1980-й. Рассвет. Открываю глаза. Ой, я опять проснулся. От постели
ужасно воняет, но это запах дома. Запах убежища. Раздражает другое:
простыни как будто крошатся и распадаются, и крошки царапают кожу.
И вот оно, солнце. Строго по расписанию. Пустой и самодовольный
свет бьет в глаза. Такой, блядь, уродливый. Как надзиратель в
тюряге. Он меня бесит. И утомляет. Снова такая усталость -
опять.
Но вот он я, просыпаюсь. Я знаю, в чем дело: в последнее время я так похудел, что не осталось вообще никакой преграды между кожей и нервными окончаниями, поэтому все, что происходит снаружи, бьет прямо по нервам. Весь этот свет. Прилив света. День - как большой океан; прижимает свою довольную дебильную рожу к окнам и стенам моей потерпевшей крушение квартирки, и вот он я, совершенно один. Я тону. Я уже утонул.
Но я по-прежнему молодой и красивый.
Но вот он я, просыпаюсь. Я знаю, в чем дело: в последнее время я так похудел, что не осталось вообще никакой преграды между кожей и нервными окончаниями, поэтому все, что происходит снаружи, бьет прямо по нервам. Весь этот свет. Прилив света. День - как большой океан; прижимает свою довольную дебильную рожу к окнам и стенам моей потерпевшей крушение квартирки, и вот он я, совершенно один. Я тону. Я уже утонул.
Но я по-прежнему молодой и красивый.