Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

111

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

представления; что сознание этого сходства выражается в суждении.

И вместе с тем принцип этот содержит в себе, что ни один мысля-

щий человек не может обмануться насчет того, сходны ли те пред-

ставления, какие имеются у него налицо в настоящую минуту в ка-

честве субъекта и предиката, и постольку, поскольку они имеются

у него. Таким образом, принцип этот утверждает непосредственную

и безошибочную достоверность сознания сходства в одно и то же вре-

мя и как основной психологический факт, и как необходимую пред-

посылку акта суждения.

Если предикат суждения наименования есть имя собственное

или вообще такое грамматическое выражение, которое своим точ-

ным смыслом пробуждает представление об отдельной существую-

щей вещи как таковой и употребляется как ее знак («это Сократ»,

«эти часы мои»), и если суждение покоится на непосредственном по-

знавании, то и в этом случае сходство обоих представлений

—

нагляд-

ного представления и образа воспоминания

—

служит предпосылкой.

В то же время тут не необходимо абсолютное тождество содержания

представления: я узнаю знакомого также и в новом платье или если

он выглядит бледнее обыкновенного. Но к этому сходству присое-

диняется сознание реального тождества этого субъекта с той единич-

ной вещью, которая обозначается предикатом. Это реальное тождест-

во вещи, которая соответствует двум в различные времена возникшим

ее представлениям, есть опять-таки нечто глубоко отличное от сход-

ства и постоянства представлений. Оно касается определения бытия

в противоположность процессу представления. Положим, и в этом отно-

шении может быть установлен принцип, что именно в понятии са-

мой единичной вещи содержится, с одной стороны, единственность,

а с другой

—

тождество самой себе, которое только и придает смысл

представлению о продолжительности и устойчивости вещей; что,

следовательно, допущение тождественных себе вещей содержится

уже в понятии самой вещи. Но этим еще не высказывается, по фор-

муле «всякая вещь есть то, что она есть», принцип элеатов, или гер-

бартовский принцип абсолютной неразличимости, или тождества,

или неизменяемости «что». Напротив, наше убеждение относитель-

но реального тождества единичных вещей себе самим имеет в виду

их устойчивость в смене деятельности, их непрерывность под раз-

личными формами; мы непрестанно относим по содержанию отчас-

ти отличные представления к одной и той же вещи.

Суждение «это Сократ» значит: имеющийся налицо в настоящую

минуту реально тождествен с определенным, известным мне от преж-

него времени индивидуумом, именуемым Сократом. И в этом утвер-

112

FDEXYZ[ \EA]HDY

ждении опять-таки имеется в виду объективная значимость этого

тождества, так как оно сопутствуется сознанием необходимости отне-

сти оба представления к одной и той же вещи. Ибо если заявляется

притязание на объективную значимость, то тем самым утверждает-

ся, что вещь, понимаемая как субъект, и вещь, понимаемая как пре-

дикат, могут быть двумя различными вещами или суть две различ-

ные вещи и что нет налицо необходимости объединять их в одно

целое. Но для доказательства необходимости отнести два представле-

ния к единственной реальной вещи еще недостаточно закона согла-

сия между нашими представлениями, ибо закон этот ручается лишь

за сходство их содержания. Тут, напротив, выступают предпосылки

относительно природы сущего и относительно признаков реально-

го тождества, которые не даны вместе с функцией самого акта суж-

дения. Такова предпосылка о том, что в известных областях все ин-

дивидуумы могут быть явно различаемы друг от друга и что нет двух

настолько одинаковых предметов, чтобы их можно было смешать

даже при точном рассмотрении; на этом покоится, например, убеж-

дение относительно тождественности известных нам лиц. В случае

если мы сомневаемся относительно верности нашего воспоминания

о внешнем облике, мы возвращаемся назад, к тождеству сознания

и к индивидуальному отличию и единственности его содержания;

как поступала Пенелопа, когда она испытывала Одиссея, знает ли

он об изготовлении брачной постели. Что же касается внешних ве-

щей, то в конце концов их тождество мы устанавливаем при помо-

щи пространственных определений и принципа непроницаемости.

Лишь из таких предпосылок, вытекающих из познания природы ве-

щей, возникает необходимость верить в реальное тождество. Такие

высказывания о реальном тождестве получаются лишь через посред-

ство иных соображений. К этим высказываниям и примыкают суж-

дения, которые выражают совпадение определенного субъекта с оп-

ределенным звеном ряда или с индивидуумом, который вообще оп-

ределен при помощи предиката отношения,

—

«Август есть первый

из цезарей», «Аристотель есть учитель Александра» и т. д.

. Что касается объективной значимости суждений, высказывающих

свойства и деятельности, то благодаря выполняемому здесь двоякому

синтезу для них, с одной стороны, имеет значение все то, что было

сказано относительно наименования,

—

представляемое в субъекте

свойство или деятельность должны быть сходными с общим пред-

ставлением предиката. С другой стороны, их объективная значи-

мость утверждается лишь при том предположении, что единство

113

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

вещи и свойства, вещи и деятельности есть вообще реальное отно-

шение; что мы, следовательно, можем познавать вещь через ее свой-

ства, а смену в нашем представлении можем наглядно представлять

как ее изменение. Это отношение вещи к ее свойствам и деятель-

ностям точно так же было уже подведено под понятие тождества.

Но и в этом случае термину была придана не свойственная ему эла-

стичность. Тождественной вещь является лишь самой себе как посто-

янный носитель своих свойств, как субъект, остающийся в деятель-

ности тождественным себе самому. Но вещь не тождественна своим

свойствам, ни своим деятельностям, она не есть самые эти свойства

и деятельности. Киноварь не тождественна своему красному цве-

ту, и солнце не тождественно своему свету. И принципом, должен-

ствующим придать законную силу суждениям «киноварь красная»,

«солнце светит», не может быть принцип тождества. В качестве об-

щего закона мышления, который вместе с тем выражает основной

факт, можно установить лишь то, что все сущее мы в состоянии раз-

личать, удерживать и познавать лишь при помощи этих категорий

принадлежности и деятельности и что бытие всякой вещи есть вме-

сте с тем бытие ее свойств и ее деятельностей.

Но раз это предположено, раз наш акт суждения утверждает,

что он схватывает сущее, то это в конце концов может означать здесь

лишь следующее: то сущее, о котором мы совершаем акт суждения,

делает необходимым это определенное движение нашего мышления,

выражающееся в том, что мы отличаем от него это свойство и снова

объединяем последнее с ним в одно.

. При всяком дальнейшем развитии мышления вместе с нашими об-

щими представлениями о вещах, которые мы употребляем в качест-

ве предикатов в суждениях наименовании, могут воспроизводиться

также и выражающие свойства и деятельности суждения, субъекта-

ми которых они раньше были. Так, «снег», например, может обозна-

чать не неразложенный образ, а белую, рыхлую, холодную, падаю-

щую с неба и т. д. вещь, и общее название, следовательно, становится

уже совокупностью свойств. Поскольку все это имеет место, постоль-

ку отношение принадлежности и деятельности implicite проникает

уже в суждения наименования, поскольку оно присуще имеющемуся

в сознании значению слова. Если сюда присоединяется реальное то-

ждество вещей, которые подпадают под различные представления

(«вода, лед, пар»

—

«мальчик, муж, старик»), то имя существительное

может служить также лишь для обозначения комплекса свойств, вы-

ражающих определенного вида временное состояние субъекта.

114

FDEXYZ[ \EA]HDY

§ 15. Временное отношение описательных суждений

Все отдельно сущее дано нам во времени, оно занимает во времени опре-

деленное место, продолжаясь в нем в течение известного промежут-

ка; оно развивает в этом времени сменяющиеся деятельности, оно

изменяет, возможно, свои свойства

—

и мы наглядно представляем

его в состоянии этой смены и изменения. Поэтому всем нашим сужде-

ниям о существовании, свойствах, деятельностях и отношениях от-

дельных вещей необходимо присуще отношение ко времени и всякое

подобное суждение может желать иметь значение лишь для определен-

ного времени.

. В то время как суждение о деятельностях понятно само собою,

—

из-

вестная часть предикатов, выражающих свойства, по-видимому, уже

лишена отношения ко времени, поскольку они рассматриваются

как неименные, данные вместе с существованием самого субъекта.

Однако несмотря на то, что вопреки тождеству субъекта свойства

вообще могут подлежать смене, отношение это может встречаться

лишь в виде исключения. Оно не содержится в простой форме су-

ждения, а самое большее

—

лишь в тех побочных отношениях, кото-

рые связаны со значением предикатов, или в самих этих последних

(неизменяющийся и т. д.). Лишь наименование собственным име-

нем исключает отношение ко времени и, соответственно приро-

де предиката, имеет значение для субъекта независимо от времен-

ных различий. Но остальные суждения наименования допускают

ограничение своей значимости определенным временем постольку,

поскольку наименование выдвигает на первый план предицирова-

ние* свойств и деятельностей (см. конец предыдущего § 14) и то же

самое, следовательно, может одно за другим наименовываться раз-

лично.

. Поэтому существенным для описательного суждения является то,

что оно лишь тогда оказывается вполне выраженным, когда оно вме-

сте с тем указывает то время, для которого имеет объективную зна-

чимость единство субъекта и предиката. Оно должно быть выраже-

но в настоящем, прошедшем или будущем времени. И одним из показа-

телей логического совершенства языков служит то, насколько они

в состоянии вместе с предицированием выражать также и времен-

ное отношение. Лишь для бессвязного мышления ребенка, которое

* Prädicierung

—

приписывание

качестве

предиката.

—

Прим.

перев.

115

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

целиком отдается любому данному предмету, все предносящееся пе-

ред ним становится настоящим; вместе с ясностью самосознания

и с его упорядочивающей силой растет также и способность разли-

чения времен.

ii. Z^¸¬XCEYBCB X±aBCE¬

§ 16

Существенно отличными от рассмотренных до сих пор суждений, вы-

сказывания которых касаются единичного, являются такие сужде-

ния, субъект которых заключается в значении служащего субъектом слова.

В этих суждениях нет речи об определенном существовании единич-

ных вещей, которые могут наименовываться означающим субъект

словом, хотя часто оно предполагается природой самого представ-

ляемого или благодаря источнику представления. Их объективная зна-

чимость не зависит от времени. Так как они объясняют содержание об-

щего представления, то они могут желать косвенным путем выразить

известное правило относительно сущего.

. «Кровь красная» и «снег бел»

—

такие суждения говорят не о том

или другом единичном и не выражают также никакого наличного

восприятия. Так как служащее субъектом слово полагается абсолют-

но, то оно может выражать лишь то, что составляет его значение.

Значение это есть оторванное от представления о единично сущест-

вующем содержание представления неопределенной всеобщности,

о котором в этой неопределенности нельзя сказать, что оно сущест-

вует. Поэтому также утверждение «кровь красная» может высказы-

вать нечто лишь об этом содержании представления, и оно не разу-

меет ничего иного, кроме того, что вместе с субъектом тут мыслится

и предикат. Какой характер носит единство субъекта и предиката

—

это зависит от природы связанных представлений. Если оба пред-

ставления принадлежат к одной и той же категории, то высказыва-

ется простое совпадение представлений. О том, что представляется

как конкретная вещь, высказываются свойства и деятельности, кото-

рые бывают даны вместе с представлением самой вещи.

В этом же смысле мы употребляем член*, в особенности там, где

* В

немецком

языке,

как

английском,

французском

др.

романских

язы-

ках,

имеется

так

называемый

член,

определенный

неопределенный :

der,

die,

das

116

FDEXYZ[ \EA]HDY

представление субъекта есть представление о вещи, имеющей инди-

видуальную форму,

—

«человек двуног»*.

Но объяснительными являются также и те суждения, которые

при помощи так называемого неопределенного члена*, по-видимо-

му, высказывают нечто об отдельном индивидууме, об отдельном со-

стоянии и т. д.,

—

«ель есть хвойное дерево»*, «скарлатина сопровож-

дается сильной лихорадкой» и т. д. Ибо суждения эти не разумеют

никакого определенного единичного, а хотят сказать: «то, что есть

ель,

—

это есть хвойное дерево»; и утверждение это может покоиться

лишь на отношении общих представлений «ель» и «хвойное дерево»,

а не на познании единичного.

. Объективная значимость этих суждений касается непосредствен-

но лишь области процесса представления, и в них не может выска-

зываться ничего иного, кроме того, что там, где мыслится субъект,

предполагая номинальную правильность, он мыслится вместе с пре-

дикатом; что то, что я и весь мир представляем как «кровь», пред-

ставляется как «красное». И лишь косвенным образом, когда от все-

общности слова мы идем назад, к тем действительным вещам, ко-

торые могут быть объемлемы им, суждение касается также и бытия

этих вещей и высказывает по отношению к ним правило, что если

имеется вещь, подпадающая под наименование субъекта, то ей при-

надлежит также и предикат.

Некоторые полагают, что такие суждения с самого начала мож-

но рассматривать как общие суждения, приобретенные из опыта

путем индукции, и что субъектом они имеют единичное, которое

лишь мыслится в неопределенном множестве. Но в этом случае за-

бывают, что для такой индукции прежде всего требуется иметь мас-

штаб, соответственно которому единичные вещи наименовывают-

ся одним и тем же словом и могут быть, таким образом, выражены

в одном общем суждении. Но масштаб этот может заключаться лишь

в том значении слов, с каким мы приступаем к наименованию. Пре-

жде, чем может быть речь об индуктивных суждениях, значение это

должно уже носить устойчивый характер. Совершенно справедливо,

что под впечатлением прогрессирующего опыта, который побужда-

ein,

eine,

ein,

который

на

русском

языке

не

имеет

себе

аналогичной

формы

при

переводе

обычно

опускается.

Поэтому

приведенные

тексте

фразы

«человек

двуног»,

«ель

есть

хвойное

дерево»

на

немецком

языке

выражены

так:

der

Mensch

ist

zweifüßig;

eine

Tanne

ist

eine

Conifere.

—

Прим.

перев.

* См. предыдущее прим.

117

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ет нас подводить под имеющиеся уже в наличности представления

все новое и новое, представления эти преобразуются. Совершенно

справедливо, что в общем это случайность, где приостанавливается

обычный способ представления и где он проводит границы своих

слов. (Так, например, значение слова «кровь» первоначально мог-

ло образоваться из наглядного представления о человеческой кро-

ви, крови млекопитающих животных и птиц, и отсюда оно могло

включить в свое содержание красный цвет

—

как оно действительно

и есть в популярном словоупотреблении. Затем уже оно могло быть

распространено и на беловатый сок других животных. Но лишь по-

сле того, как оно расширило свое первоначальное значение.) Од-

нако акт суждения индивидуума должен уже предполагать значения

слов на той или иной стадии их образования. Раз значения эти за-

креплены на какой-либо стадии, то они являют собой уже нечто оп-

ределенно данное и в этом смысле предшествуют самой возможно-

сти высказывать на основании индукции эмпирические суждения.

Если «кровь», следовательно, означает жидкую влагу в венах млеко-

питающих животных и птиц, то «красное» принадлежит к его значе-

нию, и в таком определенном смысле «кровь» не может применять-

ся для наименования иначе окрашенных жидкостей.

Итак, прежде чем может быть высказано суждение, имеющее

смысл эмпирического суждения, объемлющего многие случаи,

—

о чем ниже,

—

этому должно уже предшествовать простое суждение,

задача которого состоит в том, чтобы объяснить содержание еди-

ного, целостного представления, означаемого определенным сло-

вом. То общее правило, которое может заключаться здесь, есть пре-

жде всего правило наименования, запрещающее называть кровью

нечто такое, что не есть красное; индуктивное суждение имеет ме-

сто лишь там, где в общеобозначенном таким образом мы откры-

ваем новое общее свойство; когда говорится, что с теми свойства-

ми, какие составляют содержание представления субъекта А, бе-

зызъятно связано В, причем В здесь отнюдь не примышляется уже

раньше в А.

Поскольку в наименовании при помощи имени существительно-

го заключается представление о длящейся и устойчивой вещи и вме-

сте с тем возможность изменчивых свойств, лишь постольку в таком

суждении может заключаться также и высказывание относитель-

но правила, касающегося самих вещей. Именно это правило гла-

сит, что раз вещи подпадают под обозначение, им всегда и посто-

янно принадлежит предикат, и последний неизменно бывает связан

с их остальными свойствами. Именно эту неизменчивость красного

118

FDEXYZ[ \EA]HDY

цвета, того, что среди существующих вещей следует обозначать сло-

вом «кровь»,

—

именно ее и имеет в виду суждение, когда оно распро-

страняется на реальность

²⁶

. Своеобразное положение занимают при этом глаголы. Строго го-

воря, глагол может стать предикатом общего субъекта («пламя све-

тит», «ветер дует» и т. д.) лишь там, где речь идет о непрерывной

деятельности, длящейся столько же времени, как и существование

тех вещей, которые охватываются представлением субъекта. Там же,

где глагол, наоборот, выражает сменяющуюся, временами начинаю-

щуюся, временами прекращающуюся деятельность,

—

там он может

являться предикатом лишь благодаря тропу («овца блеет», «лошадь

ржет» и т. д.), и собственное выражение могло бы обозначать лишь

способность или привычку, т. е. свойство, из которого может проис-

течь деятельность, но не саму действительную деятельность.

. Если этот класс суждений мы противопоставим рассмотрен-

ным раньше, то тут прежде всего бросается в глаза, что значимость

их не зависит от того, что здесь или там, теперь или в другой раз су-

ществует соответствующая представлению субъекта вещь. Другими

словами, значимость их не распространяется на какое-либо опреде-

ленное время; напротив, они заявляют притязание на безусловную зна-

чимость именно потому, что они относятся просто к представленному.

В противоположность им все просто описательные суждения обла-

дают временной значимостью.

. Тут перед нами обнаруживается характеристическое различие

в значении настоящего времени. При помощи последнего одинако-

во высказываются как безусловно значимые суждения, так и те

из временно значимых, которые относятся к настоящему моменту.

То, что мы представляем как данную отдельно существующую вещь,

тем самым мы отводим ему его место во всеобъемлющем, для всех

одинаковом времени; по своему существованию оно стоит между

другими вещами, которые суть одновременно с ним, до него, после

него; по своему качеству, которого касается наше суждение, оно точ-

но так же находится в определенном моменте времени и именно по-

этому имеет определенное временное отношение к моменту процес-

са суждения.

Но если в качестве субъекта суждения мы имеем представление,

образующее значение слова, то представление это оказывается вы-

рванным из временного комплекса; оно стоит вне смены време-

119

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ни, как бы непрестанно внутренне присутствуя перед нами, не зная

при этом никакого различия «вчера» и «сегодня». В то же время соз-

нание постоянства нашего процесса представления при всяком по-

вторении снова уничтожает все временные различия между отдель-

ными моментами живого процесса представления. Мыслимый та-

ким образом субъект имеет такие предикаты, которые принадлежат

ему независимо от времени, которые принадлежат ему всякий раз,

как он представляется. То же самое суждение «небо голубое», кото-

рое обозначает состояние настоящего момента и как описательное

суждение есть действительное настоящее время,

—

это суждение мо-

жет иметь также и совершенно отличный смысл: что небо всякий раз,

как я его вообще представляю как неизменный объект моих мыслей,

всегда мыслится как голубое. И теперь настоящему времени не про-

тивостоит уже ни прошедшее, ни будущее время. Значимость сужде-

ния измеряется не восприятием объекта в определенном мгновен-

ном состоянии, а постоянством содержания представления, каковое

содержание я хочу раз навсегда связать со словом; и постоянство это

есть вообще условие моей речи и мышления.

iii. ADHGGHYE_BX`ZB ]DH±BCEB

H`YH X±aBCE¬

§ 17

Грамматическим выражением совершающегося в суждении объедине-

ния в одно целое субъекта и предиката служит в развитых языках

форма флексии глагола, которая сама, впрочем, возникла из первона-

чальной простой постановки рядом. Даже там, где глагол «быть» слу-

жит связующим средством между существительным или прилагатель-

ным предикатом и субъектом, акт суждения совершается лишь при по-

мощи глагольного окончания, и глагол «быть» образует составную часть

предиката.

. Менее развитые языки, а также и развитые в простейших случаях

довольствуются для выражения объединения в одно целое в смысле

суждения простой постановкой рядом обоих слов, выражающих субъ-

ект и предикат. Эта постановка рядом имеет своею целью не толь-

ко указать, что соответствующие представления объединяются гово-

рящим в одно целое именно теперь, но она хочет высказать также

и объективную значимость суждения. Одно только ударение позволя-

120

FDEXYZ[ \EA]HDY

ет отличить утверждение от вопроса или от других форм соединения,

как атрибутивные соединения, которые выражаются уже созданным

и готовым единством двух представлений. Наоборот, там, где разви-

тие грамматических форм знает все логические различия,

—

там лич-

ное окончание (которое непосредственно сливает местоимение, за-

меняющее субъект, с глагольной основой и тем создает в ней сов-

падение лица и числа соотносительно рода) имеет для глагольных

предикатов то предназначение, что оно должно обозначать соответ-

ствующую суждению связь субъекта и предиката. Что же касается

изъявительного наклонения, то вместе с ударением и расположени-

ем слов, которые различают высказывание от вопроса, оно облада-

ет способностью утверждать эту связь как объективно значимую. То-

гда как время указывает, для какого именно времени суждение долж-

но обладать значимостью.

В личном окончании изъявительного наклонения и, следователь-

но, в нем лишь одном

²⁷

кроется то, что логики хотят обозначать вы-

ражением связка,

—

тот элемент языка, который в состоянии превра-

тить соединение слов в предложение и в выражение высказывания.

При этом смысл выраженного при помощи флексии единства субъ-

екта и предиката оказывается различным, в зависимости от качест-

ва соединенных представлений.

. Если в суждениях, предикат которых выражается именем прилага-

тельным или именем существительным, суждение выполняется не пу-

тем простой постановки рядом (

μέυ

βίοζ

βραχύς

δέ

τέχυη

μαχρή

но на помощь привлекается глагол быть, то этот последний не в силу

своего значения является элементом, выражающим выполнение су-

ждения; напротив, функция суждения заключается лишь в форме его

флексии. Но глагол быть служит средством для того, чтобы придать

предикату глагольную форму и достигнуть того, чтобы он мог при-

нять такое окончание, которое уже внешним образом свидетельст-

вует о его отношении к субъекту в качестве предиката. В суждении

«киноварь (есть) красная» глагол быть по своему смыслу не присое-

диняет ничего такого, чего уже не было бы в слове «красный» со-

ответственно его роду, поскольку «красный» как имя прилагатель-

ное содержит в себе все же указание на имя существительное, свой-

ством которого оно является. «Быть красным» значит то же самое,

что и «красный»; «красное» и «сущее красным» как конкретные поня-

тия значат совершенно то же самое, что «краснота» и «красный цвет»

как абстрактные понятия. Тут прямо указывается лишь, что «крас-

ный» не мыслится абстрактно само по себе, а должно быть предици-