Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

131

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

Что Кант считает при этом случайным для эмпирических понятий,

какие именно признаки употребляются для конституирования тако-

го понятия

—

это с несомненностью вытекает из соображений, разви-

тых в учении о методе (с. 728 и сл. первого издания). Там доказывает-

ся, что в эмпирической области дефиниций в строгом смысле вовсе

нет, так как никогда не могут быть исчерпаны все признаки, присущие

предмету, например золоту или воде, и следовательно, никогда не мо-

жет быть выполнено требование совершенной полноты дефиниции.

В свои понятия мы всегда включаем лишь столько признаков, сколько

необходимо для различения предметов. Никогда не может быть уве-

ренности в том, что один раз мы не мыслим под словом, обозначаю-

щим тот же самый предмет, больше признаков, в другой раз

—

меньше.

Мнимые дефиниции суть лишь словесные определения, номинальные

дефиниции. С этим согласуются также §§ 99

–

106 кантовской «Логики».

Если Кант, следовательно, считает суждение «все тела притяжен-

ны» аналитическим, а суждение «все тела тяжелы» признает синтети-

ческим, то он может предполагать лишь фактически общезначимую

номинальную дефиницию. Против этого прежде всего направлена

критика Шлейермахера, в которой (Dial. § 308, с. 264) различие анали-

тических и синтетических суждений признается лишь относитель-

ным, ибо понятие всегда находится в состоянии становления. То же

самое суждение («лед тает») может быть аналитическим, если в поня-

тие льда было уже включено его возникновение и исчезновение бла-

годаря определенным условиям температуры; оно может быть синте-

тическим, если этого еще не было сделано. Разница, следовательно,

свидетельствует лишь о различном состоянии образования понятий.

В применении к кантовскому примеру это значит: прежде чем я делаю

опыт, дающий мне право построить суждение «все тела тяжелы», я об-

разовал уже понятие тела лишь при помощи признаков протяжен-

ности и т. д. Но после того как я уже проделал опыт, я могу и должен

включить в понятие тела признак тяжести, чтобы выразить точный

опыт. И мое суждение «все тела тяжелы» является теперь аналитиче-

ским. Я могу теперь приступить с этим понятием к дальнейшему опы-

ту; например, я могу сказать, что все тела электрические, все тела те-

плы. Если бы мое понятие было выражением полного познания, что,

конечно, было бы возможно лишь при завершении знания вообще,

то все суждения этого вида были бы аналитическими.

Эта критика совершенно правильна с точки зрения собствен-

ных рассуждений Канта. Есть ли суждение об эмпирических пред-

метах аналитическое или нет

—

никогда нельзя решить этого, если

я не знаю того смысла, какой рассуждающий связывает со словом,

132

FDEXYZ[ \EA]HDY

служащим субъектом; если я не знаю совокупности тех признаков,

какие он объединяет в нем на этой определенной стадии образова-

ния понятия. Но слово может прогрессировать от одного значения

к другому благодаря синтетическому суждению. Суждение это

—

чего

не следует упускать из виду

—

есть результат индуктивного умозаключе-

ния, ибо лишь это последнее в состоянии дать обоснование общему

суждению, выведенному из опыта; но именно поэтому (как настой-

чиво подчеркивает учение о методе) суждение это не есть необходи-

мое и аподиктическое. Ненадежность эта отпадает при математиче-

ских понятиях, но только потому, что они созданы преднамеренно

и заключают в себе произвольный синтез.

Если суждение само по себе должно рассматриваться как аналити-

ческое, то в этом случае, очевидно, предполагается, что нет ника-

ких субъективных различий между теми понятиями, какие различ-

ные люди могут связывать с одним и тем же словом. Следовательно,

если предположить совершенно определенное и замкнутое значение

слов, то могут быть такие суждения, которые несомненно суть анали-

тические. В этом случае они бывают даны вместе с признанным зна-

чением слова. Кантовский пример строго правилен, если предполага-

ется, что со словом «тело» всякий всегда связывает признак «протя-

женный», но никогда не связывает с этим признака «тяжелый».

Но таким образом ясно, что благодаря этому отпадает всякий мо-

тив, который мог бы разумным образом побудить меня высказывать

такие суждения, так как они сплошь суть самоочевиднейшие исти-

ны, которые никому ничего не говорят. Кому охота пробавляться та-

кого рода суждениями, как «все треугольники треугольны», «все че-

тырехугольники четырехугольны»? Аналитическое в этом смысле су-

ждение может высказываться всегда лишь для того, кто находится

в опасности позабыть значение слова, или кто склонен бывает мыс-

лить признаки понятия лишь «в смутной форме», или склонен рас-

ширять понятие за его пределы и т. д., т. е. для кого, строго говоря,

суждение не является уже аналитическим. Ибо до тех пор, пока он

сам мыслит признаки в смутной форме, он не в состоянии еще со-

вершать акта суждения. Таким образом, аналитические в этом смыс-

ле суждения сами собой приводят к тем, которые указывают несве-

дущему непонятное значение слова, которые в своем утверждении

касаются уже не мыслимого, а только слов. Строго аналитическими

они являются лишь для того, кто овладел языком. Но кто еще изуча-

ет язык, тот совершает синтетические суждения, причем судит он

не на основании своего собственного знания, а на основании веры

в высказывание другого.

133

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

. Но эти соображения одинаково как у Канта, так и у Шлейермахера

ничего не говорят еще о том, как именно обстоит дело с теми суж-

дениями, которые не подпадают под указанную предпосылку. Имен-

но потому не подпадают, что субъекты их вовсе не суть понятия

и из грамматического обозначения вовсе нельзя определить, какое

представление имеет тот, кто совершает акт суждения; ведь тут выска-

зывается нечто не о содержании представления в его всеобщности,

представления, обозначенного выражающим субъект словом, а о кон-

кретной вещи, и последняя хотя и подпадает под общее понятие, но,

как единичная и конкретная, она не может вполне обозначаться вы-

ражающим субъект словом

³¹

. Но такой характер носят все действи-

тельные и первоначальные эмпирические суждения. Свой опыт мы

делаем на единичном, синтез в синтетическом суждении «все тела

тяжелы» обусловлен суждениями, субъектами которых являются оп-

ределенные тела; в последней инстанции он обусловлен единичным

восприятием и наблюдением. Представим себе тот процесс, который

лежит в основе какого-либо суждения о восприятии, например «эта

роза желтая», «эта жидкость кислая» и т. д. Если обратить внимание

на слова и их значение, то вполне очевидно, что тут имеется налицо

синтез. Ибо из понятия розы не вытекает, что она должна быть жел-

той; из понятия жидкости не вытекает, что она должна быть кислой;

и в значении «эта»

—

что выражает простое отношение

—

нет ничего

такого, откуда можно было бы извлечь нечто. Но тут и речи даже нет

о значении слов, всегда являющихся общими. «Эта роза» есть обозначение

конкретной вещи, которая лишь весьма несовершенно может обо-

значаться словом в своей конкретной обособленности. «Эта» имеет

своей функцией лишь преднести при помощи указательного место-

имения присутствующему то наглядное представление, которое во-

все не выражено словами; и эта наглядная вещь есть субъект моего су-

ждения, о котором я высказываю, что он желт.

Я мог бы довольствоваться тем, чтобы сказать: «Это есть желтое»;

субъект, о котором я сужу, был бы тот же самый, но он был бы выра-

жен в языке лишь еще менее определенно. Когда я говорю: «Эта роза

желтая»,

—

то здесь собственно заключается двоякое суждение. Во-

первых, суждение наименования «эта роза»; при помощи этого суж-

дения наименования я подвел свое конкретное представление под об-

щий образ; по своей форме, по своему строению и т. д. конкретное на-

глядное представление совпадает для меня с общим образом. Но это

суждение наименования высказывается лишь мимоходом; оно про-

является не как таковое, а лишь в своем результате, в выражающем

субъекте слов, при помощи которого я обозначаю эту вещь.

134

FDEXYZ[ \EA]HDY

Но само данное суждение высказывает, что то, что я называю ро-

зой, есть желтое. На каком основании? Не на основании синтеза

между «розой» и «желтым», а на основании анализа моего нагляд-

ного представления, в котором в нераздельном единстве с формой

и строением дан также и желтый цвет. Один элемент моего наглядно-

го представления тождествен с тем, что я называю желтым, и именно

это я приписываю целому в своем суждении о свойствах.

Или точнее говоря, если описать процесс с самого начала, в сво-

ем наглядном представлении я прежде всего заметил те элементы,

благодаря которым оно совпадает с общим образом розы,

—

отсю-

да наименование субъекта; я заметил здесь затем дальнейший эле-

мент, который еще не выражен при помощи наименования,

—

отсю-

да суждение.

Конечно, отношение понятий «роза» и «желтый» имеет при этом

значение. Если бы «желтый» аналитически содержалось в «розе»,

как «белый» в снеге или «холодный» во льду,

—

то вообще у меня

не было бы никакого мотива настойчиво утверждать это. Вместе с на-

именованием «роза» было бы выражено уже и это. Но так как это-

го нет, то для того, чтобы вполне описать свое наглядное представ-

ление, я должен к обозначению «роза» присоединить еще предикат

«желтый». И тот, кто слышит, например, в описании мое суждение,

—

тот совершает синтез: к тому образу, какой пробуждает в нем слово

«роза», он присоединяет особую определенность цвета. Но я, совер-

шающий акт суждения,

—

я попросту подверг анализу свое представ-

ление, служащее субъектом.

Но другой пример: «эта жидкость кислая». Разве здесь не проис-

ходит синтеза? Конечно, происходит, но до суждения, а не благодаря

суждению. Пример этот отличается от предыдущего тем, что здесь

сталкиваются различные чувства. Есть ли нечто жидкость или нет

—

я обыкновенно различаю это при помощи глаз. Предположенное су-

ждение наименования движется, следовательно, среди чистых зри-

тельных представлений. Теперь я пробую жидкость на язык и откры-

ваю ее кислый вкус; я высказываю свое восприятие в суждении «эта

жидкость кислая». Чтобы иметь возможность высказать суждение,

я должен был уже отнести свое вкусовое ощущение к тому же самому

объекту, который мне был знаком благодаря зрению. Я должен быть

уверен, что то, чего касается мой язык, есть то же самое, что я до это-

го видал в стакане. Иначе у меня не будет для предиката «кислый» ни-

какого субъекта и я не могу совершить акта суждения, я не могу от-

нести предикат «кислый» к субъекту «жидкость», я не могу высказать

это отношение в суждении о свойствах. Мое суждение анализирует,

135

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

следовательно, ту комбинацию, которая образует собой процесс вос-

приятия. Но функция отношения вкусового ощущения к его объек-

ту есть отличные от функции суждения. Первые функции, выражен-

ные в суждении, гласит: «То, что имеет кислый вкус, есть то же самое,

что раньше я видал как жидкость». Вторая функция гласит: «Эта жид-

кость имеет свойство быть кислой». Прежде чем иметь возможность

предицировать кислый вкус, я должен был уже узнать его на жидко-

сти и в жидкости.

. Вернемся к кантовскому примеру. Если приглядеться точнее, то

тут имеется достаточное, хотя самим Кантом нигде не указанное ос-

нование, которое давало ему право считать синтетическим сужде-

ние «все тела тяжелы». Только основание это кроется не в понятии

«тело», а в сущности предиката. Строго говоря, «тяжелый» есть пре-

дикат, выражающий отношение; он касается не того, чем является

тело само по себе, как могущий быть изолированным предмет мое-

го наглядного представления и моего мышления; а того, чем он явля-

ется в отношении к другим телам. Суждение «все тела протяженны»

имеет совершенно то же значение и по отношению к всякому от-

дельному телу, хотя бы я мыслил его единым в мире. Суждение «все

тела тяжелы» выражает отношение всякого отдельного тела ко всем

другим и не может, следовательно, еще заключаться в «понятии тела

вообще».

Если это, как я думаю, наряду с историческим влиянием со сторо-

ны старой картезианской дефиниции тела, является скрытым осно-

ванием для того (берем избранный пример), по-видимому, немотиро-

ванного различения Канта, то отсюда падает также некоторый свет

и на его синтетические суждения a priori, ибо даваемые им примеры та-

ковых все суть суждения отношения. То, что (7 + 5 = 12)

—

это есть сужде-

ние отношения о тех числах, которые выражены (7 + 5) и 12; суждение

утверждает их равенство. Предикат «равно В», само собой разумеется,

никогда не может сам по себе заключаться и сомыслиться в субъекте

А, он не может быть открыт путем анализа последнего, так как кроме

представления об А нужно также представление о В, чтобы вообще

его мыслить. Совершенно правильно, что в выражении (7 + 5) не за-

ключается аналитически равенства с 12, а оно открывается лишь пу-

тем действительного сложения, путем перехода к числу, которое на 5

больше, нежели 7. Суждение вообще возможно лишь тогда, когда вы-

полнено сложение и тем дано два сравнимых числовых выражения.

Но оно является затем аналитическим, поскольку наглядное представ-

ление о равном числе единиц, тем или иным способом добытых, дает

136

FDEXYZ[ \EA]HDY

основание для суждения. Не в самом акте суждения совершается вы-

ход за пределы представления (7 + 5), а в том, что предшествует суж-

дению и впервые делает возможным сравнение; раз последнее воз-

можно, суждение является простым анализом данного отношения.

То же следует сказать и о геометрическом примере Канта, что пря-

мая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками. «Крат-

чайшее расстояние» есть точно так же предикат отношения, который

сам по себе может еще не заключаться в представлении о прямой ли-

нии; он предполагает сравнение с другими линиями. Но представле-

ние о прямой линии никогда невозможно в наглядном представле-

нии без пространства, в котором она проведена и которое наряду

с ней может заключать в себе другие линии. И то сложное наглядное

представление, какое прямая линия являет собой среди других со-

единяющих те же точки линий, есть то самое, что лежит в основе су-

ждения и что анализируется в нем. Но таким образом, поскольку эти

«синтетические суждения a priori» непосредственны, они поистине

суть аналитические суждения, ибо в них дело идет ведь не об объяс-

нении понятия, выраженного означающим субъект словом, а о ком-

плексном объекте, который хотя и обозначается отчасти выражаю-

щим субъект словом, но помимо субъекта суждения заключает в себе

еще нечто другое. В том, что не обозначено выражающим субъект

словом, кроется основание суждения.

Об основоположении причинности мы должны будем сказать

ниже.

. Канто вское различение суждений на аналитические и синтетиче-

ские в области эмпирических понятий касается суждений с совершенно

различными субъектами; тем самым оно затрагивает различное осно-

вание их значимости. Его аналитические суждения суть такие, в ко-

торых объясняется лишь содержание так или иначе фиксированного

в слове понятия, безо всякого отношения к представленному в нагляд-

ном представлении сущему. Его синтетические суждения предпола-

гают наглядное представление и синтетическую связь наглядных

представлений в опыте. Их субъекты суть вещи, которые подпадают

под слово, но обозначаются им лишь неполно. Первые суть объясни-

тельные суждения, последние

—

суждения описательные.

Итак, мы убедились в том, что анализ имеет место также и в су-

ждениях восприятия; но это анализ не понятия, а анализ наглядно-

го представления, который стал возможен, конечно, лишь благода-

ря синтезу, но не тому, что выполняется в суждении, а тому синте-

зу, что предшествует суждению. Раз это так, то с этой точки зрения

137

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

нужно рассмотреть также и кантовское утверждение, что в аналити-

ческих суждениях связь субъекта и предиката мыслится благодаря

тождеству, а в синтетических не благодаря тождеству. Выше мы по-

казали непригодность термина «тождество». Но здесь мы будем его

применять. И вот оказывается, что нельзя понять, каким образом ка-

кое-либо (утвердительное) суждение могло бы высказываться без то-

ждества, т. е. без сознания единства субъекта и предиката. Суждение

восприятия ставит свой предикат в то же отношение к своему субъ-

екту, как и суждение о понятии. А то, что в эмпирическом суждении

не мыслится никакое тождество,

—

это справедливо лишь тогда, ко-

гда имеется в виду не собственный субъект эмпирического суждения,

а значение того слова, которым он обозначается, или же если по-

нятие тождества ограничивается областью одних только понятий,

что является произвольным.

Но Кант прав в том отношении, что значимость его аналитиче-

ских и его синтетических суждений a posteriori имеет различное ос-

нование. Первые предполагают лишь привычку связывать с извест-

ным словом определенные представления; они нуждаются, следова-

тельно, лишь в постоянстве представлений и в согласии относительно

словоупотребления, чтобы всегда вновь и вновь совершаться. У по-

следних же конечным основанием значимости служит индивидуаль-

ный факт наглядного представления, который как таковой даже не мо-

жет стать общим достоянием. Необходимость тех суждений покоит-

ся на так или иначе созданном составе наших общих представлений;

необходимость последних основывается на законах, по которым

из ощущений мы образуем представления о единичном с сознанием

их объективной реальности. И здесь вновь появляется то различие

в значении суждения, с которым мы познакомились выше, изучая

двусмысленный характер связки. В суждениях, какие Кант называет

аналитическими, вовсе нет речи о бытии их субъектов; в тех же, ка-

кие он называет синтетическими, служащее субъектом слово обозна-

чает «предметы возможного опыта».

§ 19. Процесс синтетического акта суждения

Для того чтобы могло осуществиться суждение, в котором представ-

ление предиката не познается непосредственно, как единое с представ-

ление субъекта,

—

для этого необходимо известное посредство; и лишь

таким образом возможно установить отношение вне субъекта лежащего

предиката к этому последнему, а также познать это отношение как объе-

динение в одно целое в смысле суждения и быть уверенным в этом.

138

FDEXYZ[ \EA]HDY

. Ближайшим и самым обычным примером опосредствованного

акта суждения, который впервые присоединяет к мыслимому субъ-

екту предикат и включает его в него, служит мыслительный акт того,

что слышит суждение от другого и у него нет ни повода, ни основа-

ния самому выполнить это суждение. Всякое действительное обуче-

ние есть опосредствованное суждение. Сократовское повивальное

искусство (майевтика), исходящее из положения, что нет обучения,

а есть лишь простое воспоминание, довольствуется тем, что путем

вопроса вообще вызывает в сознании служащие субъектом и преди-

катом представления, оно дает лишь материал и самому вопрошае-

мому предоставляет выполнять суждения. Таким образом, вопрошае-

мый путем собственного уразумения убеждается в их значимости.

И если бы метод этот был проведен полностью, то, конечно, всякий

им вызываемый акт суждения был бы непосредственным аналитиче-

ским актом суждения, который находил бы предикаты в самих субъ-

ектах, а вопрошаемый майевт играл бы только роль психологиче-

ских законов воспроизведения, которые доставляют субъекту как раз

пригодное для предиката представление, дабы оно было подхвачено

всегда живым желанием совершать акт суждения.

Однако учащие и учащиеся редко имеют время для этого процесса;

всякое обучение начинается, напротив, с традиции; учащийся усваи-

вает и подражает тем суждениям, какие высказываются перед ним.

И именно поскольку он обучается, он привносит, благодаря услышан-

ному суждению, предикат в тот субъект, представление о котором

в нем пробуждает служащее субъектом слово,

—

между тем как рань-

ше субъект в этом отношении оставался неопределенным. Кто узна-

ет путем обучения, что лед есть замерзшая вода,

—

для того «лед» дан

в наглядном представлении; но способ возникновения льда остается

неизвестным, и в его наглядном представлении не заключено ника-

кого отношения к «воде». Кто узнает, что Земля движется, для того

к представлению о земле присоединяется совершенно новое для это-

го представления определение движения; и он побуждается объеди-

нить субъект и предикат в такое единство, которое идет совершен-

но против его привычек. Лишь после того как он понял услышанное,

т. е. когда он действительно совершил требуемый синтез, лишь те-

перь приобрел он в качестве результата своего мыслительного акта

то, что служило исходным пунктом для обучающего, единство субъ-

екта и предиката в том смысле, как это определяется его категори-

ей. Конечно, тут остается еще известное индивидуальное различие

между учащим и учащимся, ибо, с одной стороны, слова не абсолют-

но фиксированы в своем значении и не являются равноценными

139

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

для обоих; а с другой

—

при самом применении слов к единичному

тут возможна еще большая или меньшая свобода выбора между раз-

личными оттенками значения.

Поскольку индивидуум является несведущим, поскольку со свои-

ми словами он связывает лишь бедные, покоящиеся на неполном

знании представления, постольку он должен пользоваться таким

синтетическим актом суждения, благодаря которому слова посте-

пенно становятся у него богаче содержанием, ибо он научается свя-

зывать с ними все больше и больше отдельных определений. Ребе-

нок под словом «лев» мыслит прежде всего о внешней видимой фор-

ме, какую ему дает его книжка с картинками. Но благодаря рассказам

и описаниям представление это обогащается у него всеми свойства-

ми и привычками зверя. Зоолог имеет завершенное представление.

Чем совершеннее знание и чем богаче благодаря этому значения

слов, тем меньше места остается для таких синтезов, в которых мож-

но было бы еще научиться чему-либо. И в конце концов, синтетиче-

ский акт суждения должен был бы ограничиться той областью, ко-

торая никогда не может быть предметом обозначения при помощи

слова,

—

единичным фактом для всякого, кто сам не наблюдает его;

единичными изменениями и отношениями, которые одни только мо-

гут быть выражаемы в имеющих временное значение суждениях. Все

суждения, которые могут касаться значения слова, общего представ-

ления о предмете, являются тогда аналитическими. (В этом смыс-

ле Шлейермахер отводит действительному, синтетическому суждению

область единичных фактов. Dialektik, § 155, с. 88, 405.)

. Там, где дело идет об обучении через посредство традиции,

—

там основанием достоверности суждения для обучающегося служит

попросту авторитет учащего; объективная значимость принимается

в силу доверия к знанию и правдивости учащего, в силу того, что ему

верят. Так как все описательные суждения для слушающего необхо-

димо являются синтетическими, то такой же характер носят и те су-

ждения, которые по своей природе обращаются к вере слушающего

и требуют таковой. И наряду с собственным восприятием (и тем, что,

например, выводится отсюда) нет иного знания о единичном, кро-

ме того, что получается путем веры, и последнее в этом случае есть

историческая вера.

. Итак, обучение и рассказ присоединяют предикаты к служащему

субъектом представлению, которое еще ждет своего определения;

они требуют, чтобы предикаты эти были объединены в одно с ука-

140

FDEXYZ[ \EA]HDY

занным представлением. Совершенно такой же процесс вызывает-

ся внутренней игрой наших представлений, которое определяется зако-

нами ассоциирующего воспроизведения и деятельностью руководи-

мой аналогиями силы воображения. Когда благодаря восприятию

или воспоминанию в сознании появляется какой-либо объект, то им

вызываются не только те предикаты, которые согласуются с его на-

стоящим и представляемым содержанием и которые приводят к не-

посредственным суждениям. Помимо этого воспоминание, ассоциа-

ция, аналогия ведут за собой еще другие представления, которые

стремятся соединиться с субъектом в качестве предикатов, причем

последние сами по себе не должны еще заключаться в имеющемся

налицо представлении субъекта. С одной стороны, здесь можно ука-

зать на разобранный выше (с. 61) повседневный случай, а именно

что зрительные образы единичных объектов вызывают воспомина-

ние об их остальных свойствах, и последние тотчас же присоединя-

ются к ним в качестве предикатов. («Это виноград»

—

«это сладко»,

«это камень»«твердый» и т. д.) Но в то время как ассоциация совер-

шается здесь с такой абсолютной неуклонностью, что суждение ка-

сается уже завершенного представления (см. выше),

—

в то же время

сюда примыкают в незаметных переходах такие случаи, в которых

слияние наступает не тотчас же. Напротив, вызванное представле-

ние, говоря языком Гербарта, как бы висит здесь в воздухе и приво-

дит лишь к ожиданию суждения. Это яснее всего обозначается там, где

привлекаются различные, друг друга исключающие представления,

и между ними возникает борьба. Так бывает тогда, когда я издали

вижу человеческое лицо, которое одновременно вызывает во мне

и образ А, и образ В и кажется мне похожим то на этот, то на тот.

На таких ассоциациях покоятся в особенности все те суждения,

которые забегают в будущее. Они никогда не могут вытекать из ана-

лиза того, что есть сейчас, а всегда получаются через посредство тех

или иных выводов. «Снег будет таять»

—

этого я не могу видеть в нем,

но на основании прежнего опыта я примышляю к имеющемуся нали-

цо наглядному представлению тот предикат, которого еще нет в нем.

. Общая склонность совершать акт суждения и связывать новое

с уже знакомым нам развита очень сильно. Так что когда нет к это-

му препятствий, те же процессы, что приводят с собой предикат,

очень легко ведут также к возникновению суждения, т. е. они приво-

дят к вере в объективную значимость поставленного в качестве зада-

чи синтеза. Чем меньшим навыком обладает мышление, тем оно ме-

нее предусмотрительно, тем меньше сознается разница между чис-