46
чем событие; мы выделяем его по своему усмотрению (Тойнби-географ
постановил бы, что на земле существует сорок три или сто девятнад-
цать «регионов» и что все они «should be regarded as philosophically
equivalent»'); регион раскладывается на геологические, климатологичес-
кие, ботанические и т.п. данные, и не менее очевидно, что регион будет
тем, чем мы его сделаем, решив, какие мы поставим вопросы: сочтем ли
мы важным вопрос об openfield и поставим ли мы его? Как говорят, ци-
вилизация задает истории вопросы исходя из своих ценностей, и любит
смотреться в зеркало своего прошлого; если верно, что у цивилизации
есть такие экзистенциальные потребности и что она их удовлетворяет
благодаря истории, она бы их еще больше удовлетворяла благодаря гео-
графии, которая позволила бы ей смотреться в зеркало ее настоящего.
Поэтому странно, что не существует некоего географизма, подобно исто-
ризму: следует ли заключить, что ум у географов менее философский,
чем у историков, или что у философов ум более исторический, чем гео-
графический?
29
* "должны считаться равноценными, с философской точки зрения".
29
О проблеме разделения Земли на географические регионы см. серьезную ста-
тью H. Schmitthenner. "Zum Problem der allgemeinen Geographie" in Geographia
Helvetica, VI, 1951, в особенности p. 126 et 129 (воспроизведена в сборнике, издан-
ном W. Storkebaum. Zum Gegenstand und zur Methode der Geographie. Wissenschaftliche
Buchgesellschaft, 1967, coll. Wege der Forschung, vol. LV11I, p. 195 et 199-200): "Раз-
деления, произведенные на основании различных географических категорий, пере-
секаются в самых разнообразных вариантах"; идея существования естественных
регионов есть иллюзия наивного восприятия, закрепленная в топонимике. Концеп-
туальные разработки географов так или иначе нарушают это разделение, в зависи-
мости от избранного критерия, и не приводят к выявлению регионов, на этот раз
научно обоснованному, при котором каждый регион был бы органическим целым,
где различные критерии накладывались друг на друга (и действительно, каким чу-
дом они могли бы накладываться?); искать "подлинные" регионы - все равно что
искать "квадратуру круга". — Эта статья Шмиттенера является к тому же прекрас-
ным введением в эпистемологию географии, которая была бы так же интересна, как
и эпистемология истории. Нет ничего любопытнее следующего факта: хотя парал-
лели между историей и географией представляются обоснованными, эпистемоло-
гия истории кажется сюжетом благородным, волнующим, философским, в то время
как у эпистемологии географии найдется не много читателей. Однако проблемы
обеих дисциплин по сути - одни и те же (растворение "факта", причинность и взаи-
модействие, свобода, связь с объясняющими и прикладными науками - геологией и
экономикой, практический аспект - политика и обустройство территории, пробле-
47
Конечно же, невозможно описать совокупность становления, и надо
сделать выбор; не существует и особой категории событий (например
политическая история), которая представляла бы собой историю и опре-
деляла наш выбор. Значит, утверждение Marrou о субъективности всякой
историографии верно в буквальном смысле: выбор исторического сюже-
та является свободным, и все сюжеты имеют равную ценность; Истории
не существует, как и «смысла истории»; события (прицепленные к како-
му-то «научному» локомотиву истории) не движутся по четко намечен-
ному пути. Маршрут, по которому проходит описание событийного поля,
выбирается историком свободно, и все маршруты одинаково законны (хотя
и не одинаково интересны). К этому можно добавить, что конфигурация
событийной местности такова, какова она есть, и два историка, идущие
одной дорогой, увидят одну и ту же местность или обсудят свои разно-
гласия весьма объективным образом.
Структура событийного поля
Историки описывают интриги, иначе представляемые как маршру-
ты, которые они намечают по своему усмотрению на весьма объектив-
ном событийном поле (его можно делить до бесконечности, и оно не со-
стоит из событийных элементарных частиц); ни один историк не описы-
вает всего поля в целом, так как маршрут должен быть избирательным и
не может проходить повсюду; ни один из маршрутов не является истин-
мы концептуализации, типологии и сравнительного метода, "подлунный" аспект);
неравнозначная популярность истории и географии отражает влияние романтизма
на наше видение истории: "благородным" сюжетом эпистемологию истории делает
романтическая идея об истории как всемирном судилище (или, если угодно, то, что
мы больше не верим в теорию природных условий, согласно которой география оп-
ределяла человеческую свободу и представлялась таким же уроком релятивизма,
какой мы сегодня видим в истории; этнография продолжает этот урок). В конце кон-
цов, следует снять с истории романтическую дымку. - Кстати, у географии был свой
Тойнби — географ Карл Риттер. исходным пунктом для которого стал урок Гердера
(ср. с Французской географической школой, грезящей на полях Tableau de la Prance
Мишле), и естественные регионы были для него реальностью, особыми индивиду-
альностями, созданными Богом и данными человеку, чтобы тот обжил их, в соответ-
ствии с тем, что им назначено Творцом. Риттер оставил, кроме того, практические
сочинения, значение и самобытность которых подчеркивают географы.