Митрохин Л.Н., Мысливченко А.Г. и др. Современный экзистенциализм
Подождите немного. Документ загружается.
Циализма, не всегда достаточно очевидная у других его
представителей; в частности, разъясняется требование
личной ответственности за познание и призыв к предва
ряющему всякий познавательный акт моральному очи
щению, обычно ‘проходящие в экзистенциализме под
лозунгом критики утилитаристского и безличного отно
шения к миру как принципа всякого объективного зна
ния. М арселевская теория «вторичной рефлексии» пока
зывает, что индивидуальное вйдение направлено на
интерпретацию в моральном плане собственного суще
ствования, а не на познание внешнего мира, который для
экзистенциализма выступает как нейтральный, лишен
ный всякого значения элемент. «Все происходит в дей
ствительности между мной и «мной самим, — последова
тельно развивает Марсель важнейший тезис экзистенциа
ли зм а.— Правда, при этом нам лишний раз приходится
убедиться в двусмысленности понятия «Я сам», в его
исконной нетождественности себ е »1. Иначе говоря, вы
свободившаяся рефлексия направлена на освещение раз
рыва, трагического несоответствия между наличным
существованием субъекта и возможным подлинно м о
ральным бытием, разрыва между тем, чем он является,
и тем, чем он был бы, став самим собой. «Благодаря вну
тренней мобилизации, — пишет Марсель, — я занимаю
позицию пр отношению к собственной жизни. Я как бы
выскальзываю из нее. Высвободившись, я уношу с со
бой все, чем я являюсь и чем жизнь моя, возможно, не
б ы ла... » 2
Что же обеспечивает человеку эту ясность самоана
лиза, какие предварительные условия, согласно экзистен
циализму, помогают ему так глубоко проникнуться со
знанием овоей трагедии?
Здесь обнаруживается многоплановость понятия
recueillement (внутренней сосредоточенности, уравнове
шенности, необходимых для истинного познания), чрез
вычайно характерный для экзистенциализма сплав гно
сеологического и этического. Recueillement — это пози
ция, с которой должно вестись познание, душевное
состояние прозревшего человека, прошедшего через все
лишения, умудренного пережитым. По признанию самого
1 G. Marcel. Le M ystère de l’Etre, v. I, p. 76.
2 G. Marcel. Un changem ent d’espérance, p. 6.
333
Марселя, здесь невольно напрашивается термин «обра
щение», хоть ему и не следует придавать собственно ре
лигиозного смысла. Это состояние внутренней сосредо
точенности, волевого усилия, когда, по-новому взглянув
на сложившуюся нестерпимую ситуацию, человек при
знает «невозможность вынести в адрес виновных простое
суждение, безапелляционный приговор, до этой минуты
казавшиеся закономерными»
Экзистенциалистское «служение истине» начинается,
собственно, с признания своей некомпетентности, и это
одинаково относится к области нравственности и к об
ласти гносеологии (марселевское «кто я, чтоб осуждать?»
идет параллельно с «кто я, чтоб судить?», хотя второе,
без сомнения, является 'производным). Вполне законо
мерно поэтому утверждение М арселя, что христианское
«не судите» остается вершиной философской мысли.
Распространению этой заповеди на область познания
способствует феноменологическое положение, согласно
которому надлежит верить в существование мира, но
воздержаться от суждения на его счет. В итоге прове
денной таким способом «евангелизации» онтологии М ар
сель заключает, что путь, ведущий к познанию, тожде
ствен пути, которым нравственный человек идет к свя
тости.
Один из исследователей творчества Марселя,
М. де Корте, дает его теории познания оценку, которая
вполне может служить характеристикой основных тен
денций экзистенциализма в целом. Марсель, пишет
де Корте, «видит в философии не столько средство объ
яснения вселенной, сколько живую, все более плодотвор
ную конструкцию, имманентную по отношению к мысли;
предназначением философии является обеспечение мысли
спасения в значении, близком христианскому»2.
* * *
Истинное мышление, направленное на «освобождаю
щую интерпретацию бытия», благодаря которой человек
волен свести к небытию все то, в чем его субъективность
не видит интереса, является неизбежным итогом экзи
1 G. Marcel. Le M ystère de l’Etre, v. I, p. 147.
2 Ai. de Corte. La philosophie de G. Marcel. P aris, 1954, p. 3.
334
стенциалистской «ответственности за все». Подобная от
ветственность, распространяющаяся на вещи, как и на
людей, на природу в той ж е мере, что и на социальные
события, поминутно превращается в ответственность «ни
перед чем» и служит моральной дезориентации человека.
Если придерживаться основного направления экзистен
циалистской мысли, то следует сказать, что человек не
столько «ответствен» за все, -сколько повинен во всем,
потому что все отчуждено, человек по самой своей при
роде осужден быть овеществленным во всех своих про
явлениях, и в ¡первую очередь в своем научно-познава
тельном, объективном отношении к миру. Бороться не
за что, потому что каждый жест, каждый шаг отчуждает,
в любом практическом действии человеческая свобода
овеществляет себя. Поэтому в отличие от Сартра М ар
сель доводит свою позицию неотчуждения внутренней
свободы до откровенно спиритуалистической.
* * *
Экзистенциалисты утверждают, что научные «сущ
ности», абстракции — это и есть та основная форма, в
которой повсеместно ¡выступает духовное закабаление
индивида, его отчуждение от самого себя. Требуя, чтобы
в поисках подлинно морального бытия и истинного про
зрения человек погрузился в мир индивидуальных пере
живаний, экзистенциализм выступает против данного
исторического этапа развития человечества, против на
копления научных знаний как эмпирических свёдений,
не принесших человеку счастья, против идеологической
жизни, противопоставившей себя человеку в виде аб
страктных универсалий, фикций, не имеющих существо
вания, но ставших при этом весомой и враждебной че
ловеку реальностью. Всему этому как «сущности» экзи
стенциализм противопоставил «существование» — отказ
принять господствующие в обществе нормы, отрицание
возможности каких-либо обобщений на основе познан
ного, категорический протест против рассмотрения не
повторимой ситуации индивида в общественно-истори
ческом плане. Экзистенциализм, представляющий собой
очень характерную реакцию на кризис буржуазного
мира, требует опровержения его норм (но только норм),
«очищения», возврата к условиям «девственного», чу
335
ждого всякой идеологии мышления, провозглашает ин
туитивные движения души единственно безгрешными
импульсами к действию, утверждает «тождество с со
бой» вопреки отождествлению себя с «вещами».
В этом плане экзистенциализм возрождает программ
ные иллюзии христианства. Фальсифицируя тот факт,
что сама способность человека мыслить «гармоничный
мир», подлинное бытие отражает высокую ступень со
временного общественного развития, является итогом
пройденного человечеством «пути, экзистенциализм пре
подносит индивиду его духовные запросы как изначаль
ное требование девственной, примитивной души, мудрой
в своей непорочности. Иными словами, надо отказаться
от знания как результата активного познания, чтобы по
лучить знание как благодать. Мудрость может осенить
человека лишь при условии внутреннего самоотстране
ния от общества, от всего, что дало ему в действитель
ности его человеческое содержание.
Экзистенциалистский принцип «существование про
тив сущности» выступает как требование субъективно
сти. В «Тетрадях по истории эпикурейской, стоической
и скептической философии» Маркс следующим образом
характеризовал этот принцип: «Если правильно замеча
ние Гегел я ... что Платон отстаивал в своем государстве
греческую субстанциальность против надвигавшегося
принципа субъективности, то ведь именно Платон диа
метрально противоположен Христу, так как Христос от
стаивал момент субъективности против существующего
государства, которое он признавал лишь мироким и,
следовательно, нечестивым» К
Именно в этом отношении экзистенциализм во всех
своих вариантах мыслит себя как глубоко антиэссен-
циальное направление, выдвигает примат августиниан-
окого принципа субъективности над рационализмом «не
движных» платоновских идей. Это единство в основных
чертах дает возможность говорить об экзистенциалист
ской философии в целом, как бы различны ни были
общественно-политические взгляды ее представителей.
Сартровский тезис о примате существования над сущ
ностью зачастую рассматривается как принципиальная,
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Из ранних произведений, стр. 199—
200.
336
последовательная «антибуржуазная полемика». В дей
ствительности нет никаких оснований противопоставлять
эту идею как воинственно «антибуржуазную» учению
Марселя о примате бытия над обладанием; под послед
ним подразумеваются те ж е «сущности» в более резком
апокалиптическом звучании: знание как гордыня, уве
ренность как грех, ограниченность довольства против
бесконечности неудовлетворенности, идеалы как застыв
шая метафизика и т. п.
Феноменологический метод подсказал, как, не отри
цая в духе наивного былого идеализма, что мир со всеми
своими теневыми сторонами есть самая что ни на есть
очевидная реальность, научиться не придавать ей ника
кого значения, объявить ее «неподлинной» и свести к
незначащему «сектору» бытия. Так, Марсель, давший в
ряде произведений характеристику буржуазной действи
тельности, возможно более точную и уничтожающую, чем
Сартр, тем не менее заявляет: «Мир отчужденный, функ-
ционализированный остается для меня таковым лишь
постольку, поскольку я согласился мыслить его таким».
Иными словами, если в мире что и не так, то в конце
концов в том грех каждого из нас, не сумевших пересмо
треть свое отношение к данному от века положению ве
щей и собственной участи, отличить подлинно, внутренне
нравственное от идеологических фикций и свести мир
нашей объективной повседневности к «неподлинной» ча
сти нас самих.
.* * *
Общепринятые нравственные представления — это и
>сть, согласно экзистенциализму, те лжесущности, кото-
эые отстранили человека от самого себя, присвоили его
свободу. Боясь лишиться определенного значения в об-
цестве, каждый следует навязанным ему извне нрав
ственным предписаниям. Он лишь исполнитель роли,
федуготованной ему партией, церковью, семьей. Он ка-
’алогизирован в своей среде как обладатель такого-то
1 нения, отождествлен со своей социальной функцией, с
1 еким своим идеальным «прообразом». То, что он мыслит
:ак свою сущность, в действительности- полностью заим-
твовано им от чуждого ему внешнего мира. Нормы,
оторые он застал готовыми, сформировавшимися без
го критического участия, он аморально и безответствен
2—362
337
но принял за самого себя: жил, следуя готовым, чуждым
образцам, бесповоротно губя при этом свою индивиду
альность, растлевая свою нравственность.
В такой форме выступает экзистенциалистский про
тест против духовного развращения человека лицемер
ными проповедями буржуазной морали, демагогически
ми лозунгами «свободы», лишь поддерживающими в лю
дях опасную иллюзию, что все происходящее, будь то
колониальная война или вспышка расизма, совершается
во имя «свободы вообще», «блага вообще» и т. д. В эпо
ху, когда утрачена вера человека в себе подобного, пи
шет Марсель, общие идеалы выглядят абсолютно несо
стоятельными. Эпоха расцвета буржуазного общества и
оценки его как выражения подлинной, всеобщей чело
веческой нравственности осталась далеко позади; поня
тие буржуазной свободы как «свободы вообще» дискре
дитировано вконец. С этими идеалами, пишет Марсель,
мы оказались в положении владельцев ипотечного иму
щества, которые в действительности ничем более не рас
полагают.
Если еще возможно спасти нравственную природу
человека, то лишь путем самого решительного, самого
бескомпромиссного размежевания с этими моральными
лжесущностями, которое должно совершаться в каждом
отдельном человеческом поступке, в каждом выборе. По
этому всякий шаг есть «пари и риск», упорная попытка
противопоставить закосневшему миру свою «подлин
ность»— способность в любых условиях оставаться са
мим собой. Не давать отождествлять себя с вещами, не
стать тем, чего от тебя ожидают, а быть «всегда новым
перед лицом каждой новой ситуации». Естественно, что
не всякому под силу подобное напряжение; поэтому ка
ждый волен «выбрать», оставаться ли ему столь нелегкой
ценой самим собой или «отказаться» от своей свободы,
как говорит Сартр, «избрать себя трусливым» и искать
душевного прибежища в известной комфортабельности
социальной лжи. $
Таким образом, то, что выступило вначале как весь-*
ма существенный социальный протест, как критика лице-|
мерной буржуазной морали, вновь свелось к нескончае-d
мой тяжбе индивида с самим юобой. Сартровский субъект^
мог бы сказать вслед за Марселем: «В действительности!
все происходит между мной и мной самим». При этом у^
338
Сартра, едва ли не в большей степени, чем у М арселя,
делается акцент на трагической внутренней противоре
чивости субъекта, на его непреодолимой нетождествен-
ности себе, а общество, подвергнутое им резкой и остро
умной критике, оказывается не более как местом само-
становления или нравственной гибели индивида.
Фактически к обществу претензий нет и не может быть:
если человек предпочел не жить, а «застыть в образе пер
сонажа», то в этом сказалось лишь извечное несовершен
ство человеческой природы. Справедливо поэтому за
мечание известного французского литературоведа
Р.-М. Альбереса, который пишет, что у Сартра сама
«неподлинность социальных ценностей обусловлена тем,
что индивид, не отваживаясь реализовать собственные
ценности, прибегает к лицемерным условностям»1.
Здесь мы еще раз убеждаемся, что наиболее серьез
ные заявки экзистенциализма, критика, возникшая на
почве очень значительных социальных обобщений, раз
виваются в ложном направлении, теряют в итоге всякую
действенную силу. Попытки протеста расплываются в
абсолютно беспредметном, никого ни к чему не обязы
вающем морализировании, издавна практикуемом рели
гиозным мышлением, в апелляции индивида к самому
себе и бесконечном самоизобличении, совершающемся,
по выражению Маркса, в «монастыре бездеятельной со
вести».
Хотя экзистенциалисты выступили первоначально в
роли бескомпромиссных обличителей всякой системы
официальных идей, а учение их было глубоко проник
нуто духом индивидуалистического вызова, очень скоро
обнаружилось, что фактически экзистенциалистский
бунт против действительности — это лишь окольный путь
приспособления к ней.
Обрушившись на психологию обывателя, склонного
принимать существующее положение вещей слепо, не
задумываясь, экзистенциалист приходит к тому ж е са
мому в итоге длительного самоистязания, с горделивым
сознанием собственной обреченности. Более того (и имен
но в этом пункте экзистенциализм наиболее близок хри
стианству), задача примирения с действительностью,
1 fi.-M. Albérès. Jean -Pau l Sartre. Paris, 1953, p. 84— 85.
♦ 339
принятия «на себя» любой ситуации выступает здесь как
неумолимое требование совести, как высший нравствен
ный долг.
* * *
Итак, подлинные представления о нравственности
зарождаю тся лишь в душе, одиноко и безнадежно проти
востоящей всем перипетиям существования, и пережива
ния человека, убежденного, что за любой его шаг спро
сится только с него, и есть единственный оплот мораль
ных ценностей.
Застывшим «сущностям» буржуазной морали экзи
стенциализм противопоставляет напряженную диалек
тику внутренней жизни человека, интенсивность мораль
но-психологических отношений между людьми. Согласно
экзистенциализму, это та единственная область, в кото
рой возможны подлинное развитие, движение, взаимо-
обогащение. Вокруг этой духовной биосферы индивида,
собственно, и конституируется мир.
Интенсивность и трагизм внутренней жизни, на кото
рых так настаивают экзистенциалисты, выступая как
против утешительной общеобязательности социальных
норм, так и против томистского псевдооптимиз,ма, обу
словлены тем, что в экзистенциалистской концепции мо
рали нашло свое специфическое отражение трагическое
совпадение в «ситуации» внешнего и внутреннего, при
знание глубоко враждебной индивиду внешней среды как
сартровской «стены», о которую постоянно разбиваются
самые искренние его побуждения. Правда, отражение это
в -высшей степени мистифицировано: мир выступает кос
ной, враждебной силой, уступающей лишь бескомпро
миссной человеческой нравственности; роль общества еще
более пагубна, так как оно растлевает саму нравствен
ность человека — единственную созидательную силу в
мире. Именно как необходимость противостоять внеш
ним враждебным силам и рассматриваются экзистенциа
листами перспективы внутреннего мира человека, воз
можности мобилизации его духовных ресурсов.
В плане этого сугубо индивидуализированного, ис
ключающего всякое усвоение человеческого опыта, от
ношения к миру «на свой страх и риск» выдвигается
требование оценки любой ситуации заново как не имен
шей прецедента. Все подвергается суду рефлексии
340
(М арсель утверждает, что рефлексии в экзистенциализ
ме отводится первостепенная роль, что эта философия в
определенном смысле глубоко рационалистична). Но это
не тот «суд разума», на который в свое время предстали
перед прогрессивной буржуазией порядки и нормы от
жившего мира; все, что было апробировано знанием,
обретало тогда всеобщую значимость и ценность. Теперь
же под рефлексией подразумевается в гораздо большей
степени тревожная, больная совесть индивида, мучитель
ной обязанностью которой является непрерывная выра
ботка новых норм и отметание старых как присваиваю
щих себе челрвеческую свободу. Это постоянное
самообновление становится самоцелью, формальным
требованием. Быть верным себе означает сохранять ди
станцию между собой и обществом, чтобы не дать при
равнять себя к тому или иному понятию. Не быть вра
чом, «как другие», адвокатом, «как другие», становится
высшим мерилом человечности. Истинная ценность озна
чает уникальность. Общезначимость же, пишет Марсель,
ликвидирует всякую ценность: нравственный идеал, до
ступный любому, есть пустое в своей абстрактности по
нятие, фикция, социальная ложь. Залог подлинной цен
ности всякого поступка, помысла — в необъективируемо-
сти внутреннего убеждения.
В атеистическом и христианском вариантах экзистен
циализма есть определенное расхождение в трактовке
природы ценностных мотивов человеческого поведения.
Согласно Сартру, ценность создается свободным, ни
чем не обусловленным выбором. В христианском экзи
стенциализме выбор — это интуитивный ответ человека
на «призыв», имеющий трансцендентальный характер.
Полемизируя с атеистической формулировкой Сартра,
Марсель заявляет, что он категорически против «окари
катуренного экзистенциализма, пытающегося обесценить
сущность», однако поясняет, что при этом вовсе не сле
дует думать, «будто сущности не должны быть пересмо
трены с позиций философии, утверждающей примат субъ
ективности»1 (что, кстати, и делает Сартр). Выражая
свой протест, Марсель выступает вовсе не в духе П ла
тона за «предшествовавший мир идей», с которым чело
1 R. Troisfontaines. De l’existence à l’être, v. I. P aris, 1953,
э. 147.
341
век, вступая в жизнь, как бы заключает договор, а за
трансцендентность норм, которые не поддаются форму
лировке в понятиях.
Но независимо от природы стимулов, толкающих че
ловека на принятие того или иного решения, от наличия
трансцендентных сил, стоящих за выбором, ответствен
ность за ориентировку в ситуации ложится целиком на
индивида. Ссылки на трансцендентность отнюдь не
устраняют принципиального субъективизма экзистенциа
листской этики. Стремясь подчеркнуть роль личной ини
циативы и ответственности человека в любых формах
его духовной жизни, ликвидировать разрыв между бес
полезностью отвлеченных «идеалов» и действительно
стью, экзистенциализм во всех своих вариантах высту
пает с единой программой индивидуализации и реляти
визации этических представлений. Во всех случаях
ценность фигурирует лишь «в требовании, которое чело
век, отдельный индивид, предъявляет самому себе»
(М арсель). Общая формула ценности выглядит при
мерно так: ценность трансцендентна (М арсель) и ничем
не обусловлена (Сартр, М арсель), она ставит условия
сама.
Сартр говорит: дело не в том, что наши поступки не
мотивированы, они как раз мотивированы; не обуслов
лено предпочтение, которое мы отдаем тому или иному
выбору. В этом заключается безразличие выбора, так
как нет никаких объективных норм, которые позволили
бы отдать предпочтение тому или иному мотиву. Но, раз
совершив выбор, мы тем самым освящаем его. Engage
ment (ввязывание себя) — вот что выявляет ценность
любого действия; важен сам факт, что человек решился
действовать. Хотя, казалось бы, у М арселя за этим ре
шением стоит трансцендентное, у Сартра — нравственное
совершенство индивида, однако в обоих случаях освя
щается внутренняя решимость, ни в чем не находящая
обоснования.
Положение, согласно которому нет ничего, что позво
лило бы объективно оценивать ту или иную деятельность,
в конкретных иллюстрациях самих экзистенциалистов
выглядит весьма сомнительно. Из-за отсутствия объек
тивного критерия в свете «подлинности», «верности
себе», пишет Марсель, не только равны по своей ценно
сти деятельность художника и лавочника, но, более того,
342