Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

и обозначает ряд различимых образов по тому, что во всех них есть

сходное. Лишь теперь возникает потребность уяснить себе, что же

такое есть общее наряду с отличным, т. е. возникает потребность об-

разовать путем абстракции понятие в обычном смысле слова.

Тот же самый процесс повторяется и с более определенными

представлениями. По мере того как схватывание становится более

острым и память вернее сохраняет мелкие различия, также и здесь

первоначально единый образ начинает распадаться на ряд отлич-

ных образов. Но язык со своими производными и сложными слова-

ми, со своими атрибутивными определениями и т. д. не в состоянии

следовать за этой специализацией. Точно так же и память не в со-

стоянии одинаковым образом удержать все, а сила воображения

не в состоянии в одинаковой мере оживить все образы. Итак, в кон-

це концов всякое слово получает свой круг различных представле-

ний, которые оно в состоянии обозначать. Но представления эти

ведут себя не одинаково, и более определенный образ оказывается

связанным со словом преимущественно, как центр группы, вокруг

которого сосредоточиваются остальные. Житель местности, покры-

той хвойным лесом, связывает с «деревом» прежде всего образ ели

или сосны. Остальные формы, которые он может знать, стоят по-

блеклые на заднем плане. Со словом «красный» связывается прежде

всего особенно резкое и от всех других легко различимое впечатле-

ние. По мере того как оно начинает применяться ко все более и бо-

лее далеким оттенкам цвета, оно перестает обозначать нечто опреде-

ленное. Когда мы слышим слово, то у нас воспроизводится при этом

прежде всего то этот, то тот оттенок. Но в то же время здесь явля-

ется для нас возможным ряд других оттенков, который и пробега-

ется нами. Утратив определенное значение и воспроизводя прежде

всего не отграниченный определенно ряд оттенков, слово становит-

ся общим. Каждый из этих оттенков является общим представлени-

ем, поскольку оно снова применяется к многообразию единичных

наглядных представлений. Но его обозначение («кроваво-красный»,

«вишнево-красный» и т. д.) снова напоминает о том первоначальном

процессе, путем которого слова производят свои значения от еди-

ничных наглядных представлений.

. От этого естественного хода развития отношений между словом

и представлением необходимо отличать по существу некоторый дру-

гой процесс. Последний обусловливается тем, что наименование

производится непрестанно под влиянием уже данного языка и на-

личное словоупотребление перекрещивает те комбинации, которые

FDEXYZ[ \EA]HDY

могли бы возникнуть сами собой, и навязывает другие, которые сами

по себе не могли бы возникнуть. Указать, что есть общего во всех тех

вещах, которые язык обозначает одним и тем же словом,

—

это со-

вершенно иное дело, нежели показать, что именно определенный

индивидуум подводит под данное представление и полагает сход-

ным с ним. Для индивидуального мышления имеется известное чис-

ло простых омонимов, при которых внутреннее сходство представ-

ления вовсе не доходит до сознания. Омонимы эти возникли пер-

воначально благодаря одинаковому наименованию. В то же время

известное число сходств между вещами доведено до сознания впер-

вые языком, и предоставленный самому себе индивидуум никогда

не пришел бы путем сравнивания к этим сходствам. С другой сторо-

ны, словоупотребление налагает запрет и разрушает известные сход-

ства и навязывает такие различия, к которым не могло бы придти

индивидуальное мышление. В последнем случае представление вы-

нуждается стать более определенным, тогда как в первом случае не-

возможно даже решить, сколько именно из взаимно не связанных

представлений могут соответствовать одному и тому же слову. Эти-

мология языка с полным основанием пытается осуществить самые

отдаленные комбинации. Но ее задача совершенно иная; выяснение

действительного процесса мышления, как он совершается в отдель-

ных индивидуумах, не входит в ее задачу.

Для отдельного индивидуума значение слова определяется не эти-

мологией, а представлением о тех объектах, к которым оно приме-

няется в словоупотреблении. Никто из нас до исторического обу-

чения не думает о том, что петух на бочке, петух на ружье и петух

на птичьем дворе могут заключать в себе один общий элемент, ко-

торый опосредствован обозначением при помощи одного и того же

слова. Эти три значения лишены для нас всякой взаимной связи, сло-

ва стали простыми омонимами. Точно так же и в большинстве выра-

жений для духовных деятельностей для нас совершенно исчез перво-

начальный смысл тех слов, какими мы обозначаем их. В таких словах,

как «понятие», «суждение», «умозаключение» никто не ощущает уже

образного, метафорического выражения.

. Итак, слова в живом употреблении суть лишь знаки определенно-

го содержания представлений, которое, будучи отрешено от налич-

ного наглядного представления, приобрело себе самостоятельное су-

ществование в способности внутренне воспроизводиться какое угод-

но число раз. Отсюда следует поэтому, что сами по себе, при помощи

одного своего звука слова никогда не в состоянии обозначать единич-

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ное как таковое, как оно дано в наглядном представлении. Наобо-

рот, тут требуются такие особые вспомогательные средства, как при-

тяжательное, указательное местоимения или указательные жесты;

только тогда может быть понято общее слово в применении к опре-

деленному единичному объекту. Или же тут необходимо предполо-

жить, что отношение к определенному единичному может правиль-

но выполняться слушающим, даже если оно остается невысказан-

ным. Но единичное лишь потому может обозначаться посредством

слова, что познается его сходство с общим представлением, которое

выражается словом. Лежащую передо мною вещь я могу обозначить

как «эту книгу» или как «мою книгу» лишь потому, что общее значе-

ние слова «книга» применимо здесь

¹²

Конечно, известная часть слов обозначает единичные вещи как та-

ковые, или потому, что соответствующая представлению вещь факти-

чески дана в мире лишь однажды, как солнце и месяц, небо и земля;

или потому, что путем ясного соглашения единичному как таковому

дано было имя, дабы отличать его тем ото всех других подобных объ-

ектов, как это имеет место в собственных именах лиц, городов, гор

и т. д. Там, где значение этих имен можно еще распознать,

—

там оно

сводится к общим словам, как Монблан, Нейстадт, Эрленбах* и т. д.

Но значение это, объясняющее дачу имени, в большинстве случаев

позабыто, и то представление, какое пробуждают эти сами по себе

ныне лишенные значения имена, есть лишь представление об опре-

деленном единичном объекте. Но и в таком случае они могут функ-

ционировать в качестве понятых слов лишь тогда, когда наглядное

представление этого объекта заняло свое место в воспоминании.

Но по отношению к мгновенному наглядному представлению лица,

горы и т. д. значение имени занимает еще такое же положение, какое

общее слово занимает по отношению к отдельной вещи; для того что-

бы оно могло применяться к чувственно данному теперь,

—

для это-

го всегда требуется еще познание тождества наличного наглядного

представления с внутренне представленным. То, что отличает собст-

венно имя от общего слова,

—

это есть лишь сопутствующее сознание,

что соответствующее ему действительное есть единственное и реаль-

но всегда одно и то же.

Наконец, той же функцией находить себе применение лишь в от-

ношении к единственному обладают и некоторые выражающие от-

ношение слова, которые имеют общее содержание. Но в их значе-

* Имена

эти

буквально

обозначают

«белая

гора»,

«новый

город»,

«ольховый

ручей».

—

Прим.

перев.

FDEXYZ[ \EA]HDY

нии заключается отношение к некоторому единственному объекту.

Таковы все настоящие превосходные степени, порядковые числа

и т. д. Поскольку лишь из всякой данной связи вытекает, что имен-

но сравнивается и что исчисляется, постольку они родственны ука-

зательным местоимениям, которые свой определенный объект точ-

но так же выражают лишь при помощи отношения. Первое янва-

ря 1871 года есть единственный день. Но он является определенным

лишь при предположении совершенно определенного исчисления.

Для русского календаря день этот иной, нежели для нашего. И зна-

чение выражения покоится опять-таки прежде всего на представле-

нии о лишь мыслимом ряд лет и дней.

§ 8. Необходимость слова для предиката

Благодаря своей своеобразной функции слова являются необходимым

для завершения суждения выражением служащего предикатом представ-

ления,

—

тогда как у представления, служащего субъектом, грамматическое

выражение может отсутствовать, даже если оно само не является об-

щим представляемым.

. Из предыдущих рассуждений о сущности слов вытекает прежде все-

го, что необходимо точно различать, означает слово лишь непосред-

ственно обозначаемое им содержание представления или же оно

употребляется для того, чтобы обозначить определенное единичное,

которое как таковое еще не отмечено значением слова, но лишь со-

держит в себе это последнее, которое может, следовательно, быть

наименовано этим словом.

На этом, в сущности, покоится различное отношение словесного

обозначения к субъекту и предикату суждения. Там, где высказыва-

ние не касается как такового содержания означающего субъект сло-

ва, как, например, «дефиниция», а относится к определенному еди-

ничному,

—

там отнюдь не необходимо, чтобы представление субъек-

та обозначалось или могло обозначаться каким-либо полнозначным

словом. Грамматически это может быть простое указательное место-

имение

—

«это единица», «это красное», «это падает». Это указатель-

ное местоимение может быть заменено каким-либо простым жестом.

Помимо всего этого может высказываться также просто предикат;

причем внутренний процесс не перестает от этого оставаться сужде-

нием, в котором нечто высказывается о чем-то.

Яснее всего обнаруживается это в тех суждениях, которыми во-

обще начинается акт суждения человека, в которых снова узнаются

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

и наименовываются чувственно наглядные предметы. Когда дитя на-

зывает зверей в своей книжке с картинками, причем указывает паль-

цем и называет их имена, тогда оно совершает акт суждения. Равным

образом полнозначными суждениями являются те восклицания, ка-

кие вызываются неожиданным зрелищем,

—

«Отец!», «Огонь!», «Иви-

ковы журавли!» Неполным является здесь лишь грамматическое вы-

ражение, а не внутренний процесс

¹³

. Напротив, для суждения имеет существенное значение получить

завершение в высказывании предиката. Правда, бывают случаи, когда

определенный, например, объект снова узнается, и поэтому внутрен-

ний процесс не может быть высказан. Но именно поэтому мы рас-

сматриваем последний как недостаточный, как незрелое порожде-

ние, и завершенным суждением мы признаем лишь такое, в котором

предикат является вместе со словесным обозначением. И притом

для предиката существенно, что соответствующее представление яв-

ляет собой именно значение слова, что оно есть связанное со словом

содержание представления как таковое, уже перешедшее в нашу соб-

ственность. Безразлично, является это представление общим в обыч-

ном смысле или представлением чего-либо единственного. «Это Со-

крат» есть в такой же мере суждение, как «Сократ есть человек»; «ны-

нешний день есть 1 января 1871 г.» есть в такой же мере суждение,

как «нынешний день холоден», хотя ни «Сократ», ни «1 января 1871 г.»

по своему содержанию не суть общие представления

¹⁴

. Достаточно

того, что они вообще суть представления, которые могут воспроиз-

водиться по поводу сказанного слова и вместе с ним.

ZYaB ]YZDZI

ПРОСТЫЕ

СУЖДЕНИЯ

Под «простым суждением» мы понимаем такое суждение, в котором

субъект может рассматриваться как единое, не заключающее в себе

никакого множества самостоятельных объектов представление (сле-

довательно, он есть единственное число), и законченное высказы-

вание о нем делается в одном акте. Среди простых суждений в этом

смысле необходимо точно различать два класса: во-первых, такие су-

ждения, в которых в качестве субъекта выступает единично сущест-

вующее представляемое («это есть белое»),

—

описательные суждения;

во-вторых, такие суждения, в которых служащее субъектом представ-

ление заключается в общем значении слова, причем об определен-

ном единичном здесь ничего не высказывается («кровь красная»),

—

объяснительные суждения

¹⁵

i. ZEXHYBCB X±aBCE¬

§ 9. Суждения наименования

Простейшим и элементарнейшим актом суждения является то, кото-

рое выражается в наименовании единичных предметов наглядного пред-

ставления. Представление, служащее субъектом, есть непосредст-

венно данное, схваченное в наглядном представлении как единство;

представление, служащее предикатом, есть внутреннее вместе с над-

лежащим словом воспроизведенное представление. Акт суждения со-

стоит прежде всего в том, что то и другое с сознанием объединяется в одно

целое (

σύν

εσις

υοημάτωυ

ώσπερ

έυ

υτωυ

, Aristot. de anima

iii

, 6. 430 а 27).

. Тот внутренний процесс, который соответствует таким предло-

жениям, как «это Сократ», «это снег», «это кровь», или граммати-

чески сокращенным восклицаниям «Огонь!», «Аист!» и т. д.,

—

этот

процесс там, где предложения эти служат выражением непосредст-

венного познания, следует толковать просто. Данный вид или зрели-

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ще пробуждает оставшееся от прежнего и связанное со словом пред-

ставление, и оба они объединяются как одно целое. То, что только

что было наглядным представляемым, по своему содержанию есть

одно и то же с тем, что я имею в своем представлении, я сознаю это

единство и именно это сознание я высказываю в предложении. Этим

суждение отличается от родственных процессов. Во-первых, от того

процесса, который обозначают как бессознательное слияние,

—

мы

не касаемся здесь вопроса, подходящее ли выражение, и правиль-

но ли описывается им действительный процесс. Здесь новый образ

попросту должен так связываться с более старыми представления-

ми, что продуктом этой связи должно быть опять-таки лишь то же са-

мое, в крайнем случае лишь более живое представление, которое уже

имелось раньше. Здесь, следовательно, должно отсутствовать всякое

различение и разъединение нового и старого, имеющегося налицо

и вспоминаемого. В противоположность этому Гербарт справедливо

отмечает, что суждение как сознательный акт возможно лишь там,

где приостановлено такое слияние, где оба представления находятся

как бы в состоянии висения, и что поэтому характер этот резче все-

го обнаруживается там, где возникает вопрос или сомнение. Тогда

как обыкновенно внимание преимущественно бывает, конечно, за-

нято настоящим, и лишь звук

—

в особенности при простом воскли-

цании, которое сопутствует познаванию,

—

выдает, что приобретен-

ное уже представление проявило свою деятельность

¹⁶

Во-вторых, суждение отделяется от простого непроизвольно-

го воспроизведения прежнего образа, который мог бы стать наря-

ду с первым, не объединяясь с ним в одно целое. Это было бы в том

случае, когда у меня при виде, например, огня возникли бы преж-

ние восприятия, которые, будучи удержаны в своей раздельности,

дали бы лишь ряд сходных образов. Ибо вместе с каждым из них

были бы воспроизведены отличительные побочные обстоятельства,

которые мешают объединению в единство. Соединение может насту-

пить лишь там, где нет такого препятствия, так как или все побоч-

ные обстоятельства одинаковы, или содержание представления уже

изолировано и возведено во всеобщность.

. Там, где имеет место этот наипростейший и самый непосредствен-

ный акт суждения, познавание в первоначальном смысле,

—

там оба

представления предполагаются как неделимые, не разложенные

сознательно на отдельные элементы целые. Этим непосредствен-

ное объединение в одно целое отличается от другого случая, когда

для объединения в одно субъекта и предиката требуется еще ряд про-

FDEXYZ[ \EA]HDY

межуточных мыслительных актов. Допустим, что «снег» или «кровь»

обозначают естественно-научное понятие, отличительные призна-

ки которого имеются налицо в памяти. Для того чтобы удостоверить-

ся, все ли признаки понятия соответствуют объекту, мы не станем

судить об этом по первому взгляду; напротив, объект здесь подвер-

гается исследованию со стороны своих различных свойств, и лишь

на основании умозаключения объект подводится под понятие, т. е.

ему приписывается весь комплекс свойств, который фиксирован об-

щезначимым образом в термин «снег» или «кровь». Суждение это,

следовательно, является многократно опосредствованным; в нем

в несколько приемов повторяется то, что в один раз происходит

при совпадении двух образов, когда путем не подлежащего дальней-

шему анализу акта один образ объединяется в одно с другим. Между

этими обоими конечными пунктами лежит целый постепенный ряд

представлений, которые могут сочетаться со словами, выражающи-

ми предикат; соответственно этому тут имеется постепенный ряд по-

средствующих звеньев суждения. Но это последнее всегда высказы-

вает то, что представление предиката настолько сходно с представ-

лением субъекта, что предикат как целое составляет одно и то же

с субъектом.

Умозаключение можно было бы усматривать также и в тех час-

тых случаях, когда представление предиката содержит в себе больше,

чем в состоянии дать первое наглядное представление, вызывающее

суждение. Если ребенок видит яблоко и называет его, то представле-

ние, служащее предикатом, содержит в себе вместе с тем съедобность

и вкус яблока и т. д. И когда совершается акт суждения «это есть ябло-

ко», то здесь можно было бы искать умозаключения от зрительного

образа к наличности остальных свойств. Но ассоциация остальных

свойств со зрительным образом настолько уже упрочилась от преж-

них опытов, что здесь не происходит даже сознательного различе-

ния простого зрительного образа от остальных свойств. Зрительный

образ тотчас же пробуждает воспоминание об остальных свойствах,

и служащее предикатом представление соединяется лишь с этим обо-

гащенным наглядным представлением. Ребенок не умозаключает:

«это выглядит, как яблоко, следовательно, это можно есть». Но са-

мый вид пробуждает желание, и то и другое воспроизводит пред-

ставление «яблоко» и ведет за собой наименование. И в этих случаях,

следовательно, остается простое совпадение наличного наглядного

представления и вспоминаемого представления, и случаи эти необ-

ходимо отличать от тех, в которых остальные свойства приходят нам

в голову лишь после имени.

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

. Совершенное совпадение наличного и воспроизведенного об-

раза происходит не только там, где речь идет об узнавании одного

и того же предмета как такового; где, следовательно, к суждению,

приравнивающему представления, может присоединяться еще соз-

нание реального тождества вещей, каковое сознание само по себе

еще не содержится в суждении. Помимо того, совпадение это имеет

место всюду, где не обнаруживается сознание разницы между пред-

ставлением субъекта и представлением предиката; следовательно,

там, где в предмете схватывается и с сознанием наглядно представ-

ляется то, что покрывается представлением предиката. Так оно бу-

дет всюду там, где отдельные однородные явления можно отличать

лишь при особенном внимании («это снег», «это овца», «это тополь»

и т. д.), или там, где понимание предмета определяется уже налич-

ным представлением, где то, что доходит от него до сознания, исчер-

пывается в представлении предиката. В то же время само представле-

ние предиката не является абсолютно застывшим, но часто оно бес-

сознательно изменяется благодаря наличному объекту.

. К этим случаям примыкают другие, в которых хотя и имеется в соз-

нании разница, но она не приводит к явному суждению. Отчасти

это такие суждения, которые довольствуются сравнением, сходством

и часто

—

как это имеет место при фантастическом или остроумном

сравнении

—

вполне принимают внешнюю форму суждений наиме-

нования; на этом процессе покоится также большинство метафор

в языке. Отчасти же это такие суждения, в которых представление

субъекта хотя и богаче и определеннее, чем представление преди-

ката, но в нем выступает и подчеркивается лишь то, что покрыва-

ется этим последним представлением; именно такие суждения, ко-

торые в качестве предиката употребляют менее определенное и бо-

лее общее представление с сознанием того, что оно не исчерпывает

субъекта. Это в особенности ясно там, где в отношении к предмету

я не знаю более специального имени того представления, которое

покрывается им, и где поэтому я вынужден довольствоваться более

общим именем («это птица, дерево, жидкость»); или где более спе-

циальное имя для меня не так обычно, как гораздо более часто упот-

ребляемое общее. Ибо само по себе в естественном течении мыш-

ления со всяким образом легче всего связывается наиболее сходное

с ним и наиболее определенное представление предиката. Подведе-

ние под наивозможно общие представления составляет интерес на-

учного мышления. Обыкновенное же мышление, которое занимает-

ся единичным, обычно придерживается самых конкретных представ-

FDEXYZ[ \EA]HDY

лений, какие имеются к его услугам. (С логической точки зрения, те

представления, которые грамматически выражаются ближайшим

атрибутивным определением имени существительного, как «черная

лошадь», «круглый лист» и т. д., должны иметь значение как единые,

целостные, так же, как и те, для обозначения которых достаточно

одного слова. Когда они выступают как предикаты, то объединение

в одно целое уже готово.)

. Когда нечто наименовывается, то самая природа вещей приводит

к тому, что прежде всего обращается всегда внимание на единое, цело-

стное содержание представлений. Что же касается представления, слу-

жащего предикатом, то в дальнейшем течении мышления оно оказы-

вается связанным с представлением множества всегда лишь там, где

обнаруживается или численная всеобщность многих, предносящихся

воспоминанию индивидуумов, или ряд постепенных представлений,

которые образуют значение слова. Там, где слово обозначает резко

отграниченный индивидуальный образ,

—

там одновременно с ним

возникает ряд индивидуальных образов, к которым новый предмет

примыкает в качестве дальнейшего образа (это выражается в немец-

ком языке в форме «это есть (некоторое)* дерево» и т. д.). Там, где его

значение не имеет этой индивидуальной определенности,

—

там все-

общность предиката обнаруживается в том, что наряду с особенно

выделяющимся представлением проявляются в сознании соседние

представления («это бумага», «это вино» и т. д.

—

причем при помо-

щи этих «бумага», «вино» пробегается больший или меньший ряд

постепенных различий). Постольку справедливо замечание Гербарта

(Einl. S. W. I, 92), что понятие, служащее предикатом как таковое, все-

гда мыслится в ограниченном смысле, именно лишь поскольку оно

может быть связано с определенным субъектом; из различных пред-

ставлений, которые объединяются словом, выделяется преимущест-

венно одно

—

то, которое покрывается субъектом.

. Эти суждения наименования

¹⁷

всегда предшествуют уже в тех слу-

чаях, где определенный объект, о котором совершается акт сужде-

ния, обозначается не просто указательным местоимением, а полно-

значным словом. «Этот цветок есть роза» заключает в себе двойное

суждение наименования: во-первых, наименование посредством ме-

* На

немецком

языке

это

выражается

неопределенным

членом

(ein),

который

обык-

новенно

не

переводится

на

русский

язык.

указанная

фраза

на

немецком

языке

гласит:

«das

ist

ein

Baum».

—

Прим.

перев.