
Характерно, что если исключить Париж, Тур, Тулузу, Ан-
жер,
Труа и Реймс, то окажется, что именно портовые города
дольше всего страдали от последствий кризиса 1811 г.: именно
им,
как мы видим, пришлось помогать декретом от 25 декабря
1811 г. После того, что сказано было выше об общем положении
приморских городов при Наполеоне, это читателя не удивит:
портовые города были разорены морской войной задолго до
1811 г., и не мудрено, что им оказалось особенно трудно ликви-
дировать последствия кризиса этого года. Мы и дальше уви-
дим подтверждение этого факта.
Этот кризис имел громадное значение именно потому, что
болезненно круто вскрыл основное противоречие наполеонов-
ской политики: блокада, сама по себе бывшая для Наполеона
средством, понемногу превратилась фактически в цель. На
виду была одна мысль: если нужно, пусть разоряется вся тор-
говля и часть промышленности, но континентальная блокада
должна исполняться неукоснительно. Другое рассуждение:
блокада нужна затем, чтобы покончить с Англией, провозгла-
шалось в официальных бумагах, подчеркивалось в наполеонов-
ской переписке, но как могло оно возбуждать особый энтузиазм,
особую готовность к жертвам, если сам император, выдавая ли-
ценции, как бы расписывался в невозможности покончить с
Англией путем блокады? И оставалось терпеть и дороговизну
хлопка, убивавшую французскую конкуренцию на континенте,
и разорение торговли, и полное уничтожение экономической
деятельности портовых городов. Часть промышленного мира
покорялась императору в 1809, 1810, 1811 гг. уже больше за
страх, нежели за совесть, не так, как в эпоху Консульства, ког-
да глава государства приветствовался как гегемон, который
поведет Францию к небывалому экономическому процветанию;
не так даже, как после 22 февраля 1806 г., после декрета о вос-
прещении ввоза бумажных материй во Францию.
Теперь даже те промышленники, которые всеми силами от-
стаивали принцип полного изгнания англичан с континента,
убеждались растерянно и со страхом, что оружие оказалось
обоюдоострым. И как раз, когда они стали в этом убеждаться,
император начал обнаруживать все большую склонность счи-
тать себя непогрешимым и, не считаясь с робкими, умоляющи-
ми голосами вчерашних союзников, не останавливаясь, шел по
намеченному пути. Что торговый мир против блокады, он это
знал давно, как мы видели, и с гневом отказывался обращать
на это впимание; что многие промышленники разоряются, это
он сознал как важное и повсеместное явление именно в кри-
зис 1810—1811 гг. Но что их отчасти разоряет та же блокада,
которая сначала подняла их благосостояние, это он отка-
464