Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

я думаю. В самом представлении о солнце совершенно ничего не ме-

няется благодаря различным предикатам; как если я говорю: «солн-

це бледное», «солнце кроваво-красное», «солнце движется», «солнце

стоит на месте»,

—

оно неподвижно. Рассмотренные до сих пор пре-

дикаты, будут они предикатами суждений наименования или сужде-

ний о свойствах и деятельностях, принадлежат к составу представ-

ления субъекта. Иначе обстоит дело, когда я имею в виду высказать

предикат отношения; тут я должен сперва поставить последний в от-

ношение к другому и сознавать определенный характер этого отно-

шения.

Ибо особенность представлений об отношении заключается имен-

но в том, что они по меньшей мере предполагают два объекта, кото-

рые прежде всего мыслятся раздельными друг от друга и самостоя-

тельными по отношению друг к другу. И прежде чем будет высказа-

но известное отношение об этих объектах, их представление должно

уже быть дано готовым. Следовательно, то единство, какое связыва-

ет элементы суждений об отношении, есть совершенно иного рода,

нежели единство составных частей единичного, самого по себе мыс-

лимого объекта. Оно содержится лишь в самом представлении об от-

ношении. В этом последнем заключается, следовательно, основание

того своеобразного синтеза, какой мы встречаем здесь.

Из этого соотношения между представлениями об отношении

и предполагаемыми ими соотносительными пунктами вытекает да-

лее, что всякое отношение между объектами А и В может быть по-

нято и выражено двояким образом

—

смотря по тому, идем мы от А

к В или от В к А. Отношение является всегда обоюдным, взаимным.

Но отношения различаются тем, что они или являются одинаковыми

как в том, так и в другом направлении, или же они противоположны

—

А рядом с В, В рядом с А, А равно В, В равно А; или А над В, В под А,

А больше В, В меньше А. Каким образом будет пониматься и выра-

жаться данное отношение

—

это зависит от хода нашего связывающе-

го отношение мышления. Всякое суждение об отношении благодаря

своей природе включает, следовательно, второе равноценное сужде-

ние об отношении; всякое понятие отношения имеет свое соотно-

сительное понятие.

. Что касается психологического основания созданного благода-

ря отношениям синтеза, то легче всего можно уяснять его на не-

посредственно наглядно представляемых пространственных отно-

шениях. Самая природа нашего представления о пространствен-

ных вещах приводит к тому, что они всегда воспринимаются нами

FDEXYZ[ \EA]HDY

лишь совместно с окружающей их обстановкой, и мы должны выде-

лить их из этой последней как нечто единичное. В самом наглядном

представлении до всякой сознательной рефлексии мы объединяем

отдельные части окружающего нас воспринимаемого в пространст-

венный образ, и благодаря этому все единичное является для нас за-

ключенным в большем, чем оно, пространственном целом. Мы в со-

стоянии изолировать для нашего внимания отдельный предмет

—

это

дерево, этот дом. Подвижность большого числа отдельных вещей

благоприятствует этому изолированию, а последнее позволяет нам

представлять себе их отрешенными от всякой определенной окру-

жающей обстановки. Но даже тогда, когда мы в состоянии восприни-

мать их, они всегда стоят среди других в том же самом непрерывном

пространстве. Всякий раз, как мы выходим за пределы наглядного

представления об отдельной вещи, мы находим уже другие вещи в оп-

ределенном положении. Мы различаем, таким образом, друг от дру-

га и доводим до своего сознания направления этого акта выхожде-

ния и объединения в одно; первоначально все эти направления отно-

сятся нами к нашему собственному положению

—

направо и налево,

впереди и позади, вверху и внизу. Но поступая таким образом, мы

тем самым показываем, что мы уже подвергли анализу являющийся

нам комплексный образ и выразили его общими понятиями отноше-

ния. Понятия эти выражают тот определенный вид единства, в ка-

ком пространственное целое содержит свои составные части.

Если я говорю: «дом находится на улице»,

—

то исходным пунктом

моего суждения служит сложный образ дома вместе с окружающей

его обстановкой. Я обращаю сперва внимание на здание и наиме-

новываю его домом. Я перехожу своим взором дальше и обращаю

внимание на то, что находится по соседству. То, что я вижу здесь,

я называю улицей. И то отношение, в каком стоят друг к другу обе

составные части моего образа, есть отношение непосредственной

смежности; я обозначаю его предлогом «на», в котором и наимено-

вывается этот вид пространственного сосуществования. Равным

образом «аист находится в гнезде», «собака находится под столом»

предполагают тот же самый анализ данного сложного образа на его

составные части и известный вид их пространственного сосущест-

вования. То, что выражает соединение в одно целое, что побужда-

ет слушателя объединить определенным образом имеющиеся у него

составные части,

—

это есть предлог, который содержит в себе пред-

ставление об отношении и применяет его к данному. Таким образом,

для того чтобы иметь возможность высказать суждение, мы имеем

троякое наименование отдельных составных частей; и кроме того,

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

единство, какое содержит в себе высказанная в обозначающем отно-

шение слов мысль. Одно из этих наименований предшествует сужде-

нию и обнаруживается в обозначении субъекта; остальные синтезы

выражаются самим суждением.

. Эти различные синтезы могут многообразно переплетаться и со-

вершаться в различном порядке. Главным образом, потому, что со вся-

ким объектом, соответственно привычкам нашего процесса пред-

ставления, сочетается мысль о тех возможных отношениях, в каких

объект этот может стоять. Если мне даны друг возле друга два предме-

та

—

А и В, то я могу прежде всего иметь в виду А. Но всякий предмет

стоит в пространственном соседстве с другими предметами, тут по-

является представление о чем-то, что находится рядом с ним, и я оп-

ределяю теперь этот второй пункт отношения. Наоборот, я могу ис-

ходить от В, я могу прежде всего связать отношение с этим послед-

ним и лишь затем уже приписать это отношение второму пункту

А как субъекту. Наконец, я могу иметь в виду и то и другое вместе

и определять их отношение. А рядом с В, рядом с В А, А и В рядом друг

с другом

—

тут выражается этот различный ход синтеза.

Яснее всего обнаруживается это в тех пространственных отно-

шениях, которые исходят от меня как пункта отношения. Суждение,

как «Сократ находится здесь», исходит от такого наглядного пред-

ставления, которое и меня, и Сократа объемлет в том же самом про-

странстве. Но со всяким наглядным представлением пространства

полагается мое собственное место и окружающее его пространст-

во; это всегда сопутствующее мне при помощи «здесь» выражаемое

представление присоединяется, следовательно, к данному теперь на-

глядному представлению и становится вместе с ним единым. Но ок-

ружающее меня пространство требует чего-то такого, что в нем на-

ходится; оно есть общая возможность чего-то второго, и это второе

есть теперь Сократ. Сократ заполняет пустое место этого «здесь».

Поэтому, естественной формой описания таких отношений, при ко-

торых в сознании прежде всего появляется мое собственное место

как пункт отношения, является то, что мы предпосылаем здесь обозна-

чение места. (Направо находится А, налево В, спереди С, сзади D.)

Наоборот, мы можем вообще обращать внимание прежде на один

из объектов

—

он познается как Сократ. Но с этим представлением,

как и с представлением о всякой пространственной вещи, может тот-

час же соединяться представление об окружающем, о соседстве дру-

гих вещей. «Сократ находится где-то»

—

и это неопределенное отно-

шение объединяется теперь в одно с определенным, окружающее

FDEXYZ[ \EA]HDY

его пространство с моим пространством, с «здесь». Следовательно,

и в этом случае такое суждение, как «Сократ находится здесь», воз-

можно двояким путем: во-первых, поскольку оно есть ответ на во-

прос: «Кто находится здесь?»; и во-вторых, поскольку оно есть ответ

на вопрос: «Где находится Сократ?»

Известное число предикатов, выражающих прежде всего состоя-

ния и движения, служат опорными точками для тех определений от-

ношения, которые детерминируются ими более точно. «Собака стоит,

сидит, лежит»

—

это прежде всего обозначает различные положения

ее тела, которые мы относим лишь к ней самой. Но самые глаголы

выходят за эти пределы и указывают на определенное место, служа-

щее для собаки основанием, и представление отношения сочетается,

как ближайшее определение, с предикатом. Другие глаголы, как «сле-

довать», «падать», в своем значении содержат уже отношение к че-

му-то другому. В таких высказываниях, следовательно, с отношением

сочетается еще синтез вещи и состояния или деятельности.

То, что имеет значение для пространственных отношений, может

применяться также к отношениям временным. И здесь самая приро-

да нашего понимания приводит к тому, что всякий отдельный объ-

ект является нам во временной связи с другими и как звено извест-

ного временного ряда, параллельно с которым развиваются другие

временные ряды.

. Менее наглядный характер носят те представления отношения,

которые обозначаются при помощи «равный», «сходный», «отлич-

ный», «подобный» и т. д. Ибо отношение здесь не дано уже вместе

с самим наглядным представлением, а полагается нашим сравниваю-

щим мышлением: чтобы противопоставить одно другому, мышление

может двигаться в каких угодно, самых отличных направлениях. Две

сходные или различные вещи уже независимо от моей рефлексии об-

разуют единое целое, которое могло бы разлагаться на свои состав-

ные части. То единство, в какое их связывает суждение отношения,

возникает из сознания тех мыслительных деятельностей, которые

относятся к содержанию самого представляемого. Благодаря той не-

посредственной очевидности, с какою в простейших случаях нами

схватывается и познается сходство, различие, подобие, эти опреде-

ления легко могут казаться как нечто чувственно данное. Благодаря

тому же легко упустить из виду те своеобразные функции, при помо-

щи которых они доходят до нашего сознания и которые всегда уже

предполагают множество данных объектов, сравниваемых по сво-

ему качеству. Ибо и здесь представления об отношении, будучи взяты

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

сами по себе, совершенно пусты. Сказать: «А равно, сходно, А отлич-

но»

—

было бы бессмыслицей. Лишь совместно с определенным пунк-

том отношения «равный», «сходный» и «различный» могут стать дей-

ствительными предикатами.

Поэтому и математические равенства не могут быть понимаемы

первоначально, по формуле «А и В равны», как такие суждения,

которые о двух субъектах высказывают один и тот же предикат

—

как «А и В имеют в длину 10 футов». Ибо они не могут быть разло-

жены на два суждения: «А равно» и «В равно». Если исходить от обо-

их субъектов, то полным выражением будет: «А и В равны друг другу»;

и здесь заключаются два суждения: «А равно В », «В равно А ». Дейст-

вительные предикаты суть, следовательно, «равно В », «равно А ».

Опять-таки природа математического объекта приводит к тому,

что тут сам собой возникает вопрос, что равно ему, и объект прости-

рает свое отношение за свои собственные пределы, чтобы таким об-

разом достигнуть второго. Равным образом повсюду напрашиваются

сами собой сравнения с большим и меньшим. В зависимости от того,

обращается сперва внимание на одну или на другую величину, тут

возникают А

В или В

А.

. Благодаря тесному отношению между «деятельностью» (Tun)

и «процессом действия» (Wirken) трудно анализировать те причин-

ные отношения, которые выражаются в предложениях с действитель-

ными глаголами и их объектом. Если мы снова будем исходить из того

определенного наглядного представления, о котором должно пове-

дать суждение, например из наглядного представления о воле, бо-

дающем дерево,

—

то, что в известный момент дано непосредственно

вместе с субъектом, есть его деятельность, которая сама по себе мо-

жет быть представляема как определенные формы движения. Толка-

ние, бодание, биение, швыряние, схватывание и т. д. содержат в себе

представление об определенных формах движения, которые могут

быть мыслимы совершенно независимо от определенного объекта

и могут быть, таким образом, относимы к субъекту как его деятель-

ность. Но суждение «вол бодает» не исчерпывает еще целиком того

образа, в котором вол не является без дерева. То, что происходит,

должно так или иначе быть выражено как отношение между обои-

ми. С одной стороны, это может произойти так, что лишь общая

форма движения детерминируется его направлением в том же смыс-

ле, в каком это могло бы произойти благодаря наречиям, выражаю-

щим направление (вол бодает о (gegen) дерево

—

местное значение па-

дежей и предлогов). Постольку, следовательно, суждение не содер-

FDEXYZ[ \EA]HDY

жит в себе никакого иного отношения, кроме того, какое требуется

пространственной природой движения, выражающего собой дея-

тельность,

—

если отношение это должно быть выражено как опреде-

ленное в частном случае. Указание определенного предмета служит

лишь для ближайшего определения представления, служащего пре-

дикатом; это последнее само не является еще поэтому чистым преди-

катом отношения, но содержит в себе лишь дополненную представ-

лением отношения деятельность.

Но если внимание обращается на тот результат, какой испытыва-

ет объект благодаря деятельности субъекта,

—

сотрясение и сжатие

дерева,

—

то постольку здесь наступает причинное отношение. Резуль-

тат этот не принадлежит уже к деятельности субъекта самой по себе,

а к тому, что происходит в объекте; произведенное как таковое нахо-

дится вне производящего. Теперь в общем представлении, обозна-

чаемом как «бодание», мыслится уже не просто форма движения, ко-

торое требует субъекта, но такое движение, которое в чем-то другом

производит сотрясающий или раздробляющий результат. Так как про-

цесс этот в этом смысле полагается сходным с представлением о бода-

нии, то тут требуется также, чтобы представление определялось бли-

же отношением к определенному объекту, и благодаря этому мы полу-

чаем оба первых синтеза. Отношение к субъекту есть третий синтез.

Если речь идет о глаголах, которые по своей природе означают дей-

ствие, произведение, уничтожение, разрушение и т. д., то в самом

значении слова полагается уже причинное отношение; оно есть об-

щее к определенным действиям на отдельные различные объекты

и требует чего-то такого, что производится или разрушается. «Про-

изводить» и «производить нечто»

—

это означает одно и то же. Бо-

лее определенно или менее определенно связано с самим глаго-

лом представление о том объекте, который подвергается воздейст-

вию (afﬁ ciert wird) со стороны выраженной в глаголе деятельности

и с которым определенный объект в одном отношении объединяет-

ся в одно целое. В значении слова содержится затем представление

о втором пункте отношения

—

представление об исходной точке дей-

ствия, и субъект отождествляется с ней. «Я ем», «я ем нечто», «я ем

пищу»

—

это означает совершенно одно и то же. Вместе со значени-

ем глагола даны и два его пункта отношения

—

безразлично, названы

они или нет. Особенностью является, наоборот, лишь то, что теперь

в представлении о процессе действия заключается представление

о деятельности. Что же касается тех синтезов, какие создаются отно-

шением, то вместе с ними выполняется также и синтез в категории

деятельности. Этот последний синтез носит характер промышляемо-

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

го нами и является сопутствующим. Та последовательность, в какой

эти синтезы могут проявляться, в свою очередь может быть нагляд-

но показана на примере следующих вопросов: кто создает В? что соз-

дает А? что делает А?

. Природа этого релативного отношения обнаруживается во взаи-

моотношении действительной и страдательной форм, которыми может

выражаться один и тот же процесс. Если я говорю: «Камень броса-

ется»,

—

то процесс в камне выражен здесь не так, как он является

прежде всего как деятельность камня (камень летит). Вместо этого

ближайшего и непосредственного высказывания здесь выступает

более отдаленное отношение, которое эту деятельность обозначает

как действие чего-то другого, и в представлении об этом отношении

причина этого действия примышляется неопределенно или опреде-

ленно. Представления предиката, которые обозначаются страдатель-

ными глаголами, не могут быть, следовательно, подводимы под ту же

самую форму объединения в одно целое, в основе которой лежит ка-

тегории деятельности. Напротив, они сплошь являются предиката-

ми отношения, хотя в них вместе с тем заключена деятельность, от-

носящаяся исключительно к субъекту.

Эти простые, различающиеся основные отношения часто бывают,

конечно, скрыты под бесконечно разнообразными формами и мас-

кировками грамматического выражения. Словесные формы языка

по своему обычному значению отнюдь не всегда совпадают с разли-

чиями в представлении. Самое «терпеть» является действительным гла-

голом ; причем в большинстве случаев мы забываем, что оно как тако-

вое изображает собой субъект, проявляющий деятельность терпения

или ощущения боли, и обыкновенно это «терпеть» как противопо-

ложность акта действия означает лишь отношение к чему-либо дру-

гому действующему.

. Под точку зрения отношения, именно модального, подпадает

также и предикат «быть» в так называемых эксистенциальных сужде-

ниях, хотя он и занимает своеобразное положение.

Прежде всего не подлежит никакому сомнению, что суждения эти

по своей внешней форме имеют совершенно то же самое строение,

как все другие суждения, предикатом которых является какой угодно

глагол. То, что обозначается нами посредством служащего субъектом

слова, и то, что мы думаем при этом слове,

—

всему этому мы припи-

сываем бытие. Между субъектом и общим понятием бытия создает-

ся определенное единство. Следовательно, в этих суждениях, точно

FDEXYZ[ \EA]HDY

так же как во всяком другом суждении, совершается синтез разли-

чимых мыслей. Равным образом, как вопрос: «существует ли А?»

—

нельзя даже понять иначе, как то, что здесь выражается сомнение

—

можно ли о мыслимом А утверждать действительное существование,

можно ли поистине связывать с этим мысль о существовании

²¹

Равным образом не может подлежать никакому сомнению и са-

мый смысл предиката, если исходить из его популярного значения,

как оно дано до всякой критической философской рефлексии,

—

хотя

понятие бытия не может быть дефинировано и выведено из других

понятий, но может быть лишь оттенено тем, что ему противополож-

но. «Бытие» противостоит просто представляемому, мыслимому, во-

ображаемому; то, что «есть»,

—

это не создано просто моею мысли-

тельной деятельностью, но является независимым от последней, оно

остается тем же самым, представляю я его в данную минуту или нет.

Бытие принадлежит ему в том же самом смысле, как мне самому; оно

противостоит мне, представляющему как нечто независимое от мое-

го процесса представления, что не создано мной, но лишь признает-

ся в своем независимом существовании. Но хотя эта независимость

сущего прежде всего мыслится мной,

—

однако здесь вместе с тем бо-

лее или менее явно или скрыто содержится известное отношение

ко мне, мыслящему это сущее субъекту и реально могущему подвер-

гаться воздействию с его стороны.

Как тщетна попытка объяснить самосознание из бессознатель-

ного, столь же тщетно пытаться выводить откуда-либо мысль о бы-

тии. Мысль эта первоначально содержится уже в самосознании, она

примышляется нами всякий раз, как мы говорим «Я»,

—

причем ясно

мы не подчеркиваем ее. Столь же первоначально мысль эта присуща

объектам нашего наглядного представления и мышления. Ибо в сво-

ем сознании мы никогда не находим себя без окружающего нас мира

объектов, которые существуют так же, как мы сами. Мы имеем себя

самих лишь совместно с другим, что существует, и в противополож-

ность к другим вещам, которые не суть мы сами.

Но прежде всего нет никакого повода вырывать представление

о бытии из этой первоначальной связи с сознанием о нас самих

и о противостоящим нам объектах; нет никакого повода прямо ут-

верждать бытие нас самих и мира вне нас, ибо не возникает даже

мысли о том, что я сам мог бы не быть или весь мир вне меня мог бы

не быть. Совершенно излишне уверять: «я есть», чего ни я, ни никто

другой не подвергает сомнению. Лишь ушедшая далеко рефлексия

может придти к тому, чтобы ясно сознавать истинность собствен-

ного бытия. Первоначально в непосредственном сознании обо мне

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

самом нераздельно дано и мое бытие. Все сводится лишь к тому, в ка-

ком состоянии или в какой деятельности я нахожусь.

То, что для меня самого создает это непосредственное самосозна-

ние,

—

то же самое создает по отношению к внешним вещам непо-

средственное чувственное восприятие. Если поглубже поразмыслить

о том, в силу чего мы допускаем бытие отдельных внешних вещей,

то в качестве причины этого мы должны будем указать чувственное

ощущение. То, что мы осязаем и видим,

—

это есть; мы связываем это

с «бытием», если мы ближе уясняем себе мысль, процесс восприни-

мания и возможность стать воспринятым, возможность действия

на органы чувств чувствующего субъекта. Но процесс воспринима-

ния не есть само бытие, а лишь знак и следствие его. Ибо бытие впер-

вые начинается не благодаря процессу воспринимания; оно и не пре-

кращается, когда прекращается процесс воспринимания. Чтобы

иметь возможность быть воспринятым, само воспринимаемое долж-

но быть. Восприятие вещи есть лишь наиболее непосредственное

и самое неопровержимое доказательство того, что вещь существует.

Когда бытие мы приписываем нечувственным или сверхчувствен-

ным вещам, как это имеет место в онтологическом доказательстве

существования Божия или в понятии вещи самой по себе, то в этих

случаях нам трудно бывает отделаться от остатков пространствен-

ных представлений, сопутствующих мысли о бытии в чувственном

мире. Мы говорим о «существовании» Бога. И когда мы хотим ожи-

вить для себя эту мысль, то у нас остается лишь действие на воспри-

нимаемый мир и в нем и благодаря ему действие на нас, благодаря

чему нечувственное раскрывает себя и дает себя познать. Но также

и этот процесс действия не есть источник мысли о «бытии», но лишь

следствие этого последнего и вместе с тем познавательное основа-

ние того, что действующее есть.

Отсюда выясняется та особенная трудность, к которой приводит

это понятие бытия. Чтобы вообще иметь возможность высказать это

понятие, тут, с одной стороны, предполагается известное отноше-

ние ко мне, мыслящему; объект представлен мною, так как он всту-

пил ко мне в то или иное отношение; что он есть

—

это моя мысль.

Но благодаря самой этой мысли снова уничтожается простая от-

носительность и утверждается, что сущее есть также и независимо

от его отношения ко мне и какому-либо другому мыслящему сущест-

ву, что бытие не уничтожается в этом отношении

—

быть мыслимым

как предмет моего сознания. Гербарто вская формула абсолютного по-

лагания в своем двояком значении сваливает в одно обе эти точки

зрения, не будучи в состоянии разрешить затруднения. Но, во вся-

100

FDEXYZ[ \EA]HDY

ком случае, ей принадлежит та заслуга, что она уяснила, что думает

в действительности наше естественное мышление, когда оно, не за-

ботясь о трудностях, предицирует бытие.

Если мы хотим уяснить себе путем анализа эксистенциальные суж-

дения, то мы должны исходить из этого обычного смысла, еще не под-

вергшегося действию критики. И тут, следовательно, возникает во-

прос, что именно мыслится, когда говорят: «А существует»,

—

и в ка-

ком смысле утверждается единство субъекта и предиката.

Чтобы разрешить этот вопрос, мы должны сперва уяснить себе,

при какой предпосылке вообще возникает суждение «А существует»,

когда оно в обычном течении нашего мышления выступает как сужде-

ние о единичном. Предпосылкой, очевидно, служит то, что было вы-

сказано сомнение относительно существования субъекта или что та-

ковое сомнение может быть высказано. И это возможно лишь тогда,

если служащее субъектом слово прежде всего обозначает нечто лишь

представленное, появляющееся в моем сознании в форме воспомина-

ния или на основании сообщения других. О том, что дано мне непо-

средственно, я не могу спрашивать, существует ли оно. Вместе с тем,

как я наглядно представляю его, мне дана также и достоверность

его существования. Но опыт с уничтожением и исчезновением ве-

щей, которые я раньше видел на определенных местах, и опыт с об-

маном со стороны других научают меня, что не все, что я внутрен-

не представляю, может быть найдено также и в действительном вос-

приятии. Опыт этот принуждает меня различать между наглядным

представлением об имеющемся налицо и простым представлением,

которому не соответствует никакое наличное наглядное представле-

ние. Если я потерял нечто, если я не могу уже найти того, чем я об-

ладал или что я знал раньше,

—

то хотя я имею в воспоминании образ

вещи, но тут нет наличного наглядного представления. Его нет, нет

в наличности, его нельзя найти. То, что является теперь в моем соз-

нании как представление субъекта, есть лишь представленная вещь,

для которой я ищу соответствующего восприятия. Лишь по отноше-

нию к этой представленной вещи возможен вопрос о ее существова-

нии. И вопрос означает, образует ли еще то, что я представляю, со-

ставную часть воспринимаемого мира.

Всякое эксистенциальное суждение делает, следовательно, служа-

щее субъектом слово знаком чего-то такого, что лишь представлено;

оно достигает этого тем, что отрывает от него мысль о его сущест-

вовании, чтобы затем снова явно приписать ему последнее. Так оно

бывает, когда я нахожу утерянное, т. е. когда я сделал соответствую-

щее восприятие; или когда я убедился путем каких-либо умозаключе-