Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

171

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

. Тут с полным основанием ставят вопрос: как это возможно, однако,

что два столь различных положения, как аристотелевское и кантов-

ское, в большинстве случаев рассматриваются как один и тот же основ-

ной закон человеческого мышления? и разве нет между ними никакой

связи? Само собою разумеется. Обыкновенный закон противоречия

хочет дать правило, на основании которого может испытываться зна-

чимость отрицательных суждений. Ввиду того что отрицание в боль-

шинстве случаев покоится на том, что субъект исключает предикат,

и благодаря ошибочному мнению, что это отношение несовместимо-

сти покоится будто бы регрессивно опять-таки на отрицании,

—

в силу

этого общезначимые отрицания и должны будто бы сводиться к про-

тиворечию. Но именно поэтому формула и вертится в кругу.

Что может это, однако, означать: предикат В противоречит субъек-

ту А? Положение, приписывающее предикат В субъекту А, заключает

в себе противоречие? Противоречие не может возникнуть иным пу-

тем, кроме того что суждение, приписывающее этот предикат В субъ-

екту А, противоречит (если и не прямо установленному, то все же

предположенному) суждению, которое отвергает этот предикат В от-

носительно субъекта А. И раз последнее суждение (А не есть В) прини-

мается как само собой разумеющееся или как известное из какого-либо ино-

го источника, то противоречие уничтожает, конечно, первое сужде-

ние и притом согласно положению Аристотеля, что оба они не могут

быть в одно и то же время истинными. Почему суждение в примере

Канта «необразованный человек есть образованный» является про-

тиворечием? Потому, что предикат «образованный» приписывается

субъекту, относительно которого суждение, заключающееся implicite

в его обозначении посредством служащего субъектом слова «необ-

разованный человек», утверждало, что он не образован. Оно может

быть, следовательно, сведено к двум суждениям: «Х образованный»

и «тот же самый Х необразованный». Эти два суждения утверждаются

относительно первого суждения, и поэтому оно заключает в себе проти-

воречие, и поэтому оно ложно, т. е. ложно, что тот же самый являет-

ся образованным и необразованным; и если верно, что он необразо-

ван, то ложно, что он образованный.

Противоречие может, следовательно, возникнуть лишь постоль-

ку, поскольку в субъекте уже implicite высказано суждение. Это случа-

ется, конечно, у аналитических суждений, какие имеет в виду Кант,

и у тех суждений, какие обыкновенно и рассматривает только школь-

ная логика. Кантовские аналитические суждения, как мы выше ви-

дели, возможны лишь при предположении таких понятий, которые

фиксированы единогласно, т. е. при предположении общезначимых

172

FDEXYZ[ \EA]HDY

суждений относительно значения слов, которые говорят, что «тело»

означает то же, что «протяженная вещь»; представление, обозначен-

ное словом «тело», содержит в себе представление «протяженно-

сти». Если я говорю: «все тела протяженны»,

—

то это означает, следо-

вательно, следующее: «все, что я называю телом, я должен называть

также и протяженным»; в обозначении какого-либо Х телом заключа-

ется сужение «Х протяженно». Если же я говорю: «тело непротяжен-

но» или даже: «это тело непротяженно»,

—

то я имею противоречие:

«это протяженно и это непротяженно»; и так как абсолютно неиз-

менно, что то, что есть тело, является протяженным, то противопо-

ложное необходимо ложно.

Постольку противостоят друг другу утверждение и отрицание

«А есть В» и «А не есть В». Однако теперь вместо противоречащих

суждений выступают противоречиво противоположные предикаты

«А есть В» и «А есть non-В», если «А есть В» истинно, то «А есть non-В»

ложно.

Только при этих предпосылках может иметь место противоречие

между предикатом и субъектом; и только при этой предпосылке,

что образование понятия непогрешимо и обозначение слов абсолютно не-

изменно, и что там, где дело идет о единичном, подведение единичного

под понятие точно так же непогрешимо,

—

лишь в этом случае из проти-

воречия между предикатом и понятием субъекта может быть позна-

на ложность суждения. Но, конечно, пока дело идет только о субъ-

ективных образованиях, какие Кант кладет в основу своих аналити-

ческих суждений, постольку нельзя оспаривать, что понятие легко

может быть образовано, что легко соединить в нем отдельные при-

знаки и сказать, что тело есть протяженная вещь. Теперь суждение

«тела протяженны» означает то же, что «протяженное протяженно»;

я имею лишь, как устанавливает Гоббс, уравнения между значениями

слов, произвольно созданными. Это уже уловка, если я говорю: «все

тела протяженны». Ибо тем самым я тайком предполагаю, что мое

понятие может применяться к возможным вещам и что в каждом от-

дельном случае я могу наверное осуществить это применение. Лишь

так это «все» имеет смысл. Тут совершенно нет речи о том, чтобы от-

носительно того, что я называю телом, я мог сказать больше, неже-

ли заключается уже в наименовании. Все суждения становятся тож-

дественными, т. е. лишенными смысла и пустыми.

Но именно к этому примыкает теперь формула «А не есть non-А»

как выражение principium contradictionis. Предполагая, что все ис-

тинные суждения должны сводиться к «А есть А» и что в этом, в гото-

вой системе понятий, в которой только и движется наше мышление

173

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

и познавание, мы имеем абсолютный масштаб истины, она и сводит

противоречие между предикатом и его субъектом к этой последней

формуле. Эта формула терпит теперь умаление прежде всего относи-

тельно своего

άόριστον

non-А. Правда, можно было бы попытаться пу-

тем разъяснения устранить это последнее. Можно, исходя из так на-

зываемого закона тождества «А есть А», установить суждение «Ложно,

что А не есть А» именно потому, что это противоречит истинному су-

ждению «А есть А»; можно затем путем небольшого насилия над язы-

ком сократить это в суждение «Non [A non est A]»; тогда определенное

А всегда является субъектом и отрицается, что относительного это-

го А как предиката можно высказывать отрицание; равным образом

формула могла бы иметь смысл, если А брать как знак суждения. Но это

так не разумелось; non-А вводится вполне серьезно, противоречивая

противоположность понятий вместо противоречия суждений; и те-

перь non-А нельзя утверждать относительно А. И вот, с известных то-

чек зрения, можно было бы удовольствоваться non-А и формулу мож-

но было бы признать теоретически правильной; беда только в том,

что на практике она непригодна к употреблению. Даже если говорить,

что «золото есть не-золото», «зеленое есть не-зеленое», «бытие есть

небытие»,

—

даже при такой оголенной форме противоречие нелегко

обнаруживается перед нами. В большинстве случаев мы должны от-

крывать его за скрывающими его покровами. Если бы только было

так легко установить, какие определения, когда дано А, подпадают

под non-А и поэтому противоречат А!

И вот теперь оказывается, что principium contradictionis совер-

шенно так же, как оракул, оставляет нас без совета тогда, когда мы

спрашиваем, чего именно нельзя утверждать относительно А. Ибо

если бы мы ограничились тем, что А как понятие содержит-де при-

знаки a, b, c, d, что ему, следовательно, нельзя приписывать non-а,

non-b, non-c, non-d, то затруднительное положение non-А лишь усугуб-

ляется. И если остановиться на том, что нельзя-де отрицать a, b, c, d,

то это ведь и есть аристотелевское основоположение в применении

к суждениям, значимость которых уже известна.

Но общей формулы, на основании которой без дальнейших рассуж-

дений можно было бы решить, что противоположно субъекту,

—

такой

формулы уже потому не может быть для кантовской логики, что поня-

тия наши, согласно прямому учению Канта, обыкновенно обознача-

ют сущность своих предметов лишь через часть опыта о них. Из того,

следовательно, что нечто не содержится в понятии, никогда нельзя уз-

нать, что оно не принадлежит самой вещи; из того, что оно не проти-

воречит понятию, никогда не следует, что оно не противоречит самой

174

FDEXYZ[ \EA]HDY

вещи. Это также фикция, что все отношения между понятиями мы зна-

ем будто бы на основании противоположности и исключения.

Поэтому одно только аристотелевское основоположение является

верховным, совершенно безусловным и ко всякому нашему акту суж-

дения применимым принципом, ибо оно касается лишь того, что мы

знаем, функции акта отрицания, а не относится только к суждени-

ям, субъектами которых являются понятия; ибо, далее, поскольку

мы вообще знаем отношения противоположности и несовместимо-

сти понятий, оно содержит в себе основание, из-за которого поня-

тию нельзя приписывать исключаемый им предикат.

Но обычное principium contradictionis может лишь сказать: суж-

дение ложно, если его предикат несовместим с определением субъ-

екта, и поэтому оно может запрещать приписывать не совмести-

мый с ним предикат. Тем самым оно предполагает уже знание того,

что несовместимо, и поэтому не может быть безусловным верхов-

ным принципом, который сам по себе был бы достаточен для обос-

нования ложности суждения (и тем самым, далее, на основании за-

кона исключенного третьего, истинности его противоречивой про-

тивоположности).

§ 24. Закон двойного отрицания

Но сущность отрицания исчерпывается вполне лишь в том случае,

когда к закону противоречия присоединяется положение, что отри-

цание отрицания дает утверждение, что уничтожение отрицания рав-

но утверждению того же самого предиката относительно того же са-

мого субъекта.

. Поразительно, что положение duplex negatio afﬁ rmat, которое

грамматика нывела из наблюдения над часто совершающимися обо-

ротами речи, не могло найти себе места в логике. Правда, его рас-

сматривали как следствие закона исключенного третьего; но оно

скорее служит неизбежным мостом от закона противоречия к зако-

ну исключенного третьего. Закон противоречия признает невозмож-

ным, чтобы утверждение и отрицание могли быть истинными в одно

и то же время. Он приводит тем самым к незначимости отрицания,

если значимым является утверждение. Но тем самым он не указывает

еще, что это значит

—

признавать ложным отрицание. Только потому,

что уничтожение отрицания само есть утверждение, и нет ничего сред-

него между утверждением и отрицанием.

175

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

От внимания Аристотеля ускользнула эта простая связь благодаря

тому, что с самого же начала он понимал утверждение и отрицание

как совершенно параллельные и равноценные формы высказывания,

и поэтому он не дал себе достаточного отчета относительно сущно-

сти самого отрицания, даже, строго говоря, не оставил никакого мес-

та для отрицания отрицания. Но раз познано, что всякое отрицание

предполагает уже положительный синтез и что оно может направ-

ляться лишь против этого последнего, чтобы объявить его незначи-

мым; раз познано, что отрицание есть особенный акт, в котором «не»

имеет ценность суждения относительно (испробованного или выпол-

ненного) суждения, то отсюда ясно также, насколько возможно от-

рицание отрицания. «А не есть В» содержит, конечно, утверждение,

что суждение «А есть В» ложно; что А принадлежат иные определе-

ния, нежели В, не соединимые с В определения, что невозможно со-

единять В с А. Это утверждение или попытка к таковому, в свою оче-

редь, само может быть уничтожено. Ложно, что «А не есть В»

—

гласит:

невозможно признавать ложным суждение «А есть В», невозможно

приписывать А иной предикат, нежели В, невозможно препятство-

вать соединению А и В; если возражение против синтеза «А есть В»

невозможно, то синтез этот должен обладать значимостью

⁴⁸

. Лишь в этом свойстве отрицания, что будучи направлено против

отрицания, оно утверждает положительное, обнаруживается вполне

совершенно субъективный характер всего того движения мышления,

какое совершается в области отрицания. Процесс отрицания не мо-

жет создать никакой истины и не может произвести ничего такого,

что не могло бы существовать независимо от него. Как предпосылкой

его значимости служит то, что мы пытаемся произвести просто субъ-

ективную и индивидуальную комбинацию, которая отвергается неиз-

менной необходимостью мышления, так оно исчезает бесследно там,

где попытка произвести отрицание была лишена основания, и по-

вторенное «не» указывает лишь на тот окольный путь, каким шло ин-

дивидуальное мышление, чтобы достигнуть истины, ради достиже-

ния которой оно могло бы не нуждаться в этом окольном пути. Ибо

то, на основании чего отрицание признается ложным, есть, в конце

концов, всегда нечто положительное, и в этом последнем кроется ос-

нование того, что отрицание кончается неудачей.

. Однако этот окольный путь не является совершенно напрасным.

Как это установила грамматика в своей области, благодаря отбитому

нападению возрастает психологическая устойчивость убеждения; утвер-

176

FDEXYZ[ \EA]HDY

ждение, которое выдержало борьбу с отрицанием, по-видимому, ста-

новится более прочным и достоверным. Этот выигрыш оно может

здесь получить. Но никогда оно не может достигнуть другого, того,

чтобы оно содержало теперь в себе больше того, что имело раньше,

чтобы оно обогатилось внутренне. «А есть В» говорит одно и то же,

познается оно прямо или получилось из отрицания «А не есть В»

—

пока А и В означают то же самое и пока простое отрицание «А не есть

В» не подменивается утверждением положительного, противополож-

ного В, признака. Ибо тогда, конечно, постольку можно было бы дос-

тигнуть чего-либо нового, поскольку А вступало бы в отношение к ка-

кому-либо дальнейшему предикату. Если ложно, что «свет не есть дви-

жение», то приобретенное благодаря этому положение ни на йоту

не содержит в себе больше того, что содержит положение «свет есть

движение». Только в том случае, если бы на основании известного

из какого-либо иного источника разделения первое положение было

подменено положением «свет есть вещество»,

—

лишь в этом случае

благодаря отверждению последнего могло бы получиться нечто но-

вое, различие между «светом» и «веществом». Но это не составляет

заслуги двойного отрицания.

§ 25. Закон исключенного третьего

Из закона противоречия и закона двойного отрицания само собою

вытекает, что из двух противоречиво противоположных суждений одно не-

обходимо истинно ; что, следовательно, наряду с утверждением и отри-

цанием нет никакого третьего высказывания, наряду с которым оба

первых являлись бы ложными. Это и есть закон исключенного третье-

го, предназначение которого, согласно этому, как и обоих предыду-

щих законов, состоит в том, чтобы развить дальше сущность и значе-

ние отрицания.

Обыкновенное понимание principium exclusi tertii по формуле «omne

A est aut B aut non-B », согласно чему всякому субъекту из двух противо-

речиво противоположных предикатов принадлежит один,

—

это по-

нимание столь же отлично от первоначального и истинного закона

исключенного третьего, как обычное principium contradictionis от-

лично от закона противоречия.

. Что из обоих суждений «А есть В » и «А не есть В » одно необходи-

мо ложно, так как оба не могут быть утверждаемы в одно и то же вре-

мя,

—

это говорит закон противоречия и тем самым фиксирует смысл

отрицания. Но что одно суждение необходимо истинно,

—

это выте-

177

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

кает тотчас же, так как оба они не могут быть отрицаемы в одно и то же

время. Ибо если я отрицаю «А есть В », то я именно этим утверждаю

«А не есть В ». Но если я отрицаю «А не есть В », то это опять-таки оз-

начает не что иное, как утверждение, что «А есть В». Следователь-

но, если бы я хотел в одно и то же время отрицать, что «А есть В »,

и отрицать, что «А не есть В», то первым отрицанием я говорил бы

«А не есть В », вторым

—

«А есть В », т. е. впал бы в противоречие. Та-

ким образом, между утверждением и отрицанием не остается ниче-

го среднего, что могло бы содержать отношение предиката В к субъ-

екту А. И всякое суждение, которое хочет поставить в связь В и А

как предикат и субъект, должно или утверждать В относительно А,

или отрицать В относительно А.

. Аристотель неоднократно устанавливал этот закон, и в главном

месте (Metaph.

, 7) он пытается дать его доказательство, которое

содержит, однако, petition principii; в других местах он устанавли-

вает его как само собой разумеющееся

⁴⁹

. Его тесное родство с зако-

ном противоречия обнаруживается в том, что уже Аристотель уста-

навливает формулы, содержащие в себе оба закона, а Лейбниц пря-

мо объединил их в формуле «Положение или истинно, или ложно»

⁵⁰

Но в этом «или

—

или» лишь в видимо простом выражении перепле-

тается нечто многоразличное, и тут скрывается отношение произ-

водного к первоначальному. Поэтому естественно рассматривать за-

кон исключенного третьего как особое дополнение к тем двум за-

конам, которые непосредственно развивают значение отрицания.

Но ошибочно ставить его как одинаково непосредственный прин-

цип наряду с законом противоречия, от которого он зависит. Тем бо-

лее что ему не свойственна та же самая легкая и очевидная примени-

мость, как основному закону.

. Благодаря слабости простого отрицания и его неспособности ука-

зать тот смысл, в каком он отрицает, применение закона исключен-

ного третьего влечет за собой ряд трудностей.

Правда, обычные трудности, те, что проистекают из непрерыв-

ности переходов и многосторонности субъектов, разрешить легко.

В то время как восходит солнце, из обоих суждений

—

«оно взошло»

и «оно не взошло»

—

истинно одно или другое, в зависимости от того,

понимаем мы под «взойти» поднятие верхнего или нижнего края

над горизонтом. Когда говорят: «в момент смерти»

—

ложно говорить:

«он живет»

—

и ложно говорить: «он не живет»; то и это равным обра-

зом бьет мимо цели: действительно, так как «жизнь» выражает дли-

178

FDEXYZ[ \EA]HDY

тельное состояние, то относительно умирающего in articulo mortis

имеет силу «он не живет». То же самое имеет место во всех тех слу-

чаях, когда речь идет о пространственных и временных границах.

Еще грубее следующие примеры: ложно, что шахматная доска чер-

ная, и ложно, что она не черная. Если предикат должен иметь силу

по отношению к целому, то отрицание истинно; в другом случае субъ-

ект оказывается не тем же самым

⁵¹

. Однако тут возникают еще дру-

гие недоумения.

Аристотель исследовал уже вопрос, как относятся друг к другу оба

суждения

—

«Сократ болен» и «Сократ не болен», если Сократ не су-

ществует

⁵²

, и является ли также и тогда одно из них необходимо ис-

тинным. Он решает вопрос в том смысле, что хотя в этом случае су-

ждения, высказывающие реальную противоположность,

—

«Сократ

болен» и «Сократ здоров»

—

оба были бы ложными, но простое отри-

цание «Сократ не болен» является-де истинным и в этом случае спа-

сает всеобщность основоположения. Совершенно удовлетворитель-

ным решение это, правда, не кажется. Ибо суждение «Сократ не бо-

лен» понимается ведь обычно в том смысле, что Сократ хотя и живет,

но не болен; и именно на том основании, что тот, кто на вопрос, бо-

лен ли Сократ, вообще отвечает «да» или «нет», по обычному спо-

собу выражения тем самым восходит к той предпосылке, при кото-

рой только и возможен вопрос, и потому становится повинным в дву-

смысленности, если об умершем он говорит: «он не болен». Правда,

можно сослаться теперь на то, что если кто подобный ответ назы-

вает двусмысленным, он тем самым признает, что буквальное значе-

ние не исключает иного смысла и формально, следовательно, истин-

ность суждения является неоспоримой.

. Можно признавать это обоснование и отсюда все же выводить уче-

ние, что в области суждений, обладающих временной значимостью, с за-

коном исключенного третьего многого не поделаешь. Ведь не о том

идет речь, что Сократ вообще не существует (иначе из обоих суж-

дений

—

«Пегас крылат» и «Пегас не крылат», последнее должно

было бы быть истинным), но предпосылкой служит его существо-

вание, только существование в прежнее время; и трудность касается

настоящего времени. Действительно, так как обладающие временной

значимостью суждения разумеют свое утверждение только для опре-

деленного момента времени, то остается неясным, касается отрицание

утверждения только этого момента времени или оно касается вооб-

ще субъекта в течение всей его продолжительности; является, следо-

вательно, ложным только настоящее время или прошедшее, или бу-

179

ZAE`H, Y. 1. BD]H¬ _HXY

дущее, или предикат вообще. Из обоих суждений

—

«он умрет»

—

«он

не умрет»

—

одно необходимо истинно, другое ложно. Но потому ли

истинно это «он не умрет», что он уже умер, или потому, что во вре-

мя грозы он поднимется на небо, как Илья,

—

об этом суждение не го-

ворит

⁵³

. Следовательно, там, где при помощи закона исключенного

третьего можно придти к истинности утверждения,

—

там закон этот

обладает ценностью также и при просто временных суждениях, ибо

утверждения носят однозначный характер, но добывать простые от-

рицания

—

на это не стоит затрачивать труда.

. Лучше обстоит дело в отношении безусловно значимых суждений.

Действительно, так как последние касаются содержания служаще-

го субъектом представления, то, по-видимому, и отрицание должно

носить однозначный характер. Из обоих суждений

—

«материя об-

ладает тяжестью» и «материя не обладает тяжестью», «простран-

ство бесконечно» и «пространство не бесконечно»

—

по-видимо-

му, как утверждение, так и отрицание носят однозначный харак-

тер. Однако, здесь обнаруживается трудность иного рода, которой

мы уже касались выше (§ 22, 3–4). Она коренится во всеобщности

субъектов, которая неустанно побуждает распространить суждение

вместе с тем и на всякое более определенное единичное, объемле-

мое под ними. В то время как предикаты утвердительных суждений,

само собою разумеется, имеют значение как по отношению к обще-

му представлению, так и по отношению к отдельным объектам, под-

падающим под него,

—

в то же время по отношению к ним нельзя уже

отрицать того, что не мыслится вместе с тем в общем представлении.

В общем представлении о треугольнике не заключается того, что он

равносторонний; в общем представлении о человеке не содержится

того, что он должен быть белым. Однако на этом основании нельзя

отрицать относительно всех треугольников, что они могут быть рав-

носторонними, ни относительно людей белый цвет. Поэтому проти-

воположные суждения «треугольник равносторонний»

—

«треуголь-

ник неравносторонний» содержат в себе нечто двусмысленное; и от-

рицание снова становится двусмысленным, ибо теперь оно должно

уничтожить только всеобщность и должно допустить соединимость

предиката. Здесь оказывается пробел, который должно заполнить

прежде всего частичное разделительное (das divisive Urteil) и затем

основанное на нем просто разделительное (das disjunctive Urteil) су-

ждение

—

одно, чтобы высказать совместимость различных предика-

тов с общим представлением, другое, чтобы высказать их несовмес-

тимость между собой.

180

FDEXYZ[ \EA]HDY

. Обыкновенная формула principium exclusi teitii понимает положе-

ние, что из двух противоречащих друг другу суждений одно необхо-

димо должно быть истинным, следующим образом: «всякому мысли-

мому субъекту А должен принадлежать один из двух противоречиво

противоположных предикатов (А есть или В, или non-В)». Она пере-

носит, следовательно, отрицание на предикаты и получает, таким об-

разом, строго говоря, два утвердительных суждения, между которыми

не может быть никакого третьего. После того как вольфовская логи-

ка совершила этот переход, Кант использовал его для своих целей:

он показывает, как основоположение, что всякой вещи из всех воз-

можных предикатов, поскольку они сравниваются со своими проти-

воположностями, должен принадлежать один,

—

как основоположе-

ние это выходит за пределы просто логического и в качестве прин-

ципа обыкновенного определения предполагает совокупность всех

предикатов как целокупную возможность. Не кроется ли в этом пе-

реходе quaternio terminorum, в этом «все», поскольку один раз оно

применяется по отношению к совершенно неопределенной всеобщ-

ности, в другой раз

—

по отношению к определенному числу,

—

этого

мы можем здесь не исследовать. Во всяком случае, он указывает тот

смысл, в каком Кант понимает основоположение, именно что дело

идет при этом о том, чтобы известный субъкт поставить в отно-

шение ко всем возможным положительным и отрицательным пре-

дикатам, дабы посмотреть, при помощи каких предикатов следует

его определять. И суждение «А есть или В, или non-В» служит, сле-

довательно, поводом к тому, чтобы для В брать один за другим все

мыслимые предикаты. Но это

—

если даже совсем не касаться пра-

вомерности формулы non-В

—

является совершенно пустым заняти-

ем, так как в этом случае мы ведь не приобретаем никакого опре-

деления, но всегда остается нерешенным, принадлежит ли субъек-

ту В или non-В, Х или non-Х. И если бы даже мы могли решить этот

вопрос, то для значительного большинства таких предикатов ника-

кая мыслимая комбинация не давала бы возможности попытаться ут-

верждать предикат и тем вызвать отрицание. Что же касается общих

понятий, то по отношению к ним оставалась бы та же самая беда,

что с ними совместимо как В, так и non-В. Так что, следовательно,

и с этой стороны ценность суждения значительно падает.

. В действительности закон исключенного третьего обязан значе-

нием, каким он пользуется, скорее тому, что он представляет собой

более специальный случай, несомненно, очень важного и богатого

последствиями отношения, именно разделительного отношения. Сама