Тарле Е. Собрание сочинений в 12 томах. Том 3

Подождите немного. Документ загружается.

Вот «средние цены» (во франках и сантимах, по курсу)

на

хлебные злаки и овес (в квинталах), относящиеся к маю и

июню 1811 г. Берем некоторые пункты континента — лондон-

ские цены в таблице отсутствуют вовсе

Пшеница

Ячмень

Рожь

Овес

Петер-

бург

10.12

8.63

9.65

7.65

Париж

21.39

12.60

15.59

Бремен

Дрезден

14.8516.39

— 12.19

11.27 14.51

9.29 12.53

Франк-

фурт

28.75

19.67

20.80

Берн

31.48

18.12

20.88

12.34

Триест

21.26

16.57

Венеция

26.21

28.38

13.92

Неаполь

35.46

17.68

22.15

Милан

37.89

30.35

13.66

Данциг

15.41

6.7^

11.02

11.7S

В Европе знали, что блокада ссорит императоров, и с волне-

нием ждали развязки, от которой зависели судьбы Европы.

Английское правительство чутко следило за тем, как отражает-

ся континентальная блокада на русских делах. Император

Александр съездил летом 1810 г. в Москву и Тверь,— и уже ле-

тят с острова Гельголанда в Лондон донесения: 1) о тяжком

состоянии русских финансов и 2) что император поехал специ-

ально, чтобы повидаться с Растопчиным (врагом французского

союза)

Но в последние дни 1810 г. французскую торговлю в России

постиг удар, вконец испортивший отношения между обоими

императорами.

Еще весной 1810 г. торговое и финансовое положение Рос-

сии представлялось французскому послу Коленкуру в довольно

неутешительном виде. Падение курса, недоверие к ассигнаци-

ям — все это наносит значительные убытки французским фир-

мам, торгующим с Россией. Поговаривают, по его донесению, о

необходимости воспретить ввоз предметов роскоши и пишут об

этом докладные записки. Коленкуру казалось, что лучше бы

заключить с Россией особые соглашения, пока еще не предпри-

няты общие меры, ибо ходят слухи о готовящихся запретитель-

ных законах

. То, чего он опасался, случилось: в декабре 1810 г.

был издан запретительный указ.

Еще не зная хорошо содержания готового появиться указа,

Коленкур за обедом у императора Александра высказался в

том смысле, что запретительные меры в том виде, как они

проектируются, «били бы союзников и друзей», а не только

врагов, и даже врагов меньше, ибо колониальное сырье ввози-

лось бы в Россию, тогда как это товар «более или менее англий-

ский». Император возразил, что меры направлены против ан-

гличан, а что касается воспрещения фабрикатов, то вот уже

362

несколько лет, как Франция и Германия ничего не покупают

у России, и торговый баланс склоняется слишком не в пользу

России, что вызывает падение курса

Но вот указ появился. Коленкур при всем своем оптимизме

понял его значение. Он тотчас же имел свидание с Румянцевым

и указал ему, что указ направлен больше всего именно против

французской торговли; что он воспрещает ввоз сукон, шелка,

лредметов роскоши и что, дозволяя ввоз вин только морем, он

фактически уничтожает и французскую винную торговлю в

России, так как море — в руках англичан

. Румянцев возра-

жал, указывая между прочим, что этот указ затрагивает не

только Францию, но особенно «фабрики Пруссии, Силезии и

Германии» (sic!), которые ввозят в Россию гораздо больше,

чем Франция, и т. д. Французский посол жаловался еще, что

указ вместе с тем допускает торговлю с Америкой, тогда как

ясно,

что это послужит только на пользу англичан, которые

явятся под видом американцев. Румянцев возражал, возражал и

император Александр, которому Коленкур повторил свои жа-

лобы. И канцлер, и император указали, что они делают только

то,

что делает Наполеон, запретивший ввоз из России рыбьего

жира, поташа и астраханского хлопка

. Беседа не привела ни

к чему.

Удар был очень силен. Коленкур запросил французских

купцов в Петербурге о возможных последствиях указа. Они

•заявили, что общая сумма ввоза в Россию из Франции равна

30 миллионам франков (посол, впрочем считает уже и эту

цифру преувеличенной), что на Уз этой суммы ввозится лион-

ских шелковых товаров и эта значительнейшая отрасль фран-

цузского импорта совсем уничтожается указом. Вообще же

«французская торговля доведена до отчаяния и находится по-

истине в критическом положении»

. Не только по существу

указ остался без перемен, несмотря на все представления Ко-

ленкура, но император даже не пожелал допустить изъятие в

пользу французских товаров, уже находящихся в пути.

В сущности, манифест от 19 декабря

формально ничуть

не нарушал принципов блокады; § 28 ясно об этом свидетель-

ствует: «Товары, кои состоят в росписи дозволенных, но по

происхождению их окажутся неприятельскими, и потому запре-

щенными, предаются конфискации». Но воспрещение и высо-

кое обложение именно тех товаров, которые составляли значи-

тельнейшую часть французского импорта в Россию, уже само

по себе было тяжелым ударом для Наполеона, а кроме того,

французский император именно потому всегда и требовал

воспрещения ввоза колониальных товаров, что совсем не верил

в возможность установить неанглийское их происхождение.

Значит, § 28 его ни в каком случае не мог удовлетворить

363

Наполеон приказал сообщить в Россию через Коленкура

что он из-за указа о тарифе воевать не будет, но что он будет

настороже против неблагожелательного духа, продиктовавшего'

этот акт. Чернышеву Наполеон сказал, что этот указ стоил ему,,

императору, 100 миллионов, так как он принял военные меры

Ранней весной 1811 г. английское правительство получает

новые, совсем утешительные для него сведения: разрыв между

Францией и Россией неминуем, причина разрыва — континен-

тальная система, и в ближайшем будущем русские порты от-

кроются для англичан, ибо будут даны лиценции для ввоза:

колониальных товаров

Колониальные товары в 1811 г. широкой волной хлынули

в Россию, а из России через ее западную границу в Пруссию

и оттуда в другие страны Европы. Трианонский тариф, так

страшно затруднявший торговлю колониальными товарами в

зависимых от Наполеона странах, этим самым давал Рос-

сии огромные выгоды, ставил ее в привилегированное поло-

жение.

Правда, в середине 1811 г. французский император прямо

предложил прусскому правительству не пропускать в Пруссию

через русскую границу никаких колониальных товаров. По

требованию Наполеона прусское правительство воспретило ввоз

каких бы то ни было колониальных товаров из России (эдикт

был подписан Фридрихом-Вильгельмом 26 июня 1811 г.).

Насколько был действителен этот запрет, и даже если бы

он был действителен, то не могла ли Россия все-таки сбывать

колониальные товары через другие части своей колоссальной

западной границы? Вот некоторые данные, дающие косвенный

ответ на этот вопрос.

По исчислениям американского современника блокады —

Pitkin'a

, работавшего на основании официальных документов

департамента казначейства Соединенных Штатов, в Россию

было ввезено хлопка:

1809 г. 1810 г. 1811 г.

557 924 фунта

3 769137 фунтов 9

255 404

фунта

При этом нужно заметить, что в том же 1811 г. не было

страны на континенте Европы, которая получила бы столько

американского хлопка (в Пруссию было ввезено 231 679 фунтов,

в Испанию — 218 880 фунтов, в ганзейские города (посредст-

вом лиценции) — 1836 288 фунтов). Россия сделалась, таким

364

образом, в 1811 г. главной поставщицей хлопка для европейских

прядилен. Наполеон не мог этого не знать.

В библиотеке Ученого комитета министерства финансов

С.-Петербурге сохранились любопытные данные о цене хлоп-

ка (извлекаю их из «Санктпетербургского прейскуранта, изда-

ваемого при Государственной Коммерц-Коллегии каждый

вторник и пятницу»,— библиотека Ученого комитета мини-

стерства финансов, А. 830, годы 1809—1812). Беру цены лет-

ние,

устанавливавшиеся в разгар навигации:

Стоимость пуда георгиевского и луизьянского хлопка

в СПб.

июля 1810 г. 45—48 рублей ассигнациями

То же 7 июля 1811 г. . . 25 » »

То же 25 июля 1812 г. . . 25 » »

То же 10 июля 1812 г. . . 24 » »

Это были с 1811 г. цены, по дешевизне совершенно неслы-

ханные в странах, подчиненных Наполеону и принявших

трианонский тариф; и Наполеон, сравнивая петербургские цены

на хлопок 1810 г. с ценами 1811 г., мог ясно удостовериться,

что нажаты какие-то пружины, давшие широкий доступ коло-

ниальному сырью в Русскую империю.

Между тем к концу 1811 г. стали сказываться последствия

и подводиться итоги убыткам, которые потерпела французская

промышленность от декабрьского указа 1810 г.

Мануфактуры левого берега Рейна (особенно Roer'cKoro

департамента) ежегодно отправляли (до французского завое-

вания) в Россию 50 тысяч штук сукна, и производство это кор-

мило 5 тысяч рабочих, а выручалось от продажи 15 миллионов

ф>ранков. Товары эти шли через Лейпциг и Броды в Москву,

а оттуда отправлялись на Макарьевскую ярмарку, в Ирбит и в

Кяхту. Часть их шла в Персию и в Китай. Указ императора

Александра I воспретил этот транзит, и русские таможни не

впускают уже товары, отправленные до издания указа. Пре-

•фект во имя интересов всего департамента просит министер-

ство иностранных дел и непосредственно самого Наполеона

устроить так, чтобы русский указ прекратил свое действие

к 1 января 1812 г. (доклад Наполеону помечен 1 ноября

1811 г.) ".

А в это время учащались признаки явственного нарушения

блокады с русской стороны.

Наполеону доставили в конце декабря 1810 г. подробнейшее

донесение об аресте русского торгового судна «Св. Николай»,

задержанного в Травемюнде. Несмотря на запирательство

капитана Рейнмюллера, из допроса экипажа оказалось, что

•«Св.

Николай» поддерживал торговые сношения между Крон-

365

штадтом и Англией и даже плавал кое-где под охраной англий-

ского эскорта из трех кораблей

°.

Выдающиеся представители финансового и коммерческого-

мира Франции знали не хуже правительства (которое скрывало

эти факты от общества), что между Россией и Англией ведется

оживленная контрабандная торговля при некотором попусти-

тельстве со стороны русских властей, но они, не утратившие

чувства экономической реальности, прекрасно понимали, что

иначе и быть не может. Когда в 1811 г. тяжкий общий кризис

постиг французскую торговлю и промышленность и сами вла-

сти удостоили пригласить кое-кого из коммерсантов и финан-

систов, чтобы узнать их мнение о причинах кризиса, то властям

пришлось выслушать откровенное мнение о блокаде.

Относительно блокады «нет ни одной державы, которая,,

будучи по виду с нами, не была бы втайне против нас и серд-

цем на стороне Англии»,— вот что с убеждением сказал ми-

нистру полиции банкир Лаффит в 1811 г. И при этом он указал

именно на Россию, самую сильную и наиболее затронутую в

своих интересах державу

101

. «Ничто не может заменить для

нее английские фактории. Потери огромны, и там они падают

на вельмож, а не на народ. Вельможи распоряжаются двором и

армией, и один только факт позволит нам судить, каковы долж-

ны быть их стремления. До блокады рубль стоил

102

3 франка,

теперь он едва держится на 20 су».

Но Наполеон ничего не хотел слышать, ни с чем и ни с кем-

уже не желал считаться. Им овладела окончательно идея, кото-

рую он высказывал уже в 1810 г.: Англия — на краю гибели,

еще некоторое усилие, и все клапаны, все выходы будут для

нее закрыты, и она смирится.

1 апреля 1811 г. Коленкуру отправляется новая инструкция:

Наполеон знает, что англичане посылают в Балтийское море

новый караваи торговых судов; что, конечно, контрабандисты

6УДУ

стараться всеми способами завязать связи с континентом,

но если понадобится, Наполеон обрубит своей саблей эти

связи

103

Отправляя Лористона в Россию, Наполеон изготовляет для

него инструкцию (5 апреля 1811 г.). Положение натянутое, обе

стороны давно не верят друг другу; Наполеон согласен на

уступки и в польском вопросе, и в турецком, но всеми мерами

нужно препятствовать английской торговле и указать в Петер-

бурге, что малейшая видимость мира России с Англией будет

сигналом к войне Наполеона с Россией

104

. Лористон должен

через консулов следить за исполнением правил блокады.

Но все равно уже не могло быть и речи об изменении эконо-

мической политики России путем дипломатического давле-

ния

105

366

А после сцены с Куракиным всей Европе стало ясно, что

война — вопрос месяцев. Обе стороны усиленно готовились к

вооруженному столкновению, которое между многими другими

вопросами должно было разрешить и этот, один из наиболее

важных и наиболее трудно разрешимых: окончательно ли осво-

бодится Россия от разорявших ее тисков континентальной бло-

кады или же подчинится всецело требованиям Наполеона? И те

ясе промышленники — именно левого берега Рейна (Кельна,

Ахена, Штольберга и Крефельда), получив от префекта Рер-

ского департамента известие о вступлении Наполеона в Москву

и вопрос, чего бы, по их мнению, следовало потребовать от Рос-

сии, дали знать, что нужно потребовать уменьшения пошлин

на французские фабрикаты, на французские вина, водки и т. д.

Другие не успели высказаться: пришли новые вести — о гибели

великой армии.

Значение континентальной блокады современниками пони-

малось гораздо больше, чем потомством, и масса склонна была

даже преувеличивать это значение, в утрированном стиле ха-

рактеризовать его

106

. «Война с Россией не была предприятием

из-за сахара и кофе, как сначала думал простой народ»,— так

говорит о двенадцатом годе Фуше. Фраза будет несравненно

ближе к истине, если вместо слов «сахар и кофе» напишем сло-

ва «континентальная блокада»; конечно, и в таком случае не-

обходимы будут дополнения и оговорки, но что в России важ-

ные экономические интересы были абсолютно непримиримы с

самым принципом континентальной блокады, это французский

«простой народ», о котором говорит Фуше, по-видимому, чуял

инстинктом, хотя и выражал это наивно или даже нелепо. Но,

как сказано выше, история континентальной блокады в России,

ее последствия в русской экономической жизни не составляют

сейчас нашей темы; мы тут знакомились лишь с экономически-

ми отношениями между Россией и Францией в царствование

Наполеона, а с переходом Наполеона через Неман эти отноше-

ния оборвались еще более круто, чем в войну 1806—1807 гг.,

и уже не возобновлялись, пока Наполеон находился на француз-

ском престоле. Нечего и говорить, что война с Россией 1812—

1814 гг. и несравненно больше еще война Наполеона с Европой

в 1813—1814 гг. опять нанесли тяжкий удар французской про-

мышленности, особенно производству предметов роскоши, шел-

ковой промышленности, выделке мебели, винной торговле. Но

пожар общеевропейской войны, бушевавший почти без пере-

рыва до марта 1814 г., конечно, совершенно заглушил на этот

раз жалобы разоряемых промышленников и негоциантов.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ФРАНЦУЗСКАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

В ЭПОХУ КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ БЛОКАДЫ

ознакомившись с теми экономическими отношениями,

которые создались между Империей и другими страна-

ми континента в эпоху полного (легального, если не

фактического) изгнания английских фабрикатов из

Европы, мы теперь должны обратиться к нашим доку-

ментам с вопросом: к каким же конечным результатам привела

континентальная блокада Францию? Рассмотрим, в каком со-

стоянии оказались главные отрасли обрабатывающей промыш-

ленности в ту знаменательную эпоху, которую мы здесь иссле-

дуем, в каком положении были приморские города, как

разразился страшный кризис 1811 г., как шла экономическая

жизнь Империи в последние годы царствования Наполеона,

1812-1814.

Именно на эти вопросы наши документы дают часто весьма

скупые, отрывочные, даже иногда неясные ответы. Но для чи-

тателя, ознакомившегося с первыми двумя частями моей книги,

очень многое в этой третьей части будет даже по намеку, по

вскользь оброненному в документе замечанию вполне понятно.

Глава XX

ХЛОПЧАТОБУМАЖНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ

Хлопковый голод в эпоху Наполеона. 2. Общее состояние хлопчатобу-

мажной промышленности. Периоды в истории ее развития после 1806 г.

Бремя 1806—1810 гг.

ак мы уже видели, эта отрасль текстильного производ-

ства находилась с 1806 г. под особым покровитель-

ством: запрещение ввоза каких бы то ни было бумаж-

ных материй в Империю было установлено еще декре-

том от 22 февраля 1806 г. Последующие мероприя-

тия — континентальная блокада, изгнание всяких конкурентов

из Италии — должны были еще расширить рынок сбыта для

французских ситцев и бумажных тканей вообще. И действи-

тельно, хлопчатобумажное производство при Наполеоне окреп-

ло и развилось, но далеко не в той мере, как этого могли ожи-

дать (к ожидали в 1806—1807 гг.) промышленники. Одна корен-

ная причина мешала полному расцвету: если континентальная

блокада обеспечивала и расширяла рынок, то она же именно в

этой области производства препятствовала проникновению во

Францию необходимого сырья. Хлопок — заморский, колониаль-

ный товар — попал под самое серьезное подозрение, и Наполеон

не переставал измышлять меры, которые бы сократили ввоз

этого товара. Мы сначала посмотрим, что рассказывают доку-

менты о хлопковом голоде в царствование Наполеона, а затем

перейдем к данным, касающимся развития хлопчатобумажной

промышленности. Отмеченное внутреннее противоречие напо-

леоновской деятельности в области мер, касающихся хлопчато-

бумажного производства, выяснится для нас вполне.

Любопытно, что уже с первых дней новой эры в истории

хлопчатобумажной промышленности, после декрета от 22 фев-

раля, обнаруживалось живейшее беспокойство по вопросу о

сырье.

Владельцы бумагопрядильных мануфактур департамента

Сены подали императору тотчас же после выхода в свет декрета

24 Е. В. Тарле, т. III 369

от 22 февраля адрес. Этот адрес производит, однако, впечат-

ление вынужденного, а не добровольного изъявления: они пи-

шут, что испуганы декретом, облагающим хлопок, и вместе с

тем льстят себя надеждой, что декрет избавит их от конкурен-

ции. (Да и не писались при Империи никогда такие коротень-

кие адреса.) Во всяком случае они в адресе как бы подчерки-

вают, что запретительные пошлины на хлопок — для них удар,

но что этот удар может быть компенсирован, если строго будут

исполняться и те правила, которые ограждают французский

рынок от иностранных фабрикатов Ч

До декрета от 22 февраля 1806 г. Франция покупала еже-

годно хлопка приблизительно на 20 миллионов франков; в

1810 г. исчислялось, что она покупает на 42 865 000 франков

(из Бразилии — на 12 миллионов, из Соединенных Штатов —

на 14,4 миллиона франков, из Испании — на 2 580 000, из Неа-

поля—на 3 415 000, из стран Леванта — на 10,5 миллиона).

Но хлопок (летом 1810 г.) истощается; что делать дальше?

Пусть правительство об этом подумает, докладывали фабрикан-

ты:

никакой закон не может прекратить потребление бумаж-

ных материй, следовательно, либо запретительные меры, пре-

пятствующие ввозу хлопка, будут отменены, либо контрабанда

обогатится, ввозя то, что нужно

. Ознакомимся теперь с пока-

заниями о ценах на хлопок. Показания эти очень часто не

согласуются и противоречат одно другому; цены быстро и кру-

то менялись.

Цена хлопка от 1 августа 1807 г. до 15 февраля 1808 г.

почти удвоилась

. Особенно быстро пошло вздорожание коло-

ниальных продуктов весной 1808 г. В лионском промышленном

районе, например, одно и то же количество хлопка (41 кило-

грамм 875 граммов) стоило 1 апреля (1808 г.) от 325 до 330 фран-

ков,

а 31 мая того же года — 580—590 франков. «Все пара-

лизовано» вследствие вздорожания хлопка, красящих веществ

и т. п., жалуется Лионская торговая палата, и хуже всего, что

становятся недоступны именно эти продукты. Без кофе, без

сахара и без какао (потребление которых из-за дороговизны

уменьшилось вдвое сравнительно с «обыкновенными времена-

ми») обойдется еще «всякий хороший француз», «размышляю-

щий о том зле, которое от этого получается для разъяренных

против нас врагов». Но вздорожание хлопка и красящих ве-

ществ грозит полной приостановкой бумагопрядилен, голодом

для рабочих

По декрету от 22 февраля 1806 г., с одной стороны, был вос-

прещен ввоз каких бы то ни было иностранных бумажных ма-

терий, а с другой стороны, при вывозе за границу сработанной

материи экспортер получал 50 франков за 100 килограммов —

это было drawback, возвращение

/б пошлины, уплаченной за

370

ввоз во Францию 100 килограммов хлопка в сырье. И вспоми-

ная впоследствии, в середине 1811 г., об этом золотом времени,

бумагопрядильщики усматривали причину ощущающегося с на-

чала 1811 г. упадка производства в том, что теперь за килограмм

хлопка при ввозе приходится уплачивать от 2 франков 20 санти-

мов до 8 франков 80 сантимов, a drawback остался тот же, что и

раньше,— 50 франков за 100 килограммов, или 50 сантимов за

килограмм. Совет мануфактур не переставал добиваться увели-

чения вывозной премии

15 сентября 1807 г. уже ощущался хлопковый голод, уже го-

ворилось о том, что прядильни остановятся, если правитель-

ство не позволит «нейтральным» португальцам и американцам

привозить хлопок

В июне 1808 г. цена 7г килограмма хлопка (в сырье) стояла

в департаменте l'Eure — 11 франков, а 7г килограмма пряжи —

на mull-jenny — 13 франков 10 сантимов — 14 франков 10 сан-

тимов, и дела почти не делались, ибо все «ожидали результатов

событий в Португалии и Испании»

В октябре 1809 г. в том же промышленном департаменте

l'Eure хлопчатобумажная индустрия из-за недостатка хлопка

прямо как бы уничтожилась

Ниже приведена официально установленная таблица цен на

хлопок в мае 1808 г. в главных городах Империи и картина

вздорожания его за 7г года (т. е. с декабря 1807 г.)

. Почему-то

в таблицу попало и Бордо, относительно которого констатирует-

ся лишь полное

отсутствие

хлопка (а до войны с Англией имен-

но в Бордо делались громадные закупки хлопка).

7г килограмма хлопка в сырье обходилось фабрикантам де-

партамента l'Eure в марте 1809 г. в среднем в 9 франков 50 сан-

тимов, а то же количество (7г килограмма) пряжи, сделанной

на mulle-jenny, обходилось там же и тогда же от 11 франков

50 сантимов до 12 франков 90 сантимов

В Руане (в середине марта 1809 г.) цена на хлопок все воз-

растает, а цена бумажных материй остается та же, что раньше.

Сделки происходят вялые, все обеспокоены политическими со-

бытиями, не знают, ждать ли войны или мира, и это тяжко от-

ражается на делах; начались банкротства

Но в этом случае, где интересы промышленности так ради-

кально разошлись с требованиями континентальной блокады,

Наполеон решительно отказался считаться с интересами про-

мышленности.

Всякий хлопок, попадающий в Европу морским путем, есть

хлопок английский, как бы его ни называли; нужно сделать не-

возможной продажу всякого хлопка не явно европейского про-

исхождения; хлопководство в южной Франции, в Италии, в

будущем в Испании только тогда будет поставлено как следует,

24*

371