Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

161

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

пенно возрастает и, наконец, достигает максимума. Так, мы противо-

полагаем друг другу день и ночь, мышь и слона, каплю и море. Резкий

переход от одной крайности к другой резко отделяется для нашего

чувства от перехода к наиболее сходному, в особенности в тех облас-

тях, где более близко лежащие различия соединяются беспрерывны-

ми переходами. А там, где к тому же само чувственное впечатление

оказывается противоположным, как отрадный и приятный, с одной

стороны, мучительный и неприятный

—

с другой,

—

там эта чувствен-

ная ценность обостряет впечатление от величины объективного раз-

личия. Так, свет и мрак, добрый и злой, красивый и безобразный,

удовольствие и боль противостоят друг другу. И не требуется никако-

го пояснения, что тут вообще предполагается однородность и спо-

собность к объединению под одним общим, более высоким пред-

ставлением. Но мы предпочли бы называть это отношение контра-

стом, чтобы не смешивать его с несовместимостью. Что возрастание

различий в таком ряду соподчиненных представлений и положение

крайних членов являются нам в пространственном образе

—

это от-

метил уже Аристотель, а Транделенбург изложил это с тонким понима-

нием

³⁹

. Но и пространственная противоположность, которая геомет-

рически выражает максимум различия в направлении и физически

приобретает значение благодаря давлению и противодавлению, дей-

ствию и противодействию и которая в нашем собственном хотении

находит себе подобный же резонатор, какой контраст находит в на-

шем чувстве

—

эта пространственная противоположность, как и кон-

траст, характеризуется среди многого несовместимого только таки-

ми чертами, которые прямо не имеют никакого особенного отноше-

ния к отрицанию.

. Это яснее всего обнаруживается на попытках понять или по край-

ней мере выразить при помощи отрицания те отношения, какие

обозначались как противоположность. Из отрицания представле-

ния возникает-де первоначально противоположность, когда наряду

с А появляется non-А. Пользуясь термином, который первоначально

был создан для двух противоположных суждений (см. ниже, § 23), ста-

ли различать противоречиво и противно противоположные представле-

ния. Противоречиво противоположные представления учат, отно-

сятся друг к другу как А и non-А, так что одно представление содержит

лишь отрицание содержания другого; противно противоположные

представления относятся друг к другу так, что хотя одно уничтожает

другое, но, кроме того, содержит еще положительное определение.

«Равный и не равный», «белый и не белый» могут служить примера-

162

FDEXYZ[ \EA]HDY

ми противоречивых, «белый и черный», «добрый и злой»

—

примера-

ми противных противоположностей.

Чтобы испытать правомерность этого учения, нужно прежде все-

го установить, что всякое отрицание имеет смысл лишь в области

суждения. Всякое отрицание есть отрицательный ответ на вопрос

и налагает запрет на предицирование; «нет» и «не» уместны лишь

по отношению к суждению или в суждении. Формула «non-А, если

А означает какое угодно представляемое» не имеет даже, собствен-

но говоря, никакого смысла. Совсем нет такого представления, ко-

торое было бы лишь чистым отрицанием содержания другого пред-

ставления. Если отрицание должно значить то же, что уничтожение,

то представление

—

«человек», «небо», «голубой», «зеленый»

—

мо-

жет, конечно, быть или не быть, оно может представляться с соз-

нанием или даже совсем не представляться и постольку оно может

быть «уничтожено». Но то, что человек не представляется,

—

само

это не есть в таком случае представление

⁴⁰

, и формула эта потому

уже не может иметь того смысла, что

ούχ

άνθρωπος

означает: «чело-

век» не представляется

—

что для того чтобы понять ее, нужно уже

представлять «человека». Формула эта, следовательно, точно так же

не достигла своей цели, как и кантовская записка для памяти: «лам-

па должна быть забыта».

Если non-А должно обозначать все то, что не представляется, ко-

гда А

—

чисто по своему содержанию

—

представляется, представление

чего, следовательно, не дано непосредственно вместе с представле-

нием А, то А и non-А перестают обозначать несовместимые опреде-

ления, и неверно, что они исключают друг друга. Когда я представ-

ляю «белое», то я не имею перед собой ничего, кроме цвета. Если

non-А есть все, что не есть этот цвет, то сюда принадлежит также

круглый, четырехугольный, тяжелый, растворимый в серной кисло-

те. Все это есть «не белое», т. е. нечто иное, чем «белое». Но эти пре-

дикаты отнюдь не несовместимы с белым, и они не образуют ни-

какой противоположности в обыкновенном смысле; пришлось бы

сперва от «белого» пойти назад, ко всем белым вещам, и затем вы-

честь их из всего мира. Но где слово «белый» означает попросту все

белые вещи?

Но если дело должно идти о собственном отрицании, то представ-

ляемое должно отрицаться относительно чего-либо; следовательно

—

явно или молча

—

входит в какое-либо суждение. Таково и есть в действи-

тельности мнение; non-А должно обозначать то, что не есть А, относи-

тельного чего А должно отрицаться. Оно предполагает, следовательно,

отрицательное суждение или ряд отрицательных суждений о неназван-

163

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ных субъектах, которые лишь на основании этих отрицаний и весьма кос-

венно могут быть обозначены как то, что не есть А. Если, следователь-

но, под non-А должно нечто представляться, то эти субъекты должны

откуда-то явиться, одно простое требование отрицать А не дает еще их.

Я должен мысленно пробежать все возможное, чтобы отрицать по от-

ношению к нему А. Это положительное было бы тем содержанием, ка-

кое обозначалось бы non-А. Но это не знающее конца занятие, если бы

даже оно и имело какой-либо смысл; и совершенно правильно поэто-

му Аристотель называл это выражение

νομα

άόριστον

⁴¹

Если обратиться к кантовской логике, то non-А как предикат оз-

начает, что субъект не заключается под сферой предиката А, но нахо-

дится вне его сферы, где-то в бесконечной сфере. Суждение «душа

несмертна» включает душу в неограниченный объем несмертных су-

ществ, которые остаются от всего объема возможных существ, если

я устраняю все смертное. Этим, по-видимому, дается простой рецепт,

как можно уяснить себе, что принадлежит под non-А. Однако рецепт

этот применим лишь там, где дело идет о предикатах, которые мо-

гут приниматься как обозначение единичных существ. В этом слу-

чае я могу рассматривать мир как неограниченное число таких еди-

ничных существ, из которого я исключаю число существ А. Но как же

быть с теми понятиями, которые носят абстрактный характер и объ-

ем которых никогда не может обозначать количества существ? Если

«А = смертный» и если объем возможных существ я делю на смертных

и посмертных, то где же имеют свое местопребывание добродетель,

справедливость, закон, порядок, расстояние? Они не суть ни смерт-

ные существа, ни существа несмертные, так как они вовсе не являют-

ся существами. Они суть свойства и отношения существ, которые мо-

гут принадлежать как смертным, так и несмертным существам. Если

мы не хотим причислять их под non-А на том основании, что они мо-

гут принадлежать смертному существу, то их нельзя относить также

и под А, и мы получаем, вопреки предположению, промежуточное

царство между А и non-А. Если А есть человек, то, по-видимому, лег-

ко выделить людей по ту сторону мира; то, что остается сверх того,

—

солнце, луна и звезды, минералы, растения, животные,

—

все это

не человек. Но куда принадлежат черный, зеленый, мягкий, твердый,

если их мыслить как понятия, выражающие свойства? к А или non-А?

Такого рода деление возможных существ на А и non-А совершенно за-

бывает, что имеются различные категории, что каждое понятие отчас-

ти стоит в отношении к таковым одинаковой категории, отчасти оно

стоит в отношении к таковым различной категории и что разделяю-

щие их линии перекрещиваются самым прихотливым образом.

164

FDEXYZ[ \EA]HDY

Но предположим даже, что было бы выполнимо подо всем тем,

что не есть А, мыслить нечто могущее быть выраженным, что име-

ло бы смысл предицировать,

—

то, от чего, в конце концов, могло бы

зависеть, что относительно всего, что может означать non-А, я дол-

жен отрицать А? Это могло бы зависеть не от того, что оно есть non-А,

ибо это высказывается относительно него лишь косвенным и произ-

водным образом; но причина этого заключалась бы в том, что оно

есть и что препятствует приписывать ему в качестве предиката А. На-

против, та противоположность, которая должна была бы выражать-

ся и стать понятной благодаря non-А, служит предпосылкой non-А,

и это последнее есть только ее производный знак, а не ее сущность

и основание.

Та же самая неопределенность, в которой растворяется противо-

речивая противоположность, присуща также и противной противопо-

ложности, как она соответствует обычному учению. Если представле-

нию А должно быть противно противоположно все то, что может быть

выражено формулой «non-А + В»,

—

то «красный» и «добродетельный»,

«черный» и «несмертный» находились бы в противной противополож-

ности, совершенно не касаясь уже тех удивительных смешений, какие

возникают, если А и В брать из различных категорий, что не исключе-

но формулой. Ибо формула эта обозначает все охваченное под non-А,

и не только отрицательно, но и прямо обозначенное. Так, «имеющее

травяной цвет» и «алгебра», «чувствительный» и «эллипс» оказыва-

ются в противной противоположности. Да простят нам эти примеры.

Но иначе нельзя выразить ясно бессмысленность тех формул, кото-

рые перетаскиваются из одной логики в другую.

. Уразумение того, что отрицать можно лишь там, где имеется ра-

зумная возможность спрашивать, соотносительно утверждать, побу-

дило некоторых отказаться как от того совершенно зрящего non-А,

так и от обыкновенного объяснения противной противоположно-

сти при помощи «non-А + В»: противоречивую, как и противную про-

тивоположность они ищут лишь там, где общее представление опре-

деляется дальше исключающими друг друга различиями, как линия

определяется дальнейшим как прямая или кривая благодаря разли-

чиям в направлении, поведение тела в пространстве определяется

в дальнейшем как покой или движение. Противоречивая противо-

положность находится там, где противостоят друг другу только два

определения; следовательно, с отрицанием одного определения дру-

гое должно определенно иметься в виду; линия, которая не есть пря-

мая, должна быть кривой; противная противоположность находит-

165

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

ся там, где одинаково выступают несколько определений, как в цве-

тах. Тем самым под этим названием противоречивого и противного

снова вводится то различие, какое Аристотель (Cat. 10. 11 b 33) дела-

ет между тем противоположным, которое не имеет ничего промежу-

точного, как четный и нечетный у (целых) чисел, болезнь и здоро-

вье у живого существа, и тем противоположным, какое имеет нечто

промежуточное, как черный и белый

⁴²

Если в таком виде учение это и более рационально, так как оно,

по крайней мере в более общем представлении, дает субъект для отри-

цания, то зато оно скрывает в себе другую опасность: именно тут мож-

но было бы поверить, что путем простого отрицания можно создать

противоположное, т. е. положительное, тем, что мы приписываем бо-

лее общему определения а и non-а. Но более общее дано не раньше

своих определений, а одновременно с ними. Нет сперва линии вооб-

ще, которая затем могла бы принять решение быть прямой или не-

прямой; но от природы пространства, в котором находится линия, за-

висит, что в нем возможны как прямые, так и кривые линии. Так, во-

обще от природы тех объектов, какие мы объединяем в более общем

представлении, зависит, какие определения допускают они по отно-

шению к себе, допустим ли наряду с предикатом, какой мы познаем

как возможный, еще другой предикат. Равным образом от природы

объектов зависит, как велик круг таких одновременно возможных оп-

ределений. Точно так же отрицание и образованная при его посред-

стве формула может лишь истолковать нам, что кроется в природе

представлений, но не определить впервые эту природу. Напротив,

несовместимость известных представлений остается для нашего те-

перешнего рассмотрения фактическим отношением, и логика, стро-

го говоря, нигде не вышла также за пределы его описания. Только

в учении о понятии может быть исследовано значение этого приема

—

при помощи а и non-а выражать различие в более общем.

. Однако в одном случае возникновение противоположности через

отрицание, по-видимому, неоспоримо: именно тогда, когда один член

действительно имеет просто отрицательное значение. «Прямой»

и «кривой» суть два различных наглядных представления, каждое

в себе определенное и положительное: при покое и движении мож-

но, во всяком случае, спорить, есть ли одно просто отрицание друго-

го

⁴³

, и притом то и другое принимать как положительное. Но слепой,

глухой, несчастный, безрассудный, неразумный, бессловесный, бес-

чувственный и как их там еще, эти бесчисленные не-и без-? Разве от-

ношение между «видящий» и «слепой» может быть выражено иначе,

166

FDEXYZ[ \EA]HDY

нежели так, что «слепой» значит то же, что «невидящий», простое

отсутствие или недостаток зрения? и разве не имеем мы здесь, следо-

вательно, противоположности, которая возникла благодаря отрица-

нию и один член который означает не что иное, как небытие? не уза-

конил ли, следовательно, язык, сливая отрицание с предикатом, уже

наперед этот non-А логической теории?

В таком случае должно было бы иметь совершенно одинаковое

значение, отрицаю я один член противоположности или утверждаю

другой; говорю ли я: «это не видит» или «это есть слепое», «А не сча-

стлив» или «А несчастлив». Не требуется никакого доказательства,

что это не так. Если только ложно суждение, что «А видит»

—

а по сво-

ему буквальному смыслу «А не видит» никогда не говорит больше-

го,

—

то тут еще не высказано, почему он не видит. Но «слепой» обо-

значает определенное состояние субъекта, органическое изменение

зрительного аппарата, вследствие чего зрение не имеет места. Кто,

следовательно, отрицает зрение, тот этим не утверждает еще слепо-

ты

—

как это должно было бы быть, если бы эти так называемые при-

вативные* предикаты действительно не содержали в себе ничего,

кроме выражения отрицания. Следовательно, и здесь недостаточно

отрицания, чтобы объяснить противоположность. И только потому,

что наши отрицания почти всегда покоятся на таких противоположно-

стях, отрицание и вызывает первоначально по психологическим законам

представление противоположности. А язык, который пользуется психо-

логическими силами и имеет суверенную власть давать всякому сло-

ву более тесное значение, нежели это вытекает из его этимологии,

может пользоваться этой привычкой, чтобы обозначать противопо-

ложности при помощи отрицаний. Но язык всегда имеет в виду боль-

ше, нежели высказывает; и на долю логического анализа выпадает

задача различать то, что отрицание обозначает необходимо само

по себе и что оно обозначает лишь привычно вследствие ассоциа-

ции на основании известных отношений между предикатами.

§ 23. Закон противоречия

Закон противоречия касается отношения положительного суждения к его

отрицанию и выражает сущность и значение отрицания; он гласит,

что оба суждения, «А есть В » и «А не есть В », не могут быть в одно

и то же время истинными. Тем самым он высказывает нечто существен-

* Privstive

Prädicate

—

лишительные

предикаты,

т.

е.

выражающие

лишение,

отсут-

ствие,

недостаток.

—

Прим.

перев.

167

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

но отличное, нежели обычно так называемое principium contradictionis

(А не есть non-А), которое касается отношения предиката к его субъекту

и запрещает, чтобы предикат был противоположен субъекту.

Отношение положительного суждения к его отрицанию (произ-

водным образом также и пара заключающихся в этом отношении су-

ждений) называется

άντίφασις

, contradictio; они противоречиво проти-

воположны друг другу (

άντιφατιχώς

άντιχείσ

αι

, contradictorie oppositum

esse).

. Такое же смешение, как относительно тождества и противопо-

ложности, наблюдается и относительно так называемого principium

contradictionis. Аристотель формулирует его в известном месте

⁴⁴

таким

образом: «Невозможно чтобы то же самое в одно и то же время принадле-

жало и не принадлежало тому же самому в том же самом отношении… Это

самое достоверное из всех основоположений… ибо невозможно, что-

бы кто-либо принимал, что то же самое есть и не есть (как некоторые

думают, что Гераклит говорит это; ибо не необходимо, чтобы кто-ли-

бо действительно принимал то, что он говорит) … Всякий, кто при-

водит какое-либо доказательство, сводит его поэтому к этому положе-

нию как последнему; ибо по природе он есть принцип также для всех

других аксиом».

Тем самым, следовательно, сказано: суждение «А есть В» и сужде-

ние «А не есть В» не могут быть в одно и то же время истинными;

кто утверждает суждение «А не есть В», тот должен признать ложным

суждение «А есть В», и кто утверждает суждение «А есть В», тот при-

знает ложным суждение «А не есть В».

. Этим по существу не дано ничего, кроме объяснения значения отри-

цания; объяснение это излагает сущность и смысл отрицания в та-

ком положении, которое само, впрочем, не может быть высказа-

но без отрицания и поэтому имеет лишь ту ценность, что доводит

до сознания того, кто употребляет отрицание, его собственную дея-

тельность. Кто с «не» связывает тот же самый смысл, какой связы-

вают с этим все, тот может, конечно, на словах в одно и то же вре-

мя сказать: «А есть В» и «А не есть В»; но он не может верить в это

и серьезно его утверждать. Или он может, конечно, словами поро-

дить видимость, словно то и другое в одно и то же время истинно,

но лишь тем, что слова он употребляет в различном смысле или го-

ворит о различных временах. Поэтому Аристотель и ограждает так

предусмотрительно свое положение определениями «в одно и то же

время» и «в том же самом отношении».

168

FDEXYZ[ \EA]HDY

Поскольку отрицание коренится лишь в выходящем за пределы

сущего движении нашего мышления, которое пытается соединить

друг с другом также и несоединимое, и поскольку ложность коренит-

ся не в вещах, а лишь в человеческом мнении,

—

постольку аристо-

телевский принцип может касаться прямо и непосредственно лишь

природы нашего мышления. Об этом свидетельствует также и обос-

нование, ибо невозможно, чтобы кто-либо принимал, что то же самое

в одно и то же время есть и не есть; на это указывает дальнейшее рас-

суждение (Metaph.,

, 4), что те, которые говорят, возможно-де, что-

бы то же самое было и не было, и возможно-де верить в это, вообще

уничтожают возможность мышления и взаимопонимания. Ибо это

покоится на том, что всякое слово обозначает нечто определенное

и говорящий продолжает оставаться при этом значении и не унич-

тожает его вновь

⁴⁵

. Если таков смысл, в каком Аристотель понимал свой принцип

противоречия, то ясно также, что должно быть его положитель-

ной оборотной стороной

—

именно положение, что всякий, кто ут-

верждает нечто с сознанием, утверждает именно то, что он утвер-

ждает; что его речь должна иметь неизменный смысл, так как ина-

че он в действительности не сказал бы ничего, если бы в то время,

как он мыслит и говорит, у него подменивался иной смысл; это долж-

но значить: что я написал, то я написал, что я говорю, то я говорю.

Но ясно, что этим может подразумеваться лишь дополнение к тому,

что выше мы назвали постоянством представлений; это есть однознач-

ность акта суждения. Если аристотелевскому основоположению про-

тивопоставлять в качестве его положительной оборотной стороны

принцип тождества, то именно эта однозначность акта суждения

должна была бы образовать его содержание. Но однозначность эта

доходит до сознания лишь из отвержения одновременного акта ут-

верждения и отрицания, она не говорит ничего такого, чего не гово-

рил бы также и закон противоречия. Вполне естественно, следова-

тельно, что Аристотель выдвигает в качестве принципа один лишь за-

кон противоречия, а его положительную сторону он выражает лишь

случайно

⁴⁶

. Долгое время под principium identitatis и понимался ари-

стотелевский закон противоречия.

. То, что позднейшая логика, в особенности Лейбниц и Кант

⁴⁷

, уста-

новила как principium contradictionis в формуле «А не есть non-А»,

—

это по своему смыслу и применению совершенно отлично от аристо-

телевского положения. Положение Аристотеля касается отношения

169

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

утвердительного и отрицательного суждения, у него одно суждение

противоречит другому; позднейшее положение касается отноше-

ния субъекта и предиката в одном-единственном суждении, преди-

кат противоречит субъекту. Аристотель признает одно суждение лож-

ным, если другое истинно; позднейшие авторы признают суждение

само по себе и абсолютно ложным, так как предикат противоречит

субъекту. Позднейшие авторы хотят такого принципа, из которого

истинность известных положений могла бы познаваться сама собой;

из аристотелевского принципа непосредственно следует не истин-

ность или ложность какого-либо положения, а лишь невозможность

одновременно признавать истинным утверждение и отрицание.

Таким образом, полемика Канта против Аристотеля есть удар

по воздуху. У него основоположение гласит*: «Ни одной вещи не при-

надлежит предикат, противоречащий ей». Оно есть общий, хотя

только отрицательный критерий всякой истины; оно имеет значение

по отношению ко всем познаниям вообще, независимо от их содер-

жания, и говорит, что противоречие уничтожает их полностью; прав-

да, оно не обеспечивает еще в общем истинности положения, ибо су-

ждение, даже будучи свободным от внутреннего противоречия, мо-

жет, однако, быть ложным и лишенным основания; но из него все же

можно сделать и положительное применение, чтобы познать исти-

ну. Ибо если суждение является аналитическим, безразлично, отрица-

тельное или утвердительное оно, его истинность может быть всегда

и вполне познана на основании закона противоречия. Ибо противо-

положное тому, что уже кроется и мыслится как понятие в познании

объекта, во всякое время с полным правом отрицается, а само поня-

тие необходимо утверждается относительно объекта, так как проти-

воположное ему противоречило бы объекту.

На основании этого Кант затем осуждает формулу «невозможно,

чтобы нечто в одно и то же время было и не было»; именно она за-

ключает в себе синтез, который примешан к ней благодаря неосмот-

рительности и безо всякой нужды. Положение подчинено условию вре-

мени и как бы говорит: «Вещь А, которая есть нечто = В, не может

в одно и то же время быть non-В; но в разное время она может, ко-

нечно, быть и тем и другим (как В, так и non-В)». «Однако закон про-

тиворечия, как чисто логическое основоположение, не может быть

ограничен в своем значении условиями времени, поэтому такая фор-

мула совершенно не соответствует его цели.» Это недоразумение

возникает просто вследствие того, что исходит из синтетических су-

* «Критика

чистого

разума»,

с.

124 / пер.

Н.

Лосского.

—

Прим.

перев.

170

FDEXYZ[ \EA]HDY

ждений; в одном предикат (например, «необразованный») синтети-

чески соединен с субъектом («человек»), и таким образом возника-

ет противоречие, если в то же самое время субъекту приписывает-

ся противоположный предикат («образованный»); но противоречие

получается между одним предикатом и другим, а не между предика-

том и субъектом. Но если сказать: «Всякий необразованный чело-

век необразован»,

—

то отрицательное суждение явствует из принци-

па противоречия, без присоединения условия «в то же самое время».

В этом же смысле выводит принцип противоречия и логика Канта.

Не требуется долгого рассуждения, что Кант говорит о чем-то со-

вершенно ином, нежели это имелось в виду первоначальным зако-

ном противоречия. Как Лейбниц делил истины на необходимые и фак-

тические и для каждого из обоих этих классов устанавливал особый

принцип их истинности: для необходимых, которые, в конце концов,

все суть так называемые тождественные суждения, закон противоре-

чия, для фактических

—

закон достаточного основания,

—

точно так же

поступает и Кант со своими обоими классами аналитических и син-

тетических суждений; он ищет принципа для истинности аналитиче-

ских суждений. Но аналитические суждения всегда имеют дело только

с субъектами, которые суть понятия, и они говорят о том, что мыслит-

ся в них как понятиях

—

тем самым совершенно независимо от време-

ни; предикат аналитического суждения всегда уже содержится в поня-

тии, которое образует его субъект. Закон противоречия в кантовском

смысле гласит теперь: «ни одному понятию не может приписываться

такой предикат, который ему противоречит». Поскольку затем и дру-

гие суждения выражают свой субъект с помощью понятия («этот че-

ловек образованный» содержит уже познание объекта через поня-

тие «человек»), постольку и к ним находит себе применение закон,

что они уничтожали бы себя самих, если бы хотели приписывать субъ-

екту предикат, противоречащий тому понятию, под которым он нахо-

дится. Что это значит, противоречит понятию и может ли быть обос-

нован на этом противоречии общий логический принцип

—

это бу-

дет исследовано ниже. Но прежде всего ясно, что на основании этих

предпосылок Кант имел, конечно, полное право исключить из сво-

его принципа определение времени. Однако когда он обвиняет ари-

стотелевскую формулу в ошибке на том основании, что она содержит

в себе «в то же самое время», то происходит это в силу его собствен-

ной ошибки: именно что Аристотель хочет будто бы сказать то же са-

мое, что и он. Ибо Аристотель хочет ведь наложить запрет не на про-

тиворечие между двумя предикатами, но на противоречие между ут-

верждением и отрицанием того же самого предиката.