Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

421

DEGB_HCE¬

ник» должно было бы хотеть уничтожить не только качество «быть виновни-

ком», но и самое существование А. Относительно возражений Bergmann’a (ор.

с. с. 235 и сл.) ср. Vierteljahrsschrift für wiss. Philos.

113 и сл.

Та теория, которая ради того, чтобы иметь неизбежную связку «есть», превра-.

щает суждение «А говорит» в «А есть говорящий», может почитаться, конеч-

но, устарелой.

Ср. . Trendelenburg, Log. Unters. 2-е изд.

, 241. 3-е изд. 265. Есть русский перевод.

Reine. Logik 1879, с. 42, 169 (а также Grundprobleme der Logik, с. 7 и сл.). Ср. воз-

ражения Шуппе против этого, Vierteljahrsschr. für wiss. Phil.

iii

, 484 и мои рассу-

ждения, Vierteljahrsschr. für wiss. Phil

1, с. 97 и возражение Bergmann’a там же

3, с. 370. Относительно понимания Брентано см. мои Impersonalien, с. 58.

Ср. Beneke, System der Logik .

140 и сл.

Кант «Критика чистого разума».

.

Учение о методе (на это место указывает

Виндельбанд, Strassb. Abh., с. 169): «В отношении к содержанию нашего зна-

ния вообще… отрицательные положения имеют специальную задачу, имен-

но только удерживать нас от заблуждения. Поэтому отрицательные положения,

которые должны удерживать от ложного знания там, где никакое заблуждение

невозможно, правда, вполне правильны, но в то же время пусты… и потому

часто вызывают улыбку». (Пер. Н. Лосского, с. 398).

Название это происходит от неудачного перевода и применения

.

'όριστος

, кото-

рым Аристотель пользовался не по отношению к суждению, а по отношению

к его составным частям. См.: Trendelenburg, Elem. Log. Ar. § 5.

От развитого выше понимания отрицания и его отношения к положитель-

.

ному утверждению, что субъекту S принадлежит предикат P, отличаются

в различных отношениях взгляды Лотце, Брентано, Бергманна, Виндельбанда

(в Strassburger Abhanlungen 1884, с. 187 и сл.). Все они согласны в том, что коор-

динируют утверждение и отрицание и учат, что к той мысли, которая предици-

рует P относительно S и которая первоначально носит нерешительный харак-

тер, присоединяется затем противоположное поведение; последнее и решает

вопрос о значимости или незначимости этой мысли. Лотце (2-е изд., с. 61) счи-

тает мысль об отношении P и S ядром суждения, и утверждение или отрицание

этой мысли он рассматривает как два противоположных побочных суждения,

которые и придают содержанию той мысли предикат значимости или незна-

чимости. Другие логики, напротив, усматривают сущность суждения в этом

решении относительно значимости или незначимости, и то, о чем решается,

они не обозначают еще как суждение, а как соединение представлений, или,

как это делает Бергманн, просто как представление.

Это резкое отграничение акта утверждения и отрицания от того предмета,

который утверждается или отрицается, мотивируется тем, что в утверждении

или отрицании проявляет деятельность существенно иная функция духа, неже-

ли в простом акте представления объектов или соединений объектов, и функ-

422

FDEXYZ[ \EA]HDY

ция эта более родственна практическому поведению, нежели акту представле-

ния объектов.

Впервые решительно установил эту противоположность Брентано

(Psychologie

с. 260 и сл.). За ним последовал Бергманн (Reine Logik

с. 46).

Акт суждения он называет критическим поведением по отношению к пред-

ставлению, рефлексией над его значимостью, и добавляет: «Решение относи-

тельно значимости представления, следовательно, то, что привходит в акте

суждения к простому акту представления,

—

это отнюдь не есть исключитель-

но теоретическое поведение, не простая функция интеллигенции, поскольку

последняя противопоставляется хотению,

—

это есть проявление души, в кото-

ром приняла участие ее практическая природа, способность хотения».

То же самое основное воззрение защищает Виндельбанд; и так как его рас-

суждения являются наиболее детальными и наиболее тщательно обоснованы,

то достаточно будет, если я разберу его основания. Что же касается Бергманна

и Бретано, то по отношению к ним я могу сослаться на Vierteljschr. f. wiss. Phil

87 и сл. и мои Impersonalien, с. 58 и сл. Виндельбанд различает (Прелюдии, с. 23

и сл.) суждения и оценки. В первых высказывается сопринадлежность содержа-

ния двух представлений, в последних

—

отношение оценивающего сознания

к представленному предмету. В суждении всякий раз высказывается, что опре-

деленное представление (субъект суждения) мыслится в различном, в зави-

симости от различных форм суждения, отношении к другому определенному

представлению (предикату). В оценке же, наоборот, предикат оценки присое-

диняется к тому предмету, который предполагается как вполне представлен-

ный, соотносительно как вполне познанный (субъекту ценностного суждения).

И этот выражающий оценку предикат нисколько не расширяет познания соот-

ветствующего субъекта, он служит лишь для выражения того чувства одобрения

или неодобрения, с каким оценивающее сознание относится к представленно-

му предмету («вещь белая»

—

«вещь приятна или неприятна», «понятие истин-

но или ложно», «поступок хорош или плох», «пейзаж красив или безобразен»

и т. д.). Все эти предикатности оценки, в свою очередь, имеют смысл лишь

постольку, поскольку выясняется, соответствует или не соответствует пред-

ставленный предмет той цели, соответственно которой понимает его оцени-

вающее сознание. Выражающие оценку предикаты содержат в себе отношение

к целеставящему сознанию.

В особенности применимо это к цели познания. Поскольку наше мышле-

ние направлено на познание, т. е. на истину, постольку все наши суждения тот-

час же подлежат оценке, которая выражает собой значимость или незначи-

мость произведенного в суждении соединения представлений. Чисто теорети-

ческое суждение, собственно, дано лишь в так называемом проблематическом

суждении, в котором выполнено лишь известное соединение представлений,

но ничего не высказывается о ценности его истинности. Раз суждение утвер-

423

DEGB_HCE¬

ждается или отрицается, то вместе с теоретической функцией тут оказывает-

ся выполненной и функция оценки с точки зрения истинности… все суждения,

выражающие познание, суть такие соединения представлений, о ценности

истины которых решение дается утверждением или отрицанием.

Всякая оценка, говорится далее на с. 20, есть реакция волящего и чувствую-

щего индивидуума на определенное содержание представлений.

—

Но точки

зрения оценки выражены в противоположностях «приятный» и «неприят-

ный», «истинный» и «ложный», «добрый» и «злой», «красивый» и «безобраз-

ный». Первая носит индивидуальный характер; в основе других лежит при-

тязание на общую значимость. И в согласии с этим «Beiträge zur Lehre vom

negativen Urteil» (Strassburger Abh. с. 170) говорят, что отрицание есть практи-

ческое суждение, оценка, выражение не просто отношения между представле-

ниями, а выражение неодобрительного отношения со стороны сознания к попыт-

ке к таковому отношению. В этом заключается-де отвержение. Именно поэто-

му Виндельбанд не хочет вместе с Брентано ставить акт суждения как особый

класс психических деятельностей между теоретическим процессом представ-

ления и практическими деятельностями, выражающими любовь и ненависть.

Напротив, логическую оценку представлений он включает в практическую

сторону душевной жизни; ценность истинности необходимо координировать

с остальными ценностями.

Как бы много правильного ни было в этих рассуждениях, я все же не могу

во всем согласиться с ними. То, что логика как таковая, как критическая и нор-

мативная наука исходит из некоторой цели, цели истины; что она предполага-

ет хотение мыслить истинно и всякое действительное суждение меряет этой

конечной целью; что она стремится различать, какие мыслительные опера-

ции соответствуют этой цели, какие ей противоречат,

—

все это я сам подчерк-

нул во Введении (§ 1

–

4). Логическое рассмотрение, в отличие от психологиче-

ского, покоится единственно и исключительно на сознании цели. И я согла-

сен также и с дальнейшими выводами, какие делают и «Прелюдии», (с. 35),

что логика исходит из идеала нормального сознания (ср. ниже, § 32, 7 и том

. § 61, 62). Но отсюда еще не вытекает для логика, что само его утверждение

или отрицание является будто бы в отдельном случае практическим поведением,

так как отдельные соединения представлений он оценивает по общей цели

истины, и что это есть будто бы реакция чувства или воли, а не теоретическая

деятельность. Когда я ставлю себе целью сохранить свое здоровье, то, конеч-

но, я поставил себе эту цель благодаря своему хотению на основании чувства;

и если я поэтому отказываюсь от какой-либо вредной привычки или отклоняю

приглашение к какому-либо эксцессу, то, конечно, в отказе от привычки или

в отклонении приглашения проявляет свою деятельность моя воля, которая

ради цели определяет мое поведение. Мое «нет» есть практическое «я не хочу».

Но ведь эта воля покоится на чисто теоретическом познании того, что при-

424

FDEXYZ[ \EA]HDY

вычка эта вредна, что приглашение опасно. Но в этом моя воля и мое чувство

непосредственно не принимают никакого участия; ибо то, что целесообразно

или нецелесообразно для моего здоровья,

—

это зависит от познанной опыт-

ным путем природы вещей, а не от моего хотения или чувства. Столь же мало

мое хотение познать истину делает саму оценку суждения волевым актом. Раз-

ница между чисто объективным суждением и «оценкой», с точки зрения цели,

довольно существенна в отношении содержания. Но ведь всякая такая оценка,

в свою очередь, есть суждение, которое может быть истинным или ложным;

но только суждение об отношении объекта ко мне и моей цели, а не суждение

об объекте самом по себе. Но то отношение существует просто, и оно призна-

ется, а не одобряется или вызывает неодобрение. «Солнечный свет мне при-

ятен»

—

это, конечно, оценка солнечного света в отношении к моему чувству.

Но сама эта оценка, высказываемая суждением, не есть ни чувство, ни хотение,

а простое признание факта, что солнечный свет пробуждает во мне это чув-

ство. Реакция чувствующего человека есть то удовольствие, которое получает-

ся от теплоты. Суждение, в котором он выражает это, есть функция его мыш-

ления. На основании опыта противоположных чувств он образовал общие

понятия приятного и неприятного, которые сами не суть чувства; и посредст-

вом этих понятий он выражает то фактическое отношение, какое существует

между ним и известными вещами. То же самое следует сказать и относитель-

но «добрый» и «злой», «красивый» и «безобразный.» Суждения, в которых

они предицируются, отличаются друг от друга лишь качеством предикатов,

а не функцией самого акта суждения. Предикаты выражают отношение объ-

екта ко мне, к моей воле и чувству, и это отношение я вновь нахожу в отдель-

ном случае.

Но у предикатов «истинный» и «ложный2 вовсе нет такого прямого отно-

шения к воле и чувству, как у тех пар, которые координирует с ними Виндель-

банд. Ибо «истинный» и «ложный», как общие понятия, вообще не обознача-

ют никакого отношения к практической стороне нашей жизни. Ни от наше-

го чувства, ни от нашего хотения не зависит, что есть истинно и что ложно;

как, наоборот, от этого зависит, что есть красиво и что хорошо. Ибо «истин-

ный» и «ложный» не суть даже предикаты каких-либо представляемых или

мыслимых предметов, поскольку они стоят ко мне в том или ином отношении.

«Истинный» и «ложный» не суть также, как не совсем точно говорит Виндель-

банд, предикаты понятий. Но они суть предикаты суждений, какие мы выпол-

няем. Они касаются, как это правильнее говорится в другой раз, соединения

представлений; но не в том смысле, что здесь объявляются истинными или

ложными уже связанные представления, т. е. готовые соединения представле-

ний, как «зеленое дерево» или «вороная лошадь»,

—

а в том, что сам акт соеди-

нения, благодаря которому возникает сознание единства, подпадает под эту

противоположность. Следовательно, то, что оценивается предикатами «истин-

425

DEGB_HCE¬

ный» и «ложный»,

—

это не представления о каких-либо объектах, а самая дея-

тельность, совершающая акт суждения.

Совершенно правильно, что там, где действительно выступают эти преди-

каты, и возникает вопрос, истинно или ложно испробованное или выполнен-

ное суждение, там в основе лежит ясно сознанная или, во всяком случае, состав-

ляющая предмет неясных стремлений цель, цель познавания: ибо там, где все сво-

дится к произвольной фикции и к простой игре мыслями, там нет места этой

противоположности. И совершенно правильно, что от этой цели мы заимст-

вуем тот масштаб, которым мы измеряем проектируемые нами или выставлен-

ные другими утверждения, одни из них объявляем соответствующими цели,

другие

—

противоречащими ей. Конечно, и в этом можно усмотреть одобрение

и неодобрение в более широком смысле: ибо чем яснее мыслится цель и чем

более живо мы стремимся к ней, тем несомненнее согласие между данным суж-

дением и целью пробудит приятное чувство, а несогласие

—

неприятное (в более

узком и более строгом смысле акт одобрения и неодобрения может, конечно,

распространяться лишь на такую деятельность, которая рассматривается как

произвольная; мы порицаем ошибку, если она является причиной, следстви-

ем невнимательности и т. п.). Но этот акт одобрения и неодобрения имеет ведь

своей предпосылкой то, что сперва чисто объективным образом признается

отношение испробованного или выполненного суждения к норме истины. Мы

порицаем ложное потому, что оно ложно; но оно не потому ложно, что мы пори-

цаем его. Лишь теоретическое познание, что известное суждение истинно или

ложно, может обосновывать чувство; точно так же как познание целесообраз-

ности средства должно предшествовать, прежде чем мы выберем это средство.

С этой логической точки зрения, которая всякое суждение измеряет целью

истины, вопрос об истинности или ложности распространяется одинаково

как на утверждения, так и на отрицания. Мы признаем истинными или лож-

ными также и отрицания, и уже по одному этому противоположность одоб-

рения и неодобрения не может попросту покрываться противоположностью

утвердительных или отрицательных суждений. И из первой противополож-

ности нельзя вывести никакого основания в пользу координации утвержде-

ния и отрицания.

Таким образом, логическая оценка по цели в действительности находит

уже как положительные, так и отрицательные суждения. И поэтому от этого

логического рассмотрения, которое, исходя из цели, оценивает действительно

совершающиеся движения мышления, необходимо отличать психологическое

исследование, которое спрашивает о том, что происходит в нашем действитель-

ном мышлении, где в течение этого последнего возникает отрицание, и как

вообще может возникнуть та общая целевая мысль об истине, которая лежит

в основе одобрения и неодобрения. И моя точка зрения, с которой в сущест-

венных пунктах согласен сам Виндельбанд, в коротких словах сводится к следую-

426

FDEXYZ[ \EA]HDY

щему. Я исхожу из простейших непосредственных актов суждения, которые

коренятся в наглядном представлении; соединение представлений и достовер-

ность его значимости даны вместе с тем совершенно помимо всякой рефлек-

сии, и здесь еще не может быть речи о той или иной сознательной цели. Эти

акты суждения выполняются нами совершенно непреднамеренно, с неуклон-

ностью естественно необходимого процесса,

—

познавание предметов окру-

жающей нас обстановки, суждение о том, что это находится здесь, а то там,

и т. д.,

—

и наши шаги сопутствуются здесь непосредственной очевидностью.

Если бы по психологическим законам мы не совершали и не могли совер-

шать никаких иных соединений представлений, то нам и на ум не приходи-

ло бы спрашивать об истинности и ложности. Однако наше мышление выхо-

дит за пределы данного; через посредство воспоминаний и ассоциаций воз-

никают суждения, которые прежде всего равным образом образуются с тою

мыслью, что они выражают действительное,

—

например, когда мы ожидаем

найти знакомое на знакомом месте или предполагаем о каком-либо цветке,

что он пахнет. Но часть того, что предполагается таким образом, сталкива-

ется с непосредственно достоверным: не находя того, чего мы ожидали, мы

приходим к сознанию разницы между просто представленным и действитель-

ным; то, в чем мы непосредственно уверены, есть нечто другое по сравнению

с тем, о чем мы судили в предвосхищении о том. И теперь выступает отри-

цание, которое уничтожает предположение и отказывает ему в значимости.

Тем самым создается новое поведение, поскольку субъективная комбинация

отрывается от сознания достоверности. Субъективная комбинация сравни-

вается с той, которая не вызывает сомнений, и познается ее отличие от этой

последней. Отсюда возникает понятие значимости. Но поведение это возмож-

но лишь при предположении не одной только субъективной комбинации

—

тут

предполагается также и склонность считать эту последнюю значимой. Отрица-

ние, как говорит Фихте, по содержанию обусловлено, оно лишь по форме без-

условно. Точно так же и понятие различия (которое Шуппе с полным правом

подчеркивает в его значении для отрицания) хотя и предполагает представле-

ние о различных объектах, но оно еще не дано вместе с этим представлением,

и как общее понятие, оно возникает лишь благодаря рефлексии над отдель-

ными различениями. Итак, отрицание двояким образом зависит от положи-

тельного суждения: оно предполагает таковое суждение в качестве объекта,

которое и мыслится здесь с ожиданием его значимости, и в то же время отвер-

гает испробованное утверждение. И основанием для этого отвержения пер-

воначально служит опять-таки нечто положительное

—

данный объект, отли-

чие которого от моего представления познается

—

verum sui index et falsi. И соз-

нательная цель истины может возникнуть лишь тогда, когда мы делаем эти

опыты. Мы не можем ощущать ценности истины, если наше внимание не обра-

щается на это ее противоположностью. Но мы должны испытать, с одной сто-

427

DEGB_HCE¬

роны, непосредственную очевидность непосредственных суждений, с другой

—

отличие субъективных комбинаций от непосредственно достоверного, и лишь

тогда можем мы образовать понятие истины.

Это отношение, согласно которому отрицание не одинаково первоначаль-

но, как положительное суждение, а напротив, предполагает это последнее как

со стороны синтеза субъекта и предиката, так и со стороны достоверности

этого синтеза,

—

это отношение ясно отражается в языке. Если бы был прави-

лен тот взгляд, что утверждение и отрицание суть будто бы два одинаково пер-

воначальных способа отношения к первоначально проблематическому синтезу

«S

—

P»,

—

то в таком случае нужно было бы удивляться (Бергманн и Виндельбанд

категорически это признают), что утверждение в большинстве случаев не нахо-

дит себе никакого особого грамматического выражения. Тогда как отрицание

имеет таковое выражение. Лишь тогда появляется

? μ@ν

, «подлинно», «воисти-

ну» и т. п., когда необходимо бывает противостать угрожающему отрицанию.

Совершенно справедливо, что мы без конца могли бы размышлять над

предикатами «значимый» и «незначимый», как это подчеркивает Виндельбанд

(Strassb. Abh., с. 170): «A есть B»

—

истинно, что «A есть B»

—

истинно, что «A есть

B» есть истинное положение и т. д.; «A не есть B»

—

истинно, что «A не есть B»

—

ложно, что «A не есть B» есть ложное положение

—

ложно, что «A есть B» есть

истинное положение и т. д. Но это ни в каком случае не служит основанием

для возражения против нашего понимания. Напротив, это подтверждает, что

«положение

—

истинно, положение

—

ложно» отличается от какого угодно дру-

гого суждения только своим предикатом. Та же самая бесконечная рефлексия

имеет место и по отношению к нашему самосознанию: «qui scit, eo ipso scit se

scire… et sic in inﬁ nitum» (Спиноза, Этика

, 21)

—

конечно, лишь в абстрактной

возможности. Ибо в действительности когда-нибудь должна же быть налицо

достоверность, которая не может уже отрываться рефлексией от того содержа-

ния, к какому она относится, и особо подчеркиваться. И таким образом, возра-

жение доказывает то, что оно хочет опровергнуть, именно что в основе всяко-

го акта суждения лежит тот непосредственный акт суждения, в котором нельзя

уже разъединить связь представлений и «одобрение» или «подтверждение».

О недостатках аристотелевской теории в этом отношении см. превосходней-

.

шие замечания Prantl’я, Geschichte der Logik

118, 144 и сл. В других случаях

Аристотель явно признает, что отри-цание принадлежит лишь к области мыш-

ления. Metaph.

, 4. Ср. подробные рассуждения H. Maier’a, die Syllogistik des

Aristoteles

5 и сл. 126 и сл.

В Федоне, Cap. 52, 103 D и сл.

.

Платон исследует поучительным образом

τ3

/ναντία Aλληλα ο δεχόμενα

Trendelenburg

.

, Logische Unters.

xii

. 2-е изд.

, 151 3-е изд. 171. Ср. El. Log. Arist.

к § 10. Arest. Cat. 6. 6 а 12 и места у Waitz’a к Cat. 116, 34.

οδ8ν γ3ρ /νδ:χεται νοεBν μ@ νοοCντα 5ν

. . Arist. Met. Г 49. 100 b 610.

428

FDEXYZ[ \EA]HDY

Ср. относительно этого «non-A» также

.

Prantl’я, Geschichte der Logik

144. Lotze,

Logik 2-е изд., с. 61 и сл.

Затем пошли еще дальше и название противной противоположности ограни-.

чили наиболее далеко отстоящими друг от друга звеньями ряда таких различий.

Следовательно, между цветами противной противоположностью признается

лишь черный и белый, но красный и желтый признаются лишь как раздели-

тельные, а не как противные. Так поступил, согласно с аристотелевским опре-

делением (Categ. 6, 6а 17 и в других местах. См. места у Waitz’a, Org.

с. 309), что

/ναντία τ3 πλεBστον AλλDλων διεσηκ4τα τ<ν /ν E ατF γ:νει

, Тренделенбург в Log. Unters.

Cap.

xii

и по его примеру Drobisch, Logik 3-е изд., § 24, с. 27, и Ueberweg, Logik 3-е

изд., § 53, с. 108 и сл. Но тем самым (согласно рассуждениям на с. 152) привхо-

дит совершенно новая точка зрения,

—

точка зрения сравнения различий пред-

ставляемого, которая нисколько не касается нас здесь, где речь идет только

об основаниях отрицания.

«Покой не есть простое ничто», говорит

.

Спиноза (Tract. De Deo

, 19) и воздви-

гает на этом всю свою физику.

Metaph. Г, 3. 1005 b 19: .

Τ+ γ3ρ ατ+ Gμα %π6ρχειν τε κα; μ@ %π6ρχειν 'δύνατον τE ατE

κα; κατ3 τ+ ατ+ (κα; Hσα Aλλα προσδιορισαIμεθJ >ν, Kστω προσδιορισαIμενα πρός τ3ς

λογικ3ς δυσχερεIας), 3Lτη δ@ πασ<ν /στι βεβαιοτ6τη τ<ν 'ρχ<ν… 'δύνατον γ3ρ MντινοC

τατ+ν %πολαμβ6νειν εNναι κα; μ@ εNναι, καθ6περ τιν8ς οOονται λ:γειν ρ6κλειτον οχ

Kστι γ3ρ 3ναγκαBον, Gτις λ:γει, ταCτα κα; %πολαμβ6νειν, ε" δ8 μ@ /νδ:χεται Gμα %π6ρχειν

τE τ'ναντIα (προσδιωρIσθω δ.PμBQ τQ προτ6σει τ3 ε"ωθότα) /ναντIα δJ/στI δόξα δόξS

P τ=ς 'ντιφ6σεως, φανερ+ν Hτι 'δύνατον Gμα %πολαμβ6ειν τ+ν ατ+ν εNναι κα; μ@ εNναι

τ+ ατ+ Gμα γ3ρ >ν Kχοι τ3ς /ναντIας δόξας M διεψευσμ:νος περ; τούτου. Δι+ π3ντες οV

'ποδεικνύντες ε"ς ταύην 'ν6γουσιν /σχ6την όξαν φύσει γ6ρ 'ρχ@ κα; τ<ν Aλλων 'ξιωμ6των

αLτη π6ντων

. 4. 1006 b 33:

οκ Aρα /νδ:χεται Gμα 'ληθ8ς εNναι ε"πεBν τ+ ατ+ Aνθρωπον

εNναι κα; μ@ εNναι Aνθρωπον

(ср. к этому Metaph. B, 2 996 b 31:

λ:γω δ: 'ποδεικτικ3ς

τ3ς κοιν3ς δ+ξας, /ξ Wν Gπντες δεικνύασιν, οNον Hτι π-ν 'ναγκαBον X φ3ναι X 'ποφ6ναι,

κα; 'δύνατον Gμα εNναι κα; μ@ εNναι

). Если Аристотель в указанной выше связи при-

меняет положение, что противоположное (

/ναντIα

) не может-де в одно и то же

время принадлежать тому же самому, и, по-видимому, пользуется им как доказа-

тельством в пользу того, что тот же самый не может принять, что то же самое

в то же самое время есть и не есть,

—

то этого, естественно, не следует пони-

мать таким образом, словно этим устанавливается высшее основоположе-

ние или основоположение, независимое от закона противоречия. Аристотель

не только опровергает это в той же самой связи, но и возвращается к этому

позже (Metaph.

, 6. 1011 b 15:

/πει δJ 'δύνατον τ@ν 'ντIφασιν 'ληθεύεθαι Gμα κατ3 τοC

ατοC, φανερ+ν Hτι οδ8 τ'ναντIα Gμα %π6ρχειν /νδ:χεται τE ατE

, признает, следова-

тельно, этот последний, наоборот, зависимым от первого. Приведенное выше

доказательство есть, напротив, лишь

συλλογισμ+ς /ξ %ποθ:σως

в аристотелевском

смысле, т. е. argumentation ex concessis, которая хочет доказать, что положение

429

DEGB_HCE¬

«Никто не может принять, что тому же самому принадлежит и не принадлежит

то же самое», заключается в признанном положении «тому же самому не может

принадлежать противоположное».

Этому не противоречит, что в Metaph Г

.

Аристотель на первом плане прида-

ет своему принципу онтологическое понимание, и это понимание т. е. поло-

жение, что то же самое не может в то же самое время быть и не быть также

и в других местах устанавливает как его собственный смысл. Так как мышле-

ние имеет своей задачей лишь познавать сущее и его истинность и ложность

зависят от того, связывается ли в мышлении то, что связано в сущем, разделя-

ется ли то, что разделено в сущем, то логический принцип не мог бы существо-

вать, если бы он не выражал основного определения бытия, его достоверность

непосредственно включает, что он соответствует бытию. Но в тех рассуждени-

ях, в которых Аристотель выясняет значение своего принципа и его неопро-

вержимость,

—

повсюду в них решающая роль принадлежит логической точке

зрения; кто хотел бы не признавать принципа, тот вообще уже не мог бы ниче-

го ни мыслить, ни утверждать. Ср. H. Maier, Syll. d. Ar.

41 и сл.

То, что приводит . Тренделенбург, Elem. log. Arist., § 9 из Anal. pr.

32. 47 a 8,

—

ΔεB

π-ν τ+ 'ληθ8ς YαυτE Mμολογούμενον εNναι π6ντS

—

это было привлечено в угоду позд-

нейшему учению и в связи не имеет этого принципиального значения. Это

последнее можно приписывать лишь рассуждениям Metaph.

, 4 и сл., и содер-

жащееся там (Prantl, Gesch. der Logik

131), верно формулирует в том смысле,

что всякое допущение относительно и

%π6ρχον

(я поставил бы только

%π6ρχειν

)

само в себе неизменно, что опять-таки, в конце концов, возможно лишь при

предположении постоянства понятий, присущих словесным обозначениям.

Bumann, недавно (Philosophie als Orientierung über die Welt, с. 373 и сл.) прило-

живший старание к тому, чтобы снова восстановить в правах истинный ари-

стотелевский смысл логических принципов, стирает все же значение закона,

относя его к чисто фактическим обстоятельствам дела, что нечто представле-

но или мыслилось («Он не выражает ничего, кроме того, что факт процесса

представления имел место таким образом, как мы выполнили его»), и выстав-

ляя его просто как специальный случай factum infectum ﬁ eri nequit. Ибо все

сводится не к тому, чтобы установить в позднее возникающем суждении факт,

что нечто мыслилось; это последующее суждение само ведь подчинено тому

правилу, что оно имеет в виду нечто определенное, именно наличность этого

и никакого иного мыслительного акта. Дело идет, напротив, о том, как про-

изошел всякий акт суждения, именно так, что в нем содержится определен-

ное, одно-единственное мнение, что тот, кто утверждает нечто, может утвер-

ждать это лишь в одном смысле и в том же самом акте не может в то же время

думать противоположное.

Когда впервые в качестве principium identitatis был обозначен не аристоте-

.

левский принцип (как в течение всех средних веков, согласно доказательст-

430

FDEXYZ[ \EA]HDY

вам Prantl’я), а формула «A est A» или «ens est ens», и в связи с этим получило

свое измененное значение также и principium contradictionis (и princ. Exclusi

tertii),

—

этого, сознаюсь, я не знаю. У Лейбница можно ясно проследить пере-

ход одного понимания в другое. В Neuveaux Essais

, 2 (Erdm. стр. 338, 339) как

принцип тождества называется «A est A», chaque chose est ce qu’elle est, а как

принцип противоречия

—

Une proposition est ou vraie on fausse. Здесь должны

заключаться два положения: 1) que le vrai et le faux ne sont point compatibles

dans une meme proposition, ou qu’une proposition ne saurait être vraie et faus-

se á la fois; 2) que l’opposé ou la negation du vrai et du faux ne sont pas compati-

bles, ou qu’il n’y a point de milieu entre le vrai et le faux, ou bien il ne se peut pas

qu’une proposition soit ni vraie ni fausse. Постольку Лейбниц примыкает здесь,

как Theod.

44, в существенном к Аристотелю; но из приводимых им примеров

первый таков: ce qui est A ne saurait être non-A; и видно, как из этого примера,

который позволяет еще распознать два суждения, «то же самое есть А и есть

не-А», благодаря «non-A», наполовину все же уже стала формула «А не есть

non-A». Эта формула и появляется затем действительно в Nouveaux Essais

§ 18 (Erdm., с. 211) наряду с другой формулой

—

«il est impossible qu’une chose

soit et ne soit pas en meme temps». В Princ. phil., напротив (§ 31), он дает как

содержание principium contradictionis то, что в силу него мы признаем лож-

ным то, что заключает в себе противоречие, а истинным то, что противопо-

ложно противоречивому или ложному. Здесь, следовательно, contradiction

в предикате; наконец, в § 36 говорится, что противоположность тождествен-

ных положений содержит в себе явное противоречие, благодаря чему «A есть

A» и «A есть non-A» противостоят друг другу, как необходимо истинное и необ-

ходимо ложное.

Ср. . Bradley, The principles of Logic. 1883, с. 149 и сл., где в особенности указыва-

ется на то, что в основе всякого отрицания должно лежать положительное

познание. Единственное основание, в силу которого может отрицаться «A

не есть B», есть познание того, что «A есть B»; это последнее, следовательно,

заключено в двойном отрицании.

Arist. Metaph. Г, 1011 b 23: .

Zλλ3 μ@ν οδ8 μεταξ[ 'ντιφ6σεως /νδ:χεται εNναι οθ8ν, 'λλJ

'ν6γκη 1 φ6ναι 1 'ποφ6ναι \ν καθJ Yν+ς MτιοCν δ=λον δ8 πρ<τον μ8ν Mρισαμ:νοις τI τ+

αληθ8ς κα; ψεCδος. τ+ μ8ν γ3ρ λ8γειν τ+ ν μ@ εNναι 1 τ+ ν εNναι ψεCδος, τ+ δ8 τ+ ν εNναι

κα; τ+ μ@ ν μ@ εNναι 'ληθ8ς, ]στε M λ:γων τοCτο εNναι 1 'ληθεύσει 1 ψεύσεται 'λλJ ο^τε

τό ν λ:γειται μη εNναι, 1 εNναι, ο^τε τό μ@ ον

—

Смысл этого различным образом объ-

ясняемого места таков: «Между членами антифазиса (противоречия) нет ниче-

го среднего, но должно всякое о всяком или утверждать или отрицать». Это

становится ясным, если мы сперва определим, что истинно и ложно. Сказать,

что сущее есть и несущее не есть,

—

это истинно; так что тот, кто говорит: «это

(т. е. какое-либо определенное или сущее или несущее) есть или не есть

—

или

истинно говорит, или ложно. Но ни о сущем не говорится, что оно не есть или