягощенными прошлыми смыслами. Причина этого тако-

ва: когда мы смотрим на естественный мир с его множеством государств,

мы подчеркиваем единство внутри государства и различия между госу-

дарствами. Таким образом, мы проводим различия между немцами,

французами, англичанами, китайцами, потому что речь идет о жителях

разных государств. Независимо от того, называются ли живущие на тер-

ритории государства гражданами или обитателями, соотечественниками

или подданными, мы всегда рассматриваем этих людей так, как если бы

они навечно принадлежали к одному-единственному государству. Это

никогда не было правдой. Брак, война, революция и эмиграция снова и

снова уничтожали притязания государства на всех своих жителей. По-

жизненное гражданство человека, родившегося, скажем, в Детмольде

или на берегах реки Липпе, всегда было фикцией. Но все же эта фикция

была и остается полезной для учения о государстве.

Все без исключения общественные проблемы будущего обнаружива-

ют некую черту, которая отличает их от территориальных проблем мира

государств. Все общественные проблемы сопряжены с переходом чело-

395

века от одной формы жизни к другой. Здесь всегда принимается во вни-

мание изменение, преобразование, трансгрессия из одного состояния в

другое. Ребенок должен стать мужчиной, родина и места странствий дол-

жны быть соотнесены между собой. Свободный парень становится суп-

ругом. Происходит смена убеждений, воспетая даже в

«Хорсте

Весселе»

(6). Поскольку человек изменяется, то все состояния, места работы и

точки зрения, которые он может занимать или отстаивать, ограничены

промежутками времени, более короткими, чем продолжительность чело-

веческой жизни. Молодость и старость, труд и любовь, воспитание и

партийная принадлежность — вот некоторые из тех преходящих состо-

яний, с которыми мы связываем себя и от которых мы должны снова ос-

вобождаться, и притом делать это безостановочно.

Итак, мы можем сказать, что Церковь объединяет нас в ниспослан-

ном нам всеобщем спасении и божественности. Государства занимают

различные территории, управляют различными народами и создают раз-

личные принципы своего устройства. В обществе человек последователь-

но проходит различные формы существования. Таким образом, обще-

ство объединяет нас не верой, как Церковь, и не правом, как государ-

ства; напротив, люди, исповедующие иную веру либо не наделенные

всей полнотой прав, действуют друг на друга, отталкивая и притягивая

друг друга, и на время объединяются в трудовое сообщество, как ученик

и мастер. До тех пор, пока существует трудовое сообщество, ученик дол-

жен быть всецело учеником, а мастер — мастером. Но в один прекрас-

ный день из ученика получается мастер, а из сына — отец. И поэтому

всякая противоположность в обществе — это только ограниченная про-

тивоположность. В обществе один и тот же человек безо всякого умыс-

ла последовательно, одно за другим проходит через состояния, которые

в высшей степени противоположны друг другу. И поскольку рано или

поздно он может прийти к тому, чтобы играть роль своего сегодняшне-

го противника, он уже сегодня должен волей-неволей признавать право-

мерность других форм человеческого существования.

Поэтому здесь и должна быть исходная точка «христианского» вкла-

да в учение о государстве. И тут я тоже предпочитаю говорить не о вкладе

христианства, а о вкладе истории спасения. В чем же он заключается?

Церковь действует внутри общества, и бесполезно оспаривать это поло-

жение в споре с неверующими. Ибо человек становится христианином,

священником, неверующим начиная с раннего детства, с младых ногтей.

Конечно же, это не вся правда о Церкви. Но это открывает доступ в Цер-

ковь неверию наук. Мы в общих чертах обрисовали суть христианского

вклада в учение о государстве: государственные мужи должны отказать-

ся от представления о государстве в единственном числе и признать свою

множественность; они должны, наконец, распознать взаимообусловлен-

ность форм их государства. А затем государственным мужам следует

осознать, что они, как таковые, появились после Церкви и вслед за хри-

стианством, что со времени Христа государство больше не учреждает ре-

лигию. Ибо государство занимает лишь часть земной поверхности, а

наше разумное служение Богу может быть только единым на всей зем-

ле. Леон Блюм (7), будучи евреем, мог прийти к власти во Франции лишь

потому, что в Германии правил уничтожающий евреев Гитлер, и т.д. и

iii.

Одно государство — это не государство. Церкви вместо одного им-

ператора противостоит множество государственных мужей.

Учение об обществе, соотнесенное с историей спасения, не может

юстоять

и в описании существующих друг подле друга каст, сословий,

профессий, классов, возрастов или полов. Все эти силы и различия дол-

жны

оказывать свое воздействие. Но история спасения имеет дело с

(юрьбой

между частями человечества и с мирным состоянием, которое

превыше

разума

этих

частей. Она говорит об Одном во всем. Таким об-

ра

IOM,

уже давно сделалось ясно, что благодаря Церкви, духовенству и

одухотворению профессий мужчина и женщина доверились друг другу,

крыв друг другу свою душу. Борьба между полами ведет к мирному со-

иоянию

взаимного постижения. То, что нет — и не должно быть — муж-

мины,

не имеющего женских черт, и женщины — черт мужских, является

фактом истории спасения. Учение Библии и Отцов Церкви о невесте,

матери, женщине следует понимать именно в этом смысле. В наши дни

«но

мертво. Применить его в полной мере только к женщине нельзя.

11ам

еще недостает мужества применить его к человеку вообще. Возрас-

п,|

ребенка, юноши, мужчины и старика, рассуждениями о которых

полны

Послания апостола Иоанна, образуют второй круг проблем. Эти

но

фасты

должны следовать один за другим, но в то же время сосущество-

иать

друг с другом. Тайна человека состоит в том, что с ним может вдруг

произойти

все что угодно, но внутри общества он способен воплотить в

1-бе

раз и навсегда лишь немногое. К возрастам жизни присоединяют-

я классы и сословия. И они заключают в себе частичные истины наших

но

шожностей

жить. С экономической точки зрения я должен работать

и тратить деньги, экономить и приобретать, жить любовью других, а в

другой раз — заботиться об этих других. Индивидуализму и коллективиз-

му в экономике противостоит наше христианское, наше основанное на

истории спасения требование множественности форм экономики. С

точки зрения человека, экономические формы как раз не являются фор-

мами природы; а поскольку они не являются таковыми, а представляют

собой общественные состояния, то в соответствии с установленным

нами основным принципом общества они должны быть преходящими.

Никакая форма экономики не является «наилучшей», поскольку ни одна

из них не может быть нашей средой от колыбели до могилы. Экономи-

ка различных возрастов жизни человека должна иметь различный харак-

тер: ребенок должен расти в доме, молодой человек — обучаться на тех-

ническом

предприятии с высококвалифицированными специалистами,

взрослому

необходима некая самостоятельная сфера деятельности. Та-

ким образом, достигнутое нами понимание того, что общество имеет

дело с преходящими формами жизни, с состояниями человека, которые

не являются пожизненными, непосредственно ведет в область практики.

Никто

из тех, кто позволяет общественным обстоятельствам полностью

покорить свой разум, не в состоянии избежать опасности увлечься уто-

пией, лучшими планами или каким-нибудь

«-измом»,

— будь это капи-

тализм, коммунизм, солидаризм или всевозможные прочие монистичес-

кие лозунги. Но монизм — это именно попытка трактовать человеческую

жизнь как часть природы. Способ рассмотрения, основанный на исто-

рии спасения, приводит к выводу о множественности форм экономики.

397

Но где бы ни должно осуществиться изменение массы людей, эта масса

нуждается в формах воспитания, с помощью которых она учится жить,

переходя из одной такой формы в другую.

Поэтому наша общественная проблема состоит ныне в том,

/1тобы

предоставить такие средства, которые подготовили бы человека

тому,

что и в продолжительные, и в краткие периоды жизни он

должен

опять

и опять устанавливать новые связи и отношения и освобождаться от них.

Это — нечто новое. Церковники должны увидеть, что теология! в этом

вопросе бросает их на произвол судьбы. Даже церковный год не являет-

ся достаточным для этого воспитательным установлением. Правда, в сво-

ем твердом порядке он содержит все тайны превращения человека во

времени. Но его продолжительность равна одному году. А человек в со-

временном обществе страдает как раз от того, что он не может овладеть

более длительными периодами жизни, выходящими за пределы одного

года. Церковь и народ знают еще очень мало о том, как это можно сде-

лать, потому что они еще не уяснили того, что делать это необходимо.

Языческая фраза: «Хочешь жить — умей вертеться» отобразила положе-

ние вещей, но теперь это положение вещей должно обрести душу. Ибо

приспосабливаться — это нечто механическое. Но речь идет о росте и

созревании, о связывании себя некими обязательствами и освобожде-

нии от связей, о странствиях и переходе к оседлости, о присвоении и от-

казе, о принятии должности и своевременной отставке. Все должно про-

исходить в свое время, и что ничто, имеющее преходящую природу, не

продолжается вечно, — в этом и состоит вклад истории спасения в уче-

ние об обществе.

Тот, чей дух идеалистически или материалистически ограничивается

рамками природы, будет либо рационалистически упрощать конфлик-

ты общественной жизни, либо будет замазывать и гармонизировать их.

Тот, кто выносит суждения с точки зрения истории спасения, может

беспристрастно всматриваться в борьбу полов, классов, рас и масс. Ибо

он знает, что наши души несмотря на смерть, навстречу которой стре-

мится любое из их земных изменчивых воплощений, укрыты в Боге. Мы

можем говорить о первородном грехе и общественных связях людей на-

много радикальнее любого исследователя, для которого последней ин-

станцией являются природа или отдельный человек.

4. Три части Символа Веры

Вполне допустимо подчинить христианскую историю спасения тем по-

ложениям нашего догмата, которые касаются Бога и которые выраже-

ны в Апостольском Символе Веры. Если беспристрастно и вне связи с

теологией однажды принять к сведению то, что действительно про-

изошло между нулевым и 1936 годом, и то, что подготавливается сегод-

ня, то эта осуществляемая ретроспективно проверка принесет пользу и

самому догмату. Я даже считаю эту пользу весьма значительной. Как

известно, в трех частях Символа Веры речь идет сперва о Творении, за-

тем о Спасении и, наконец, об Откровении. Как только мы начинаем

мыслить с позиции истории спасения, обнаруживается тот удивитель-

398

ими

факт, что историческое осуществление этого шествия Бога

про-

н'ющло

в другой последовательности.

Церковь

первого тысячелетия сообразно со своей природой стреми-

.i.ici,

только

тому,

чтобы быть Corpus Christi (8).

поэтому вторая

члсть

Символа Веры — это ядро Церкви. Отец Иисуса — истинный

<>н-ц,

Иисус

—

истинный христианин,

дух его

Церкви

—

Святой Дух.

о|,

кто верит в это, может стать блаженным. Церковь — это сообще-

ство

спасенных.

Во втором тысячелетии мир, т.е. таинственное космическое чудови-

|ше,

снова в качестве тварного возвращается к Творцу. Магия, демоны,

\;юс,

беспорядок, разделение всех частей мира устраняются. После того

кпк

христианская душа нашла место своего пребывания в

Боге,

природа

могла

быть освобождена от всего богопротивного. Первый элемент

Сим-

нола

Веры стал живым достоянием человека лишь в природном мире.

hiKHM

образом, современное естествознание само является процессом

шторми

спасения. Только оно всерьез показало, что царство небесное

может прийти лишь в наше сердце. Звездное небо — это не резиденция

:арого

Господа с седой бородой и трубящих ангелов вокруг него. Семь

небес

не более божественны, чем семь слоев земной коры. Пусть пере-

мещение Бога в локальное пространство на небе, совершенное в проти-

поборстве

с множеством локальных богов античности, и оказало свое

но

щействие.

На наших детей такой

Бог

уже не может произвести впечат-

псния.

И этим мы обязаны естествознанию. Оно поместило Платона в

университет, пронизанный духом апостола Павла, и сообщило античной

пауке элементы, которые были созданы

Св.Павлом

и которых недоста-

iiiuio

Платону

Аристотелю: достоверность прогресса, общественный

характер

духа, самоотверженное братство исследователей. Эти три прин-

ципа

апостол Павел перенес из богослужения Церкви в процесс обуче-

ния

народов и тем самым открыл их знание делу спасения мира.

В третьем тысячелетии борьба идет вокруг третьей части Символа

Веры.

Новое оживление всех отмерших частей рассматриваемого обособ-

ленно человеческого рода, новое одухотворение всех механизированных

частей отдельной человеческой жизни — такова его двойная задача. Это

третье положение Символа Веры должно получить власть над жизнью, в

течение которой мы вынуждены несколько раз менять свои роли. Поэто-

му эта часть Символа Веры нуждается в некотором добавлении. Если

наша жизнь так изменчива, то Святой Дух должен быть в состоянии ов-

ладевать нами снова и снова. И для того чтобы он оказался в состоянии

это делать, мы должны уметь открывать его заново год за годом или де-

сятилетие за десятилетием. Но духовные открытия человека происходят

для

него всегда только в форме нового способа выражения или нового

«зыка. Таким образом, дополнение к третьему положению Символа

Веры, вероятно, звучало бы следующим образом: «Верую в Святой

Дух..,

который каждый раз вновь овладевал нами от поколения к поколению и

который мы можем заново открывать во всякий день нашей жизни».

Древний гимн Церкви уже выразил это следующим образом:

«Qui

lempomm das tempora, ut alleves

fastidium»

(«Ты, дающий времена эпохам,

да избежишь ты

пресыщения»).

Это дружеское облегчение Бог дает и

пашей духовной жизни, и он позволяет нам изменять наш словарный

399

запас. И он разрешает нам это для того, чтобы Откровение заново

овла-

девало нами со своей изначальной силой, с тем великолепием,

Kofopoe

было присуще первому дню. Тем самым обнаруживается, почему миро-

вая эпоха преходящих общественных форм связана, прежде всего, с вос-

произведением откровения. И теперь ретроспективный взгляд приводит

к такому выводу: первое тысячелетие имеет дело со вторым положением

Символа Веры, второе тысячелетие — с первым его положением, третье

тысячелетие — с третьим. Ключевое слово первого

тысячелетия!

звучит

как

«resurrectio»,

«воскресение», «Пасха». Ключевое слово второго тыся-

челетия — это «ренессанс», «возрождение», «Рождество». Ключевое сло-

во, из-за которого народы и массы еще и в наши дни изводят себя под

гнетом пропаганды, доносящихся из радиоприемников воплей, искусст-

венного света и искусственного

шума,

— это

«re-inspiratio»,

«новое оду-

хотворение», «Пятидесятница» («Троицын день»), а также в довольно

скромном обозначении — «respiratio», «дыхание». Нужно снова открыть

«дыхание духа». Ибо дышать может только цельный человек. Поэтому в

сочельник Церковь безыскусно просит: «Господь, позволь нам дышать».

«Da

nobis

respirare».

Само собой разумеется, что такая последовательность эпох истории

спасения правильна лишь отчасти, ибо все истины веры с пришествием

Христа были даны в такой полной и совершенной форме, какую они бу-

дут иметь в последнее мгновение мира. Возможно, вся история спасе-

ния — это одно-единственное мгновение Бога. И перед его лицом навеч-

но остаются в силе требования по отношению к отдельно взятому христи-

анину. И все-таки представляется важным допустить воздействие на нас

неожиданно обнаружившейся последовательности истории спасения. В

этой неожиданности Откровение говорит с нашим разумом. А наш разум

оказывается в состоянии задним числом понять последовательность:

«часть II: любовь, вера, надежда; часть I: вера, надежда, любовь; часть III:

надежда, любовь, вера». Здесь невозможно сделать ничего больше, кроме

как дополнительно поставить задачу. Можно сказать лишь одно. На Пас-

ху в 30 г. существовал только один-единственный христианин. В ту пору

история спасения должна была быть сосредоточена вокруг спасения не-

христиан. Массу нехристиан можно было подвести к истории спасения

лишь в том случае, если бы оказалась непосредственно удовлетворена их

наивная потребность в спасении. В 40 г. они понимали Иисуса несравнен-

но хуже нас. Например, они искали божественное начало в непорочном

зачатии — точно так же, как они делали это по отношению к сынам сво-

их богов и героев. Но тогда их души жаждали спасения несравненно силь-

нее наших. Язычники понимали Христа неправильно в духовном отноше-

нии, но душевно они были им спасены. Нынешнее человечество проник-

нуто христианством. Оно христианское только по своему имени, оно мни-

мо христианское, постхристианское. Так что наши души раздроблены, и

сила христианства многократно преломляется и отражается. Нынешнее

проникнутое христианством человечество хотело бы иметь право прожить

свою жизнь как Откровение Господне. Ребенок, гений, ученый, летчик,

старик, — человечество стремится обрести возможность дать им жить сво-

ей жизнью в том ее виде, как она была дарована в процессе творения. Мы,

более того, верим не только в

то,

что Христос нас спасет. В дополнение к

400

ному мы верим, что он уже спас мир. И тем самым мы верим, что чело-

неческий

род может воспринять предначертанный верой ритм жизни, -

жизйи,

в которой ясно обнаруживает себя Бог. Церковь — это Пресвятая

Дева\

которая снова рождает от Духа, в муках Духа, и это опять должно

произойти

с нами.

Без

такой веры в действительную историю спасения, изменяющую нас

мир\

вот уже две тысячи лет, всякая вера кажется мне мертвой. В бро-

шюре'.«Церковь

и проблема государства в современных условиях» мне

особенно бросается в глаза, какого невысокого мнения придерживают-

ся

большинство

авторов о достижениях христианства в течение после-

дних Двух тысячелетий. С их точки зрения Бог, похоже, с 33 г. от Р. X.

ушел в отставку. Пожалуй, это глубокое неверие теологии в христианс-

кую историю спасения является наиболее существенной причиной того,

что церкви ныне находятся под угрозой отправиться к дьяволу. Теологи

Польше

не верят, что боговоплощение — это процесс, начатый

1900

лет

назад.

Я также не могу обнаружить большие различия в том, что одна

те-

оцогическая

школа учит, будто Бог открыл себя в Христе и с тех пор ни-

когда более не открывал себя, а другая школа доказывает, будто Христос

и апостолы духовно и душевно не имеют совершенно ничего общего с

представлениями современного человека наших дней. Ни

бартианцы

(9),

пи критическая школа не верят, что 1900 лет назад был начат процесс,

жизненно важный процесс, который неудержимо охватывает нас. Теоло-

ги больше не живут ожиданием конца света, эсхатологией. Наивный ком-

мунист или фашист наших дней сильнее верят в конец света, чем средний

христианин или даже теолог. Христиане уступили веру в конец света но-

вым язычникам и атеистам. Церковь, мир и человеческий род намерева-

ются ступить в глубокую тень конца света. Мы недолго будем жить в

Новом времени. По смыслу, за средневековьем и Новым временем сле-

дует конец света. Мы не просто ждем его, он — среди нас. Он может про-

должаться тысячу лет. Но он уже начался. Теологи подняли много шума

вокруг ожидания первыми христианами второго пришествия Христа и

последующей отсрочки этого пришествия. Эти дебаты беспочвенны. Ибо

для человека, живущего во время конца света, и ожидание второго при-

шествия Христа, и его отсрочка — это противоречие, которым он как раз

живет (10).

5. Церковь, мир государств, общество

Теперь, в конце, мы хотим вернуться к началу. Мы должны подвергнуть

критике методы, которые используются в работе «Церковь и проблема

государства в современных условиях». Христианин должен был бы сто-

ять над историей и тем самым обладать преимуществом в сравнении с

силами духа времени. Но указанная работа позволяет силам духа време-

ни в значительной степени навязать ей свои методы.

Есть учение о Церкви, учение о государстве и учение об обществе.

Учение о Церкви разрабатывалось апостолами Петром, Павлом и Иоан-

ном и далее —

Алкуином

(11)

и папой Николаем I. Тогда не было ника-

кого государства. Ибо не существовало чисто светского сообщества

граж-

401

дан-христиан. Даже во времена Августина только сам император

явл^л

ся христианином, но не было христианского государства. У

Август/ина

нет учения о государстве. Именно в этом заключается смысл его

к^иги

о граде Божьем. Император как личность получил

равноапостольское

служение в Церкви, ибо только он тогда мог защитить Церковь,

безраз-

личную к пространству, поскольку речь шла о внешнем

пространстве.

Учение о государстве создается лишь тогда, когда папа

Григорий

VII

снова вычленяет из учения о Церкви императорскую власть и

раз,

и на-

всегда делает множественность государств отличительным

признаком

светского меча. Начиная с глоссаторов и схоластов, реформаторов (и иде-

алистов вплоть до большевиков и нацистов создается такое учение о го-

сударстве, которое уже предполагает существование Церкви. Чем отчет-

ливее в этом учении подчеркивается плюрализм мира государств, чем

больше места в нем отводится уяснению того, что все эти формы общно-

сти выводят свой собственный светский характер из предшествующего им

христианства, тем большим оказывается вклад христианства в это уче-

ние, — вклад, которого совершенно справедливо требует Эмиль Бруннер.

Учение об обществе в современном смысле не было известно ни

третьему, ни тринадцатому столетию. Все усилия неотомистов или тол-

стой книги Трёльча (12) ничего в этом не меняют. Я хорошо знаю, что

Церковь называется

«societas

perfecta»

(13).

Но именно в этом проявляет

себя тот факт, что здесь мы еще имеем дело с употреблением слова «об-

щность» во множественном числе. В этом смысле каждый из нас, ко-

нечно, может основать некое сообщество. Но эти сообщества стоят во

множественном числе. И поэтому они могут рассматриваться только с

точки зрения Церкви или государства. До самостоятельного рассмотре-

ния общественных форм дело может дойти лишь тогда, когда общество

сделается «единственным числом», заключающим в себе все частичные

состояния общества и при этом не отождествляемым ни с Церковью,

ни с государствами. Тогда обнаруживается, что общество имеет предпо-

сылкой как Церковь, так и государства. Оно возникает вслед за учреж-

дением Церкви и открытием природного мира. Общество — это нечто

третье. Общество создает нам проблемы, поскольку уже существуют

Церковь и природный мир, а род человеческий, тем не менее, еще не

достиг мирного состояния. Техническое, экономическое, географичес-

кое, естественнонаучное единство мира открыло нам, что мир между

людьми не является чем-то техническим, экономическим, географичес-

ким и естественнонаучным. И, кроме того, человечество узнало на опы-

те и убедилось, что мир между людьми — отнюдь не что-то ритуальное,

литургическое, догматическое и теологическое. Учение о государстве

знает, что человек вовлечен в исполнение множества функций в силу

ограниченности наших физических возможностей. Это учение пытает-

ся указать человеку те роли, следуя которым мы в драматической борьбе

со всеми остальными обретаем способность преодолеть эту нашу огра-

ниченность. Оно стремится склонить нас к участию в этом, используя

именно нашу ограниченность. Тщеславие, страх, голод, половое влече-

ние, азарт, честолюбие, стремление собираться вместе, радость творче-

ства, властолюбие, алчность — лишь немногие из тех «замечательных»

свойств, при помощи которых общество использует нас. Поэтому име-

402