Зигварт Х. Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Подождите немного. Документ загружается.

441

DEGB_HCE¬

на делении понятия субъекта. Оно неприменимо там, где разделение касается

изменяющихся состояний, и оно применяется не в том же самом смысле там,

где развиваемые возможные определения принадлежат именно понятию пре-

диката. Ср. мое Ргоgramm, с. 60, 61.

Ср.

.

Trendelenenburg:

Ueber

Leibnizens

Entwurf

einer

allgemeinen

Charakteristik.

Histor.

Beitr.

zur

Philos.

iii

с.

сл.

—

Cartesius

Ep.

111,

где

он

развива-

ет

подобную

же

мысль:

Ejusmodi

linguae

inventio

vera

Philosophia

pendet.

Absque

illa

enim

impossibile

est

omnes

hominum

cogitations

enumerare,

aut

ordine

digerere;

imo

neque

illas

distinquere,

ita

perspicuae

sint

simplices…

quis

clare

explicuisset,

quales

sint

ideae

illae

simplices,

quae

hominum

imaginatione

versantur,

quibus

componitur

quidquid

illi

cogitana,

essetque

hoc

per

universum

orbem

receptum,

auderem

denum

sperare

linguam

aliquam

universalem

etc.

Так.

как

Кант

Трансцендентальной

эстетике

«Всякое

понятие

надо

мыс-

лить

как

представление,

которое

содержится

бесконечном

множестве

раз-

личных

возможных

представлений

(в

качестве

их

общего

признака),

следова-

тельно,

имеет

их

под

собою»

(Пер.

Н.

Лосского,

с.

45).

Это.

последовательно,

когда

Drobisch

(Logik,

3-е

изд.

18,

с.

20)

прямо

допуска-

ет

этот

произвол.

«Само

по

себе

совершенно

произвольно,

какие

объекты

мы

хотим

сравнивать

друг

другом;

малиновый

куст

можно

сравнивать

ежевич-

ным

кустом,

но

также

перочинным

ножиком

или

черепахой»

Но

если

затем

качестве

примера

таких

«искомых

сравнений»

приводится

линнеевская

система,

которая

одном

классе

соединяет

весьма

различные

растения

—

то

тут

упускается

из

виду,

что

понятия,

определяющие

линнеевские

классы,

возник-

ли

не

этим

простым

прямым

путем

сравнения.

Ибо

этот

последний

путь

под-

черкивает

только

общее

произвольно

объединенных

объектах;

линнеев-

ские

классы,

наоборот,

возникли

из

стремления

найти

простые

отличитель-

ные

признаки,

при

помощи

которых

необозримое

многообразие

растений

можно

было

бы

подразделить

на

определенные

группы.

На

первом

месте

тут

стояло

уразумение,

что

растения

различаются

числом

тычинок

т.

д.;

затем

уже

следовал

метод

для

объединения

одно

сходных

этом

отношении

расте-

ний.

Сравнение

более

широком

смысле,

естественно,

лежало

также

осно-

ве

указанного

различения.

Но

первоначально

оно

было

направлено

на

то,

чтобы

найти

различия,

не

то,

что

обще

всем

сравниваемым

объектам.

(Оба

последних

положения

относятся

возражениям

Drobisch’

5-е

изд.

с.

21.)

.

существенном

это

есть

также

метод

сократовского

определения

поня-

тий,

которое

всегда

исходит

из

того,

что

обычным

значениям

слов

соответ-

ствуют

определенные

понятия.

Метод

этот

применяется

здесь

таким

образом,

что

объяснение

находится

путем

сравнения

отдельных

примеров

чего-то

тако-

го,

что

называется

словом,

путем

противопостановления

другого,

что

этим

словом

не

наименовывается.

Различие

здесь

только

то,

что

Сократ

не

стремит-

442

FDEXYZ[ \EA]HDY

ся

перебрать

все

единичное,

довольствуется

отдельными

примерами.

Учение

понятии

вплоть

по

нынешний

день,

сущности,

находилось

зависимости

от

этого

сократовского

метода,

который

всегда

предполагает,

что

словам

языка

должны

соответствовать

понятия.

От

него

идет

привычка

не

различать

между

понятием

психологическом

понятием

логическом

смысле.

Потребность

том

методе

его

значение,

конце

концов,

покоятся

на

том,

что

каждом,

путем

традиции

изученном

языке

первоначально

бывает

установлено,

какие

конкретные

вещи

процессы

традиционно

наименовываются

при

помощи

известного

слова,

и,

соответственно

возникновению

понимания

слов,

со

сло-

вом

прежде

всего

связывается

представление

целом

ряде

отдельных

объек-

тов

еще

до

того,

как

до

сознания

доходит

общее

значение

слов

как

таковое.

Ответ

Феэтета

на

вопрос:

Что

есть

έπιοτήμη

—

это

математика

т.

д.

этом

отношении

является

типичным.

Дети

научно

не

вышколенные

люди

всегда

отвечают

примером

вместо

дефиниции.

Сократовский

метод

прежде

всего

служит

для

того,

чтобы

привести

значению

слов

как

таковому,

какое

лежит

основе

отдельных

наименований.

Тот взгляд, что будто бы лишь благодаря различению представление становится

.

определенным, упускает из виду, что сам процесс различения возможен только

между уже наличными различными представлениями и что различение не соз-

дает, следовательно, различающегося содержания. Если, например Ulrici (Com-

pendium der Logik, 2-е изд. с. 60) говорит: «Только потому, что красное имен-

но как красное не есть вместе с тем голубое, желтое и т. д.,

—

только поэтому

оно и является этим определенным цветом, который мы называем красным,

—

без различия от голубого и т. д. оно было бы лишено всякой определенности,

оно было бы лишь цветом вообще; чем-то безусловно неопределенным, о чем мы

ничего не могли бы знать, так как, как показано, цвет как цвет доходит до наше-

го сознания лишь благодаря различию цветов»,

—

то я не могу согласиться с этим

рассуждением. Ощущение красного

—

точнее, какого-либо определенного крас-

ного

—

есть нечто совершенно положительное с своеобразным содержанием;

оно было бы этим даже в том случае, если бы при этом ощущалось меньше цве-

тов, нежели это воспринимается всеми нормальными глазами. И то, что кто-ли-

бо, быть может, никогда и в глаза не видал некоторых цветов,

—

это обстоятель-

ство не мешает определенности его цветовых ощущений. Тут отпало бы лишь

многообразие и тем самым богатство его представлений. Для того, кто ощу-

щал бы лишь красное, красное, разумеется, означало бы столько же, как и цвет

вообще. Но этим было бы лишь сказано, что представление «цвет» не содержит

под собой никакого многообразия различных качеств, а не то, что оно было бы

чем-то безусловно неопределенным. Те условия, при которых мы можем удер-

жать в сознании известное количество ощущений, не суть условия для опреде-

ленности отдельных из них. Напротив, эта определенность служит предпосыл-

кой для того удерживания. Ср. Lotze, Logik, 2-е изд. с. 26.

443

DEGB_HCE¬

Так, напр. Ueberweg 5-е изд. § 49, с. 137: признаком объекта является все то в нем,

.

чем он отличается от других объектов.

Мы сходимся в этом отношении во взглядах с E. Zeller’ ом, высказанных им

.

в его «Berliner Antrittsrede».

Ср. Lotze, Logik, 2-е изд. с. 26..

К этим формальным категориям, которые суть условия того, что нечто вооб-

.

ще удерживается в мышлении, мы причисляем также и число, в том смысле,

что основная функция всякого исчисления, полагание и различение единиц

и сознание перехода от одной единицы ко второй, от этой к третьей и един-

ство сознания этого ряда шагов даны вместе с этими наиболее общими усло-

виями мышления. Если дальнейшее развитие исчисления и более сложные

операции счета вызываются впервые также отношениями между наглядны-

ми вещами в пространстве и во времени, и в особенности дроби предполага-

ют делимость целого, которая первоначально дана только в пространствен-

ной или временной области,

—

то отсюда не следует, что число вообще зависит

от условий наглядного представления. Ко времени счет стоит в том же самом

отношении, как все наши деятельности вообще, именно что ряд таковых может

совершаться только во времени. Но вовсе не существенно, чтобы время дохо-

дило до сознания при счете. Представление о времени точно так же зависит

от представления о числе, множестве различных моментов. Ср. § 6, 3, b, с. 36.

Ср. Werner Luthe, Beiträge zur Logik, с. 2: Из определенного красного цвета

.

не может быть выделено общее всякому красному цвету. Рассуждения Lotze

(Logik, 2-е изд. с. 27 и сл.) лишь, по-видимому, противоречат сказанному выше.

Правда, он говорить сперва (с. 28 вверху), что в множестве различных впе-

чатлений находится нечто общее, что является мыслимым в раздельности

от их различий, чему (с. 29) в отдельных членах ряда (светло-голубой, темно-

голубой и т. д.) свойственны особенные различия. Но он признает, что «общее

голубое» не может быть объяснено таким же образом, как элементы других

понятий, которые мы составляем из известных единичных представлений;

и добавляет, что мы можем лишь ощущать, чувствовать, переживать тот факт,

что общее является содержащимся; что общее не образует содержания како-

го-либо третьего представления, которое было бы одинакового вида и поряд-

ка со сравниваемыми; что само по себе оно не может быть схвачено ни в каком

наглядном представлении.

Этим сказано то же самое, что имелось в виду выразить выше, и поэто-

му будет правильнее говорить вообще не о чем-либо общем, а лишь о не под-

дающемся дальнейшему анализу впечатлении сходства; впечатление это име-

ется налицо в весьма различных степенях, и соответственно ему мы распола-

гаем простые ощущения в ряды по убывающему сходству, чтобы в пределах

этого последнего провести те границы, до которых должно иметь силу опре-

деленное обозначение (красный, желтый и т. д.). Иначе обстоит дело при раз-

444

FDEXYZ[ \EA]HDY

личиях в интенсивности, например, теплоты, тонов той же самой высоты.

Здесь общее представимо, так как различия покоятся на возбуждении чувства

и не суть различия представленного содержания.

О возникающей благодаря этому необходимости привлекать к определению

.

понятия те признаки, которые покоятся на отношениях, речь будет в треть-

ей части.

Представление о такой иерархии понятий, в которой более специальные поня-

.

тия, исходя из одной вершины

—

понятия

όν

или понятия о нечто

—

как из само-

го общего понятия, располагались бы во все большем и большем числе,

—

такое

представление ошибочно со всех сторон. Оно предполагает, что число высших

родовых понятий должно быть гораздо меньше, нежели число более специ-

альных. Но если понятия рассматривать как комбинации из ограниченного

количества признаков, то это зависит вполне от их отношений, будут ли более

многочисленными комбинации большей или меньшей всеобщности. Только

на основе метафизики, которая высшему понятию приписывает реальное зна-

чение,

—

быть производящей причиной низших понятий,

—

возникает необхо-

димость неизменной иерархии, а благодаря этому и указанный выше образ

пирамиды понятий.

Производные признаки суть нечто иное, нежели зависимые. Зависимым явля-

.

ется такой признак, который может мыслиться только при предположении

других признаков, как цвет при предположении протяженности. Производ-

ным признак является тогда, когда он вместе с тем есть необходимое следствие

других признаков.

Это неудобство господствующей логической терминологии, что два столь раз-.

личных процесса, как анализ понятия на его признаки и развитие противопо-

ложных понятий из высшего, обозначаются выражениями, заимствованными

от деления. Так что один раз должно пониматься деление содержания на его

элементы, другой раз

—

деление объема на исключающие друг друга объемы.

Тем самым возникает то иррациональное, что благодаря делению понятия

приобретаются не части понятий, а такие понятия, в каждом из которых все

разделенное понятие является как часть. Но если последовательно исходить

от содержания понятий, то в таком случае речь может идти только о развитии

заключающихся в нем различий. Термин «разделение, или деление» (division

—

у Аристотеля

διαίοεσις

), напротив, подходит к совокупности единичных объек-

тов, подпадающих под понятие. Совокупность эта рассматривается как целое,

которое необходимо разложить на различные группы.

Обсуждать особо так называемое подразделение (subdivisio) нет никакого

.

основания, так как процесс абсолютно один и тот же, делится высшее или низ-

шее родовое понятие.

Если к дефиниции предъявлять требование еще в другом смысле, чтобы она .

была реальной дефиницией, то тем самым вносится путаница в научные задачи.

445

DEGB_HCE¬

Вопрос о том, соответствует ли логически совершенно определенному поня-

тию действительный объект,

—

этот вопрос может быть разрешен лишь в том

случае, если мы имеем понятие и можем подвести под него данное. Вопрос

о том, указывают ли признаки понятия сущность подпадающих под него вещей

или могут ли быть благодаря этому эти вещи поняты из своих реальных при-

чин,

—

этот вопрос может быть разрешен лишь после совершенного позна-

ния объектов. Но само это познание не может быть названо дефиницией. Это

применимо также и к примеру Лотце (Logik, 2-е изд., с. 202): «Если душу мы

назовем субъектом сознания, процесса представления, чувствования и хоте-

ния, то это с удобством может быть названо номинальной дефиницией

—

лишь

тот взгляд, который доказал бы, что или сверхчувственное и неделимое суще-

ство, или только связанная система материальных элементов может образо-

вать носителя сознания и его многообразных проявлений,

—

лишь этот взгляд

мог бы установить реальную дефиницию души». Познание того, какого рода

существам принадлежит прежде всего мыслимое в понятии души определение:

быть субъектом сознания не есть дефиниция, а установление зависимости пер-

воначально мыслимых признаков от других, которые еще не включены в поня-

тие. Если зависимость эта познана, то понятие оказывается обогащенным,

мы понимаем теперь под душой нематериальное неделимое существо, кото-

рое является субъектом сознания. Но эта дефиниция является теперь в том же

самом смысле номинальной дефиницией и в том же самом смысле реальной

дефиницией, как и первая. Также и теперь мы наименовываем, только пол-

нее «те условия, какие должно выполнить какое-либо реальное, чтобы иметь

право на название души». Оба понятия обозначают лишь две стадии на пути

к цели познания. Дальнейшее исследование могло бы научить нас, в каком

отношении подпадающие под это обогащенное понятие существа должны сто-

ять по своей природе к другим существам и т. д. Благодаря этому могли бы полу-

читься еще более богатые дефиниции. Всякое познание, чтобы определить

однозначным образом свой объект, предполагает дефиницию употребленно-

го для этого слова. Если оно находит, что с установленными таким образом

признаками необходимо связаны другие признаки, то эти последние включа-

ются в дефиницию, чтобы с этим обогащенным понятием поступить таким же

образом. Требование реальной дефиниции, которая заключала бы в себе суще-

ственные признаки, приводит нас полностью назад, к аристотелевскому тре-

бованию, что понятие должно указывать сущность вещи в смысле его мета-

физики. После того как мы давно уже оставили позади себя аристотелевскую

метафизику и в большинстве областей довольствуемся тем, чтобы познавать

τί

έστι

в аристотелевском смысле, было бы также своевременно, чтобы и логи-

ка отказалась от понятия так называемой реальной дефиниции. Она не имеет

уже для нас в логике никакого смысла, она представляет собой лишь односто-

ронний идеал познания.

446

FDEXYZ[ \EA]HDY

Drobisch, § 117 и сл. правильно замечает, что в синтетических дефинициях

.

deﬁ niendum собственно выступает вместо предиката и что этот есть лишь

слово в качестве имени. Дефиниции, стоящие во главе «Этики» Спинозы,

уже одной формулой «Per substantiam intelligo id, quod etc» свидетельствуют

о своей принадлежности к дефинициям второго рода, как введение простых

словесных обозначений для определенных понятий.

Ср. рассуждения G. Rümelin’a Juristische Begriffsbildung, 1878, с. 22 и сл..

При этом природа понятий в их отношении к конкретно существующему обна-

.

руживается лишь с особенной стороны. До сих пор мы прямо не имели в виду

той трудности, какую детальным и остроумным способом подчеркивает в осо-

бенности Фолькельт (Erfahrung und Denken, с. 342 и сл.) мыслимо вообще

общее, как таковое, есть ли оно объект действительного процесса представ-

ления, или же, наоборот, согласно Беркли, имеются лишь единичные нагляд-

ные представления, общее же замещается только словом. Ссылаясь на Лотце

(Logik, 2-е изд., с. 40 и сл.), Фолькельт развивает дальше, что общего нельзя

получить путем простого опущения различающих признаков. «Или разве

мысль о треугольнике, который не есть ни равносторонний, ни неравносто-

ронний, ни остро

—

,ни прямо

—

,ни тупоугольный, не является как раз бес-

смыслицей?» Поэтому общее может-де мыслиться только в отношении к неоп-

ределенной целокупности единичного. К понятию принадлежит-де побочная

мысль о том, что общее становится мыслимым нечто только благодаря разли-

чающим признакам, только в единичном и как единичное. Отсюда следует-де,

что содержащееся в понятии требование могло бы быть осуществлено только

в сознании, которое, мысля общее, в том же самом неразделенном акте вместе

с тем реализовало бы принадлежащее сюда наглядное представление, и притом

как бесконечное, абсолютное, безвременное мышление. В этих рассуждениях,

без сомнения, правильным является то, что в качестве идеала нашего мыш-

ления нам предстоит такое всеобъемлющее сознание, которое обладало бы

целой системой понятий со всеми их особенностями и система эта была бы

осуществлена в конкретных явлениях. Но вместе с тем тут отступает на задний

план та точка зрения, которая уничтожает указанное затруднение и для наше-

го фактического мышления придает общим понятиям как таковым их значе-

ние: именно что требуемые логикой понятия на первом плане имеют то значе-

ние, чтобы функционировать в качестве предикатов, а не служить прямо пред-

ставителями сущего как такового, которое, естественно, всегда должно быть

единичным, конкретным, определенным. Мысль о «треугольнике», который

не является ни равносторонним, ни неравносторонним, ни прямоугольным,

ни косоугольным, есть, конечно, бессмыслица: если то, что я мыслю при тре-

угольнике, я должен представить, как единичное наглядно данное,

—

то я дол-

жен выполнить детерминацию, и я не могу отрицать ее. Но разве я не могу

утверждать о фигуре только то, что она треугольник, не заботясь о ее величи-

447

DEGB_HCE¬

не и ближайшей форме? Всякий акт суждения как всякое образование поня-

тий покоится на способности анализа выдвигать отдельные стороны. «Быть

треугольным»

—

это является ведь совершенно определенным, само по себе

понятным предикатом,

—

насколько верно то, что я имею ясное представление

о том, что есть угол и что есть число «три». И разве я действительно не мог бы

иметь никакого субъективного коррелата к этому общему слову «угол»? Конеч-

но, не тогда, когда я предношу себе готовые наглядные представления; а разу-

меется, тогда, когда я обращаю внимание на тот процесс, благодаря которому

у меня возникает наглядное представление об угле, неожиданное изменение

направления, какое я непосредственно ощущаю в движении взора, независимо

от того, является оно большим или малым. И разве у меня не было бы никакого

представления о числе «три», если бы я при этом не мыслил совершенно опре-

деленных предметов? Разве недостаточно мне сознавать процесс счета трех,

который я могу применить ко всему что угодно? Формулы понятий не имеют

своей задачей заменять наглядное представление о единичном, а лишь сделать

возможным его логический анализ; в их основе кроется только, что всякое еди-

ничное может быть выражено при помощи общих предикатов.

Постольку я не могу вполне согласиться с рассуждениями Baumann’a

.

(Philosophie als Orientierung über die Welt, с. 296 и сл.) о математической необ-

ходимости. Один только опыт с постоянством процесса представления в раз-

личных повторениях еще не дает никакой необходимости. Действительность

факта не может исключать мысли о возможности иной формы бытия. Это

может сделать лишь сознание, что этот факт, как он теперь действительно есть,

всегда действительно будет, т. е. сознание о необходимости.

Если Дж. Ст. Милль (заключение второй книги) рассматривает закон проти-

.

воречия как одно из наших первых и наиболее обычных обобщений из опыта

и его значение находит в том, что вера и неверие суть два различных состоя-

ния духа, которые исключают друг друга, что мы познаем из наипростейше-

го наблюдения над нашим собственным духом,

—

то я могу в известном смысле

согласиться с этим. Но загадка тогда кроется именно в том, откуда мы знаем,

что они не только различны, но что они исключают друг друга? Если из само-

го простого наблюдения должна проистечь уверенность, что они исключа-

ют друг друга, то именно сама необходимость этого должна непосредственно

дойти до сознания.

Геометрические построения постольку занимают своеобразное место, что

.

в них, с одной стороны, уничтожается различие между единичным образом

и понятием. Поскольку именно они рассматриваются как внутренние, зави-

сящие только от нашей построяющей деятельности образования, которые,

правда, в данное мгновение могут представляться наглядно как единичные, но

по произволу могут повторяться в том же самом виде, так что их тождество свя-

зано исключительно с тождеством представленного,

—

постольку им принадле-

448

FDEXYZ[ \EA]HDY

жит всеобщность представления и понятия. Единичное как таковое есть общее.

Но поскольку предполагается, что их элементы даны всем одинаковым образом

и что благодаря внешнему наглядному представлению они могут быть навязаны

всякому

—

постольку вследствие своей тождественности для всех они оказывают-

ся родственными наглядно представляемому сущему и можно в известном смыс-

ле говорить об их объективном бытии. Чтобы не повторяться, мы откладываем

более точное исследование относящихся сюда суждений до третьей части.

«Сущее» вообще не может рассматриваться как истинное родовое понятие

.

к единичному сущему, так как «быть» вообще не означает никакого содержа-

ния представляемого, оно не есть «реальный предикат»: ибо оно оставляет

совершенно неопределенным, что именно есть то, чему принадлежит «быть».

С точки зрения понятия, оно есть лишь общее имя. Так как «быть» является

для нас предикатом, выражающим отношение, то оно не может быть никаким

общим признаком. Ибо нужно было бы доказать, что этот предикат коренится

в таком существенном определении, которое обще понятию всего сущего.

Учение Канта, что высказывания внутреннего чувства вследствие субъективно-

.

сти формы времени относятся лишь к явлениям, не затрагивает логического

характера суждений, а лишь метафизическое значение и смысл той реально-

сти, какая высказана этим. Их непосредственная достоверность как суждение

при кантовской предпосылке является столь же неоспоримой, как и при вся-

кой другой.

Ср. превосходное сочинение W. Windelband’a «Ueber die Gewissheit der

.

Erkenntniss», которое в столь многих пунктах согласуется с установленными

здесь положениями, что за немногими исключениями я мог бы подписаться

почти под каждым словом. Он говорит (с. 87 и сл.) по поводу указанного выше

вопроса, откуда появляется уверенность в том, что известное представление

есть воспоминание: что, в конце концов, лишь ясное чувство, сопутствующее

представлению, говорит нам, что однажды оно уже представлялось. Но чув-

ство это, в конце концов, покоится на том, что с этим представлением ассоции-

ровалось побочное представление о его связи и отношении к «Я», и это побоч-

ное представление всплывает теперь вместе с тем и вступает в сознание в каче-

стве чувства воспоминания. Этим объясняется, говорит он, что мы можем

вторично иметь представления, не ведая, что они суть воспоминания, имен-

но в том случае, когда их связь с представляющим «Я» не дошла ясно до соз-

нания. Это объяснение верно постольку, что обыкновенно особенное чувство

различает для нас уже знакомое от незнакомого. Но уверенность это чувство

может дать лишь тогда, когда из него можно восстановить познанную связь

единичного представления с чем-либо другим и тем самым его связь с настоя-

щим моментом. Когда я вижу известную личность, я могу с величайшей силой

ощущать то чувство, какое обыкновенно различает знакомое от незнакомого;

но совершенную уверенность я имею лишь тогда, когда я вспоминаю те обстоя-

449

DEGB_HCE¬

тельства, при которых я видел ее раньше, когда я, таким образом, включил ее

во всегда для меня наличный круг того, что образует мое самосознание. В этом

и заключается то отношение к «Я», которому Виндельбанд с полным правом

придает такое значение. Оно не есть отношение к абстрактному единству само-

сознания, а к эмпирическому «Я», и лишь непрестанное пробегание и согла-

сующееся связывание ряда моментов моей прежней жизни образует знание

в области воспоминания.

Относительно термина подведение ср. § 8, 6, примечание..

Поскольку существует трудность удержать в простом внутреннем воспроизве-.

дении понятий выраженные в понятиях границы текучих различий, постольку

объективная значимость такого суждения может уже, конечно, зависит от даль-

нейших процессов (измерение и т. д.).

Его известным примером (Пролегомены, § 20) служит суждение «Если солн-

.

це освещает камень, то последний становится теплым». Это суждение есть

простое суждение восприятия и не содержит никакой необходимости, как бы

часто я и другие ни воспринимали это; восприятия оказываются лишь обычно

так связанными. Но если я говорю: «солнце нагревает камень», то помимо вос-

приятия сюда привходит еще рассудочное понятие причины, которое с поня-

тием солнечного света необходимо связывает понятие теплоты, и синтетиче-

ское суждение необходимо становится общезначимым, следовательно, объек-

тивным и из восприятия превращается в опыт.

Детальный разбор теории Милля мы оставляем до исследования дедуктивно-.

го метода.

То, что входит в наше знание в качестве не подлежащего уже дальнейше-

.

му обоснованию, Аристотель различает в главных местах Anal. post.

2 и 10

άξίωμα

(он различает на

%πόθεσις

, которая говорит, что нечто есть или не есть,

Mρισμος

, который указывает лишь «что», а не то, что оно есть или не есть.

А та

%πόθεσις

, которая устанавливается вопреки предпосылкам обучающего-

ся, есть

αOτημα

Последний термин не мог получить неизменного значения. Новейшее

употребление слова «постулат» определено Кантом

—

но опять-таки неточно.

В «Критике чистого разума» он ссылается на словоупотребление математиков:

«постулатом называется практическое положение, которое содержит только

синтез, благодаря чему мы впервые даем себе предмет и производим его поня-

тие». Поэтому основоположения модальности он называет постулатами, так

как они указывают тот способ, как понятие вещей связывается познаватель-

ной способностью. Но в «Критике практического разума» постулат есть тео-

ретическое как таковое, далее не доказуемое положение, поскольку оно нераз-

рывно связано с a priori безусловно значимым практическим законом. Это

разногласие встречается вновь также и в «Логике» Канта. В предыдущем мы

расширяем вторую дефиницию.

450

FDEXYZ[ \EA]HDY

В.

различии

математического

динамического

употребления

синтеза

чистых

понятий

рассудка.

Ср..

Милль,

Логика,

книга

глава

книга

глава

Я могу согласиться с Виндельбандом (ор. с., с. 76), что есть верховное прави-.

ло познавания

—

т. е., точнее, нашего стремления к познанию,

—

согласно кото-

рому ко всякому явлению мы ищем причину. Только правило это недостаточ-

но для того, чтобы указать теперь для всякого явления достаточное основание.

И такое правило было бы необходимо, чтобы обосновать истинность наших

суждений восприятия. Ср. критику этой теории причинности в труде Spir’ a,

Denken und Wirklichkeit, с. 121 и сл.

К тому же самому в существенном приходит, кажется мне, и Baumann в обосно-

.

вании реализма (Philosophie als Orientierung über die Welt, с. 248 и сл.).

Писанное с образцовой ясностью и осмотрительностью исследование

Zeller’a «Ueber die Gründe unseres Glaubens an die Realität der Aussenwelt» (Vor-

träge und Abhandlungen, dritte Sammlung, с. 225 и сл.) приводит, в сущности,

к тому же самому результату, хотя он старается устранить допущение, что я сам

есть единственное реальное существо, которое существует, таким возражени-

ем, которому он придает значение доказательства. Ибо доказательство приво-

дится ведь лишь из того, что содержание нашего сознания было бы необъяс-

нимо при той предпосылке. Он предполагает, следовательно, необходимость

объяснения, и притом причинного объяснения. Но эта необходимость явля-

ется прежде всего субъективной необходимостью стремления. То, что потреб-

ность в объяснении и понимании оправдывает убеждение относительно реаль-

ности внешнего мира,

—

это имеет ведь значение только в смысле постулата.

Аксиома о том, что ничто непонятное не может существовать, тем меньше

может быть принята, что полная понятность данного всегда является лишь

задачей, которую мы никогда не можем вполне разрешить. Насколько я впол-

не согласен, следовательно, с рассуждениями относительно несостоятельно-

сти допущения, что наши представления суть будто бы лишь продукты созна-

тельного субъекта,

—

настолько же я могу придавать лишь характер постулата

той последней предпосылке, на которой покоится наше убеждение относи-

тельно реальности внешнего мира. Но из этого постулата следует для меня

также и та задача, которая формулируется на 221 стр.,

—

причина тех явлений

сознания, которые мы называем восприятиями, должна определяться соответ-

ствующим фактам образом.

Всестороннее исследование принципа причинности, дабы не повторяться, мы

.

отлагаем до третьей части.

Об отношении между суждением и выводом ср. во многих отношениях превос-.

ходные рассуждения Schuppe, Erk. Logik, с. 124 и сл.

Ср. Kant, Logik (Hartenst.

.

с. 453, § 57): «Общий принцип, на котором поко-

ится значимость всякого акта вывода путем разума, может быть определен-